ей, застегивая молнию на джинсах,  повернулся  и  тоже  увидел
бедуина.
   - Не знаю, - сказал он. - Думаю, не будет. Но не подходи слишком  близко,
может, у него блохи. Я включу зажигание, а ты быстро щелкни и, если  ему  не
понравится, сразу беги к машине. Только быстро.
   Рей  взобрался  в  кресло  водителя  и   включил   двигатель.   Заработал
кондиционер, и Рей сразу почувствовал себя лучше.
   Мейбел сделала несколько шагов вперед и подняла фотоаппарат.
   - Могу я вас сфотографировать? - спросила  она.  -  Фотоаппарат?  Сделать
снимок? Чик-чик? Для моего альбома?
   Бедуин стоял совершенно неподвижно и молча смотрел на Мейбел. С его  плеч
до самого песка свисал длинный халат, джеллаба,  когда-то  белый,  а  теперь
весь в грязных пятнах и пыли.  Скрученное  из  двух  черных  шнурков  кольцо
удерживало на его голове грязный красно-белый платок - куфию. Один из концов
длинной куфии был закреплен с  другой  стороны  у  виска  так,  что  полотно
закрывало все лицо бедуина  чуть  ниже  переносицы,  и  Мейбел  видела  лишь
опаленную солнцем пустыни узкую полоску лба и внимательные темные глаза. Она
давно решила по возвращении домой сделать  фотоальбом,  у  нее  было  готово
множество фотографий, но среди них  не  было  ни  одного  снимка  настоящего
бедуина на фоне бескрайней пустыни.
   Мейбел поднесла фотоаппарат к глазам. Она прищурилась, через видоискатель
устанавливая  в  центре  рамки  будущего  снимка  фигуру  жителя  пустынь  и
одновременно прикидывая, успеет ли добежать до автомобиля, если бедуин вдруг
бросится на нее, потом нажала на спуск.
   - Большое спасибо, - сказала Мейбел.
   Пока что бедуин стоял, как изваяние. Широко улыбаясь, Мейбел попятилась к
автомобилю. Она вспомнила, что "Ридерз дайджест"  настоятельно  рекомендовал
американцам при встрече с человеком, не  понимающим  английского,  постоянно
улыбаться.
   - Дорогая, садись в машину, - крикнул Рей.
   - Все в порядке, мне кажется,  он  ничего  не  имеет  против,  -  сказала
Мейбел, открывая дверцу.
   Пока  Мейбел  фотографировала  бедуина,  лента  в   кассете   магнитофона
кончилась и автоматически включился радиоприемник. Рей Уолкер протянул  руку
и втащил жену в машину. Взвизгнули тормоза, и автомобиль рванулся вперед.
   Бедуин глазами проводил путешественников, пожал плечами и  направился  за
песчаную дюну, где он замаскировал свой "лендровер". Через несколько  секунд
он тоже ехал в сторону Абу-Даби.
   - К чему такая спешка? - недовольно проворчала Мейбел Уолкер. - Он  и  не
собирался нападать на меня.
   - Не в этом дело, дорогая, - объяснил Рей. Теперь это был  совсем  другой
человек; он плотно сжал губы, внимательно  следил  за  дорогой  и,  судя  по
всему, был готов немедленно разобраться с любым международным конфликтом.  -
Нам нужно как можно  быстрей  добраться  до  Абу-Даби  и  первым  же  рейсом
возвращаться домой. Насколько я понял, сегодня утром Ирак напал  на  Кувейт,
черт его побери. Иракские войска могут появиться здесь в любую минуту.
   Это было 2 августа 1990 года в десять часов утра по местному времени.
   Двенадцатью  часами  раньше  недалеко  от  небольшого  аэродрома   Сафван
полковник Осман Бадри в напряженном ожидании стоял у танка Т-72. Эти тяжелые
машины составляли  главную  ударную  силу  иракской  армии.  Конечно,  тогда
полковник не мог знать, что именно здесь, у Сафвана, не только начнется,  но
и закончится война за Кувейт.
   Рядом с летным полем, на котором была лишь взлетно-посадочная полоса и ни
одного здания, с севера на юг протянулась широкая  автомагистраль.  На  этой
автомагистрали, по которой  полковник  приехал  сюда  три  дня  назад,  чуть
севернее Сафвана была развилка. Повернув на  запад,  можно  было  попасть  в
Басру, а если ехать по шоссе, ведущему на северо-восток, то в  конце  концов
окажешься в Багдаде.
   В южном  направлении,  всего  в  пяти  милях  от  аэродрома  располагался
кувейтский пограничный пост. Если с того места, где стоял  полковник  Бадри,
смотреть на юг, то можно было увидеть тусклые огни Джахры, а за ними,  через
залив, отблеск огней столицы, Эль-Кувейта.
   Полковник Бадри был возбужден. Пришел звездный  час  и  для  его  страны.
Настало время наказать кувейтских  подонков  за  все  то  зло,  которое  они
причинили  великому  Ираку,  за  необъявленную   экономическую   войну,   за
нанесенный ими финансовый ущерб, за их высокомерие и самонадеянность.
   Разве не Ирак долгих восемь лет в кровавой  битве  сдерживал  орды  диких
персов, которые  иначе  захватили  бы  все  северное  побережье  Персидского
залива; тогда роскошной жизни кувейтцев пришел бы конец. Так что же,  теперь
Ирак должен молча смотреть, как Кувейт  выкачивает  львиную  долю  нефти  из
месторождения Румайялах, которые они разрабатывают совместно? И почему  Ирак
должен терпеливо жить в нищете лишь из-за того, что  Кувейт  выбрасывает  на
рынок все больше и больше нефти и сбивает цену?  Разве  Ирак  может  покорно
сносить издевательства,  когда  собаки  Аль  Сабаха  настаивают  на  выплате
ничтожного займа в пятнадцать миллиардов долларов, взятого Ираком  во  время
войны?
   Нет, раис, как всегда, прав. Если заглянуть в  историю,  то  ведь  Кувейт
испокон веков был девятнадцатой провинцией Ирака, был до  тех  пор,  пока  в
1913 году проклятые англичане не провели эту чертову линию  в  песках  и  не
создали это  богатейшее  в  мире  государство.  Теперь,  этой  же  ночью,  в
ближайшие  часы,  Кувейт  будет  возвращен  Ираку,  и  Осман   Бадри   будет
участвовать в этом историческом событии.
   Как армейский инженер Осман Бадри не будет в первых рядах, но  он  пойдет
вслед   за   передовыми   частями   вместе   со   своими   мостостроителями,
бульдозеристами, саперами, дорожниками. Он откроет  путь  иракским  войскам,
если кувейтцы попытаются заблокировать дороги. Правда, разведка с воздуха не
обнаружила никаких препятствий. Ни земляных работ, ни бетонных  ловушек,  ни
противотанковых траншей, ни песчаных террас. Но на всякий случай  инженерные
части под командованием Османа Бадри будут наготове, чтобы при необходимости
расчистить  путь  для  танков  и  механизированной  пехоты   Республиканской
гвардии.
   В нескольких ярдах от того места, где стоял полковник Бадри, была разбита
командная палатка, в которой  теснились  старшие  офицеры.  Склонившись  над
картами и внося последние уточнения в планы  вторжения  в  Кувейт,  они  уже
несколько часов ждали последнего приказа. Приказ "Вперед!" должен был отдать
сам раис из Багдада.
   Полковник Бадри уже разговаривал со своим  непосредственным  начальником,
генералом Али Мусули, который командовал всеми инженерными войсками иракской
армии. Полковник был искренне предан генералу, в  частности  за  то,  что  в
феврале тот рекомендовал его для выполнения "специального задания".  Сегодня
Бадри успел доложить генералу, что  его  части  полностью  укомплектованы  и
готовы двинуться вперед.
   Во время беседы Мусули  представил  полковника  Бадри  проходившему  мимо
генералу Абдуллаху Кадири, командующему бронетанковыми войсками. Потом Бадри
заметил и командующего элитными войсками. Республиканской гвардией, генерала
Саади Тумаха Аббаса,  когда  тот  входил  в  палатку.  Полковник  Бадри  был
преданным сыном партии и искренним почитателем Саддама Хуссейна, поэтому его
покоробило, когда Кадири, тоже увидев Аббаса, как бы между прочим вполголоса
проворчал: "Интриган". Разве Тумах  Аббас  не  пользовался  доверием  самого
Саддама Хуссейна и разве он не был награжден за победу в жестоком сражении у
Фао, которое решило исход войны с Ираном?  Полковник  Бадри  отмахивался  от
доходивших до него нелепых слухов о том, что на самом деле  сражение  у  Фао
было  выиграно  благодаря   генералу   Махеру   Рашиду,   теперь   бесследно
исчезнувшему.
   В темноте то и дело сновали офицеры гвардейских  дивизий  "Таваккулна"  и
"Медина". Мыслями полковник Бадри снова вернулся в ту  памятную  февральскую
ночь, когда генерал Мусули приказал ему  передать  почти  готовый  объект  в
Эль-Кубаи другому офицеру и явиться в Багдад,  в  генеральный  штаб.  Мусули
сказал, что, вероятно, полковника ждет другое назначение.
   - Тебя хочет видеть сам президент,  -  неожиданно  сказал  Мусули.  -  Он
пришлет за тобой. Иди в офицерскую казарму и  будь  готов  выехать  в  любое
время дня и ночи.
   Бадри не на шутку встревожился. Что  он  сделал?  Может,  что-то  не  так
сказал? Да нет, он не мог даже подумать ничего  плохого  о  президенте,  это
просто немыслимо. А если был ложный донос? Нет, в таком случае президент  не
посылает за тем, кого оговорили, его  просто  забирает  команда  головорезов
бригадира Хатиба и увозит, чтобы дать ему  хороший  урок.  Заметив  на  лице
полковника  растерянность,  Мусули  расхохотался,  обнажив  белые  зубы  под
пушистыми черными усами. Подражая Саддаму Хуссейну,  многие  высшие  офицеры
отпустили такие усы.
   - Не бойся, он приготовил для тебя задание, особое задание.
   Мусули оказался прав. Не прошло и суток, как Бадри  вызвали  в  вестибюль
офицерских казарм. Его уже ждал длинный черный штабной автомобиль, в котором
сидели двое из Амн-аль-Хасса, частей специальной президентской охраны. Бадри
доставили прямо в президентский дворец, где ему предстояла самая  волнующая,
самая важная, незабываемая встреча.
   Дворец располагался на углу  улиц  Кинди  и  Четырнадцатого  июля,  возле
моста, который тоже назвали мостом Четырнадцатого июля в память  первого  из
двух июльских переворотов 1968 года, приведших баасистскую партию к власти и
положивших конец  периоду  правления  генералов.  Бадри  провели  в  комнату
ожидания и продержали там часа два. Дважды его  тщательно  обыскали  и  лишь
после этого допустили в приемный зал.
   Когда остановились  сопровождавшие  Бадри  охранники,  тотчас  по  стойке
"смирно" встал и он, дрожащей рукой отдал честь, секунды через три сорвал  с
головы свой форменный берет и сунул его под левую руку.  После  этого  Бадри
стал весь внимание.
   - Значит, ты и есть тот самый гений маскировки?
   Полковника Бадри предупреждали, что нельзя смотреть  раису  в  глаза,  но
иначе Бадри не мог, ведь президент обращался к нему лично.  Впрочем,  в  тот
день Саддам Хуссейн был в хорошем  настроении.  Глаза  стоявшего  перед  ним
молодого офицера светились любовью  и  восхищением.  Хорошо,  его  можно  не
опасаться. Сдержанно,  не  повышая  голоса,  президент  объяснил  полковнику
задачу. Бадри  распирало  от  гордости  и  благодарности  за  оказанное  ему
доверие.
   Потом в течение шести месяцев он работал как вол, стараясь сдать объект в
назначенные очень жесткие сроки. Работы были  закончены  на  несколько  дней
раньше запланированного.  Раис,  как  и  обещал,  предоставил  Бадри  полную
свободу действий. В его распоряжении было все и вся.  Если  выяснялось,  что
для работ нужно больше бетона или стали, чем предполагалось, достаточно было
позвонить по личному номеру Камилю, и племянник  президента  тотчас  выделял
все необходимое  из  фондов  своего  министерства.  Если  Бадри  требовалась
дополнительная рабочая сила, вскоре привозили еще  сотни  рабочих  -  всегда
только завербованных корейцев или вьетнамцев. Они  работали  на  совесть,  а
жили все лето в жалком барачном городке,  что  был  построен  неподалеку  от
объекта в долине. Потом их всех увезли, куда именно, Бадри понятия не имел.
   Если не считать этих рабочих, то по дороге на объект не  приезжал  никто.
Единственная дорога, потом тоже  уничтоженная,  предназначалась  только  для
грузовиков, доставлявших сталь и другие материалы, и для  бетономешалок.  За
исключением водителей грузовиков, все сюда прибывали  только  на  вертолетах
советского производства, да и то с завязанными глазами.  Перед  отправкой  с
объекта всем посетителям снова завязывали  глаза.  Это  правило  соблюдалось
даже в отношении самых высокопоставленных начальников.
   Место для объекта выбирал сам Бадри. Он не  один  день  провел  в  кабине
вертолета, тщательно осматривая горы.  В  конце  концов  он  остановился  на
местечке  Джебаль-аль-Хамрин,  к  северу  от  Киффи,  где  вдоль  дороги   в
Сулейманию холмы Хамрина постепенно переходили в высокие горы.
   Полковник Бадри работал по двадцать часов в сутки, спал на чем  придется,
угрозами,  похвалами,  лестью   и   подкупами   добивался   от   подчиненных
поразительной разворотливости и  закончил  работы  в  конце  июля.  К  этому
времени были тщательно ликвидированы все следы работ, убраны все  кирпичи  и
куски бетона, любая железка, которая могла бы, сверкнув  на  солнце,  выдать
себя, была стерта каждая царапина на скалах.
   Для охраны объекта построили  три  деревни,  куда  завезли  коз  и  овец.
Наконец, стерли и единственную дорогу; двигаясь  задним  ходом,  землеройная
машина сбросила гравий и булыжник покрытия дороги в долину. Истерзанная гора
и окружавшие ее три долины приобрели такой же или почти такой же вид,  какой
они имели до начала работ.
   Вот так он, полковник  инженерных  войск  Осман  Бадри,  потомок  великих
строителей,  когда-то  воздвигнувших  Ниневию  и  Тир,  ученик   знаменитого
русского военного строителя Степанова, большой мастер  маскировки,  то  есть
искусства сделать так, чтобы  что-то  выглядело  ничем  или  совсем  другим,
построил для Саддама Хуссейна крепость Каала. Никто  не  мог  ее  увидеть  и
никто не знал, где она находится.
   Прежде чем приступить к маскировке  объекта,  Бадри  долго  смотрел,  как
монтажники и ученые собирали устрашающую  пушку,  ствол  которой,  казалось,
уходит прямо к звездам. Когда все было готово,  монтажники  тоже  уехали,  и
возле пушки остался лишь гарнизон объекта.  Всему  гарнизону  предстояло  не
только нести вахту, но и жить здесь. Никто из них не  выйдет  из  подземного
убежища.  Человек  сможет  попасть  сюда  или  выбраться  отсюда  только  на
вертолете, да и тот не будет приземляться, а  лишь  зависнет  ненадолго  над
крохотной лужайкой в стороне от горы. Немногочисленным посетителям по дороге
на объект или с объекта всегда будут завязывать  глаза.  Экипажи  вертолетов
будут жить на базе иракских ВВС,  на  которой  нет  телефонов  и  не  бывает
посетителей. По распоряжению Бадри рабочие разбросали семена трав,  посадили
кустарники, а потом и рабочие и инженеры покинули крепость.
   Бадри, конечно, этого не знал, но рабочих увезли сначала  на  грузовиках,
потом пересадили в автобусы с зачерненными стеклами. Далеко от  крепости,  в
узком глубоком ущелье, автобусы  с  тремя  тысячами  корейцев  и  вьетнамцев
остановили, из них вышли охранники, а через несколько минут  взрывы  срезали
горный склон, который скатился на автобусы и похоронил  их  навсегда.  Потом
другая команда расстреляла охранников, ведь они тоже видели Каалу.
   Воспоминания Бадри прервали возбужденные голоса, донесшиеся из  командной
палатки. Скоро тысячи и тысячи томившихся  в  ожидании  солдат  узнали,  что
наконец получен приказ о наступлении.
   Полковник побежал к своему грузовику, вспрыгнул в пассажирское кресло,  а
водитель тем временем  уже  включил  двигатель.  Впрочем,  спешить  им  было
некуда: все равно пришлось  сначала  пропускать  машины  двух  бронетанковых
дивизий, которые должны были выполнять роль ударной  силы.  С  оглушительным
ревом изготовленные в СССР танки Т-72 покидали летное  поле  и  выходили  на
шоссе, ведущее в Кувейт.
   Позднее   Осман   Бадри   рассказывал    своему    брату    Абделькариму,
летчику-истребителю, полковнику ВВС Ирака, что вторжение напоминало охоту на
куропаток, а не серьезную войну. Беспомощный полицейский пост возле  границы
был смят и уничтожен в мгновение ока. К двум  часам  утра  танковая  колонна
перешла границу и покатилась на юг. Если кувейтцы надеялись, что эта  армия,
четвертая по численности в мире,  остановится  у  Мутлы  и  будет  потрясать
оружием до тех пор,  пока  Кувейт  не  уступит  требованиям  раиса,  то  они
ошибались.  Если  западные  правительства  полагали,  что   иракская   армия
удовлетворится  захватом  островов  Варбах  и  Бубиян,   обеспечивающих   им
долгожданный выход в Персидский залив, то они тоже заблуждались.  Полученный
из Багдада приказ гласил: захватить весь Кувейт.
   Перед рассветом к северу от  Эль-Кувейта,  возле  небольшого  кувейтского
городка нефтяников Джахры, завязалось танковое сражение. На север  рванулась
единственная кувейтская танковая бригада, которую  за  неделю  до  вторжения
отвели подальше от границы, чтобы не провоцировать Ирак.
   Схватка была неравной, хотя кувейтцы,  эти  жалкие  торговцы  и  нефтяные
спекулянты, сражались на удивление отчаянно и умело. Они  задержали  ударные
части  Республиканской  гвардии  на  целый  час,   дав   возможность   своим
истребителям, "миражам" и "скайрэям", подняться в воздух с  аэродрома  возле
Ахмади. Но у них  не  было  ни  малейшего  шанса.  Огромные  советские  Т-72
буквально  крошили  уступавшие  им  по  размерам   танки   Т-55   китайского
производства, стоявшие на вооружении кувейтской  армии.  За  двадцать  минут
оборонявшиеся потеряли двадцать машин. Вскоре немногие оставшиеся кувейтские
танки были вынуждены отступить.
   Осман Бадри следил за сражением издалека. Конечно, тогда он не мог знать,
что придет день,  когда  те  же  самые  огромные  Т-72  дивизий  "Медина"  и
"Таваккулна", которые сейчас, стреляя на ходу, ловко маневрировали в  клубах
пыли и дыма, будут в свою очередь разгромлены  британскими  и  американскими
"челленджерами" и "абрамсами". Тем временем на востоке  над  иранским  небом
появилась тонкая розовая полоска.
   К рассвету передовые отряды иракской армии ворвались  на  северо-западные
окраины Эль-Кувейта.  Теперь  единая  танковая  колонна  разделилась,  чтобы
перекрыть все четыре автомагистрали, ведущие к столице: шоссе  из  Абу-Даби,
которое тянулось вдоль залива, шоссе из Эль-Джахры, которое проходило  между
пригородами Гранада и Андалуз, а также располагавшиеся южнее пятую и  шестую
кольцевые дороги. Выполнив эту задачу, танки четырьмя колоннами  направились
в центральный Кувейт,
   Полковнику Бадри было практически нечего делать. Здесь  не  оказалось  ни
траншей, которые должны были бы зарывать его  саперы,  ни  преград,  которые
пришлось бы взрывать динамитом, ни бетонных надолбов, которые нужно было  бы
сдвигать бульдозерами. Только один  раз  полковнику  пришлось  спасать  свою
жизнь.
   Бадри ехал в грузовике через Сулайбикхат, совсем рядом (хотя полковник  и
не знал этого) с христианским  кладбищем,  когда  откуда-то  появился  почти
невидимый на фоне яркого восходящего солнца "скайрэй"  и  четырьмя  ракетами
класса "воздух-земля" поразил шедший перед машиной Бадри танк. Тяжелый  танк
подбросило, он  потерял  гусеницу  и  загорелся.  Танкисты  в  панике  стали
вылезать из люка. Потом "скайрэй" развернулся и вторым  заходом  ринулся  на
шедшие за танком грузовики. Очередь из крупнокалиберного пулемета  разорвала
асфальтовое покрытие перед носом машины Бадри. Полковник распахнул дверцу  и
бросился на землю, а растерявшийся водитель что-то отчаянно крикнул и  резко
крутанул баранку. Грузовик занесло в кювет, и он перевернулся.
   Никто не пострадал, но  Бадри  был  взбешен.  Наглая  кувейтская  собака!
Пришлось пересесть в другой грузовик.
   Весь  день  танки,  артиллерия  и  мотопехота   двух   иракских   дивизий
расползались по улицам большого города. Время от времени то  здесь,  то  там
возникала перестрелка. В  Министерстве  обороны  кучка  кувейтских  офицеров
забаррикадировала  все  входы  и  пыталась  отразить  атаки  тем  стрелковым
оружием, которое нашлось в здании министерства.
   Иракский офицер, взывая к голосу разума обороняющихся, сказал, что  никто
из них не останется в живых, если он  откроет  огонь  из  танкового  орудия.
Несколько кувейтцев вступили в переговоры, обсуждая условия  капитуляции,  а
тем временем другие переодевались в гражданское тряпье  и