силу,  что  исходила
здесь  отовсюду.  Хор  голосов, слитых  в  единой  гармонии,
продолжал звучать, мелодичный и сильный по-прежнему,  только
теперь --- как-то смутно и словно бы издалека. Вглядевшись в
кучу  битого  кирпича  и  ошметок старой  штукатурки,  Джейк
увидел  ---  едва различимо --- лицо, в ней  сокрытое.  Лицо
женщины со шрамом на лбу.

     ---  Элли? --- спросил он шепотом. --- Вас зовут  Элли,
правда?

     Ответа не было. Лицо исчезло. Осталась одна неприглядная куча
шкукатурки и кирпича.

     Джейк опять посмотрел на розу и увидел теперь, что она не
алая,  полная  жизни  и  жара в  слепящем  жерле,  а  бледно
розовая...  такого  сухого, даже  чуть  сероватого  оттенка.
Очень красивая, но все-таки не совершенная. Кое-где лепестки
пожухли, свернувшись --- их края были мертвыми, бурыми. Роза
эта была не такая, какими обычно торгуют в цветочных лавках.
Те выращивают специально, эта же была дикой.

     ---  Ты очень красивая, --- сказал он и протянул  руку,
чтобы снова ее коснуться.

     И  хотя  не  было ветра, роза склонилась навстречу  его
руке. Джейк лишь на мгновение прикоснулся к ее лепесткам ---
гладким,  и  бархатистым, и таким дивно  живым,  ---  и  хор
призрачных голосов стал будто громче.

     --- Тебе плохо, роза?

     Ответа,  конечно, он не получил. Едва  он  убрал  руку,
роза,  склонившаяся  к  нему, снова качнулась  и  встала  на
прежнее  место  --- посреди залитой краской сорной  травы  в
своем тихом забытом великолепии.

     Разве розы сейчас цветут? спросил себя Джейк. Вроде бы еще
рано.  Впрочем,  разве что дикие розы? Но почему  эта  дикая
роза  выросла  на пустыре? И почему она только одна?  Почему
нет еще?

     Он  так  и стоял на четвереньках, завороженно глядя  на
розу,  пока  вдруг  не сообразил, что может  стоять  так  до
самого  вечера  (если вообще не всю жизнь) и  все  равно  не
приблизиться ни на йоту к разгадке тайны, в ней заключенной.
В  какой-то миг он увидел ее настоящую, как и все  остальное
на  этой  заброшенной и замусоренной площадке --- увидел  ее
без  маски,  в миг великого откровения, когда снимаются  все
покровы.  Ему  очень  хотелось увидеть ее  такой  снова,  но
только желания было мало.

     Пора возвращаться домой.

     Только теперь Джейк увидел, что те две книги, которые он
купил  утром  в "Манхэттенском ресторане для ума",  валяются
тут  же  рядом. Он поднял их с земли. И тут из "Чарли Чу-Чу"
выпал  какой-то серебристый предмет и упал на  траву.  Джейк
нагнулся, стараясь не особенно напрягать больную ногу, чтобы
поднять  его.  Хор голосов снова как будто стал  громче,  но
лишь  на  мгновение,  а потом опять замер  на  самом  пороге
слышимости.

     ---  Значит, и это тоже было взаправду, --- пробормотал
Джейк себе под нос, провел большим пальцем по тупым зарубкам
на  ключе:  по  трем  бесхитростным V-образным  впадинкам  и
завитку  в форме "s" на конце, --- и, затолкав ключ поглубже
в передний брючный карман, опять захромал к забору.

     Он уже было собрался перелезать на ту сторону, как вдруг
его озарила ужасная мысль.

     Роза! А вдруг кто-то сюда забредет и сорвет ее?

     Он  так испугался, что даже невольно издал тихий  стон.
Повернувшись, он сразу увидел ее, хотя теперь  розу  накрыла
тень  от  ближайшего  здания...  бледно  розовый  цветок   в
полумраке, ранимый, прекрасный и одинокий.

     Нельзя ее так бросать... одну... мне надо остаться, чтобы ее
охранять!

     Но  тут  в  сознании  его прозвучал голос,  голос  того
человека,  с которым он повстречался когда-то в пустыне,  на
заброшенной станции, в той, другой, странной жизни: Никто не
сорвет ее и не растопчет. Никто. Ни один хулиган. Потому что
тупые его глаза просто не вынесут вида ее красоты. Ей ничего
не   грозит.  Она  способна  сама  себя  защитить  от  таких
напастей.

     Джейк испытал неподдельное облегчение.

     А  можно  мне  снова прийти сюда и посмотреть  на  нее?
спросил  он у этого голоса-призрака. Когда мне будет  плохо,
или  если  вернуться те голоса и снова станут меня донимать?
Можно  мне  будет  прийти сюда и посмотреть  на  нее,  чтобы
немного утешить себя?

     На  этот раз голос ему не ответил. Джейк весь внутренне
замер,  прислушиваясь, но ничего не услышал. Засунув  "Чарли
Чу-Чу"  и "Загадки" за пояс брюк --- которые, как он  теперь
рассмотрел, были все в грязи и в репьях, --- он схватился за
край  забора,  подтянулся на руках  и,  перевалившись  через
верх, спрыгнул на тротуар Второй-Авеню, внимательно следя за
тем, чтобы весь вес пришелся на здоровую ногу.

     Движение на улице --- и машин, и пешеходов --- стало теперь
оживленнее: закончился рабочий день и все спешили по  домам.
Кое-кто  из  проходящих  мимо  с  удивлением  покосился   на
мальчика   в   грязных   брюках,  разорванном   бляйзере   и
расстегнутой рубашке, неуклюже перелезающего через забор, но
таких  было  немнго. Люди в Нью-Йорке привыкли к  тому,  что
периодически  кто-то  из  горожан  выкидывает,  скажем  так,
странные номера.

     Пару  мгновений  Джейк постоял на месте, преисполненный
чувством  потери.  Постепенно до  него  дошло,  что  голоса,
донимавшие   его   на  протяжении  трех   недель   и   вдруг
прекратившиеся  сегодня, продолжали хранить  молчание.  Все-
таки это уже кое-что.

     Он  поглядел на дощатый забор, и ему сразу  бросился  в
глаза  стишок, намалеванный красной когда-то краской.  Может
быть,  потому, что теперь краска стала такого же цвета,  как
роза.

     ---  Есть  ЧЕРЕПАХА, представьте себе, ---  пробормотал
Джейк  вслух.  --- Она держит мир у себя на  спине.  ---  Он
невольно поежился. --- Господи, ну и денек!

     Оторвав взгляд от забора, он медленно захромал по направлению
к дому.



        19



     Портье внизу, наверное, позвонил им в квартиру, как только
Джейк вошел в под®езд --- когда двери лифта раскрылись, отец
уже  ждал  его в холле у них на пятом. Элмер Чемберс  был  в
заношенных  и повылинявших джинсах и ковбойских  сапогах  на
высоких  каблуках. Так со своими пять футами десятью дюймами
роста  он  худо-бедно дотягивал до шести футов. Папа  всегда
стригся  "ежиком",  и черные его волосы, как  всегда,  дыбом
стояли  на  голове. Сколько Джейк себя помнит,  отец  всегда
выглядел  так, как будто он только что выбрался из затяжного
шокового состояния. Как только Джейк вышел из лифта, Чемберс-
старший схватил его за руку.

     ---   Ты  посмотри  на  себя!  ---  Отец  обвел  Джейка
внимательным взглядом, который охватывал все: и  испачканное
лицо,  и  грязные руки, и кровь, засохшую у него на виске  и
щеке,  извазюканные брюки, разорванный бляйзер  и  репейник,
прилипший   к  галстуку,  точно  диковинная  авангардистская
заколка.  ---  Давай  быстро домой!  Где  ты,  черт  возьми,
шлялся? Твоя мать чуть с ума не сошла!

     Не дав сыну и слова сказать в ответ, отец затащил Джейка
в  квартиру.  В коридорчике между столовой и кухней  стояла,
словно  бы  дожидаясь Джейка, Грета Шоу.  Она  ободрила  его
осторожным  сочувственным  взглядом  и  исчезла   в   недрах
квартиры, прежде чем "мистер" успел ее углядеть.

     Мама сидела в своем кресле-качалке. Увидев Джейка,  она
поднялась  ---  поднялась,  не  вскочила,  равно  как  и  не
бросилась  к  сыну  через  весь коридор,  дабы  покрыть  его
поцелуями  и  засыпать  упреками. Заметив  рассеянный  мамин
взгляд,  Джейк  решил,  что  с полудня  она  уже  накачалась
валиумом. Как минимум, три таблетки. Может быть, все четыре.
Его  родичи  ---  оба  ---  свято  верили  в  лучшую  жизнь,
достигаемую при посредстве высокоразвитой химии.

     ---  У  тебя  кровь! Где ты был? --- вопрос  был  задан
обычным   голосом  с  хорошо,  но  специально   поставленным
произношением, не выдающим почти уроженку Васера, разве  что
в слове "был" промелькнул намек на растянутую гласную. Можно
было  подумать,  что  она  обращается  просто  к  знакомому,
который попал в ДТП без серьезных последствий.

     --- Я гулял, --- сказал он.

     Папа,  теряя  терпение, грубо его встряхнул.  К  такому
Джейк  был  не  готов. Он пошатнулся и  тяжело  наступил  на
больную  ногу.  Нога снова взорвалась болью, и  Джейк  вдруг
взбесился.  Отец ведь так вз®елся не потому, что Джейк  безо
всякого  об®яснения  смыслся  из  школы,  оставив  на  парте
дурацкое  сочинение --- он психует из-за того, что дражайший
сынуля  набрался  наглости  и нарушил  ко  всем  чертям  его
драгоценный "режим".

     До  этого времени Джейк испытывал по отношению  к  отцу
только   три  чувства:  замешательство,  страх   и   немного
болезненную  любовь, опять же смешанную  с  замешательством.
Теперь же он понял, что чувств было пять, но последние  два,
подавляемые   до   поры,  проявились  лишь   сейчас.   Гнев.
Отвращение.  И  к  этим  новым, весьма неприятным,  чувствам
примешивалась неизбывная тоска по родному дому  ---  по  его
настоящему  дому. Это чувство сейчас захватило его  целиком,
задушив  все  другие, как дым. Он смотрел на  пылающие  щеки
отца, на его "ежик" торчком, но ему представлялся пустырь за
дощатым  забором.  Ему  так хотелось вернуться  туда,  чтобы
смотреть на розу и слушать хор призрачных голосов. Здесь все
--- не мое, думал он. Больше --- нет. Меня ждут другие дела.
Вот только бы знать, какие.

     --- Отпусти меня, --- выдавил он.

     ---  Что  ты сказал? --- Глаза отца широко распахнулись
от   изумления.  Сегодня,  заметил  Джейк,  глаза  его  были
буквально  налиты  кровью.  Наверное,  хорошо  приложился  к
своему волшебному порошку. Сейчас, наверное, не самое лучшее
время  с ним перепираться, но неожиданно Джейк осознал,  что
он  все  равно  пойдет  на конфликт ---  все  равно.  Он  не
позволит отцу обращаться с собой, как с мышью в зубах у кота-
садиста. Не сегодня. И, быть может, уже никогда. Джейк вдруг
понял  простую вещь. Причина его раздражения и гнева проста:
он  не может им рассказать о том, что с ним произошло... что
и сейчас происходит. Они сами закрыли все двери.

     Но  у  меня  есть  ключ,  вдруг подумалось  Джейку.  Он
безотчетно  потрогал  его через ткань кармана  и  неожиданно
вспомнил  конец  того странного стихотворения:  Если  хочешь
поиграть,/Приходи  к  ЛУЧУ опять./Приходи  к  ЛУЧУ  сегодня,
/Будем прыгать и скакать.

     --- Я сказал, отпусти меня, --- повторил он. --- Я ногу
себе подвернул. Ты мне делаешь больно.

     --- Я тебе сейчас сделаю по-настоящему больно, если  ты
не...

     Джейка как будто накрыло внезапной волною силы. Он схватил
руку,  что  сжимала его предплечье, и резко ее  стряхнул.  У
папы челюсть отвисла.

     ---  Я на тебя не работаю, --- сказал Джейк. --- Я твой
сын,  если  ты  не  забыл. А если ты вдруг  забыл,  посмотри
фотографию у себя на столе.

     Верхняя  губа Чемберса-старшего поползла вверх, обнажая
безупречные  зубы из лучшей металлокерамики.  На  две  трети
усмешка его состояла из изумления, но на одну треть  ---  из
ярости.

     --- Не смейте так со мной разговаривать, мистер... где,
черт возьми, уважение к отцу?

     ---  Даже  не знаю. Наверное, я его потерял  по  дороге
домой.

     ---  Ты целый день где-то шлялся, без разрешения  ушел,
мать твою, а теперь стоишь тут и грубишь отцу...

     ---  Прекратите!  Вы  оба! Немедленно  прекратите!  ---
воскликнула    мама.    Несмотря    на    громадную     дозу
транквилизатора, в ее голосе явственно слышались  истеричные
нотки. Казалось, она вот-вот расплачется.

     Отец протянул было руку, собираясь опять схватить Джейка,
но   потом,  кажется,  передумал.  Наверное,  причиной  тому
послужили  решимость и сила, с которыми  сын  только  минуту
назад стряхнул его --- отца! --- руку. Или причина была  еще
проще: взгляд Джейка.

     --- Я хочу знать, где ты был.

     ---  Я  сказал уже. Я гулял. И больше я вам  ничего  не
скажу.

     ---  Хрен моржовый! Сюда звонил ваш директор. А учитель
французского  приходил. Они оба хотели с  тобою  поговорить.
Задать  тебе пару вопросов! Я, черт возьми, хочу тоже задать
тебе пару вопросов, и хочу, чтобы ты мне ответил!

     ---  Ты весь грязный, --- заметила мама и спросила едва
ли  не  робко:  ---  Тебя  не ограбили,  Джонни?  Тебя  что,
избили... ограбили?

     --- Никто его не ограбил, --- проревел Элмер Чемберс. -
-- Ты что, не видишь, часы на нем.

     --- Но у него же кровь.

     --- Да все нормально, мамок. Это я просто ударился.

     --- Но...

     --- Я хочу спать. Я ужасно устал. Если вы все же хотите
об  этом  поговорить, то давайте утром, о'кей? Завтра,  быть
может,  у  нас получится. Но сегодня мне просто  нечего  вам
сказать.

     Отец шагнул к нему, протянув руку.

     --- Нет, Элмер! --- мама едва ли не закричала.

     Но  Чемберс-старший пропустил ее реплику  мимо  ушей  и
схватил Джейка сзади за бляйзер.

     ---  Нет, ты так от меня не уйде... --- начал было  он,
но  Джейк резко развернулся и вырвался. Разошедшийся шов  на
правом рукаве с треском раз®ехался окончательно.

     Под пылающим взглядом сына отец отступил. Лицо его, только
что  искаженное гневом, вдруг как будто потухло,  и  на  нем
появилось   теперь  выражение,  очень  похожее   на   страх.
"Пылающий  взгляд" --- это не просто метафора; глаза  Джейка
как  будто  действительно загорелись огнем.  Мама  бессильно
вскрикнула,  зажала  рукою  рот и,  отступив  на  два  шага,
безвольно упала обратно в кресло-качалку.

     --- Оставь... меня, --- отчеканил Джейк.

     ---  Что с тобой происходит? --- теперь голос отца стал
едва  ли  не  грустным. --- Что такое  с  тобой  происходит?
Ничего  никому  не  сказав, ты уходишь  из  школы  в  первый
экзаменационный  день, приходишь домой ближе  к  ночи,  весь
грязный... и ведешь себя, будто ты спятил.

     Вот  оно... и ведешь себя, будто ты спятил. Этого он  и
боялся --- с того самого дня, как начались голоса три недели
назад.  Ужасного Обвинения. Но теперь, когда это  произошло,
Джейк вдруг обнаружил, что оно не так страшно --- вообще  не
страшно, --- может быть, потому что сам для себя он уже  все
решил. Да, что-то с ним произошло. И все еще происходит.  Но
он не спятил. Нет. Во всяком случае --- пока.

     ---  Утром  мы  поговорим,  ---  повторил  он  опять  и
направился  через столовую в коридор. На этот  раз  отец  не
пытался  его  остановить. Остановил его обеспокоенный  мамин
голос:

     --- Джонни... с тобой все в порядке?

     Что на это ответить? Да? Нет? Или --- и да, и нет? Или ---
ни то, ни другое? Но голоса прекратились, а это уже кое-что.
Сказать по правде, это уже немало.

     ---  Мне  уже лучше, --- выдавил он наконец.  Спустился
вниз  к  себе в комнату и твердо закрыл за собою  дверь.  От
этого звука захлопнувшейся за спиною двери, отгородившей его
от мира, Джейк преисполнился несказанного облегчения.



        20



     Он еще постоял у двери, прислушиваясь. Голос матери был
едва различим. Голос отца --- чуть громче.

     Мама что-то сказала насчет крови и доктора.

     Отец сказал, что малыш в порядке. Что с ним единственное не
в  порядке  ---  так  это словесный  понос,  но  с  этим  он
спровится сам.

     Мама что-то сказала в том смысле, что успокойся.

     Отец ответил, что он спокоен.

     Мама сказала...

     Отец ответил.

     Она сказала... блам-блам-блам. Джейк по-прежнему их любил
---  не смотря ни на что, он был в этом уверен --- но теперь
с  ним  случилось  что-то, и это "что-то"  влекло  за  собой
неминуемую цепь событий, которым еще предстояло случиться.

     Почему?  Потому что с ней что-то творилось неладное,  с
розой.  И  еще,  может быть, потому, что  ему  так  хотелось
играть,  скакать  и  прыгать... и снова увидеть  его  глаза,
голубые, как небо над дорожной станцией.

     Джейк медленно подошел к столу, снимая на ходу бляйзер.
Пиджак  он  кончал  --- один рукав был оторван  едва  ли  не
полностью,  подкладка  свисала, как вялый  парус  в  мертвый
штиль.  Повесив  бляйзер на спинку  стула,  Джейк  уселся  и
выложил на стол две новые книги. Последние полторы недели он
очень  плохо  спал, но сегодня, как ему казалось,  он  будет
спать  хорошо. Давно он так не уставал. Может  быть,  завтра
утром, когда он проснется, он будет знать, что делать.

     Раздался легкий стук в дверь. Джейк настороженно повернулся в
ту сторону.

     --- Это миссис Шоу, Джон. Могу я войти на минутку?

     Он  улыбнулся.  Миссис Шоу --- ну  конечно  же.  Родичи
выслали ее посредником. Или, может быть "переводчиком" будет
более точно.

     Сходите к нему, --- наверное, сказала мама. Вам он расскажет,
что с ним такое. Я --- его мать, вот этот мужчина с налитыми
кровью  глазами и мокрым носом --- его отец, а вы --- всего-
навсего  домоправительница, но вам  он  расскажет,  чего  не
расскажет нам. Потому что вы с ним общаетесь чаще,  чем  мы,
и, может быть, вы говорите на его языке.

     У  нее  будет  поднос, подумал еще Джейк и, по-прежнему
улыбаясь, пошел открывать дверь.

     У  миссис Шоу действительно был поднос. На подносе  ---
два  сэндвича,  большой  кусок  яблочного  пирога  и  стакан
шроколадного  молока.  Она смотрела на  Джейка  с  тревогой,
словно бы опасаясь, что он набросится на нее и укусит. Джейк
заглянул  ей  через  плечо,  но  родителей  по  близости  не
наблюдалось.  Он  представил  себе,  как  они  оба  сидят  в
гостиной, беспокойно прислушиваясь.

     --- Я подумала, ты захочешь чего-нибудь перекусить, ---
сказала миссис Шоу.

     ---  Да,  спасибо.  --- Сказать по правде,  ему  ужасно
хотелость  есть; он у стра ничего не ел, только позавтракал.
Он  посторонился,  освобождая проход.  Миссис  Шоу  вошла  в
комнату  (еще  раз с опаской взглянув на него)  и  поставила
поднос на стол.

     ---  Ой, вы посмотрите! --- она взяла в руки "Чарли Чу-
Чу".  ---  У меня точно такая же книжка была, когда  я  была
маленькой. Ты сегодня ее купил, Джонни?

     --- Да. Родители вас попросили узнать, где я был?

     Она только молча кивнула. Ни хитрила, ни притворялась. Это
---  ее  работа.  Как приготовить поесть или вынести  мусор.
Можешь  мне  рассказать, если хочешь, говорило  ее  лицо.  А
можешь и ничего не рассказывать. Ты мне нравишься, Джонни, я
очень  к  тебе хорошо отношусь, но все это ---  только  твои
проблемы.  Я  всего лишь работаю здесь, и я  сегодня  и  так
задержалась на час сверх положенного.

     Это ее выражение --- и то, что оно говорило --- его  не
обидело.  Наоборот, успокоило. Для него миссис Шоу была  еще
одним  человеком знакомым, почти что другом, но все-таки  не
совсем...  но  теперь Джейк подумал, что  как  друг  или  же
"почти  друг" она чуточку ближе ему, чем ребята из школы,  и
много  ближе, чем мама и папа. По крайней мере,  миссис  Шоу
была  человеком честным. Она не пыталась как-то извернуться.
Все  это  определялось счетом в конце  каждого  месяца,  но,
когда она делала сэндвичи, она всегда срезала с хлеба корку.

     Джейк схватил сэндвич и откусил здоровенный кусок. С сыром и
ветчиной.  Его любимые. Еще одно очко в пользу  миссис  Шоу:
она  знала все, что он любит. Вот мама, скажем, до  сих  пор
пребывала  в  уверенности, что он  любит  жареную  на  углях
кукурузу и ненавидит брюссельскую капусту.

     ---  Скажите им, что у меня все нормально. А  папе  еще
передайте,  что я извиняюсь за то, что я ему  нагрубил.  Мне
действительно очень жаль.

     Если честно, он ни капельки не жалел об этом, но отцу нужно
было  одно  ---  его извинение. И только. Когда  миссис  Шоу
передаст  ему слова Джейка, папа расслабится и снова  станет
твердить себе старую ложь: он исполнил отцовский свой  долг,
и теперь все хорошо. Все хорошо, прекрасная маркиза.

     ---  Я  немножечко,  кажется,  переучился,  готовясь  к
экзаменам,  ---  пробубнил он с набитым ртом,  ---  и  утром
сегодня все это наконец проявилось. Я