ялись паразиты, и безумие
его  нарастало,  и  он вдруг решил, что  это  Древние  снова
явились тревожить его, что это вернулись охотники со  своими
капканами  и ловушками и поджигатели леса, вернулись,  чтобы
приняться за старое. И вот, лежа в последней своей  берлоге,
в тридцати милях от поселения новоприбывших, слабея день ото
дня,  он  пришел  к  мысли,  что Древние  все-таки  отыскали
средство, которое свалит его: яд.

     На этот раз он явился не мстить за какие-то мелкие раны,
он  пришел  уничтожить  их всех, пока  их  медленный  яд  не
прикончил его... и пока Миа до них добирался, все его  мысли
исчезли,  растворившись  в багряной  ярости,  в  скрежещущем
шорохе  у него в голове --- шорохе ворочающегося существа  у
него  в мозгу, которое раньше исполняло свою работу в тишине
и спокойствии, --- и в жутковато-обворожительном запахе, что
вел его прямо к лесному лагерю трех пилигримов.

     Исполинский медведь, настоящее имя которому было, конечно, не Миа,
продирался по лесу, точно ходячее здание --- косматая  башня
с   налитыми  кровью  сверкающими  глазами,  горячечными   и
безумными.  Его  громадная голова, увенчанная  гирляндой  из
отломанных веток и хвойных мголок, раскачивалась непрестанно
из  стороны в сторону. Время от времени он чихал, разражаясь
приглушенным  взрывом звука --- АП-ЧХИ! ---  ииз  ноздрей  у
него  вылетали  извивающиеся белесые паразиты.  Его  лапы  с
загнутыми когтями в три фута длиною рвали деревья на  части.
Шел  он  на  задних лапах, и там, где ступал  он  по  мягкой
земле,  оставались  глубокие следы.  От  него  пахло  свежим
хвойным бальзамом и застарелым прокившим дерьмом.

     А  тварь  у него в голове корчилась и вопила, вопила  и
корчилась.

     Медведь шел напрямик: по почти безупречной прямой --- к лагерю
тех, кто отважился возвратиться в его леса. Из-за них у него
в  голове  поселилась эта зеленая темная боль.  Древние  или
Новые это люди, они все равно умрут. Иной раз, проходя  мимо
иссохшего  дерева,  исполинский  медведь  чуть  отступал  от
прямого  курса,  чтобы  сбить  мертвый  ствол  наземь.   Ему
нравился  этот  сухой  взрывной треск от  падающих  стволов.
Когда   гниющее   дерево  грохалось  оземь   или   зависало,
запутавшись  в  кронах других деревьев, медведь  шел  дальше
сквозь  косые лучи солнечного света, затуманенного облачками
древесных опилок.



        3



     Уже два дня Эдди Дин занимался резьбою по дереву ---  в
последний  раз он пытался чего-нибудь вырезать  лет  этак  в
двенадцать  и с тех пор больше за это не брался.  Он  помнил
только, что тогда ему нравилось это занятие, и думал, что  и
теперь у него получится. Всего Эдди, конечно, не помнил,  но
было  одно ясное воспоминание: Генри, его старший  брат,  не
терпел, когда Эдди садился резать.

     Вы посмотрите на этого гомика! говорил тогда Генри. Что
мы  сегодня творим, мой голубенький? Кукольный домик? Ночной
горшок для твоей мелкой пиписки? О-о-о... какая КРАСОТУЛЯ!

     Генри никогда не говорил Эдди прямо, мол, бросай, брат, это
тупое занятие. Нет, чтобы подойти к нему и сказать напрямик:
Может,  ты  прекратишь это дело, братец? Видишь ли,  у  тебя
хорошо   получается,  а  когда  у  тебя  что-нибудь   хорошо
получается, это выводит меня из себя. Потому что, пойми меня
правильно,  братец, этого ждут от меня: что  я  буду  умелым
парнишкой, у которого все-все выходит. Я. Генри  Дин.  Но  я
знаю,  братишка,  что мне надо делать.  Я  лучше  буду  тебя
дразнить.  Потому  что, если я прямо тебе скажу:  "Не  делай
этого  больше, это выводит меня из себя", --- то  ты  решишь
еще, будто бы у меня с головою не все в порядке. Но дразнить
я  тебя  могу. Так поступают все старшие братья,  верно?  Не
станем  и  мы  выходить из образа. Я буду  дразнить  тебя  и
выставлять   тебя  дураком,  пока  ты...  мать  твою...   не
ПЕРЕСТАНЕШЬ! О'кей?

     Конечно,  отнюдь не о'кей, далеко не о'кей, но  так  уж
пошло в доме Динов: честенько все было так, как хотел Генри.
И  до  недавнего времени Эдди думал, что это  нормально:  не
о'кей, но нормально. Две, как говорится, большие разницы.  И
было тому две причины, что Эдди все это казалось нормальным.
Одна причина --- явная, другая --- скрытая.

     Очевидная причина заключалась в том, что Генри было поручено
"присматривать" за Эдди, когда миссис Дин уходила на работу.
Причем  "присматривал" он все время, потому что  когда-то  у
братьев Динов была сестра, если вы понимаете, что я  имею  в
виду.  Если  б  она не погибла, она была бы на  четыре  года
старше Эдди и на четыре же года моложе Генри, но в этом-то и
загвоздка:  она  погибла.  Когда  Эдди  было  два  года,  ее
задавила  машина. Водитель был пьян. А она просто  стояла  и
наблюдала за игрою в классики...

     Еще ребенком Эдди часто вспоминал сестру, когда по телеку
шло  "Янки-Бейсбол шоу" с Мелом Алленом. Когда кто-то  кого-
нибудь забивал, Мел орал дурным голосом: "Срань господня, он
его  замочил! УВИДЛИМСЯ В СЛЕДУЮЩЕЙ ПЕРЕДАЧЕ!"  Так  и  этот
пьяный водила замочил Глорию Дин, срань господня, увидимся в
следующей  передаче. Сейчас Глория пребывала на  небесах,  в
землях  вышних, и случилось это не потому, что ей просто  не
повезло,  что  власти штата Нью-Йорк почему-то  не  отобрали
водительские права у этого дядьки после его третьего ДТП,  и
даже  не  потому,  что  Бог  в этот  момент  отвлекся,  чтоб
подобрать  с полу упавший орешек. Это случилось  из-за  того
(как  миссис  Дин частенько потом говорила своим  сыновьям),
что никого не было рядом, чтоб "присмотреть" за Глорией.

     Задача  Генри и заключалась в том, чтобы с Эдди  ничего
подобного  не  произошло. Это --- как  работа,  и  Генри  ее
исполнял,  и ему было трудно. В этом, если не в чем  другом,
Генри и миссис Дин полностью соглашались друг с другом.  Они
оба  частенько  в  два голоса напоминали  Эдди  о  том,  чем
жертвует   ради  него  старший  брат,  оберегая  от   пьяных
водителей,  всяких  шизов и наркоманов, и  даже  от  злобных
инопланетян из летающих тарелок и реактивных капсул, которые
могут  спустится с небес, чтобы похитить и  увести  с  собой
маленьких ребетят вроде Эдди Дина. Так что не стоило  лишний
раз  выводить  Генри  из  себя, ибо ему  и  так  приходилось
несладко под грузом тяжкой ответственности. Если Эдди  вдруг
начинал  делать что-то такое, из-за чего Генри бесился,  ему
надо  было немедленно прекратить. Так Эдди расплачивался  со
старшемим братом за то, что тот тратил время, "присматривая"
за  ним.  Если  смотреть  на все с такой  точки  зрения,  то
выходило,  что  делать что-нибудь лучше, чем Генри  ---  это
просто несправедливо по отношению к нему.

     Но  была  еще одна, скрытая, причина ("мир под покровом
мира",  можно сказать и так), причем, наиболее  веская,  ибо
никто не решился бы выскать это вслух: Эдди не мог позволить
себе  быть лучше Генри в чем бы то ни было потому,  что  его
старший  брат,  большей частью, был  вообще  ни  на  что  не
способен... разумеется, за исключением "присмотра" за Эдди.

     Генри научил Эдди играть в баскетбол --- на игровой площадке
неподалеку  от  дома,  в зацементированном  предместье,  где
горизонт  закрывали  башни Манхэттена и всем  заправлял  Его
величество  Достаток. Эдди был на восемь лет младше  Эдди  и
ростом  поменьше  брата, но когда  он  выходил  с  мечом  на
залитую растрескавшимся цементом площадку, все движения его,
казалось, отзывались шипением в нервных окончаниях.  Он  был
проворнее,  но  это  еще не самое страшное.  Самое  страшное
заключалось  в том, что он был лучше Генри. Если  бы  он  не
сумел  понять этого по результатам их игр, он  бы  понял  по
уничижительным взглядам, которые Генри метал в  его  сторону
на  площадке, и еще по тому, как Генри больно щипал  его  за
руку  по  пути  домой.  Эти щипки  надо  было  принимать  за
дружеские  подтрунивания старшего брата... "Еще парочку  для
испытания  на  прочность!" --- весело  выкрикивал  Генри,  а
потом   ---   бац-бац!  прямо  Эдди  в  бицепс...   но   они
чувствовались  не как шутка. Как предупреждение.  Как  будто
Генри  ему  говорил:  Лучше  тебе  не  дурачить  меня  и  не
выставлять  меня  идиотом,  братец,  когда  ты  несешься   к
корзине; не забывай --- я за тобою Присматриваю.

     То же самое повторялось и со чтением... и с бейсболом...
с "освобождением пленных"... с математикой... и даже, смешно
сказать,  со скакалкой, игрой для девчонок. То, что  он  все
это  делал  лучше,  или мог сделать лучше, Эдди  приходилось
держать  в  строгой тайне. Потому что он, Эдди ---  младший.
Потому  что  Генри "присматривает" за ним. Но  самое  важное
всегда  просто: Эдди скрывал свое превосходство, потому  что
Генри был его старшим братом, и Эдди его обожал.



        4



     Два  дня  назад,  пока  Сюзанна освежевывала  подбитого
кролика,  а Роланд готовил ужин, Эдди ушел в лес, что  южнее
лагеря.   Там  он  набрел  на  подходящий  кусок  древесины,
торчащий  из свежего пня. Странное чувство --- должно  быть,
то самое, которое называется deja vu --- вдруг охватило его.
Эдди  поймал  себя  на том, что тупо пялится  на  деревяшку,
похожую  на  грубо сработанную дверную ручку. Потом,  словно
издалека, он осознал, что во рту у него пересохло.

     Через пару секунд он наконец сообразил, что смотрит он на
деревяшку,  а видит внутренний дворик за домом,  где  они  с
Генри  жили... чувствует под седалищем теплый цемент,  а  от
мусорной кучи из-за угла тянет вонью отбросов. В его  памяти
в  одной  руке он держал деревянный брусок, а в  другой  ---
перочинный  ножик. Древесный нарост на пне разбудил  в  душе
его  воспоминания  о том кратковременном периоде,  когда  он
буквально влюбился в резьбу по дереву. Просто память об этом
была  упрятана так глубоко, что Эдди даже не сразу понял,  о
чем он думает.

     Больше всего ему нравилось видеть: еще до того, как ты к ней
приступил, ты уже видишь работу свою законченной.  Иной  раз
ты  видишь  машину, иной раз --- тележку. Кошку или  собаку.
Однажды,   помнится,  он  увидел  лицо  какого-то   идола...
наверное,  с  тех  жутких  каменных монолитов  на  Восточном
острове,  фотография которых попалась ему как-то  в  выпуске
"Национальной  географии". Тогда у него в самом  деле  вышло
нечто  особенное.  Игра заключалась в том,  чтобы  выяснить,
сумеешь  ли ты открыть то, что видишь, не испортив  фигурки.
Это   редко   ему   удавалось,  но  если  быть   очень-очень
осторожным, иной раз получалось вполне приемлимо.

     Внутри нароста на пне что-то было. Эдди подумал, что с ножом
у  роланда  у  него, наверное, получится освободить  большую
часть   скрытой  фигурки  ---  такого  острого  и   удобного
инструмента у него раньше не было.

     Что-то  внутри  деревяшки терпеливо ждало  кого-то  ---
такого,  как  Эдди! --- кто разглядел бы его, это  "что-то"и
выпустил его на волю.

     Вы посмотрите на этого гомика! что мы сегодня творим, мой
голубенький? Кукольный домик? Ночной горшок для твоей мелкой
пиписки?   Или  рогатку,  якобы  ты  собираешься  выйти   на
кроликов, как большие ребята? О-о-о... КРАСОТУЛЯ какая!

     Ему вдруг стало стыдно, как будто он сделал что-то дурное;
из  глубин души поднялось неприятное чувство... надо хранить
свою  тайну, любой ценой... А потом он вдруг вспомнил ---  в
который  раз,  --- что Генри Дина, который в последние  годы
заделался  величайшим  из мудрецов и выдающимся  наркоманом,
давно  уже  нет  в живых. Эта мысль до сих пор  не  утратила
своей  убойной  новизны, так или иначе  она  продолжала  его
задевать каждый раз: то виной, то печалью, то яростью. В тот
день,  за два дня до того, как по зеленому коридору  леса  к
ним  в  лагерь  пришел исполинский медведь, мысль  о  смерти
брата  принесла совершенно новые, удивительные даже чувства.
Эдди почувствоал облегчение и какую-то щемящую радость.

     Он стал свободен.

     Эдди попросил у Роланда на время нож. Осторожно он срезал
нарост древесины с пня, потом вернулся к лагерю, уселся  под
деревом и принялся вертеть деревяшку так и этак, глядя не на
нее, а внутрь ее.

     Сюзанна закончила наконец с кроликом. Мясо отправили в котелок
над   костром.  Шкурку  она  растянула  на  двух  деревянных
колышках,  привязав сыромятными ремнями от  дорожного  мешка
Роланда.   Попозже,  уже  после  ужина,  Эдди  займется   ее
очисткой.  А  пока  суть да дело, Сюзанно легко  скользнула,
опираясь на руки, к Эдди, который сидел, привалившись спиной
к   вековой   сосне.   Роланд  колдовал   над   котелком   с
крольчатиной,  засыпая  туда  какие-то  непонятные  ---   и,
несомненно, божественные на вкус --- лесные коренья и травы.

     --- Что делаешь, Эдди?

     Эдди вдруг поймал себя на том, что отчаянно сопротивляется
нелепому порыву спрятать кусок древесины у себя за спиной.

     --- Ничего, --- выдавил он. --- Подумал, может быть,  у
меня  выйдет  чего-нибудь  вырезать.  ---  Чуть  погодя   он
добавил:  --- Хотя, если честно, то я никогда не  умел.  ---
Прозвучало  это  так,  как будто тем  самым  он  пытался  ее
утешить.

     Она   озадаченно  на  него  посмотрела.  Казалось,  она
собирается  что-то сказать, но потом лишь пожала  плечами  и
больше  не стала к нему приставать. Сюзанна никак  не  могла
взять  в толк, почему Эдди стыдится... что плохого, если  он
позабавится резкой --- ее отец, например, посвящал этому все
свободное  время,  ---  но если Эдди захочет  поговорить  об
этом, пусть он сам выбирает время.

     Эдди и сам понимал, что вина его --- чувство нелепое  и
бессмысленное,  и  все-таки ему  было  удобнее  и  спокойней
заниматься  резьбою,  когда  он  оставался  в  лагере  один.
Похоже,  старые  привычки не так-то просто  изжить.  Одолеть
героин  ---  это просто игрушки по сравнению  с  тем,  чтобы
одолеть комплексы детства.

     Когда Роланд с Сюзанною уходили --- поохотиться, пострелять,
пройти очередной урок в своеобразной школе стрелка, --- Эдди
принимался  за  свою  деревяшку с удивительною  сноровкой  и
нарастающим удовольствием. Да, он не ошибся: внутри  таилась
другая   форма,  простая,  незамысловатая,  и  нож   Роланда
высвобождал   ее   с  этакой  мастерской,  жутковатою   даже
легкостью.  Эдди уже уверился, что на этот раз  у  него  все
получится,  так  что  и  рогатка  окажется  вполне   дельным
оружием.  Само  собой, ни в какое сравнение  с  револьверами
Роланда,  и  все-таки  у него будет что-то,  что  он  сделал
своими руками. Что-то свое. Эта мысль его грела.

     Когда в воздух с испуганным криком поднялись первые вороны,
Эдди их не услышал. Он уже думал --- надеялся, --- что очень
скоро  ему  попадется кусок древесины с  луком,  заключенным
внутри.



        5



     Эдди  услышал приближение медведя раньше, чем Роланд  с
Сюзанной,  но  не  намного: он был погружен  в  восторженную
сосредоточенность, всегда сопутствующую творческому импульсу
в  его  наиболее сладостные и сильные моменты. Почти  всегда
раньше  он  подавлял в себе эти импульсы,  но  на  этот  раз
творчество  поглотило  его целиком. Эдди  стал  добровольным
пленником своего порыва.

     Из этой сладкой задумчивости его вывел не грохот падающих
деревьев,  а  серия выстрелов из револьвера  45-го  колибра,
донесшихся  с  юга.  Он поднял голову, улыбаясь,  и  откинул
волосы  со  лба  рукою  с прилипшей к ней  стружкой.  В  это
мгновение, когда он сидел, прислонившись к высокой сосне, на
поляне,  что  стала  им  домом, а на лице  у  него  трепетал
золотисто-зеленый свет, льющийся сквозь древесные ветви,  он
был  необыкновенно красивым: молодой человек с  непослушными
черными  волосами, наровящими завиться в кольца у него  надо
лбом,  молодой мужчина с сильным, подвижным ртом и ореховыми
глазами.

     Он бросил взгляд на второй револьвер Роланда, что висел
на  ружейном  ремне на ближайшей ветви, и  спросил  себя,  а
давно  ли  Роланд  уходил куда-либо без своего  легендарного
револьвера  на  поясе. За этим вопросом сами собой  возникли
еще два.

     Сколько лет этому человеку, который вытащил их с сюзанной из
их  мира  и  времени?  И, самое важное,  что  с  ним  сейчас
происходит?

     Сюзанна ему обещала выяснить это сегодня... если только она
будет  стрелять  хорошо и если Роланд не психанет.  Впрочем,
Эдди не думал, что Роланд ей скажет --- по крайней мере, вот
так  вот  сразу, --- но пришло время дать знать этой  старой
образине, что они видят, что что-то не так.

     --- Бог даст, будет вам и водица, --- сказал Эдди вслух
и  вернулся  к  своей резьбе. На губах у  него  играла  едва
заметная  улыбка. Оба они постепенно набираются  от  Роланда
его  прибауток... а он --- от них. Как будто они стали вдруг
половинками одного...

     Где-то в лесу, совсем близко, упало дерево. В мгновение
ока  Эдди вскочил, сжимая в одной руке недоделанную рогатку,
в другой --- острый нож Роланда, и повернул голову в сторону
звука,  напряженно всматриваясь в чащу леса.  Сердце  бешено
колотилось в груди, все пять чувств пришли наконец в "боевую
готовность". Что-то ломилось сквозь заросли к лагерю. Теперь
Эдди  явственно  слышал его приближение: что-то  продиралось
прямиком  через  подлесок, и Эдди еще  про  себя  отметил  с
этакой  изумленной  горечью, что  спохватился  он,  кажется,
поздновато. Откуда-то из глубин сознания поднялся  тоненький
голосок... так, мол, тебе и надо. За то, что он делает  что-
то лучше Генри, за то, что выводит Генри из себя.

     С  натужным треском упало еще одно дерево. Теперь  Эдди
увидел,  как в просвете между стволами в неподвижном воздухе
взметнулось  облачко  древесных  опилок.  Тварь,  повалившая
дерево,  вдруг взревела --- у Эдди все внутри похолодело  от
этого рева.

     Громадный мудила.

     Эдди выронил недоделанную рогатку и метнул нож Роланда в
ствол сосны футахв пятнадцати слева. Перевернувшись два раза
в воздухе, нож вонзился в древесину до середины клинка. Эдди
выхватил роландов револьвер, что висел на ружейном поясе  на
ближайшем кусте, и взвел курок.

     Остаться или бежать?

     Однако он быстро понял, что вопрос этот останется чисто
академическим. Тварь мало того, что была громадной, она была
быстрой.  Теперь уже поздно спасаться бегством. К северу  от
поляны  среди  древесных  стволов возникла  уже  исполинская
фигура. Выше ее были только верхушки самых высоких деревьев.
И  она надвигалась прямо на Эдди, не отрывая от него горящих
глаз и изрыгая из мощной глотки яростные вопли.

     ---  О  Боже, по-моему, мне абзац, --- прошептал  Эдди.
Еще   одно   дерево  накренилось,  пошло  трещинами,   точно
мраморная плита, и повалилось на землю, подняв облако пыли и
хвойных  иголок. Он шел прямо к поляне, медведь  размером  с
Кинг-Конга, и под шагами его дрожала земля.

     Что  будешь  делать, Эдди? раздался  в  сознании  голос
Роланда.   Думай,  соображай!  Это  ---  твое   единственное
преимущество пред этой зверюгой. Думай! Что нужно делать?

     Эдди не думал, что он сумеет убить эту тварь. Может быть,
из  "базуки"  он  бы еще худо-бедно ... но уж  никак  не  из
револьвера 45-го колибра. Он мог бы попробовать убежать,  но
почему-то его не покидала уверенность, что этот зверь,  если
захочет, может двигаться очень быстро. Мысленно он просчитал
свои  шансы закончить жизнь молодую в качестве мокрого места
под тяжелою лапой здоровенного медведя, вышло ---  пятьдесят
на пятьдесят.

     Ну и что мы выбираем? Открыть пальбу прямо сейчас или все
же попробовать смыться, причем нестись надо так, как будто в
задницу влили неслабую порцию керосина?

     А потом ему вдруг пришло в голову, что есть еще и третий
путь. Можно залезть на дерево.

     Он  повернулся к сосне, у которой сидел,  вырезая  свою
рогатку. Высоченное вековое дерево, наверное, самое  высокое
в  этой  части  леса.  Нижние его ветки  распростерлись  над
лесным настилом пушистым зеленым навесом фут