м. - Мы должны подождать.  Они
еще не знают, что я чаропевец. Если бы только мне вернули  дуару,  позволили
сыграть и спеть, у нас появился бы шанс.
   - Какой шанс, кореш? - В углу деморализованный Мадж сполз по переборке. -
Шанс затащить сюда, как Розарык, какую-нибудь несчастную танцовщицу? Осыпать
эту клепаную лохань цветами?
   - Я что-нибудь придумаю, - сердито пообещал Джон-Том. - Вот увидишь.
   - Как же, босс, увижу! Держи карман! - Выдр перевернулся на  бок,  словно
не заметив, что пол кубрика  покрыт  гнилой  соломой,  потемневшей  от  мочи
прежних узников.
   - Что ты делаешь?
   - Собираюсь покемарить.
   - Неужели ты сможешь уснуть?
   - Сумею, потому что устал. - Выдр хмуро посмотрел на Джон-Тома.  -  Устал
драться. Устал бояться. А пуще всего устал слушать,  какой  ты  великолепный
чаропевец. Если сумеешь выколдовать  нас  из  этого  гадючника  и  перенести
поближе к цивилизации, разбуди. А не сумеешь, так, может, мне  повезет  и  я
уже никогда не проснусь.
   - Нельзя поддаваться унынию, - упрекнул его Яльвар. - Ни в коем случае.
   - Слушай, ты, старый бесполезный пердун! Захлопнул бы поддувало, а?
   Оскорбленный хорек погрузился в молчание.
   Джон-Том приблизился к решетке и схватился за прутья, глубоко  утопленные
в дереве. В темноте по трюму шастали  крошечные  хищные  ящерки  и  огромные
бесстрашные клопы. Слышно было, как их сородичи снуют наверху по балкам.
   Юноша возвратился к Розарык и ласково погладил ее между  ушами.  В  ответ
зазвучало усталое подавленное мурлыканье.
   - Не волнуйся, Розарык. Я тебя в это втянул, я и вытащу.  Может,  сам  не
вернусь домой, но тебя обязательно спасу. Я перед тобой  в  огромном  долгу.
Перед всеми вами.
   Мадж уже почти уснул и не услышал обещания. Яльвар,  смирясь  с  судьбой,
устраивался на соломе в другом углу.
   "Обязательно спасу, - размышлял Джон-Том, - вот только жаль, еще не  знаю
как".

Глава 8

   В  прошлом  понятие  "драить  палубу"  носило  невинный  оттенок,  будучи
отголоском детских воспоминаний, романтических историй о деревянных кораблях
и железных мореходах. Реальность предложила Джон-Тому нечто совершенно иное.
   Вообразите себя на четвереньках на грубой дощатой палубе. Вы обнажены  по
пояс, и свирепое солнце покрывает шею волдырями и сдирает кожу со спины.  Со
лба, живота и из-под  мышек  ручьями  течет  пот.  Любой  мелкий  и  жесткий
пустячок, например, пылинка или кончик вашего собственного волоса,  попав  в
глаз, рождает желание с воплем кинуться за борт. Соленый  воздух  усугубляет
муки, бередя язвы, вызывая зуд и нагноения. В ладони, покрытые  мозолями  от
широких щеток и разъеденные щелоком, то и дело  впиваются  занозы.  Медленно
продвигаясь через всю палубу, вы должны заботиться о том, чтобы не  оставить
за собой ни единого пятнышка, не то какой-нибудь хохочущий пират напомнит  о
нем, опустив твердую подошву сапога на ваши израненные пальцы.
   К полудню Джон-Том уже не считал  плен  лучшей  альтернативой  прыжку  за
борт, к плотоядным рыбам  этих  широт.  Его  надежда  корчилась  в  смертных
судорогах.  Он  начисто  позабыл  о  болезни  Клотагорба,  о   необходимости
вернуться с лекарством, забыл  обо  всем,  кроме  самой  неотложной  задачи:
выжить.
   Только к вечеру они отдраили последний квадратный фут  главной  палубы  и
были переведены на полуют. Рулевой - старый седой кабан - не обращал на  них
внимания. Корробок  не  появлялся,  и  за  это  Джон-Том  был  ему  искренне
благодарен.
   Слева от капитанского насеста был сооружен грубый временный навес.
   В его жиденькой тени, сгорбившись и  вытянув  ноги,  сидела  девушка  лет
шестнадцати, может быть, чуть старше. Вероятно, когда-то она была миловидна,
но сейчас ее длинные белокурые локоны больше напоминали  морские  водоросли,
налипшие на череп с блекло-голубыми глазами. Рост ее не превышал пяти футов.
И она была совершенно нагой, если не считать тяжелого  стального  обруча  на
шее,  от  которого  к  палубе  тянулась  цепь,   дававшая   узнице   свободу
передвижений в радиусе десяти футов, и ни дюймом больше; этой длины как  раз
хватало для того, чтобы  девушка  могла  добираться  до  борта  и  справлять
естественные надобности на глазах у всего экипажа.  Джон-Тому  не  составило
никакого труда разглядеть ожоги и ссадины, покрывавшие почти все ее тело.
   Когда к ней приблизились товарищи  по  несчастью,  она  не  вымолвила  ни
слова. Только сидела и смотрела.
   Тыльной стороной ладони Джон-Том смахнул пот с  губ.  Кроме  пленников  и
старого рулевого, на полуюте никого не было, и юноша рискнул прошептать:
   - Девушка, кто ты?
   Никакого ответа. Только холодный и пристальный взгляд голубых глаз.
   - Как тебя зовут?
   - Не лезь к ней, приятель, - тихо посоветовал Мадж. - Разве не видишь? От
нее почти ничего не осталось. Свихнулась, бедняжка, или уже близка к  этому.
А может, ей оттяпали язык, чтоб не кричала.
   - Ничего подобного, - возразил рулевой, бдительно следя за курсом галеры.
- Это Глупость, капитанова куколка. Несколько месяцев назад  он  снял  ее  с
тонущего  корабля.  С  той  поры  от  нее  никакого  проку,  одни   хлопоты.
Строптивая, неблагодарная. Сколько ни бился с ней капитан, она как была, так
и осталась обузой. Невдомек мне, на что она Корробоку. Скинул  бы  за  борт,
вот и вся недолга. Глупостью было ее спасать, глупостью - держать на  борту,
вот мы и дали ей это прозвище.
   - А какое ее настоящее имя?
   Под навесом раздался тонкий, едва слышный голос:
   - Нет у меня имени. Глупость вполне годится.
   - Ты можешь говорить? Тебя еще не сломили?
   Она с горечью посмотрела на Джон-Тома.
   - Да что ты вообще понимаешь? Я за тобой  следила.  -  У  нее  скривились
губы. - Видела, как брали твое судно и тащили тебя на борт.
   Ты уже еле дышишь. Тигрицу пока не тронут. Старикашка и  двух  недель  не
протянет. Выдр проживет чуть подольше, если возьмется за ум.  Ну,  а  ты,  -
презрительно глядя на Джон-Тома, продолжала она, - скоро ляпнешь  что-нибудь
невпопад и лишишься языка. Или с тобой случится кое-что похуже.
   - А с тобой что случилось? - Джон-Том  сдерживал  голос  и  жестикуляцию,
боясь привлечь внимание Сашима или еще кого-нибудь из подручных капитана.
   - Послушай, какое тебе дело?
   - Есть дело. И тебе должно быть до нас дело, потому что мы хотим бежать с
этого корабля.
   Если рулевой и подслушивал, он ничем  себя  не  выдал.  Девушка  визгливо
рассмеялась.
   - Почему ты решил, что я спятила? - Она посмотрела  на  Розарык.  -  Этот
парень сам того, правда?
   Розарык не ответила, лишь ожесточеннее стала тереть палубу.
   - И ты убежишь с нами, - продолжал Джон-Том. - Я не  могу  оставить  тебя
здесь.
   - Отчего же? Я тебя не знаю, ты - меня. Ты мне не хозяин. - Она  сплюнула
на палубу. - Пустой разговор, никуда вы не денетесь...
   - Что с тобой случилось? - мягко и настойчиво повторил он.
   Видимо, его слова все-таки чуточку разморозили девичье сердце.
   Глупость отвернулась.
   - Плыла с родными из Йорсты к островам  Дурла  на  торговом  пакетботе  и
сдуру напоролась на этих ублюдков. Отца убили вместе  со  всеми  самцами,  а
после прикончили мамашу. Сестренка была слишком маленькая, и пираты  решили,
что проку в ней нет, а потому бросили за борт. Короче  говоря,  всех  убили,
кроме меня. Почему-то я приглянулась этому жуткому  чучелу,  которое  пираты
называют своим капитаном, не к ночи он  будь  помянут.  Может,  он  надеется
продать меня в рабство. - Глупость пожала плечами. - Но я стараюсь, чтобы со
мной у них были одни хлопоты. За это команда и наградила меня кличкой.
   - Последнее время хлопот с тобой поменьше, - многозначительно пробормотал
рулевой.
   - А ты не пыталась бежать? - спросил юноша.
   - Куда отсюда убежишь? Да,  пыталась.  Уж  лучше  утонуть  или  достаться
акулам, чем жить в этом аду. Потому-то меня и посадили на цепь. Я всего один
раз попробовала... Знаешь, побои - вовсе не самое страшное... Да  ты  и  сам
скоро в этом убедишься.
   Опасливо косясь на рулевого, Джон-Том едва слышно прошептал:
   - И не собираюсь. Мы удерем отсюда. Хочешь с нами?
   - Нет. - Девушка посмотрела ему в глаза. - Нет уж, уволь. С меня хватит.
   - Потому-то я и хочу забрать тебя.
   Она отвернулась.
   - Я что-нибудь не то сказал?
   - Кореш, прикуси язык. - Мадж легонько толкнул его в бок. - Тута капитан,
чтоб ему сгнить в собственном дерьме.
   - Ну, как идем, Пьюлевайн? - осведомился Корробок у рулевого.
   - Точнехонько по курсу, капитан.
   Снова сосредоточившись на чистке палубы, Джон-Том услышал  приближающийся
стук капитанской деревяшки.
   - А чем занимаются  в  это  чудесное  утро  наши  молодцы-уборщики?  Надо
полагать, в работе  они  достойны  тех  отчаянных  рубак,  которых  мы  едва
уговорили погостить на нашей лохани?
   - Нет, капитан. - Рулевой позволил себе утробный смешок. - Сразу  видать,
работнички из них неважнецкие. Да и чего еще можно  было  ожидать  от  таких
тюфяков?
   - Это славно. - Корробок обошел вокруг Джон-Тома и остановился между  ним
и навесом Глупости. Затем повернулся к человеку здоровым глазом.
   - Хар, ну а теперь, стало быть, каждый  из  нас  знает  свое  местечко  в
мироздании?
   - Да, капитан, - с готовностью подтвердил Джон-Том.
   - Хар, вот это подходящий ответ. Следи за своим тоном, дружок, и  ты  еще
поживешь и послужишь.  -  Корробок  бросил  взгляд  под  навес,  и  Джон-Том
похолодел при виде выражения лица девушки. Глупость попятилась в тень.
   - Что, полюбезничал с малышкой?
   Отрицать было  сложно,  поскольку  беседа  целиком  прошла  на  глазах  у
рулевого.
   - Одно-два словечка, господин. Совершенно безобидных.
   - Хар, ну, еще бы. Малютка - смышленая особь, но, боюсь, у нее не слишком
товарный вид. Следствие строптивости.
   Джон-Том промолчал и налег на щетку, как на рубанок.
   - Старайся, мальчик, старайся. Драй хорошенько, а как все будет  сделано,
мы,  глядишь,  и  позволим  тебе  поразвлечь  нас.  -  К   хохоту   капитана
присоединился рулевой. - Хоть и не совсем так,  как  ты  думаешь.  Вместе  с
малюткой.
   - Хоть распните, я не лягу под этого перетрусившего хлыща! -  возмутилась
девушка.
   Корробок недобро покосился на свою пленницу.
   - Глупость, да ты, никак, возомнила, будто у тебя есть выбор?
   Счастлив тебя разочаровать. - Он резко взмахнул здоровой ногой.
   Девушка  негромко  вскрикнула.  На  ее  бедре  появились  две  одинаковые
багровые полоски.
   Ногти Джон-Тома впились в деревянную основу щетки.
   - Хар, вот так-то. Надеюсь, я больше не услышу возражений.
   Глупость вжалась в тень и захныкала, зажимая царапины на ноге.
   - Малютка, ты мне уже изрядно поднадоела. Как только доберемся до суши, я
от тебя отделаюсь, причем выберу покупателя, разделяющего мои вкусы по части
развлечений. Может, тебе еще доведется с  грустью  вспомнить  старые  добрые
деньки, проведенные в обществе Корробока. Хар!
   - Он повернулся к уборщикам. - Работать, падаль, работать!
   Затем капитан обратился к рулевому:
   - Когда управятся на палубе, отправь их на нос  драить  борта.  Вывеси  в
сетках. Если кто и вывалится, это послужит уроком остальным.
   - Будет исполнено, капитан, - ответил рулевой.
   Корробок распростер ярко-зеленые крылья и спланировал на главную  палубу.
Пьюлевайн насмешливо посмотрел на Джон-Тома.
   - Держите языки за зубами, а норов в узде  и,  может,  проживете  еще  не
меньше года. - Назидание сопровождалось густым утробным хохотом. -  Все  еще
надеетесь убежать?
   "Держу пари на твою скотскую задницу, убежим!  -  Джон-Том  накинулся  на
палубу - больше некуда было излить ярость. - Убежим и заберем  с  собой  эту
замордованную девчонку".
   И пусть он не отдавал себе в этом отчета, но встреча с Глупостью  сделала
то, чего не сделало даже его отчаянное положение: вынудила  осознать,  сколь
эгоистично вел он себя последние часы, хандря и кляня  судьбу.  Оказывается,
неприятности не только у него.  От  Джон-Тома  зависят  все:  Мадж,  Яльвар,
Розарык, умирающий в дупле Клотагорб, а теперь еще и Глупость.
   Да, ему не удалось вернуться в собственный мир. Ну и что с того?
   Напрасные переживания ни на дюйм не приблизят его к Лос-Анджелесу. К тому
же друзьям срочно нужна его помощь.
   Мадж мигом уловил перемену в настроении  товарища  и  энергично,  как  на
втором дыхании, заработал щеткой.
   - Кореша, вкалывайте и не падайте духом, - шепнул он Яльвару и Розарык. -
Заметили, какая рожа у моего пацана? Это  неспроста.  Может,  у  него  мозги
маленько набекрень, зато он часто находит выход там, где его не найдет никто
другой.
   - О, боги, хоть бы ты не ошибся! - прошептал Яльвар. - Иначе мы  воистину
обречены.
   - Полшанса, - шепнул Мадж. - Все, что ему нужно, это полшанса.
   - Он и этого может не получить, - вздохнула Розарык.
   В ту ночь, пока  его  измученные  спутники  спали  как  убитые,  Джон-Том
планировал  и  просчитывал.  Корробок  позволит  ему  спеть,  хотя   бы   из
любопытства. Необходимо с исключительной осторожностью выбрать песни,  чтобы
не вызвать у капитана ни малейших подозрений. В том, что кровожадный попугай
будет начеку, юноша не сомневался.
   Стало быть,  нужны  мягкие,  ровные,  успокаивающие  мелодии.  Совершенно
невинные на слух и вместе с тем очень эффективные. Нужна мощная  лирика  без
малейшего оттенка угрозы.
   Лишь составив в уме программу  концерта,  он  позволил  себе  забыться  в
тяжком кошмаре.
   На следующее утро первый помощник  велел  пленникам  вычистить  основание
грот-мачты. Даже не взглянув на них,  мимо  проковылял  Корробок.  Джон-Том,
медленно повернувшись к нему, почтительно окликнул:
   - Прошу прощения, господин капитан.
   Попугай повернулся и уперся кончиками крыльев в гладкие птичьи бедра.
   - Мальчик, не отнимай у меня время. У тебя еще уйма работы.
   - Я знаю, господин, но это совсем не та работа, для которой я лучше всего
подхожу. Мне ужасно  недостает  моего  основного  занятия,  то  бишь  пения.
Поверьте, я непревзойденный знаток песен далеких стран.
   - В самом деле, сынок?
   Джон-Том энергично кивнул.
   - Я знаю немало чудесных мелодий и стихов поразительной красоты.  Я  умею
извлекать из своего инструмента самые сладчайшие звуки.  Вы  убедитесь,  что
они  нисколько  не  режут  слух.  Осмелюсь  заметить,   иные   строки   даже
непристойны. - Он позволил себе подмигнуть.
   - Понятно. - Корробок поразмыслил. - Неужели  всего  за  сутки  ты  сумел
разобраться, в  чем  твоя  выгода?  Хар!  Впрочем,  солнце  и  щетка  быстро
прочищают мозги. Хар! Значит, ты предпочел бы заработать ужин горлом,  а  не
руками? Я прав?
   - Если на то будет ваша воля,  капитан.  -  Джон-Том  постарался  принять
обнадеживающе смиренный вид.
   - Так, говоришь, песни  далеких  стран?  Давненько  на  нашей  лохани  не
звучало песен, если не считать воплей добропорядочных граждан, улетающих  за
борт. - Он поглядел влево, где Мадж, Яльвар и Розарык надраивали планшир.  -
А как же твои приятели? Неужто придут в восторг, когда  им  достанется  твоя
работа?
   Джон-Том облизал губы и шагнул вперед, пряча ухмылку от спутников.
   - Видите ли, господин капитан... Мне, конечно, не хочется их огорчать, но
что я могу поделать? У меня вот-вот спина переломится. И в отличие от них  я
лишен меха, защищающего кожу от солнца. Похоже, мои страдания ничуть  их  не
волнуют, так почему меня должно интересовать их мнение?
   - Ты прав, бедный голокожий человечек.  Не  стану  врать,  что  меня  это
трогает, однако... - Корробок помолчал с задумчивым видом, а Джон-Том затаил
дыхание. - Ладно, менестрель, будь по-твоему. Мы дадим тебе шанс. Хар! Но, -
угрожающе добавил он, - если  ты  хитришь,  чтоб  отлынивать  от  работы,  я
заставлю тебя отполировать изнутри весь нос нашей посудины.
   - Что вы, капитан! Я не хитрю! К тому же, - нашелся юноша, -  разве  стал
бы я повсюду таскать музыкальный инструмент, если б не был менестрелем?
   - Как теоретик и практик в  области  извращений,  я  мог  бы  много  чего
предположить, хар! Но вижу,  у  тебя  нет  необходимого  воображения.  -  Он
повернулся и выкрикнул:
   - Каскрель!
   К нему подскочила белка с грязным нечесаным хвостом.
   - Спустись в мою каюту  и  принеси  инструмент.  Тот,  что  мы  взяли  на
последнем призе.
   - Слушаюсь, господин, - проскрипела белка и исчезла в люке.
   - Пойдем, дылда. - Следом за Корробоком Джон-Том поднялся на полуют.  Там
капитан уселся в плетеное кресло, подвешенное к рее.
   Спинка кресла-корзинки была дополнена поперечной жердью -  это  позволяло
капитану выбирать позу для отдыха.
   На этот раз он решил сесть в корзину. Мгновением позже появилась белка  с
дуарой. Джон-Том постарался не смотреть на  инструмент  с  вожделением,  тем
более что за матросом по трапу взошел любопытный Сашим. Белка отдала целую и
невредимую дуару, и Джон-Том любовно погладил ее. Он уже готов был заиграть,
но ему помешал незнакомый голос.
   Сначала юноше показалось, будто собачьи уши  поджаты.  Приглядевшись,  он
увидел рваные края - следы варварской хирургии. Пес  хромал  и  опирался  на
костыль - в отличие от Корробока у него обе ноги были на месте, просто  одна
на целый фут короче другой. С выступающих  далеко  вперед  челюстей  свисали
щеки.
   - Не надо, кап'н.
   Корробок недовольно обозрел вновь прибывшего.
   - А что тебя не устраивает, Макриг?
   Старый пес перевел взгляд на Джон-Тома.
   - Не дело это, господин. Пусть он лучше драит палубу.
   Деревянной ногой Корробок выбил из-под мышки матроса костыль.
   Макриг засеменил в поисках опоры и плюхнулся на задницу под грубый  хохот
своих друзей.
   - Хар! Ну, где же твоя утонченность, Макриг? Где тяга к культуре?
   Старый матрос как ни в чем не бывало поднялся на ноги и выпрямился во все
свои четыре с половиной фута.
   - Просто он мне не нравится, кап'н. Ни он сам, ни его манеры.
   - Разлюбезный Макриг, я тоже не испытываю любви к бесперым, но вид  голой
кожи не вызывает у меня разлития желчи. Ну, а манеры...  -  Он  устремил  на
Джон-Тома пугающий, приводящий в  замешательство  взгляд.  -  Какие  у  тебя
манеры, человек?
   - Какие угодно, господин капитан. - Джон-Том опустил глаза.
   Взгляд попугая задержался чуть дольше необходимого.
   - Хар, вот это правильно. Все-таки подобострастия еще  маловато,  но  это
поправимо. Видишь? - Он посмотрел на старого матроса. - Ничего  тут  плохого
нет. Музыка нам не повредит. Или повредит,  а,  дылда?  Учти,  если  у  меня
мелькнет хоть тень сомнения...
   - Что вы, капитан! - зачастил Джон-Том. - Я всего лишь бродячий артист  и
хочу попрактиковаться в своем ремесле...
   - Хар! И спасти свою тонкую шкурку, -  усмехнулся  Корробок.  -  Быть  по
сему.
   Он откинулся на спинку мягко покачивающегося кресла. Стоявший  поблизости
Сашим ковырялся в зубах чем-то похожим на сосульку длиною  в  фут.  Джон-Том
понимал: если в песне прозвучит хотя бы намек на  мятеж  или  неповиновение,
эта "сосулька" вонзится в его беззащитное горло.
   Он нервно тронул струны, раскрыл рот... и дал петуха. Экипаж  откликнулся
новым взрывом хохота. Корробок откровенно наслаждался смятением юноши.
   - Простите, господин. -  Он  откашлялся,  мечтая  о  стакане  воды  и  не
отваживаясь попросить. - Эта песня... кхе... принадлежит группе менестрелей,
называющих себя  "Орлами"  <Имеется  в  виду  ансамбль  "Иглс".  "Eagles"  в
переводе на русский - "Орлы".>.
   Корробоку это польстило.
   - Мои родичи по полетам... Правда, я  давно  предпочел  летать  вдали  от
родни. Орлы сильны, но умишком небогаты, да и от пения их я не  в  восторге.
Больно уж голоса высоки и пронзительны.
   - Нет-нет, - поспешил объяснить Джон-Том. - Песню придумали  не  орлы,  а
люди вроде меня, выбравшие себе такое название.
   - Странный выбор. Почему бы им не назвать  себя  "Людьми"?  Впрочем,  это
несущественно. Спой, менестрель. Согрей наши черствые сердца.
   - Как прикажете, гос