и разговоры? - Пауко  потряс  алебардой.  -  Убить  его,  и
точка.
   - Или хотя бы отправить назад. В  его  мир,  который  раньше  был  твоим,
Джонни-Томми. - Голос Маджа был перенасыщен презрением. - Мне почемуй-то  не
кажется, че там он сумеет кого-нибудь напугать.
   Джон-Том колебался.
   - Мадж, мне никогда не нравилась эта идея - переносить людей туда-сюда. Я
бы не хотел наладить  между  нашими  мирами  постоянное  сообщение.  Здешние
жители не поймут моих соотечественников, а те лишь испакостят твою родину.
   - Я не хочу возвращаться, - взмолился Хинкель. -  Там...  там  надо  мной
смеялись.
   - Значица, кой-какой вкус у них все ж есть, - заметил Мадж.
   Хинкель сел на пятки.
   - Мне здесь вообще-то нравится.
   - Легко так говорить, когда у тебя есть власть.  -  Похоже,  Умаджи  была
готова свернуть прохвосту шею по малейшему знаку  Джон-Тома.  -  Но  как  ты
представляешь себе жизнь в роли обычного простолюдина?
   - Обязанного слушать справедливую критику, - добавил Джон-Том.
   - Я на все готов. Я не желал никому зла.  Я  хотел  только...  -  Хинкель
закашлялся. - Я хотел только, чтобы у меня были слушатели.
   Хек с Караукулом переглянулись и раздули ноздри.
   - Послушайте, но ведь я же могу исправиться! - Хинкель поднялся на  ноги.
- Любой может исправиться. - Он затравленно поглядел на Джон-Тома:
   - Сделаю все, что вы скажете.
   Тощая фигура, еще совсем недавно жуткая, сейчас выглядела жалко.
   - Ладно, - спокойно произнес Джон-Том. - Но прежде чем мы расстанемся,  я
тебе спою, наложу чары замедленного действия. Если нарушишь слово...
   - Не нарушу! Ни в коем случае.
   - Допустим. Но все-таки я подстрахуюсь...
   И  тут  появился  оборванный  состав  "Панкреатического  отстоя".  Троица
молниеносно оценила ситуацию и обрушила на беспомощного Хинкеля шквал пинков
и затрещин. К счастью, Газерс и его друзья были слишком измотаны,  ослаблены
голодом и не успели  причинить  серьезные  увечья,  прежде  чем  Джон-Том  и
солдаты оттащили их от хнычущего певца.
   - Подвесьте его за пятки! - бушевал Газерс. -  Я  запихну  гармонику  ему
в...
   Джон-Том встал между перепуганным Хинкелем и музыкантами.
   - Довольно. Вы плывете с нами. Все четверо.
   У Маджа отвисла челюсть.
   - С нами? Э, чувак, да че на тебя нашло?
   - На судне места хватит, - коротко ответил Джон-Том.
   Выдр тяжело вздохнул:
   - Джимми-Тамтам, на нашей клепаной лохани не хватает места с тех пор, как
на борт взошла третья принцесса. Но  ежели  ты  будешь  настаивать,  мне  бы
офигенно хотелось узнать, чего ради.
   - Мы не можем их бросить. На острове они перемрут с голоду.
   - Святые слова.
   Циммерман задумчиво похлопал себя по пустому животу.
   - И пока я не уверен, - продолжал  Джон-Том,  -  что  мистер  Хинкель  не
собирается отказаться от своего слова.  Гораздо  спокойнее  видеть  его  под
присмотром очень ответственных надзирателей.
   - Спасибо, спасибо! - Хинкель нервно косился на бывших коллег и  держался
поближе к Джон-Тому. - Что от меня требуется?
   - Рекомендую для начала потренировать  голос.  -  Джон-Том  посмотрел  на
внимательно следящих за ситуацией принцесс. - Может быть,  при  каком-нибудь
чрезвычайно снисходительном королевском дворе. Пожалуй, лет  двадцати  будет
достаточно.
   - Двадцать лет!
   Хинкель побелел.
   - Лично мне это средство помогло. Может, и  ты  за  этот  срок  научишься
сносно вытягивать мотив.
   Хинкель неохотно кивнул, потом зашарил взором.
   - Моя гармоника! Моя гитара!
   - Их больше нет. Но ничего, наверняка удастся  найти  подходящую  замену.
Лично я предложил бы лютню - самый безобидный инструмент на свете.
   - Ладно. - Побитый музыкант слегка распрямил спину.  -  Вы  еще  увидите.
Наступит день... когда я запою не хуже вас. - Он указал на дуару. -  Кстати,
как вам удаются, такие чудеса?
   Джон-Том скромно пожал плечами:
   - Будь я проклят, если знаю. Уверен только в одном: в любой  музыке  есть
волшебство.
   - Ну, этого мне вполне достаточно. Вот увидите,  я  наберусь  мастерства.
Увидите. Когда-нибудь я стану лучшим!
   - О да, вот это - настоящая целеустремленность. Она мне по душе.
   В тот же миг вперед  метнулась  шикарная  женская  фигурка,  нежные  руки
обвили шею изумленного, но вряд ли раздосадованного этим Хинкеля.
   -  Я  тебе  помогу!  -  проворковала  Ансибетта.  -  Ах  ты,  бедненький,
затюканный, невезучий странствующий бард! Я тебя понимаю, я представляю, как
это несладко - когда тебя хулят даже не в одном, а в двух мирах!  Разве  это
справедливо?
   Джон-Тома, потрясенного до потери голоса, лишь на миг охватило сожаление.
Но он вспомнил Талею, Банкана и свой дом - и успокоился.
   Но не до полной безмятежности.
   Мадж ткнул его под ребра.
   - Ну так,  шеф,  объясни  мне,  сделай  милость.  Это  че,  еще  какое-то
таинственное колдовство действует или че?
   Джон-Том посмотрел на Ансибетту - та снова и снова увлеченно  целовала  и
успокаивала ошеломленного, однако быстро приходящего в себя Хинкеля.
   - Нет, Мадж, это не волшебство. Просто у некоторых человеческих самок  до
крайности извращенные вкусы.
   - А, значица, дело тока в этом? Чувак, да нешто ты не знал, че у всех без
исключения бабенок вкусы  шиворот-навыворот?  Это  ж  всем  известный  закон
природы, вот так.
   - Да, я знаком с этим явлением. Самым красивым женщинам  всегда  нравятся
наиболее уродливые самцы. Особенно их привлекают чахлые  музыканты,  которым
вдобавок  медведь  на  ухо  наступил.  Наверное,  таким   способом   природа
ограничивает прирост населения.
   - Насчет самой красивой ты, приятель, загнул. Пущай она принцесса  и  все
такое, но твоей Талее и в подметки не годится. - Выдр задумчиво помолчал.  -
Та ее враз за пояс заткнет. Или еще куда...
   - Ты совершенно прав, - твердо произнес Джон-Том, чтобы закрыть  тему.  И
он почти не кривил душой.
   Сомкнув пальцы на щуплой шее музыканта, принцесса  Ансибетта  Боробосская
сияла, как солнце в погожий день, и глядела в водянистые глаза Хинкеля.
   - Я позабочусь,  чтобы  ты  ни  в  чем  не  нуждался.  У  нас  при  дворе
великолепные учителя музыки.
   И, взяв его за руку, ласково повела к шлюпке. Волк-Газерс состроил  очень
выразительную мину - дескать, все это мы уже проходили.
   - Ладно, сукин сын неплохо устроился, но с чем остаемся мы?
   Вперед вышла Сешенше и задумчиво провела  когтем  сверху  вниз  по  груди
гитариста.
   - Нет на с-свете королеве-ского  двора,  где  не  най-детс-ся  мес-стечка
одному-двум менес-стрелям. Ес-сли они знают с-свое дело.
   - Конечно, мы знаем свое дело, - огрызнулся Газерс. -  Нам  нужен  только
новый солист.
   - Ес-сли у вас нет ос-собого предубеждения против кошачьих концертов, то,
может быть, и я на что с-сго-жусь?
   Она раскрыла пасть и продемонстрировала нежнейшее и чистейшее  сопрано  -
Джон-Том только диву давался. По крайней мере, оно  было  нежным  и  чистым,
пока не перешло в рычание и мяуканье. Совершенно дикие, неистовые, звуки эти
были достойны десятка сцепившихся в переулке кошек.
   - Э, а ведь неплохо! - Приободрившийся Циммерман уже насвистывал  фоновый
ритм рефрена. - Немножко похоже на "Пирл джем".
   - Или на "Чили пепперс", - высказал свое мнение Хилл.
   Газерс согласно кивнул:
   - Парни, с этим можно конкретно работать. Слышь, кисуля,  платить-то  нам
хоть будут?
   - Кров и с-стол, - ответила Сешенше. - Но - по королевской шкале.
   Не волнуйтес-сь, вас-с ждет дос-стойное  обращение,  как  с-с  уважаемыми
придворными музыкантами.
   Друзья переглянулись, потом за всех высказался Циммерман:
   - Что ж, это самое хорошее предложение за последнее время. Все лучше, чем
наяривать за компот в клубах Пассейика.
   Хилл содрогнулся:
   - Точно, хуже этого ничего не бывает.
   Газерс,  памятуя  о   том,   что   обращается   к   принцессе,   смущенно
поинтересовался:
   - А на столе под кровом... гм... выпивка будет?
   Сешенше показала в улыбке все свои внушительные клыки.
   - Вы отведаете лучших алкогольных напитков нашей с-страны. У моего народа
давние традиции с-сбраживания и нас-стаивания.
   - Ну, коли так, все в порядке! - успокоился Хилл. - Парни, мне это, типа,
нравится.
   - И еще одно. - Газерс  беспомощно  глянул  на  Джон-Тома.  -  Этот  твой
королевский двор... как бы это выразиться... смешанный в расовом  отношении?
Или нет?
   Джон-Том улыбнулся:
   - Ты сам скоро убедишься, что здесь очень дружно живут все  теплокровные.
Уверен, в Паресси-Глиссаре ты встретишь людей.
   - Это как  пить  дать.  -  Мадж  подмигнул.  -  А  ежели  ты  не  склонен
ограничивать себя в выборе...
   Джон-Том зажал ему пасть ладонью.
   - Пусть ребята сами выяснят все, что  их  интересует.  Сильнее,  чем  уже
удивились, они не удивятся.
   И вслед за мангустами друзья направились к шлюпке.
   - Это, конечно, не ресторан деликатесов на Шестой  авеню,  -  пробормотал
Хилл, - но все-таки королевский двор...
   Мадж теребил друга за рукав:
   - Эй, чувак, послушай-ка. Как же быть со всей этой музыкой,  которую  тут
собрал наш задохлик?
   - Я о ней позабочусь.
   Джон-Том остановился на берегу, повернулся к самой высокой горе, все  еще
окутанной темными клубами, взял дуару в руки и запел напоследок. На сей  раз
слова не нуждались в усилителе из запределья.

   Вывод ясен: для музы
   Не созданы узы,
   Для мелодий и слов
   Не найти в целом свете оков.
   Песня вольною птицей
   Пускай в небеса устремится
   И достигнет других уголков
   И других берегов...

   Что тут началось! Взорвались черные тучи, и вся музыка,  которую  Иероним
Хинкель добыл не праведным путем, хлынула вниз по  склону  горы  неудержимым
валом чистого звука, и каждая нота, словно крупица перламутра,  переливалась
сотней оттенков.
   Грандиозным цунами мелодий и ритмов, гармонии и темпа вызволенная  музыка
омыла Джон-Тома и его спутников, растрепала им волосы,  раздразнила  нервные
окончания. А когда промчалась мимо, все поняли: им уже до конца  своих  дней
не встретить звука такой концентрации.
   Она исчезла быстрее, чем любимое воспоминание,  рассеялась  над  океаном,
разбежалась по множеству земель, откуда ее  похитили.  Мелодии  вернулись  к
своим инструментам,  песни  -  к  своим  певцам,  высокие  призрачные  стоны
распределились по сотням  косяков  заждавшихся  китов.  А  Джон-Тому  и  его
товарищам осталось только тепло на сердце и чувство исполненного долга.
   А потом раздался шум, которого Джон-Том не слышал уже давно.  Этот  звук,
почти забытый музыкантом, посвятившим себя семье, чаропению и  разнообразным
приключениям, сильно отличался от того, что раздавался много дней назад  при
встрече  с  китами.  Он  исходил  от  принцесс   и   солдат,   от   ансамбля
"Панкреатический отстой" и даже от  наказанного  Хинкеля,  не  проявлявшего,
однако, энтузиазма. Это были аплодисменты.
   Естественно, в такой ситуации Джон-Том мог сделать только одно.
   Картинным жестом он запахнул широкий плащ, преклонил колено, прижал  руку
к груди и поклонился.
   "Пусть это и не "MTV", - подумал он, - но все равно неплохо".
   - А как насчет вот этого, чувак?
   Пока солдаты помогали взойти на борт последней принцессе, выдр указал  на
исполинский усилитель с колонками. Чудесным образом материализованный тимпан
уже давно исчез. Был прилив, морские волны  норовили  лизнуть  потустороннюю
электронику.
   - Аппаратуру прислал Кацповарекс. Пусть он и решает, как с  нею  быть.  У
меня бы нашлась чаропесенка, да, боюсь,  еще  отошлю  куда-нибудь  не  туда.
Остров безлюдный, так что не понимаю, почему мы должны до хрипоты спорить  о
судьбе чужеземной аудиотехники.
   - Так-то оно так, да тока помяни мое слово, однажды она  когой-то  оченно
удивит. - Выдр подошел к ближайшему монолиту, провел пальцами  по  блестящей
черной поверхности. И уловил едва заметную  вибрацию.  -  Кой-кому  придется
сочинить легенду-другую, чтоб объяснить присутствие этой хреновины.
   - Но это уже не наша проблема.
   Джон-Тому не терпелось покинуть остров.

ЭПИЛОГ

   Наконец гористый клочок суши остался позади. В сопровождении тысяч  китов
и дельфинов суденышко благополучно доставило принцесс на родину Алеукауны, в
Харакун, расположенный на  богатом,  процветающем  восточном  берегу  океана
Фарраглин. Далее  оставалось  лишь  в  индивидуальном  порядке  препроводить
спасенных  дам  в  их  королевства.  В  Тууре  и  Боробоссе,  в   Тренку   и
Паресси-Глиссаре друзей  встречали  и  чествовали  как  героев,  к  немалому
смущению Джон-Тома.
   Мадж, всегда готовый помочь комплексующему спутнику,  брался  праздновать
за них обоих, что и делал на пределе своих необыкновенных способностей.
   В Тренку они оставили рыдающую Пивверу, и Маджу расставание с ней  далось
труднее, чем Джон-Тому прощание с Ансибеттой Боробосской, уже  не  сводившей
глаз с разительно преобразившегося Хинкеля. А тот проведя  несколько  недель
под ее  неослабным  надзором,  решил,  что  двадцать  лет  учения  музыке  -
пустяковая цена за бессрочное продолжение таких отношений.
   Волк-Газерс, Шплиц-Циммерман и Ядерный Хилл благополучно  устроились  при
Паресси-Глиссарском дворе, под личным покровительством Сешенше.
   Как и сулил им Джон-Том, в тамошнее высшее общество входили представители
многих племен, в том числе и человеческого.
   Наконец человек и выдр, чередуя суда с повозками, пешую ходьбу с ездой на
вьючных животных, воротились в родные пределы, в Колоколесье, где  их  ждала
встреча с не желающими ничего понимать Талеей и Виджи. Не выбирая выражений,
жены потребовали отчитаться во всех подробностях, где  шлялись  их  спутники
жизни столько времени.
   - Я же написал записку, - робко напомнил Джон-Том.
   - Да, и я.
   Мадж, ни на минуту не забывая о том,  что  Виджи  в  ярости  бывает  куда
опаснее самой непредсказуемой чаропесни, держался в тени друга.
   Джон-Том знал, что на самом деле требуется его жене, и  вместо  сумбурных
объяснений заключил ее в объятия.
   - Мы просто решили погоняться за мелодией, - шепнул он.
   Гневная отповедь осталась не у дел - трудно пилить мужа во время  жаркого
поцелуя, и Талея решила повременить с выволочкой.
   Виджи обошла обнимающихся людей.
   - А ты, стервец, что скажешь в свое оправдание?
   - Да ладно тебе, крошка, ты ж  знаешь,  как  это  бывает.  Куда  Джон-Том
чапает, туда и мне как бы полагается. -  Женины  колебания  прибавили  Маджу
храбрости, он обнял ее за плечи, отвел в сторонку и прошептал:
   - Ой, крошка, до  чего  ж  это  страшно  было,  до  чего  страшно!  Такие
переделки, такой риск - тебе и не вообразить. Но я их все одолел,  вот  так.
Во имя музыки и искусства. Эх, знала б ты, какие опасности мы пережили!
   - Пережили, говоришь? Ах ты, икра рыбья! - Виджи саданула  его  в  живот,
снова занесла кулак, но не ударила, а улыбнулась. - Но пускай меня  освежуют
на воротник к праздничному платью, если ты не сократился в  талии  на  целую
ладонь! И какие же опасности надо за это благодарить?
   - Да ладно те, крошка, я все объясню.
   Он приблизился, снова обнял ее и ласково терся щеками о ее щеки, пока она
не начала отвечать.
   Естественно, она его простила. И это доказывало лишь одно: в той  комнате
не один Джон-Том умел творить чудеса.