пые мужские слезы
(причем  как  правило  употребляющегося  с  единственным  числом,  что  есть
своеобразный диминутив  -  скупая  мужская  слеза  упала...  или:  скатилась
по...).   Привычный  отрицательный  оценочный  компонент   "скупости"  здесь
окончательно    скрыт    положительным:    мужские     слезы    'сдержанные,
немногочисленные, почти незаметные'.
     Но возможны и иные, более далеко идущие прочтения. Вот  что получается,
если наложить кванторы на некоторые части толкования:
     в)  со  скупо  <проявляемым>  сочувствием  <к  участи  именно  этого
данного листа - как к вполне  заурядному чужому горю, которому надо было
бы, вообще говоря, соболезновать более явно и действенно> -
     или же, несколько более развернуто:
     вв) <относясь  к упавшему с дерева  листу  с естественным>  сочувствием
<т.е.  с сочувствием  к  павшему,  но  при этом>  скупо <т.е.  расчетливо  и
бережливо отмеряя свое сочувствие, с тем чтобы его хватило бы на всех
страдающих в этом  мире,  ведь,  вообще говоря,  обычным является  проявлять
(расходовать)  сочувствие  широко, более щедро  и  нерасчетливо,  совсем  не
задумываясь над тем, хватит ли его на всех в нем нуждающихся, или нет>
     или, может быть, еще в таком варианте:
     ввв)  <с  желанием  сохранить,  т.е.  скопить  (как   бы  приобретая  в
собственность своей скупостью, уберечь от гибели) - хотя бы только для своей
памяти, если  невозможно пока сделать это физически,  материально,  в полном
масштабе и для  всех без  исключения гибнущих  предметов этого мира - именно
этот   упавший  лист  как  законченную  индивидуальность   и  самостоятельно
целостную душу>.
     (В последнем случае  осмысления платоновская мысль доходит, опять-таки,
почти  до пародирования той  -  изначально  федоровской -  идеи,  от которой
отправляется и которой вполне искренне сочувствует.)
     Итак,  здесь  скупость,  как  мы  видели,  это   сложный  комплекс   из
'бережливости и  расчетливости',  'памятливости',  и  даже  'сдержанности  и
стыдливости'.
     Еще пример, с более однозначным контекстом для "скупости":
     ...Чепурный, скупо заботясь о  целости и  сохранности советского
Чевенгура,  считал  полезным  и  тот косвенный факт, что город расположен  в
ровной  скудной степи, небо над Чевенгуром тоже похоже на степь - и нигде не
заметно  красивых  природных  сил,  отвлекающих  людей от  коммунизма  и  от
уединенного интереса друг к другу (Ч).
     То есть,  очевидно, снова: ?-<проявляя  бдительность и расчетливость  в
своей> заботе.
     А вот пример употребления данного слова одновременно в  двух смыслах, с
двумя сдвигами значения:
     По  вечерам Вощев лежал с открытыми глазами и тосковал о будущем, когда
все станет общеизвестным и помещенным в скупое чувство счастья (К).
     Здесь скупое это, во-первых, 'обеспеченное, рассчитанное заранее' (в) и
во-вторых,  'сдерживаемое,  стыдливо скрываемое'  (б). Дело  в  том, что  на
данный момент ни для Вощева, ни  для других землекопов на котловане никакого
счастья, конечно, еще нет, они только тешат себя надеждой и "живут" мыслью о
том,  что их  деятельность,  во  всяком  случае,  его  приближает, или,  так
сказать, "сохраняет и запасает" это счастье впрок, на будущее. В этом смысле
чувство,  которое испытывает  Вощев,  предаваясь  мыслям  об  "обеспеченном"
будущем счастье, может быть  названо  скупым,  т.е. позволяющим использовать
это  рассчитанное,  вычисленное, отмеренное  для всякого по  справедливости,
отпущенное по необходимости, а не сверх меры счастье,  в  том числе, и лично
на себя.
     Сочетание  слов скупость и  обеспеченное счастье с  аналогичным смыслом
повторяется еще раз, когда колхозный активист с благоговением рассматривает
     ручные подписи и печати на бумагах директив, присылаемых ему из района:
     Даже  слезы  показывались  на  глазах  активиста,  когда  он  любовался
четкостью ручных подписей и  изображениями земных  шаров на штемпелях;  ведь
весь земной шар, вся его мякоть скоро достанется  в четкие, железные руки  -
неужели он останется без влияния на всемирное тело земли?  И со скупостью
обеспеченного счастья  активист гладил свою истощенную  нагрузками грудь
(К).
     С одной стороны, этот активист надеется и верит, что ему в будущем тоже
достанется какой-нибудь  кусок  мякоти:  в этом смысле  понятно, что счастье
представляется  ему  в  какой-то  мере  'обеспеченным'  при  всей  возможной
'рассчитанности' его распределения  (в). Скупость  этого  счастья  говорит о
'сдержанности, готовности, если надо, замедлить  и отложить на потом  момент
его вкушения' (вв), которое всем платоновским героям постоянно присуще.
     Итак,  если напомнить только  выявленные выше деформации значения слова
скупость у Платонова, получим:
     а) бережное отношение,
     б) сдержанность, стыдливость, наприметность,
     в)  расчетливость, соотнесение ценности данного объекта  -  с ценностью
всего остального, находящегося в собственности,
     вв)  готовность  замедлить  и  отложить, если  надо,  на  потом  момент
наслаждения собственностью,
     ввв) забота о сохранности целостности и индивидуальности объекта - даже
превышающая по значению ценность самого субъекта.
     Наиболее парадоксальным из этого  набора переосмыслений  представляется
последнее.

     Теперь обратимся к жадности.
     В одном  месте "Чевенгура " сказано, что Дванов работает лопатой - с
усердием  жадности.  Собственно,  они вместе  с Киреем  роют  канаву для
отвода  воды из ручья, чтобы  в дальнейшем чевенгурцы могли выстроить на нем
плотину: "Зато люди будут всегда сыты," - одобряет Дванов сам себя  и своего
напарника.
     Все выглядило бы вполне нормально, если бы говорилось,  например: жадно
пил \  жадно ел  \ с жадностью схватил деньги и т.п.  -  Здесь же у действия
'копать/ работать лопатой' возникает как бы некий "наведенный" смысл -
     а) 'приобретая в результате что-то непосредственно для себя'.
     При этом  жадности  приписывается какое-то особое специфическое усердие
характерное, по мнению автора, для всякого проявления жадности, что ли?  Это
странно, поскольку  усердие  в  каком-нибудь  хорошем деле,  вполне  принято
демонстрировать, а  жадность,  наоборот,  принято  всеми способами скрывать.
Получается  так,  что  платоновским героям  прямо предписывается  выставлять
напоказ свою жадность.
     Но  в  платоновском  мире  даже нежность  сочетается с  жадностью. Так,
чевенгурцы  не решаются  сами выбрать  себе  жен из доставленных Прокофием в
Чевенгур женщин, стыдясь  даже и смотреть на них.  Решено, что каждый из них
должен  перецеловать  всех женщин  подряд,  чтобы сами собой  таким  образом
выявились симпатии и предпочтения:
     Дванову досталось первым целовать всех женщин: при поцелуях он открывал
рот  и  зажимал  губы  каждой  женщины  меж  своими  губами  с  жадностью
нежности, а левой  рукой он слегка обнимал очередную женщину,  чтобы она
стояла  устойчиво  и не  отклонялась  от  него,  пока Дванов  не  перестанет
касаться ее (Ч).
     Очевидно,  выделенное  сочетание  употреблено  вместо  простого  <жадно
целовал>. Или же более сложных смыслов: <целовал одновременно  и жадно,  и с
нежностью>. А  может быть даже такого: <с какой-то особо характерной  именно
для его нежности жадностью>.
     Похожее по парадоксальности сочетание и ниже:
     Активист наклонился к своим бумагам, прощупывая тщательными глазами все
точные тезисы и задания; он с жадностью собственности,  без  памяти о
домашнем  счастье   строил  необходимое  будущее,  готовя  для  себя  в  нем
вечность... (Ч)
     Нормально было бы услышать, например, такое:
     с  жадностью <до чьей-то чужой> собственности.  Может быть, это и хотел
сказать Платонов? -  Такому прочтению однако противоречит сопровождающий это
контекст: без памяти о домашнем счастье.
     Платоновская жадность становится, как и скупость, вполне  положительным
свойством человека (ведь можно же, например, в положительном смысле - "жадно
стремиться  к знаниям",  а Платонов  как  будто  распространяет это  частное
наблюдение языка - на все остальные контексты жадности).
     Последний  пример  платоновского  употребления  (но  уже   совместного)
интересующих нас слов скупость и жадность:
     (У безногого инвалида  Жачева)  скупо отверзтые  глаза наблюдали
посторонний  для  них  мир   с  жадностью  обездоленности,  с  тоской
скопившейся страсти..." (К).
     Т.е., по-видимому:
     <только  слегка (еле-еле) открытые>  глаза  <смотрели на мир с какой-то
особой> жадностью,  <происходящей от> обездоленности <которая в свою очередь
была обусловлена физическими недостатками героя>.
     Здесь слово  скупо сохраняет  лишь  минимум своего языкового  значения,
который можно описать как
     'малость, незначительность проявления',
     а слово жадность может быть  противопоставлено  ему  как -  'повышенный
интерес к впечатлениям внешнего мира', которые вбирает в себя (через зрение)
герой-инвалид.

     Вообще  говоря, обе  эти  "элементарные  эмоции"  человека,  скупость и
жадность, взаимосвязаны. Сравним их значения по словарям:
     жадность - '1)  стремление удовлетворить чрезмерное, ненасытное желание
чего-л.;  2)  скупость,  корыстолюбие'  [МАС];   стало  быть,  это  желание,
превышающее некую норму, может быть, просто большее, чем у других;
     скупой  -  '1) чрезмерно,  до жадности бережливый,  всячески избегающий
расходов, трат (о человеке);  2) перен. бедный чем-л., скудный; 3) умеренный
в  чем-л., сдержанный в проявлении чего-л.'  [МАС]; отметим тут нечто  вроде
неизбежного логического круга в определениях - при том что:
     бережливый - '1) экономный, расчетливый';
     выгода - '1) прибыль, доход, извлекаемый из чего-л.; 2) польза';
     корыстолюбие  -  'стремление  к  личной  выгоде,  к наживе';  корысть -
'выгода, польза',
     нажить  -  '1)  приобрести  постепенно, скопить в  течение  какого-либо
времени \\  получить  прибыль,  барыш, доход и т.п.';  обогатиться -  'стать
богатым, разбогатеть';
     расчетливый - 'бережливый, экономный';
     экономный -  '1)  бережно  расходующий  что-л.,  соблюдающий  экономию,
перен.  скупой, точно  рассчитанный;  умеренный,  сдержанный;  2)  требующий
умеренных трат, способствующий экономии' [МАС].
     Т.е.  по  словарю  получается,  что  жадность -  это в  целом  одно  из
проявлений скупости, а  скупость - просто обратная,  "отрицательная" сторона
бережливости.
     Теперь  попробуем  дать   собственные,  расширенные  толкования  словам
жадность и  скупость  в  языке  и  сравнить их  с  тем, как  их  употребляет
Платонов. Как было уже сказано, если извлечь из сравнения этих слов  в языке
некий дифференциал, то  жадный - это 'стремящийся как можно больше захватить
и  иметь в своей  собственности',  а скупой  -  это  'не желающий  отдавать,
тратить, расходовать то, что у него уже имеется'.
     Если посмотреть на них иначе - как на условные  синонимы, то в значения
обоих слов должны входить по крайней мере следующие компоненты:
     'желание обладать  ресурсом (или опасение  его  исчерпания  со  стороны
других людей)',
     'нежелание давать никому другому возможности доступа (перекрывая его) к
данному ресурсу,  не считающееся  с  мнением других (не  признающее  за ними
этого права)  на обладание  ресурсом, а также, возможно,  подвергающееся (за
это)  осуждению  со  стороны других -  т.е.  (осознанно или нет)  нарушающее
"общепринятые" нормы поведения и морали'.

     Но   Платонов  как   будто  игнорирует  эти  предписания  языка.
Платоновская  жадность  как  будто  лишена наиболее  важного  и, собственно,
определяющего  в  наших  (читательских) глазах это понятие эгоистического  и
оценочного, "социально-тщеславного", компонента (2). Вместо обычного оттенка
осуждения  жадность  и  скупость,  таким образом, у  него наделяются  вполне
положительным смыслом. То  есть как  жадность, так  и  скупость  значительно
переосмыслены и из них  оказывается  выхолощена значительная часть языкового
содержания.
     Если  намеренно  их  противопоставить  друг  другу  (уже в платоновском
понимании), то
     жадность - это скорее  желание приобрести,  захватив (что-то)  в
собственность, сделать  это предметом обладания (презумпция  состоит в  том,
что  данный предмет пока не находится  в распоряжении субъекта). В то
время как
     скупость   -  это   нежелание  тратить,   расходовать  имущество
(собственность, труд, энергию  и т.п.) на что-либо (здесь презумпция  в том,
что объект уже находится в собственности субъекта).
     Для  платоновских героев жадность и скупость предстают в качестве неких
(конечно,  вымышленных)  оснований  для  коллективных  человеческих  эмоций:
первая из них переосмысливается  как желание приобрести  не лично для
себя, а в общественную  собственность, в то время как вторая - как нежелание
выпускать также из  общеполезной  собственности ни один  из предметов
уже имеющегося, наличного "всеобщего инвентаря".



От Ума - к Чувствам

     Деформация общепринятых отношений между Умом и Чувствами[87]
в мире Платонова выражаются  прежде  всего  в  том,  что  обе  эти  душевные
способности   человека   мыслятся   намеренно   вещественно,   принудительно
материально,  предстают перед нами в осязаемых образах, через самые простые,
грубо-зримые вещи, как например:
     1.   через  изменение  габаритов,  увеличение  размеров   и   причинное
"обусловливание" одного через другое:
     Козлов от сытости почувствовал радость, и ум его увеличился (К).
     Таким  образом, радость  можно представить себе, как какое-то тепло или
тяжесть,   которые  расходятся,  буквально  разливаются  по  телу  вместе  с
сытостью,  а  Ум -  просто как некое вместилище, буквально - мешок (или даже
просто желудок, помещающий в себя пищу); он может содержать  в себе Чувства,
как наполняющие и, стало быть,  растягивающие его (тоже вполне материальные)
предметы; это можно было бы назвать "раблезианской" традицией;
     2.  или  через  непосредственный  переход Чувства  - в  Ум (своего рода
диалектический скачок, пресловутый переход количества в качество):
     По словам Чиклина: У кого  в  молодых летах  было несчетное  чувство, у
того потом ум является (К).
     Иначе говоря, уже  в  молодые годы Чувства  как бы  начинают  распирать
собой  изнутри  вместилище души,  а затем, на  их месте  (внутри  созданной,
"продавленной" таким образом формы) и появляется у человека Ум. Так что Ум -
это попросту  заместитель (пережитых  человеком ранее)  Чувств,  нечто вроде
материализованной (или  окаменевшей, запечатленной, воплотившейся) памяти  о
происшедших в  жизни событиях,  откладывающийся в течение  всей  жизни опыт,
некий механический остаток, "сгусток", полученный в результате первоначально
неосмысленных,  совершаемых под  влиянием  слепого Чувства,  т.е.  как  бы в
забытьи, в результате постоянных проб и ошибок - действий. Во всяком случае,
Ум  выглядит как откровенно плотский образ, вещественное, материальное тело,
способное  одновременно  служить  неким  вместилищем  -  тоже  исключительно
плотских  -  идей,  просто  обратно  замененных,  "для  простоты",  на  свои
денотаты.
     3. Ум может быть представлен и как рабочий механизм:
     Здесь Вощев решил  напрячь  свою  душу,  не  жалеть  тела  на работу
ума, с тем, чтобы вскоре вернуться к дому дорожного надзирателя...(К)
     Тут  для  исправной  работы механизма  Ума  (как  и всей души) очевидно
необходимы  затраты  тела -  при  этом тратится  само  "вещество"  человека,
наподобие того, как идут в печь дрова или - уголь в топку паровоза.
     4. При  этом устройство Ума как механизма, требующего постоянной заботы
и управления  для своей  исправной работы,  довольно примитивно;  его работа
зависит прежде всего от сытости человеческого желудка:
     -  Погоди,   -  ответил  хриповатым,  махорочным  голосом  пригревшийся
пешеход. - Я бы сказал  тебе, да у меня ум  без хлеба не  обращается.
Раньше были люди, а теперь стали рты. Понял ты мое слово?
     У Дванова было среди карманного сора немного хлебной мякоти.
     - Поешь, - отдал он хлеб, - пусть  твой ум обращается в живот, а
я без тебя узнаю, чего хочу (Ч).
     Тут  в  первом употреблении  платоновского  словосочетания-неолологизма
явственно слышится следующая аллюзия:
     <как  не вращаются  зубцы  или колесики двигателя - без  смазки или без
топлива>;
     во втором же  возникают сразу  две ассоциации,  накладывающихся друг на
друга:
     а) ум обращается <как бы с просьбой к> - животу;
     б) ум  <сам пре-вращается, преобразуется, "обращается" в> живот - <т.е.
становится  бесполезным  механизмом,  нахлебником,  требующим  исключительно
питания>.
     5. Понимание любой мысли можно  представить  себе,  согласно Платонову,
через  приобретение,  или  просто  "складывание"  какой-то информации в  Ум,
словно в копилку:
     Вот  Михаил глядит  все туда и  соображает  чего-то. Кулаков,  дескать,
нету, а красный лозунг от этого висит. Вижу, входит что-то в его ум и
там останавливается... (К)
     Такой Ум предстает как  какая-то  комната, склад, чулан, кладовка,  или
накопитель, запасник (в первую  очередь,  конечно, для зрительной, образной)
информации.
     Сравним с отрывком:
     -  Складывай  в ум, - подтвердил Жеев.  -  В уме всегда остальцы
лежат, а что живое - то тратится, и того в ум не хватает (Ч).
     6.  Иной раз сама  работа Ума,  т.е. размышление,  предстает просто как
какой-то  физиологический  и  совсем малоэстетичный процесс  (особенно  если
человек так  ничего и не может придумать). Вот, например, у мужика Кирея  от
прилива крови - аж закипает в ушах гной:
     ...Кирей подошел к Чепурному поближе и с тихой совестливостью сообщил:
     - Товарищ Чепурный, у меня  от ума гной из  ушей выходит, а дума
никак...(Ч)
     7. Значит, в Уме оказывается как бы просто свалка для чего-то старого и
ненужного:  все  приобретенные   знания  лежат  там  "мертвым  грузом".  Эта
последняя  идея,  вообще  говоря,  подкрепляется  и  "вдохновляется"  такими
стереотипными выражениями языка, как: "(чья-то мысль/ идея) остановилась (на
чем-то) / засела  (у  кого-то)  в голове /  (кто-то)  вбил себе  в голову  /
(что-то) взбрело в голову (на ум) / (какая-то мысль) сверлит мозги" и т.д.
     Этот  стереотип  можно  было  бы  ввести как "лемму"  общечеловеческого
поведения - по образцу того, как  с помощью лемм и доказательств описывается
"мир тщеславия" Ларошфуко в работе (Мартемьянов, Дорофеев 1983).
     В  нормальном состоянии мысли  не должны  ни  в коем случае  стоять  на
месте: с одной стороны, в  ум должна поступать какая-то информация извне, от
восприятия, от органов  чувств  и от  других людей, а с  другой стороны,  Ум
должен сам  "выдавать" что-то  наружу  - человек  должен с  кем-то  делиться
своими  мнениями или, по крайней  мере, для  себя  как-то формулировать свои
мысли,  откладывая   их   в   своей  памяти,   для  возможного   дальнейшего
использования.
     8.  Емкость  Ума  как  некого (жесткого) вместилища ограничена, поэтому
иметь  в  уме,  или  держать  в  уме  что-то, по-платоновски,  можно  только
вместо   -   чего-то   другого,   в   обмен  (на  что-нибудь),
предварительно  освобождая  там  место (это походит на  выкидывание  старых,
ненужных вещей из кладовки):
     Прежде, во  время  чувственной жизни и  видимости  счастья,  Прушевский
посчитал  бы  надежность грунта  менее  точно,  -  теперь  же  ему  хотелось
беспрерывно заботиться о предметах и  устройствах, чтобы иметь их в своем
уме  и  пустом сердце  вместо  дружбы  и привязанности  к людям. Занятие
техникой  покоя  будущего здания обеспечивало  Прушевскому  равнодушие ясной
мысли, близкое к наслаждению...(К)
     9. Основное в работе Ума как такого примитивного механизма -  привычка,
или простое  рутинное  исполнение  каких-то  ранее  усвоенных,  "накатанных"
действий:
     Соседний  старик хотя и спал,  н