то-нибудь в голове или нет.
   - Может, и Гриндрог тоже не любит ее. Но это не имеет значения.
   - Гриндрог? Это такой - лет двадцати пяти, раза в два больше меня,  с
повязкой на глазу и со сломанным носом?
   - Точно.
   - "Петрел". Он боцман на "Петреле".
   - Да. У тебя еда остывает.
   - "Петрел" только что вошел в гавань. Пожалуй,  не  стоит  надеяться,
что он ничего не узнает.
   - Не стоит, -  самодовольно  сказал  Оги.  -  Кани  проследит,  чтобы
новости достигли его ушей как можно скорее да еще чтобы  команда  стояла
вокруг и подзадоривала.
   Рэп машинально взял плошку и начал жевать, глядя на огонь.
   - У меня есть пол-империала, Оги. За досками над гамаком. Ты и Кани -
мои лучшие друзья. Я бы хотел, чтобы вы  поделили  деньги.  Мои  ботинки
стоят...
   - Заткнись! Неужели ты думаешь, что я сделаю  это?  Рэп  взглянул  на
море.
   - Кто-то идет сюда. Он будет здесь  через  минуту.  Да  это  же  Кани
бежит! Хочет сообщить тебе, что ловушка захлопнулась? Итак, кто  же  наш
противник? - Похоже, в голове у Рэпа прояснилось, и он больше  не  тешил
себя пустыми надеждами.
   - Гриндрог. Он в Дартинге на девятом или десятом месте.
   - Ты можешь взять один ботинок, а Кани - другой.
   - Заткнись! Слушай. Гриндрог не дрался уже с год. Он сам затеял драку
с Раткраном, а после неделю валялся в постели.
   Рэп поперхнулся, будто проглотил рыбью кость.
   - Но, - торжественно произнес Оги, -  с  тех  пор  он  не  дрался.  А
недавно, когда я в последний раз был в порту, случайно подглядел, как он
наживляет крючок. Он держал крючок вот так  -  слева.  Совсем  близко  к
глазам. А он правша.
   Рэп задумчиво жевал и молчал.
   - Раткран стукнул его по башке! Рэп, думаю, парень видит теперь  хуже
трески. Я наблюдал за ним: он натыкается на стены. Он не моргает,  когда
разговаривает. А если ты как следует разозлишь его сегодня  вечером,  то
ему придется драться вслепую.
   - Это жульничество!
   Вздор! Если мальчонка мыслит в таком духе, то  его  нельзя  отпускать
одного, по крайней мере, в общество джотуннов. Но все же Оги был готов к
такому повороту событий.
   - Может, мы поэтому и натравили его на тебя! А теперь  тебе  остается
только привести его в бешенство, так чтобы  этот  слепец  затеял  драку.
Если он даст волю своему джотуннскому норову, то он твой.
   - Или наоборот, - безучастно произнес Рэп, монотонно пережевывая рыбу
и глядя поверх Оги, который начал уже нервничать.
   - Посмотри на свои плечи, Рэп! Ты справишься.
   - Бесполезно. Если это и поможет, то ненадолго. Каждому известно  про
мое ясновидение, и если я выиграю эту драку, то вскоре получу  вызов  на
другую, только днем и  не  со  слепым  недоумком.  Невозможно  поставить
полукровку выше сотен чистокровных джотуннов. Но, насколько  я  понимаю,
главная моя задача - пережить сегодняшнюю ночь, верно?
   Сегодня у него есть кое-какие преимущества. А завтра будет видно.
   - Правильно. Выведи его из себя! Пусть он бросится на тебя!
   - А если я скажу, будто Валли говорила, что он неспособный, что  даже
ни разочка... Это сработает?
   При мысли о том, как отреагирует на такое  пьяный  джотунн,  лоб  Оги
мгновенно покрылся испариной.
   - Что-то вроде того.
   Рэп отставил плошку и вытер  губы,  как  будто  принял  решение.  Оги
протянул ему кувшин с вином, но юноша покачал головой.
   - Я лучше останусь трезвым.
   - Странный ты какой-то. Зачем тебе быть трезвым?
   Трезвый боец? Джотунны  считают,  что  это  не  по-мужски.  Это  даже
большее жульничество, чем ясновидение.
   Рэп  молча  почесывался.  Он  уже  смирился  с  судьбой.  Оги  ожидал
каких-нибудь аргументов, но их не последовало, и  он  начал  гадать,  не
уловка ли это, не вздумал ли  фавн  потихоньку  улизнуть.  Рэп  выглядел
совсем не так, как полагается выглядеть  юнцу  перед  боем  с  одним  из
лучших воинов Дартинга.
   Треск кустов возвестил приближение Кани.
   - Ты готов к драке, как я погляжу, - скованно произнес Оги.
   Рэп улыбнулся:
   - Для меня это будет большое удовольствие.
   - Что? - Оги был глуховат.
   Юноша шагнул ближе, глаза его сверкали, отражая огонь костра.
   - Валли мне про Гриндрога другое рассказывала.  Судя  по  ее  словам,
едва ли у меня есть хотя бы шанс. А ты говоришь, что шанс  есть.  Ладно,
ты подловил меня, значит, у меня нет  выбора.  Вот  и  отлично!  Дружище
Гриндрог заслужил, чтобы ему оторвали башку несколько раз, а может, и не
только башку.
   Оги раскрыл было рот, но потом захлопнул его.
   - Но ведь с Гриндрогом мы еще успеем разобраться. А я как  раз  хотел
одолжить кое у кого башмаки  потяжелее,  так  что  пусть  Гриндрог  пока
потягивает свою выпивку и упивается своими  проблемами,  не  так  ли?  -
учтиво произнес Рэп.
   Внезапно, непонятно как, Рэп схватил  Оги  за  рубашку  и  тряс  его,
поднимая все выше и выше  над  валуном,  пока  ноги  импа  не  перестали
касаться земли. И улыбался. Эта улыбка сияла у самого  носа  Оги,  и  он
подумал, что впервые за ночь Рэп улыбается по-настоящему широко, но  уже
не той кроткой, дружелюбной улыбкой. Скорее, это было похоже на  злобный
оскал.
   - Ну и сколько? - прорычал Рэп. - Сколько ты получишь,  если  ублюдок
фавн побьет слепого чемпиона? Или эта слепота просто приманка для  меня,
дурака?
   - Нет, Рэп, я думаю, он и вправду  ни  черта  не  видит.  Я  как  раз
собирался поговорить о твоей доле, если я... мы победим, и...
   - Пожалуй, мне стоит маленько потренироваться.
   Рэп,  конечно,  был  наполовину  джотунн.   Обычно   это   никак   не
проявлялось.
   Но теперь проявилось.
   Оги надо было думать об этом раньше.
   Рука Рэпа стиснула его горло, он задыхался. Оги чувствовал его ярость
- настоящую джотуннскую ярость. Колени его затряслись.
   Импы обычно дерутся, только имея численный перевес, а Оги никогда  не
слыл хорошим боксером. Он немного побузил,  когда  переехал  в  Дартинг,
потому что так полагалось, и вскоре стал относительно  независимым,  так
как умел кланяться, когда нужно. Немного найдется в Дартинге  джотуннов,
которые станут обращать внимание на какого-то там импа.
   - Ты, Кани, кто еще?
   Как бы там ни было, но сейчас Оги висел в воздухе.  Фавн  держал  его
одной рукой. Хватило же глупости не предусмотреть такую возможность!
   - Ну, так ты, Кани, кто еще?
   - Верг, - с трудом выговорил Оги.
   - Начну с тебя. Потренируюсь, испробую несколько рецептов желе.
   Оги про себя бормотал молитвы всем известным ему Богам.
   Внезапно в светлый круг костра выскочил Кани. Он так  запыхался,  что
едва мог говорить. Очевидно, в голове у него сидело что-то, выходящее за
рамки матча Рэп - Гриндрог,  потому  что  он  не  обратил  ни  малейшего
внимания на происходившее у костра. Он хватал  воздух  и  тыкал  пальцем
куда-то через плечо, и снова пытался сказать что-то. Наконец сглотнул  и
выдохнул:
   - Орка!
   - Что? - Рэп, будто очнувшись, увидел, как Оги шлепнулся и отполз.
   Пока он поднимался, Рэп ушел в темноту.  Звуки  его  шагов  в  густом
подлеске постепенно затихали.
   - Рэп, подожди! Рэп, это самоубийство! Шаги удалялись.
   - Рэп, у нас нет оружия!
   Но крики не могли остановить фавна.
   Орка? Напуганный этим в тысячу раз  больше,  чем  яростью  Рэпа,  Оги
последовал за ним, бросив дрожащего Кани на произвол судьбы.

4

   Оазис Высокие Журавли показался Инос отвратительным. Началось с того,
что Азак, проезжая мимо нее, улыбнулся. Улыбка Азака могла испугать кого
угодно - точно в медно-рыжей  щетине  швабры  расползается  щель.  После
отъезда из Араккарана бороде позволено было расти как заблагорассудится,
и она получилась необычайно густой. Азак,  с  крючковатым  носом,  алыми
джинновыми глазами, высоченный,  надменный,  непоколебимо  высокомерный,
был не из тех, мимо кого можно пройти не заметив.
   На мгновение Инос остановилась, наблюдая,  как  он  в  своем  широком
одеянии бедуина гордо прошествовал в верблюжий загон. Рука его покоилась
на рукоятке сабли. Она вздохнула. Азак - вот проблема так проблема.  Его
предложения о замужестве участились и становились  настойчивее  по  мере
того, как путешествие близилось к концу. Логика  джинна  была  железной,
аргументы не оставляли места для вопросов.
   Только чудо могло посадить ее на трон предков, на трон Краснегара.  А
использовать магию разрешалось лишь в  политических  целях.  Четверка  с
большей вероятностью одобрила  бы  ее  прошение,  будь  она  замужем.  В
особенности если ее муж будет  сильным  и  проверенным  правителем.  Как
Азак. Единственная неувязка заключалась в том, что ее  саму  не  слишком
устраивала такая партия, несмотря на то что Азак  подходил  ей  по  всем
статьям. Инос не могла представить, как переживет  скуку  и  однообразие
краснегарской зимы. А если Хранители откажутся  поддержать  ее,  то  она
окажется перед альтернативой стать султаншей Араккарана. А это совсем не
одно и то же.
   Когда Азак исчез  в  загоне  среди  ревущего  стада  верблюдов,  Инос
вернулась к своим обязанностям: они вместе с Кэйд  ставили  шатер.  Кэйд
терпеливо ждала, разглядывая племянницу выцветшими  голубыми  глазами  -
блеск этих старых глаз изумлял порой даже Инос,  до  того  привыкла  она
видеть вокруг только джиннов.
   - Первый Охотник на Львов, кажется, совсем не  волнуется,  -  сказала
Кэйд.
   - Думаю, нужно не меньше десятка бандитских шаек, чтобы он испугался.
Ну, откуда у нас сегодня дует ветер?
   Они принялись за работу, а реплика  Кэйд  забродила  в  голове  Инос,
словно  пивные  дрожжи  в  бочонке.  Неделями  женщины,  следовавшие   в
караване, тайком обсуждали опасности Гонлета. Здесь, в знаменитом оазисе
Высокие Журавли, они оказались в самой гуще  пресловутых  опасностей,  и
потому были здорово взвинчены. А жены Охотников на  Львов  поговаривали,
что и мужья их на взводе, и глаза джиннов  краснели  не  только  в  силу
наследственности, но и от круглосуточных бдений.
   Отчего же Азак улыбался? А почему бы и нет? Разве имеет значение, что
остальные путешественники раздражены и боятся? Азак  хранил  спокойствие
перед лицом неизбежных опасностей. Усмехнувшись в свою густую бороду, он
просто вспомнил, что шейх целым и невредимым много раз проходил  Гонлет.
И напомнил об этом Инос. Шейху ни разу не угрожал ни один бандит.
   Именно об этом подумала Кэйд. Но  побоялась  высказать  свои  догадки
вслух. Кэйд была необычайно скрытной или волевой и поэтому держала  язык
за зубами. Инос  обвела  взглядом  мрачные  каменистые  холмы  и  острые
вершины Прогист, вставшие темной стеной против закатного солнца,  словно
армия воинов-великанов. Ни одного журавля, но и драконов тоже  не  было.
Мир изменился с тех пор, как начали давать местностям названия.
   Виднелись белые особняки, деревья и чудесное озерцо.  Какой-то  давно
забытый колдун запрудил речку,  чтобы  устроить  здесь  поселение.  Если
верить  легендам,   он   же   сотворил   здесь   особую   касту   горных
проводников-долгожителей и морил до смерти безвестных невинных путников.
   Но не Элкараса. Инос посмотрела, как тетка озобочено вбивает  колышек
палатки. Кэйд никогда не обсуждала шейха даже намеками. Так  же,  как  и
Азак, так же, как и  сама  Инос.  Но  принцесса  могла  припомнить  пару
случаев, когда разговор касался колдовства, и оба раза дело  происходило
вечером, как сейчас. Взгляд ее снова вернулся к заповедной стене гор.  А
за ними - Заповедник Земли. Туда никто никогда не ходил.
   Никто?
   А что, если...
   Напряжение  стало  невыносимым.  Терять  ей   нечего.   Она   глубоко
вздохнула, не заметив, как  внезапно  забилось  ее  сердце,  и  опасливо
оглянулась, нет ли кого поблизости. В походе принято носить  заркианские
одежды с широченными капюшонами. Из-за  них  никогда  нельзя  знать,  не
следят  ли  за  тобой.  Ближайший  шатер  пустовал,  полог  был  поднят,
предоставляя вечернему бризу возможность порезвиться внутри. Шатер слева
принадлежал трескучей стайке подростков, дочерей Шестого Охотника.
   - Красиво, тетя?
   Кэйд взглянула наверх и кивнула, блеснули голубые  джотунновы  глаза.
Вот и все, что оставили наблюдателю чадра и длинные широкие одежды.
   - Сегодня не приставай ко  мне  и  не  спорь,  ладно?  Голубые  глаза
расширились, но через мгновение сузились в щелочки.
   -  Не  собираешься  ли  ты  совершить  что-нибудь  необдуманное   или
неосторожное, моя дорогая?
   - Неосторожное? Я? Конечно нет. Пожалуйста, тетя, поверь мне.
   - Я всегда тебе верю, - подозрительно сказала Кэйд. Тем не менее Инос
знала, что тетка на ее стороне.
   - Не могла бы ты меня на минуточку отпустить? Мне нужно переброситься
словечком с Яртией.
   Она повернулась и пошла между деревьями.
   Инос подумала, что Высокие Журавли почти  нравятся  ей,  несмотря  на
зловещую репутацию жителей. Не так давно подобные селения, затерянные  и
убогие, вызывали у нее  лишь  отвращение.  Но  как  же  быстро  меняются
взгляды!  После  стольких  крошечных,  затерянных  в   пустыне   селений
Алакарна,  когда  они  доберутся  до  нее,  покажется  большим  городом.
Принцесса не тосковала по большим городам. Как было бы  прекрасно  вдруг
ясным тихим полднем очутиться в Красне-гаре - скучном,  пыльном,  старом
Краснегаре.
   Она вежливо приветствовала знакомых, проходя мимо их шатров:  женщин,
детей, с которыми делила беды и опасности  Срединной  пустыни  -  жажду,
убийственную жару, ужас песчаных бурь. Нужно было  бы  захватить  кувшин
для воды - неприлично гулять по лагерю  без  дела.  Кэйд  гораздо  лучше
умела носить кувшин на голове. Что ж, терпение  не  относилось  к  числу
добродетелей Инос.
   Наконец она подошла к шатру Четвертого Охотника. Сам он отсутствовал,
видно, помогал Азаку с  разгрузкой  верблюдов.  Жена  его,  Яртия,  была
ровесницей Инос, и на вкус джиннов поразительно  красива:  волосы  цвета
спелого ореха, а глаз краснее, чем у нее, Инос никогда не встречала.
   Вскоре после того, как караван  вышел  из  Араккарана,  Яртия  родила
сына, здорового и  крупного  малыша.  И  теперь,  когда  грудь  налилась
молоком, фигура стала изумительно женственной. Конечно, этого  никто  не
видел, да и не мог видеть, кроме самого Четвертого. Он был уже немолод и
абсолютно предан  красавице  жене,  родившей  ему  сына,  тогда  как  ее
предшественницы сумели нарожать  только  кучу  дочерей.  Немудрено,  что
Яртия будоражила воображение Инос.
   Стоя на коленях на коврике перед палаткой, Яртия  разжигала  жаровню.
Неотличимая в  широких  одеждах  от  других  женщин,  она  с  удивлением
взглянула  на  посетительницу,  ибо  в  это  время  женщине   полагалось
поторапливаться   с   ужином   для   своего   голодного,   вспыльчивого,
разгоряченного мужа.
   - Госпожа Хатарк? - с уважением промурлыкала Яртия.
   Этим  именем,  которое  выбрал  ей  Азак,  называли  Инос  во   время
путешествия. И оно было, несомненно, лучше, чем то, которым он  наградил
Кэйд, - временами зловещая ухмылка молодого султана скрывала беспощадный
юмор.
   Госпожа Хатарк не придумала заранее, что  сказать.  Она  пробормотала
что-то вроде приветствия, потом решила сесть. И скованно  опустилась  на
коврик.
   Удивление  Яртии  переросло  в   подозрительность.   Она   произнесла
традиционное приглашение целиком, начиная  от  "Вы  оказали  честь  дому
моего мужа..." и кончая предложением воды. Инос отказалась от воды.
   - Я пришла узнать, -  начала  она,  вспоминая  старательно  заученный
хабасский акцент, насаждаемый в Кинвэйле, - собираетесь ли вы вечером  в
баню?
   Яртия выпрямилась и поглядела на посетительницу немигающими  красными
глазами.
   - Охотник на Львов настаивает на этом. Он очень требовательный муж.
   - Это хорошо... но я совсем не то имела в виду. Я думала про тали. Ты
будешь сегодня играть в тали?
   Тали - излюбленная игра женщин. Инос, пока жила в Кинвэйле, несколько
раз играла в нее.
   В их караване чемпионкой была Яртия. Она окинула взглядом  домики  на
дальнем берегу пруда и вновь посмотрела на Инос.
   - Возможно.
   Жительницам Высоких Журавлей определенно  было  что  проигрывать,  уж
точно больше, чем женщинам из селений правдолюбцев.
   - Вот и хорошо. Мы с тетей хотели бы присоединиться для разнообразия.
   - Всегда рады и тебе, и госпоже  Фаттас!  -  Голос  Яртии  звенел  от
подозрения.
   - Да... Ну... На самом  деле  я  думала  о  том...  -  Конечно,  Инос
следовало бы заранее подобрать слова для  такого  заявления:  "На  самом
деле я думала о том, как бы рискнуть и... половчее сжульничать".

   Доверчив человек, но жизнь - обман;
   И, веруя, лжецам потворствуешь ты сам
   Не жди, что завтра ложь сама отступит в тень:
   От нашей глупости она лишь крепнет каждый день.
   Драиден. Ауренг-Зебе

Часть вторая
НИ РАЗУМ ТВОЙ, НИ СТЫД

1

   Подальше от огня стали видны луна и звезды. Вокруг  Дартинга  мерцало
множество костров, и дым их таял в лунном свете.  На  западе  сгрудились
тяжелые облака, но если там и дул ветер, то в долину он не проникал.
   Вокруг царила тишина. И  это  было  страшнее  всего.  Оги  не  слышал
ничего, кроме неровного шарканья своих башмаков и шелеста  штанов.  Если
Кани ничего не напутал, то вопли должны были слиться  в  единый  хор,  а
каждая кастрюля должна была вызванивать тревогу. Он подумал было об  Яле
и детях, но решил, что все равно не сможет их быстро увести. А может,  в
нем просто разыгралось жгучее импово любопытство? Он следовал  за  Рэпом
на судилище.
   Если будет резня, то она начнется там.
   На  судилище  мужчины  встречались,  чтобы   поговорить,   выпить   и
подраться. Если бы произошел поединок Рэп - Гриндрог, то  именно  здесь,
на  судилище.  Корабли,  возвращающиеся  в   Дартинг,   сначала   всегда
причаливали в Финрейне,  разгружались,  ссаживали  пассажиров,  а  затем
загружались пивом. Так что возвращение корабля следующим вечером  всегда
было буйным. Команда после недель, проведенных в  море,  жаждала  крови.
Все остальные зверели к тому времени, когда пиво кончалось.
   Судилище представляло собой площадку утоптанной глины,  окруженную  с
трех сторон насыпью. Во всей долине это  было  единственное  место,  где
росли большие деревья. Они могли укрыть  от  дождя  и  солнца.  А  когда
требовалось, служили столбами.
   В те вечера, когда  корабли  не  приходили,  здесь  играла  музыка  и
устраивались танцы, на деревьях вешались  фонари.  Когда  пили  пиво,  в
центре разжигали костер. В такие вечера женщины оставались дома.
   В тот день пришли в порт "Морской орел" и  "Буревестник".  Оги  скоро
заметил мигание костра и фигуры людей, стоящих под деревьями  у  берега.
Со всех сторон туда бежали мужчины. Но до сих  пор  не  слышно  было  ни
звука.
   В Дартинге не признавали законов, кроме,  может  быть,  одного.  Если
закон  исходил  от  сената  или  народного  собрания  или  подписан  был
древнейшими правителями, никаких оригиналов в Дартинг  не  доставлялось.
Да и важно ли это, если  джотунны  не  признавали  никаких  писулек.  Но
существовал один  неписаный  закон  -  непререкаемый,  как  устав  армии
Империи. В поселениях джотуннов не должно находиться никакого оружия.
   Ликтор Финрейна имел в Дартинге своих шпионов, поэтому любая  попытка
приобрести оружие закончилась бы тем, что в Дартинг немедленно прибыл бы
23-й легион, состоящий из пяти тысяч силачей. Джотунны  предпочитали  не
доводить до таких крайностей.  Они  сами  объявили  оружие  вне  закона,
утверждая, что  существуют  и  другие  способы  улаживать  споры,  более
достойные мужчины: кулаки и  ноги.  И  зубы.  Камни  и  дубинки.  Иногда
разрешались и ножи, но меч мог использовать только трус.
   Но каждый  закон  имеет  исключения.  В  Дартинге  первым  из  первых
считался Бруэл, неофициальный мэр. Он уже постарел,  но  был  урожденным
северянином и при помощи своих шестерых сыновей удерживал  беспорядки  в
допустимых границах. Гатмор был младшим из его сыновей. Оги  подозревал,
что у Бруэла припрятана где-то парочка мечей.
   Но это