устился на колени. Девочка приподнялась  на  цыпочки,  обняла
его и поцеловала в щеку.
   Рэп и Тинал обменялись взглядами удивления и насмешки, Тинал  закатил
глаза, но, прежде чем кто-нибудь из  них  отпустил  шутливое  замечание,
Маленький Цыпленок вскрикнул и вцепился в обмякшую маленькую фигурку.
   Он бережно уложил ее на землю. Рэп бросился на колени, но сразу и без
сомнений понял: девочка мертва.
   Она умерла мгновенно.
   Фавн и гоблин с ужасе переглянулись.
   - Это не я! - запротестовал Маленький Цыпленок. Он поднялся на ноги и
отступил, бледный, как никогда, с яркими пятнами на скулах. -  Я  ее  не
трогал!
   - Да, ты не трогал. Я видел это.
   Тинал  испустил  сдавленный  крик  и  исчез.   Узел   развязался,   и
набедренная повязка соскользнула на землю, оставив Са-горна обнаженным -
и парализованным ужасом. Он уставился на труп феери. Краска отхлынула от
и без того бледных щек джотунна, они стали  почти  белыми  -  как  пряди
волос, прилипшие к его лицу еще во время дождя вчера ночью.
   - Он не прикасался к ней! - произнес Рэп. - Она сама обняла его, а он
ничего не делал! Он даже заложил руки за спину, вот так.
   Сагорн облизнул тонкие губы.
   - Я, то есть Тинал.., тоже это видел... -  Старик  был  ошеломлен  не
меньше Рэпа.
   - Ну так что  же?  -  воскликнул  Рэп.  -  Ведь  вы  великий  ученый!
Объясните это, доктор Сагорн, почему ребенок умер? Что мы натворили?
   -  Понятия  не  имею.  -  Сагорн  взглянул  на  Рэпа  в   откровенном
замешательстве. - Никакие известные  мне  случаи  истощения,  внезапного
удара, травмы... - Он склонился и потрогал пульс на худенькой  шейке,  а
потом  закрыл  пальцами  черные  глаза,  которые  казались  невообразимо
громадными. Он с трудом поднялся, казалось, впервые заметил свою  наготу
и поспешил взять набедренную  повязку.  -  Никогда  не  встречал  ничего
подобного, - пробормотал он. - Не представляю себе,  что  может  вызвать
такую внезапную смерть. Должно быть, вмешательство магических  сил...  -
Он затаил дыхание.
   - Ну, и что же?
   Старик воззрился на Рэпа с ужасом, исказившим его черты.
   - Ничего!
   Но здесь что-то было не так.
   Сагорн исчез - растворился, вызвав вместо себя Тинала.  Взревев,  Рэп
переступил через погибшую девчушку и схватил импа за плечи.
   - Что он вспомнил?
   - Рэп, не смей!
   Но Рэп едва сдерживался. Ему хотелось встряхнуть Тинала, как  пыльную
конскую попону.
   - О чем подумал Сагорн, почему так быстро исчез? Он что-то  вспомнил,
верно?
   - Не знаю.
   - Думай, Тинал! Вспоминай!
   - Рэп, мне больно... Он думал о книге, которую читал...
   - И что в ней говорилось?
   -  Не  помню!  Не  знаю!  Это  было  много  лет  назад,  в  имперской
библиотеке. Просто книга, Рэп, кажется, о Феерии...
   Он лгал - в этом Рэп не сомневался. Но  запугивать  Тинала  было  все
равно что  совершать  самоубийство,  вызывая  Дарада.  Требовать,  чтобы
вернулся Сагорн, было бессмысленно: он исчез именно потому,  что  боялся
расспросов. Сделав над собой усилие, Рэп выпустил импа  и  повернулся  к
гоблину,  безобразное  лицо  которого   хранило   странное   недоуменное
выражение.
   - Она что-то сказала тебе, правда? Она прошептала что-то тебе на ухо.
Что это было? Гоблин надулся.
   - Не знаю.
   - Лжешь, падаль!
   Глаза Маленького Цыпленка угрожающе блеснули.
   - Она говорила на чужом языке - не на импском, не  на  гоблинском.  Я
ничего не понял.
   Он тоже лгал. В отчаянии Рэп уставился на  душные  джунгли  и  жалкую
горстку хижин, лишившихся последнего из  злосчастных  обитателей.  Желая
скрыть от остальных слезы, он пробормотал что-то и пошел прочь.
   Он плакал не сдерживаясь.
   Здесь крылась какая-то тайна, которую он  не  мог  постичь.  В  конце
концов, он всего лишь  туповатый  конюх,  в  лучшем  случае  -  помощник
управляющего имением, заброшенный далеко от дома, оставшийся без  помощи
и без надежды. Теперь Инос казалась ему еще более далекой, а  сам  он  -
еще более жалким. Даже двоим своим спутникам он не мог доверять.
   Это он стал причиной смерти невинного ребенка. Его  невежество  убило
девочку.
   Мир оказался гораздо непонятнее и сложнее, чем предполагал Рэп.

   К двери одной я не нашел ключа,
   В одну завесу всматривался зря,
   Пустые речи о тебе и мне я слышал,
   Прежде чем исчезли ты и я.
   Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (32, 1879)

Часть четвертая
СУДЬБА РАССТАВИЛА ЛЮДЕЙ

1

   - Ну успокойся,  детка,  -  проговорила  Инос.  -  Тише,  дай-ка  мне
взглянуть на твое копыто. Все это лишь игра. - Она соскользнула с  седла
и попыталась утешить Сезам, похлопывая ее по  шее.  -  Прости,  девочка,
прости!
   Сезам  закусила  удила  и  упрямо  попятилась,  цокая   копытами   по
отполированной ветрами гальке. Прошло несколько минут, прежде чем кобыла
позволила успокоить себя. Сезам была одной из самых смирных  лошадей,  с
какими доводилось иметь дело Инос, но в этот момент она словно  спятила,
и не без причины.
   Единственной  растительностью  поблизости  был   колючий   кустарник,
привязывать поводья  к  которому  не  имело  смысла.  Вокруг,  насколько
хватало   взгляда,   простирался   песок   и   камень,   горячий,    как
свежеиспеченный  хлеб.   Зной   растекался   по   пустыне,   как   озеро
расплавленного  свинца.  Он  вызывал  серебристые  миражи,   затуманивал
скалистые хребты, жег глаза. Агонисты казались еле заметными призраками,
увенчанными снеговыми шапками.
   Сезам все еще приплясывала на месте, встревоженная отсутствием других
лошадей, и, возможно, не верила, что Инос найдет  дорогу  домой.  Добыча
скрылась за перевалом, преследуемая  собаками  и  охотниками;  конюхи  и
псари остались далеко позади. Тишина вернулась к  голым  холмам,  воздух
был неподвижным и жестким,  слишком  горячим  для  дыхания  и  пропахшим
пылью.
   Инос вытащила фляжку и откинула покрывало, чтобы напиться. Здесь,  на
холмах, она не отказывалась закрывать лицо - так делали все ее спутники,
даже Азак. Она остановилась под предлогом осмотра копыт Сезам, но,  пока
вокруг никого не было, тщательно разыгрывать свою роль  не  требовалось.
Встряхнув фляжку, Инос одарила ее презрительным взглядом, поняв, что  та
почти пуста.  Небо  над  головой  казалось  пугающе  громадным,  и  Инос
вообразила себе, какой она может  показаться  Богам  -  крошечной,  едва
приметной точкой среди голых камней.
   Она вернула на место фляжку и  вытерла  лицо  рукавом.  День  выдался
тяжелее, чем обычно, - Инос вновь задумалась, чего  надеялась  добиться,
варясь  живьем  в  пустыне.  Уже  больше  двух  недель  она  томилась  в
Араккаране, самой роскошной из темниц Пандемии, и  за  эти  две  недели,
по-видимому, не достигла ровным счетом ничего: ни для Краснегара, ни для
собственного удовлетворения, ибо не удостоилась даже разговора  один  на
один с Азаком, на который так надеялась.
   Вероятно, ее усилия так и не оправдаются: султан  Азак  целыми  днями
пропадал на охоте, а по вечерам закатывал пышные пиры,  приглашая  своих
братьев, дядей и кузенов. Когда же он выкроит время, чтобы  узнать  хоть
что-нибудь о мировой политике? А может, он просто необразованный дикарь,
более невежественный, чем сама Инос?
   - Упрямица - вот кто я такая! - заявила Инос, обращаясь к Сезам. -  Я
просто не желаю сдаваться! Не хочу ползти обратно к Кэйд,  признаваться,
что мне ни разу не удалось загнать этого человека в угол, сколько  бы  я
ни пыталась. - Да, в упрямстве  принцесса  могла  соперничать  только  с
одним некогда известным ей фавном.
   Насколько было известно Инос, дела у Кэйд тоже продвигались  неважно.
Она целыми днями учила придворных дам искусству  устраивать  чаепития  и
приемы  в  дамских  салонах,  и  колдунья  поощряла  подобное   введение
имперских обычаев. Положение в Краснегаре не  изменилось  -  по  крайней
мере, так говорила Раша. Разумеется, понадобился бы целый  месяц,  чтобы
новости достигли Кинвэйла. А чтобы пересечь  всю  Пандемию,  требовались
годы, так что новости известные колдунье, были наиболее свежими.
   - Но какое мне дело, детка? Нет, ты объясни. - Инос потрепала  потную
шею лошадки. - Лучше я сама скажу, почему мне неймется - потому,  что  я
не желаю  терять  время  сидя  рядом  с  Кэйд,  распивая  чаи,  поглощая
пирожные, старея и толстея!
   Сезам громко фыркнула, выражая недоверие.
   - Да, на этот счет у тебя свое мнение, - признала Инос, оглядываясь и
не замечая ни единой  перемены  в  пустынном  ландшафте.  -  Сидеть  под
крылышком Кэйд гораздо удобнее,  а  здесь,  вероятно,  я  состарюсь  еще
быстрее. Так что ты абсолютно права: я поступаю  по-своему  потому,  что
желаю доказать - я ни в чем не уступлю этим волосатым бабуинам.
   Сезам тряхнула головой и попятилась.
   - Вот как? Ты возражаешь? И считаешь, что им до этого все  равно  нет
дела?
   Новизна уже притупилась, и теперь принцы сторонились Инос.  Возможно,
она  даже  раздражала  их,  подавая  дурной  пример  местным   женщинам.
Некоторые из мужчин помоложе по-прежнему беседовали с ней, хотя выбирали
темы, которые были бы немыслимы в Кинвэйле. О браке заикался  лишь  один
из них, молодой Петкиша, но в последнее время он  куда-то  пропал.  Инос
надеялась, что между его предложением и исчезновением нет связи.
   По крайней мере, теперь она узнала,  что  и  в  Зарке  женщины  могут
выходить замуж. Браки были  редким  явлением,  они  мало  что  меняли  и
все-таки считались возможными. Знать об этом было отрадно.
   - Ты совершенно права, - решительно заявила Инос лошади. - Я поступаю
так   потому,   что   не   хочу   терпеть   презрение    невежественного
дикаря-переростка. Он знает,  что  я  давно  желаю  побеседовать  с  ним
наедине, и намеренно уклоняется от разговора, но я буду преследовать его
до тех пор, пока от моего вида его не станет тошнить.
   Сезам недоверчиво вздохнула.
   А затем вдалеке появился всадник - один из охотников возвращался.  Он
направлялся прямо к Инос, значит, уже заметил ее. Через несколько  минут
Инос узнала крупного мышастого жеребца принца  Кара.  Вот  так  сюрприз!
Увидеть Кара на расстоянии, превосходящем длину  его  тени,  можно  было
крайне редко.
   Как обычно, Азак обогнал свиту  и  скрылся  за  горизонтом  вместе  с
дядями и братьями, тщетно пытающимися нагнать его. Зачастую он отрывался
даже от стражников в коричневых одеяниях. Возвращение Кара означало, что
добыча настигнута; вскоре должны были появиться и остальные охотники.
   Не прошло и минуты, как Кар без усилий осадил коня рядом с беспокойно
приплясывающей кобылой Инос и одновременно спрыгнул с седла  с  грацией,
которая   предполагала   происхождение   от   многочисленных   поколений
наездников. Он небрежно бросил поводья, отдав краткий  приказ  мышастому
жеребцу, а затем потянулся, чтобы погладить шею  Сезам,  и  она  застыла
словно по  волшебству.  Азак  владел  тем  же  искусством  обхождения  с
лошадьми. Оно отличалось от волшебства Рэпа, но производило  не  меньшее
впечатление.
   - Она оступилась на камне, - объяснила Инос, - а потом я решила  дать
ей передохнуть.
   - Которой ногой она оступилась? - с улыбкой спросил Кар.
   Кар вечно  улыбался  -  вероятно,  он  родился  с  улыбкой  на  лице,
растягивал губы во сне и, умирая, продолжал бы лыбиться. Только он  один
из взрослых принцев был чисто  выбрит,  его  лицо  выглядело  круглым  и
мальчишеским. Ростом и крепостью  телосложения  он  уступал  большинству
других принцев, на вид ему можно было  дать  лет  тридцать  -  вероятно,
немногим больше, чем Азаку. Он был еще одним акАзакаром -  либо  родным,
либо сводным братом султана. Его глаза, большие и невинные, имели тот же
красноватый цвет, что и у других джиннов,  однако  более  холодных  глаз
Инос не видела  даже  на  рыбном  базаре.  В  Каре  чувствовалось  нечто
зловещее, что она не  могла  определить,  и  вместе  с  тем  никогда  не
слышала, чтобы он повышал голос или хмурился. Или переставал улыбаться.
   - Передней правой, - ответила Инос.
   - Похоже, скорее задней левой. - Улыбка стала  еще  шире,  раздвинула
щеки, но не коснулась глаз. - Но это не важно, верно? - Он  остановился,
провел рукой по щетке над копытом Сезам, а затем поднял ей копыто. - Все
выглядело вполне правдоподобно.
   - Кто это распускает обо мне ложь? Вы могли видеть это сами.
   - Я все видел.
   Инос предпочитала не наблюдать, как бедняжка газель будет  загнана  и
растерзана. Охота с  собаками  не  значилась  в  списке  ее  излюбленных
развлечений.
   - Одурачить удалось почти всех, - заметил Кар,  обращаясь  к  копыту,
которое он осматривал. - К счастью, Великан ничего не заметил. Да, здесь
стрелка  в  копыте  как  будто  припухла.  А  раньше   она   оступалась?
По-настоящему? - Несмотря на то что Кар согнулся пополам, в его  манерах
по-прежнему было что-то неприятное.
   Инос с трудом устояла перед искушением пнуть сапогом в столь  удобную
мишень.
   - Нет, я не замечала. Конечно нет. С ней было все в порядке.
   Кар хмыкнул, выпустил копыто  и  взялся  за  другое.  Сезам  вскинула
голову, когда он нырнул ей почти под брюхо.
   - Даже не пытайтесь повторить это Великану.
   - На это у меня хватит ума.
   - А я думал,  его  вам  хватит,  чтобы  вообще  отказаться  от  таких
попыток. Неужели  вы  полагаете,  что  принадлежность  к  женскому  полу
защитит вас?
   Инос готова была вспылить, но сдержалась и сформулировала ответ более
изысканно:
   - Разумеется нет. Полагаю, мне грозит такой же  выговор,  как  принцу
Петкишу.
   Кар пренебрежительно фыркнул.
   - Выговор? Так вы полагаете, Петкиш отделался выговором?
   На охоте Азак становился фанатиком. Принцы, которые упускали добычу и
не проявляли мастерства в верховой езде, удостоивались упреков султана -
многочисленных  и  неизменно  бурных.  Какое  бы  положение  ни  занимал
виновник,  сколько  бы  сопровождающих  низкого  звания  ни   находилось
поблизости, Азак во всеуслышание заявлял о своем  презрении.  Он  владел
большим запасом слов и потому безжалостно насмехался над провинившимся и
унижал  его,  оскорблял  и  саркастически  высмеивал,  чередуя   иронию,
презрение и грубости. Зачастую это словесное бичевание  продолжалось  до
тех пор, пока на глазах жертвы не появлялись слезы, и  проходило  немало
дней,  прежде  чем  она  вновь  осмеливалась  приблизиться  к   султану.
Публичная порка была бы более гуманным наказанием, и - боялись бы  ее  в
меньшей степени.
   Короче, Азак относился к принцам с  нескрываемым  пренебрежением.  Он
умел проявлять терпение по отношению к низшим - к конюхам,  сокольничим,
прочим слугам, - но для родственников не делал ни малейшей скидки на то,
что человеку свойственно ошибаться. Такой стиль  руководства  вызывал  у
Инос отвращение. В третий или в четвертый раз, когда она  услышала  одну
из грубых тирад Азака, его жертвой был юный Петкиш - это случилось через
два дня после того, как он начал упоминать  о  браке  наряду  со  своими
обычными предложениями сожительства. Его лошадь заупрямилась перед сухим
руслом реки - неширокой, но опасной лощиной, каменистой  и  глубокой,  с
обваливающимися краями. Каким-то образом Азак увидел, что происходит  за
его  спиной,  и  вернулся,  чтобы   обрушить   на   виновника   яростную
обличительную речь - она  продолжалась  до  тех  пор,  пока  бедняга  не
спешился и не бросился на землю перед конем Азака,  уткнувшись  лицом  в
пыль и умоляя о прощении. Затем он был отослан домой, и с тех  пор  Инос
его не видела.
   Несколько минут  Азак  вел  оставшихся  охотников  головокружительным
галопом по местности, которая заставила  бы  любого  разумного  человека
спешиться и пройти через нее на своих  двоих.  Принцы  скакали  за  ним,
подобно блохам, и среди них - Инос: если на такую гонку способны принцы,
то и королеве не подобало отставать от них. Чудом никто из лошадей и  из
всадников не пострадал, но в ту ночь Инос несколько  раз  просыпалась  с
дрожью, в поту, понимая, что могло случиться.
   Кроме того, она твердо уяснила: подобные порядки  не  позволят  Азаку
пасть ниже  уровня  совершенства.  Его  лошадь  просто  не  имела  права
оступаться,  стрелы  никогда  не  должны  были  пролетать   мимо   цели.
По-видимому, он и вправду никогда не  промахивался.  Неудивительно,  что
молодые принцы боготворили его и даже самые старшие только хмурились, но
хранили почтительное молчание.
   Но теперь Инос  ощутила  укол  тревоги.  Петкиш  нравился  ей.  Почти
единственный среди принцев он, казалось, был готов признать, что женщина
- тоже человек.
   - Что же еще случилось с Петкишем?
   - Он был изгнан.
   Кар еще не успел разогнуться, но Инос сохраняла на лице  невозмутимое
выражение, пряча гнев. Изгнание! Но за что - за  неудачу  на  охоте  или
потому, что Петкиш слишком  сдружился  с  царственной  гостьей?  Бедняга
Петкиш с его жидкой  рыжеватой  бородкой!  Так  или  иначе,  он  получил
жестокий урок.
   Азак не мог изгнать  Инос,  поскольку  она  была  гостьей  Раши,  но,
заподозрив, что она намеренно отстала от охотников, избегая вида  крови,
он перестанет считать  ее  равной  своим  спутникам-мужчинам.  Ей  будет
предоставлено полное право составлять букеты в обществе Кэйд.
   - Вас не правильно известили, ваше высочество, - проговорила Инос.  -
Моя лошадь действительно наступила на острый камень. Если  бы  я  знала,
что  насчет  этого  возникнут  сомнения,  я  постаралась  бы   сохранить
доказательства. Надеюсь, вы не верите выдумкам?
   Кар завершил подробный осмотр второго копыта  и  выпрямился.  Положив
руку на холку Сезам, он повернулся к Инос с насмешливым видом.
   - Я сам часто выдумываю, - объяснил он. - Мне известно обо всем. Я  -
глава стражи. Разве вы не знали?
   - Нет, не знала. Кар пожал плечами.
   - Он доверяет мне. Я - единственный человек, которому он доверяет.
   Инос вдруг остро осознала, что оказалась  одна  в  безлюдной  пустыне
рядом с этой улыбающейся  загадкой  с  мальчишеским  лицом.  Прежде  она
никогда не беседовала с Каром, а теперь волосы у нее на голове  вставали
дыбом. Она мечтала, чтобы поскорее появились остальные охотники.
   - Вы имеете в виду,  что  вы  -  единственный  человек,  которому  он
доверяет полностью? Должен же он доверять остальным хоть в чем-то!
   - А разве можно доверять человеку в чем-то?
   - Ну, видите ли...
   Улыбка Кара стала еще шире. Он направился к задним ногам Сезам.
   - Почему вы хотите поговорить с ним?
   А, так это деловая встреча? Ей следовало бы догадаться. Очевидно,  ее
действия напрямую вызывали подозрения и ей требовалось двигаться к  цели
окольным путем. Возможно, якобы охромевшая лошадь была  хорошим  поводом
для аудиенции, и теперь Азак прислал Кара, чтобы обсудить детали.
   - Я хочу получить у него совет - как монарх у монарха.
   - Почему он должен давать вам советы?
   Не смутившись, Инос отозвалась:
   - А почему бы и нет?
   Кар скреб копыто острием кинжала, отозвавшись невозмутимым голосом:
   - Вы - союзница колдуньи. Она держит вас здесь  ради  каких-то  своих
целей. Ваша тетя проводит целые дни в ее  обществе,  распивая  чай,  сея
недовольство среди дворцовых женщин.
   - Я не желаю зла Араккарану!
   - И какие же  доказательства  вы  можете  представить,  кроме  своего
слова?
   Как глупо! Ей следовало ожидать такой подозрительности. Она совсем не
задумывалась о местной политике, поглощенная собственными делами.
   Да, здесь не Империя и уж конечно не Кинвэйл, а она  затеяла  сложную
игру. Азак мог быть снисходительным в развлечениях, но  никогда  не  вел
игр.
   - Неужели я выгляжу так, будто представляю угрозу для Араккарана?
   Кар выпрямился и взглянул на нее, слегка пригасив улыбку.
   - Вы выглядите как шпионка Империи.
   - Что за чепуха! Я похожа на импов не больше, чем вы.
   - Ветер приносит запахи войны.
   - Это правда. Импы захватили мое королевство!
   - Так вы объясняли женщинам. И еще вы задавали вопросы,  -  вкрадчиво
добавил Кар. - Странные вопросы!