это как бы давало ей право слушать дальше.
   - Никогда не встречал Калкора. - Это опять был голос отца.
   - Ты ничего не потерял, друг мой! Друг? Иное не знала никого, кто мог
бы так обращаться к королю.
   - Он так ужасен?
   - Груб! - Незнакомец тихо засмеялся. - Типичный  джо-тунн.  Представь
себе пиры, длящиеся всю зиму, и все в этом  роде.  Подозреваю,  что  для
поддержания силы он борется с медведицами. Не удивлюсь, если он ходит  в
белье из акульей кожи!
   - В таком случае он отпадает.
   Иное была полностью согласна с отцом.
   - Анджилки же слишком стар  для  нее,  -  продолжал  король.  -  Надо
поискать кого-то другого.  А  насчет  Кинвэйла  ты  прав,  возможно,  на
следующий год...
   Незнакомец  заговорил  очень  тихо,  так  что  принцесса   с   трудом
расслышала:
   - У тебя может не  быть  этого  года,  друг  мой.  Опять  последовало
молчание, теперь уже короткое.
   - Понимаю. - Голос отца был странно ровным, без малейшего выражения.
   - Прости!
   - Это не твоя вина, - вздохнул король. - Потому-то  я  и  посылал  за
тобой! Мне нужны твое искусство и твоя честность. Честность и  мудрость.
И я знал, что ты не станешь скрывать правду. -  Снова  пауза.  -  Но  ты
уверен?
   - Конечно нет.
   Иное услышала удаляющиеся  шаги  по  доскам  пола.  Затем,  откуда-то
издали, незнакомец спросил:
   - А это ты пробовал?
   - Нет!
   - Оно могло бы сказать тебе.
   - Нет! Оно останется закрытым!
   - Не представляю, как тебе удается удержаться!
   - Потому, что оно приносит несчастье. Это обнаружил мой  дед.  С  тех
пор его не открывали.
   - Однажды Тинал видел такое же, - вполголоса пробормотал гость. - Оно
тоже было закрыто. Думаю, по той же причине.
   Иное не представляла, о чем они говорят. По-видимому,  оба  отошли  в
глубь комнаты, к  южному  окну.  Ей  приходилось  напрягать  слух,  чтоб
различить голоса, заглушаемые биением ее собственного сердца.
   - Даже если я прав насчет тебя... Это могло бы  помочь.  Если  бы  мы
объединили усилия...
   - Нет, Сагорн, друг мой.  Я  и  раньше  отказывался,  и  всегда  буду
отказываться. Только не думай, что я не доверяю тебе.
   Сагорн вздохнул.
   - Я-то знаю, кому ты не доверяешь, и ты  прав.  Ты  не  сказал  своей
дочери?
   - Боже, конечно, нет! Она еще ребенок. Как она с этим справится?
   Справится с чем? Иное хотелось затопать ногами от отчаяния, но она  и
дышать-то едва осмеливалась.
   - Но скажешь? Еще одна пауза.
   - Даже не знаю, - нерешительно промолвил отец. - Может,  когда  будет
чуть постарше, когда... А может, и вообще не скажу!
   - Ты должен! - Незнакомец произнес это таким тоном,  каким  никто  не
осмеливался разговаривать с королем. - Ты не можешь допустить, чтобы оно
пропало! - Его голос эхом разнесся по пустой комнате.
   - Должен? - Иное могла угадать насмешливое выражение на лице отца.
   -  Да,  должен!  Оно  слишком  ценно!  И  это  единственная   надежда
Краснегара выжить. Ты же сам это знаешь.
   - Оно слишком опасно.
   - Да, действительно, - согласился незнакомец.  -  Но  преимущества  в
данном случае перевешивают, не так ли? - Его голос  стал  вдруг  робким,
почти умоляющим. - Ты знаешь это! Ты... неужели ты  не  можешь  доверить
его мне? Даже если я пообещал бы сказать ей впоследствии?
   Иное услышала, как отец усмехнулся. Одновременно  он  подошел  ближе.
Принцесса напряглась, готовая бежать.
   - Нет, Сагорн. Ради ее безопасности. Я доверяю  тебе,  друг  мой,  но
не... другим. Его собеседник вздохнул.
   - Нет, уж конечно не Дараду. Никогда не доверяй ему. Или Андору.
   - Держи их подальше, обоих! - прозвучал приказ короля.
   - Да, обязательно. Джалон тоже проследит за этим.
   Голос незнакомца раздался очень  близко.  Иное  повернулась  и  стала
спускаться, пытаясь ступать побыстрее, но неслышно.  Джалон?  Тот  самый
менестрель? Она была уверена, что точно расслышала имя. Какое  отношение
мог он иметь ко всему этому? И кто этот Сагорн?
   И вдруг... Взгляд ее  упал  на  многолетний  слой  пыли,  покрывающий
ступени. С ужасом она увидела собственные следы рядом со следами отца  и
его гостя. Это обязательно выдаст ее! Поднимаясь, Иное даже не  смотрела
на пол, но теперь  следы  были  очень  заметны  даже  в  тусклом  свете,
проникающем сквозь запыленные окна. Какой кошмар! Теперь они узнают, что
кто-то подслушивал.
   Внизу  принцесса  задела  тяжелую   дверь,   и   проржавевшие   петли
пронзительно заскрипели.  Иное  проскочила  в  проем,  пронеслась  через
отцовскую спальню и уже бежала вниз по лестнице, когда улышала за  собой
крики, а затем тяжелый топот сапог. Значит, за ней гонятся.  Она  должна
незаметно выбраться из башни и первым делом  спрятать  свой  драгоценный
шелк, пока буря не уляжется.
   Иное вбежала в туалетную, споткнулась о ковер в середине комнаты, еле
удержалась на ногах, ринулась вниз по следующей  лестнице  и  влетела  в
гостиную,  к  великому  изумлению  шести  почтенных  дам,   только   что
собравшихся на утренний прием тетушки Кэйд.
   Несколько мгновений Иное  балансировала  на  одной  ноге,  с  руками,
раскинутыми, как крылья баклана. На удивленные взгляды дам она  отвечала
взглядом, полным ужаса, судорожно  размышляя,  не  стоит  ли  попытаться
прорваться сквозь них к двери напротив. Ей больше всего хотелось этого -
тогда можно было хотя бы избавиться от шелка, но все эти  дамы,  сидящие
на  краешках  розово-золотых  стульев,  блокировали  путь,  а  за   ними
находился слуга Кел,  только  что  вкативший  сервировочный  столик,  на
котором стоял лучший фарфоровый сервиз тетушки Кэйд  и  ее  великолепный
огромный серебряный чайник, распространяющий, как всегда, отвратительный
запах горящего китового жира. А потом Кэйд поднялась, за  ней  поднялись
остальные, и бежать было уже поздно.
   Пухленькое  лицо  тетушки  Кэйд  покраснело  и  приобрело  то   самое
раздраженное выражение, которое Иное часто видела в эти дни Она явно  не
могла решить, приветствовать ли племянницу как ни в чем  не  бывало  или
подобающим образом отчитать ее. Проблему осложняло и  старое  коричневое
одеяние Иное, никак не соответствовавшее обстановке. Наконец она приняла
решение. Лицо ее озарилось радостью.
   - Иносолан, дорогая моя! Как чудесно, что ты смогла присоединиться  к
нам! Разреши представить тебе этих дам. Джиолинсод, Офази...
   Голова у Иное шла кругом. С трудом выдавив улыбку  и  пряча  шелк  за
спиной,  она  протягивала  правую  руку  жеманно  улыбающимся  матронам,
замиравшим от счастья. Еще бы! Быть приглашенной  во  дворец  на  чай  к
герцогине Кэйдолан было уже само по себе огромной  честью,  а  встретить
там еще и принцессу Иносолан -  от  этого  можно  было  просто  потерять
голову!  Особенно,  ехидно  подумала  Иное,  если  принцесса   одета   в
старомодное платье и перепачкана паутиной. А дамы были облачены  в  свои
лучшие платья и шляпки да еще увешаны  всеми  драгоценностями,  которыми
владели или которые смогли одолжить.
   И тут на лестнице опять послышался топот сапог.
   Со стоном отчаяния Иное выдернула руку у четвертой представляемой  ей
дамы и попятилась от двери. Ее тетушка, потрясенная таким пренебрежением
светскими манерами, могла только прошипеть: "Иное!" В ту же минуту дверь
распахнулась и на пороге показался человек - пожилой, высокий и сутулый.
Он скрестил руки  и  выпрямился,  обводя  взглядом  комнату.  Иное  была
уверена, что никогда не встречала его, однако же, судя по тому, что  она
слышала, он ее знал. У незнакомца  было  мрачное  лицо,  орлиный  нос  и
яростно сверкающие голубые глаза. Глубокие морщины  по  сторонам  рта  и
твердый подбородок. Седые пряди выбивались из-под  коричневого  капюшона
плаща. К одежде пристали кусочки паутины.
   - Доктор Сагорн! - воскликнула тетушка Кэйд, просияв от  восторга.  -
Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам!
   Ее голос замер, когда она увидела, с каким гневом вошедший смотрит на
ее племянницу, продолжающую пятиться назад.
   Иное тщетно пыталась подавить волну паники, захлестнувшую ее под этим
испепеляющим взглядом. Спиной она уперлась в столик,  и  отступать  было
уже некуда. Где же ее отец? Почему он не появился? Уж не сделал ли с ним
что-нибудь этот зловещий старик? И, что уже совершенно непонятно, как он
смог так быстро спуститься по лестнице? Он догнал  ее,  и  при  этом,  в
отличие от нее, даже не запыхался!
   - Иносолан, - растерянно спросила тетушка Кэйд, - что это ты  держишь
за спиной, моя дорогая?
   Иное открыла рот, но не могла вымолвить ни слова.
   - Шелк! - ответил за нее грозный Сагорн. - Шелк с золотыми драконами.
   Как он узнал? Так, значит, он волшебник!
   Иное вскрикнула от ужаса и повернулась, чтобы  бежать.  Сервировочный
столик опрокинулся, пирожные и вино разлетелись во все стороны. Огромный
серебряный чайник, предмет особой гордости тетушки Кэйд, упал на  пол  с
оглушительным  стуком,  сотрясшим,   казалось,   весь   замок.   Кипяток
выплеснулся на половину присутствующих дам.
   Сделав шаг, Иное наступила на пирожное с шоколадным кремом и чуть  не
упала. Кое-как удержавшись на ногах,  она  пулей  вылетела  за  дверь  и
понеслась вниз по лестнице, оставив тетушку Кэйд в полном смятении.

4

   Чуть не плача от страха, Иное пробежала без остановки  все  лестницы,
проскочила переднюю, гардеробную, приемную  и  тронный  зал.  Выбежав  в
столовую, она перепугала группу маленьких детей, уплетавших обед. Сбегая
с террасы, она еще не знала, куда бежит. Встревоженные  голуби  и  чайки
вспорхнули, а подкрадывавшаяся к ним рыжая кошка в ужасе  вспрыгнула  на
стену.
   Завернув за угол, Иное увидела перед собой открытую  дверь  дворцовой
церкви и  юркнула  туда.  Где  же,  как  не  в  доме  Богов,  она  может
чувствовать себя в безопасности от волшебника?
   Она с трудом остановилась в холодном и темном помещении, тяжело  дыша
и с  оглушительно  бьющимся  сердцем.  Церковь  была  небольшой,  на  ее
сосновых скамьях могли разместиться всего человек двадцать  -  тридцать.
Стены были очень толстые.  Говорили,  что  церковь  даже  старше  самого
замка. В дальнем ее конце было два священных окна - одно  яркое,  другое
темное и непрозрачное. Между ними стоял стол для подношений, а на нем  -
священные весы, их чаши из золота и свинца символизировали борьбу  добра
со злом. Воздух был сырой и затхлый.
   Иное поспешила к столу и только  собиралась  приклонить  колени,  как
сзади раздался скрипучий голос:
   - Ну-ка, что это тут у нас, внезапный приступ раскаяния?
   Иное вскрикнула от неожиданности. На передней скамье, сложив  руки  и
выпрямившись, сидела мать Юнонини. Смотрительница часовни  была  суровой
женщиной. Смуглая и черноволосая, в широком  черном  одеянии,  она  была
почти неразличима в полумраке церкви, и только глаза ее  горели  мрачным
удовлетворением.
   - Чему же обязаны Боги твоим появлением, дорогая моя?
   - Во дворце волшебник!
   - Волшебник? Странно.
   - Но это правда!
   - Тогда сядь сюда и расскажи  все  по  порядку,  -  проговорила  мать
Юнонини. - Тебе лучше не молиться в таком состоянии, ты можешь  призвать
совсем неподходящих Богов. Молитва требует  соответствующего  настроя  и
ясности мысли.
   Все еще дрожа, Иное неохотно подошла и села рядом с  ней.  Ее  голова
сразу же оказалась ниже, чем у старухи, но хоть ноги доставали до  пола.
Отношение   к   ней   матери   Юнонини   никогда   не   было    особенно
благожелательным. Та так и  не  смогла  простить  Иное  за  то,  что  на
Празднике зимы девочка передразнивала ее походку вразвалочку. Не помогло
даже  то,  что  король  заставил  заблудшую  дочь   принести   публичные
извинения.  Нечастые  посещения  принцессой  церковной  школы  тоже   не
улучшали дела.
   - Что это у тебя в руке? Дай-ка посмотреть. - Юнонини  взяла  шелк  и
развернула, поднося его к свету и любуясь. - Прекрасно! Ты, должно быть,
принесла это в дар Богам?
   - Э... нет.
   - А для стола как раз нужна новая скатерть.  Красивая  ткань!  Откуда
она у тебя?
   - Это... подарок отца на мой день рождения, - проговорила  Иное  чуть
слышно.
   - А он, интересно, об этом знает?
   - Ну, пока еще нет. - Иное с тревогой оглянулась, чтобы проверить, не
стоит ли в дверях волшебник. Сидя рядом с недружелюбной матерью  Юнонини
и боясь появления волшебника, Иное чувствовала себя в западне.
   - Думаю, тебе лучше рассказать все по порядку.
   Иное опустила голову и начала рассказывать. Ее дыхание успокаивалось,
и сердце билось ровнее. Пусть она и не любила мать Юнонини,  от  которой
сегодня ужасно пахло рыбой, та, по крайней мере, должна была знать,  что
делать, если страшный волшебник Сагорн найдет ее здесь.
   Выслушав ее, мать Юнонини некоторое время молчала.
   - Ну что же, - заявила она, немного подумав,  -  теперь  хотелось  бы
услышать, как ты сама объясняешь эти странные события.
   - Ч-что?
   - Не говори "что?" с таким видом! Это не подобает  знатной  даме.  Ты
ведь знаешь, что я хочу сказать.  Все  события  и  действия,  дитя  мое,
содержат как Добро, так и Зло. В этой вечной  борьбе  мы  должны  всегда
стремиться оказаться  на  стороне  Добра  в  этой  вечной  борьбе.  Наша
обязанность - всегда выбирать Добро, или хотя бы то, что к ближе к нему.
Давай начнем с  волшебника,  допустим  даже,  что  он  им  действительно
является. Как ты считаешь, он добрый или злой?
   - Я... Я не знаю. Если он друг отца... А вдруг он убил отца?
   - Едва ли. Не делай поспешных выводов. Его величество мог задержаться
просто для того, чтобы закрыть  дверь.  Он  наверняка  не  хотел,  чтобы
всякие любопытные забредали в комнату Иниссо.
   - Как, значит, вы и раньше знали об этой комнате?
   - Конечно!
   - Вы там были?
   - Нет, - призналась Юнонини с оттенком неудовольствия. -  Но  я  могу
представить себе, что может там быть. Иниссо был великим  волшебником  -
добрым, разумеется, - и его сила была сосредотечена в этой комнате.  Там
до  сих  пор   могут   быть   всевозможные   магические   предметы,   не
предназначенные для глаз любопытных молодых особ.
   Иное подумала, что старуха, должно быть, права. Когда она сунула нос,
куда не просили, и, более того, стала подслушивать чужой  разговор,  она
явно выбрала не Добро. Так что в вечной борьбе Добра со  Злом  принцесса
стала не на ту сторону. В  таком  случае  волшебник  вполне  может  быть
добрым, а его гнев - направлен на Зло в ней самой. Оказаться на  стороне
Зла было очень обидно, и Иное вдруг захотелось плакать, но только не при
матери Юнонини.
   - Теперь о шелке, - добавила священница,  -  скажи  мне,  что  в  нем
хорошего, а что плохого.
   - Я не должна была брать его, пока не смогу заплатить,  -  прошептала
Иное, шмыгнув носом.
   - Правильно, дитя мое, продолжай.
   - Или хотя бы пока отец не согласится купить его мне.
   - Очень хорошо! Итак, что ты должна сейчас сделать?
   - Отнести обратно? - пролепетала Иное, чувствуя, как защемило сердце.
   - О  нет,  думаю,  что  сейчас  уже  поздно.  -  Мать  Юнонини  шумно
вздохнула, распространив вокруг запах  трески,  и  покачала  ножкой,  не
достающей до пола. - Тетушка Меолорна  могла  уже  как-то  распорядиться
деньгами, которые ты ей обещала.
   Надежда вновь вспыхнула в Иное.
   - Так я могу его оставить? - робко промолвила она, но, увидев  взгляд
матери Юнонини, она опять погрузилась в отчаяние. - Нет?
   - Мы не должны искать выгоду в не праведных делах, Иносолан.  Не  так
ли?
   Иное согласно наклонила голову.
   - Так что ты должна делать? Иное задумалась.
   - Отыскать наибольшее Добро? Женщина удовлетворенно кивнула.
   - Я уже сказала, что нам пригодилась бы новая скатерть для священного
стола...
   - Прекрати запугивать ребенка! - раздался вдруг громовой голос.
   Перед столом для приношений стоял Бог, сияющий так ослепительно,  что
невозможно  было  смотреть,  хотя  свет  его   не   освещал   окружающее
пространство. Одновременно ахнув, Иное и мать Юнонини упали на колени  и
склонили головы. Неизвестно, волшебник Сагорн или нет, подумала Иное, но
что это Бог, не  может  быть  никаких  сомнений.  Страх  ее  вернулся  с
удесятеренной силой. Принцесса пожалела, что не может зарыться в  землю,
чтобы защититься от божьего гнева.
   - Юнонини! Что ты знаешь о Сагорне?
   Хотя голос и оглушал, но при этом  не  был  таким  уж  громким  и  не
вызывал эха.
   Мать Юнонини издала звук, похожий на кваканье, и прошептала:
   - Его  величество  говорил,  что  он  должен  приехать.  Это  большой
ученый... - Она умолкла.
   - Продолжай!
   -  Это  старый  друг  его  величества.   В   молодости   они   вместе
путешествовали.
   Последовала напряженная тишина. Темная холодная церковь должна  была,
казалось бы, нагреться от божественного огня,  но  этого  не  произошло.
Камни под коленями Иное по-прежнему были холодными, шероховатыми и пахли
пылью.
   - Так что... - начал Бог голосом, который был вряд ли слышен снаружи,
но Иное показалось, что он может сровнять горы с землей.
   С очевидной неохотой мать Юнонини продолжала:
   - Так что я не думаю, что он волшебник, тем более злой. Я... я должна
была бы объяснить ей, успокоить ее...
   - Да, ты должна была!
   Сначала Иное закрыла лицо руками. Теперь  же  она  чуть-чуть  развела
пальцы и посмотрела. Она могла видеть ноги Бога. Они сверкали так  ярко,
что у девочки болели глаза, однако пол под ними был, как всегда, темный.
Собравшись с духом, принцесса бросила взгляд на Божество.
   Он... или она... нет, они! - вспомнила Иное.  Богов  всегда  называют
"они". Они представляли собой женскую  фигуру,  во  всяком  случае,  так
казалось. Они не имели одежд, но Иное  не  чувствовала  смущения  от  их
наготы, тем более что ее глаза слезились и она не могла рассмотреть Его.
Кроме   того,   вокруг   тела   Божества   сиял   радужный,    постоянно
пере-тивающийся  свет.  Сквозь  него   Иное   угадывала   женское   тело
удивительной  красоты,  излучающее   нежность   и   сострадание.   Вдруг
неожиданно оно приобрело мужскую силу и властность и  засверкало  гневом
Иное была счастлива, что не она находится на месте матери Юнонини.
   Старуха тряслась всем телом. Глаза Иное так болели, что  дна  закрыла
их и опять склонила голову. Это было  все  равно  что  пытаться  увидеть
камни в воде у берега, когда солнце играет на ряби воды, но  только  эта
рябь была волнами красоты, силы, мужественности,  женственности,  любви,
величия, а теперь -  гнева.  При  этом,  даже  потрясенная  божественным
великолепием, принцесса не могла отделаться от  ощущения  чего-то  очень
знакомого.
   Вдруг ей показалось, что Божество напоминает ее мать. Могло  ли  лицо
матери сиять в этом свете?
   Иное немного приободрилась Возможно, Бог не желал ей вреда, а  просто
не мог не выглядеть столь устрашающе.
   - Юнонини! - гремел голос, кажущийся теперь мужским,  хотя  он  и  не
изменился. - Чем плоха скатерть на столе?
   - Ничем, о Боги! - всхлипнула старуха.
   - Так Добро это или Зло - запугивать девочку, чтобы  выманить  у  нее
подношение, которое ей не принадлежит и которое она не хочет делать?
   Мать Юнонини застонала еще громче.
   - Боже, я была не права! Это было скорее Зло, чем Добро!
   - Ты уверена? Вспомни, ведь Боги могут и вводить в заблуждение!
   - Уверена, Боги! Я просто вредничала!
   - Очень хорошо, - сказало Божество чуть мягче. - Покайся!
   Волны гнева утихли и сменились чем-то таким, что  Иное,  тронутой  до
глубины  сердца,  захотелось  плакать  и  смеяться  одновременно.  После
минутной тишины перепуганная  Юнонини  начала  издавать  очень  странные
звуки, и Иное предположила, что это рыдания.
   Затем Боги снова заговорили, и голос стал мягким и женственным:
   - Иносолан.
   Теперь была ее очередь, а ведь она тоже оказалась на стороне Зла!
   - Да, Боги! - прошептала она.
   - Ты должна побольше стараться!
   Иное услышала, как стучат ее собственные зубы.
   - Я верну шелк, Боги!
   - Этого не нужно!
   В изумлении она подняла