двух наших варраулов? - удивился я.
     - Они! Конечно же, они, только они, негры!
     - Но ведь несчастных юношей убили палицами...
     - А вы, сэр, полагаете, у них нет палиц?
     - Действительно, палицы у них могут быть...
     - Скажу вам больше: они могут  даже  для  правдоподобия  одеться  под
индейцев...
     - Неужели они такие хитрецы?
     - Хитрецы, лжецы, предатели и убийцы...
     - Даже убийцы?! - Я сделал удивленные глаза  и  попрощался.  -  Итак,
встречаемся через месяц!
     - Да, сэр, хорошо - через месяц!
     За два часа до захода солнца в разгар отлива мы отчалили от пристани,
и шхуна помчалась по течению к устью реки, подхваченная  попутным  ветром,
наполнившим наши  паруса.  Многие  жители  столицы  прогуливались  в  этот
погожий вечер по набережной и видели наше отплытие. Нам это было на руку.
     К заходу солнца мы уже были далеко от Нью-Кийковерала.  Но в полночь,
еще до восхода луны, когда кромешная тьма окутала весь мир, мы, не  доплыв
до островов  в  устье  Эссекибо,  повернули  назад  и,  пользуясь  морским
приливом, направились вверх по реке, стараясь держаться  ближе  к  левому,
незаселенному берегу. На другом берегу реки в жарком туманном мареве спала
столица колонии.
     Так, подгоняемые приливом, мы быстро прошли миль десять и свернули на
другую сторону реки.
     В этих местах во время наших  прежних  нередких  вылазок  мы  открыли
идеальное убежище: небольшой, но достаточно глубокий заливчик,  в  который
можно было ввести нашу шхуну и надежно укрыть  ее  от  слишком  любопытных
глаз.  Заливчик  находился  примерно  в  четырех   милях    на    юг    от
Нью-Кийковерала.  Непроходимые заросли кустарника загораживали его со всех
сторон и даже со стороны реки.  Найти нас тут было так же трудно, как иглу
в стоге сена,  -  со  всех  сторон  простирались  непроходимые,  безлюдные
джунгли; на несколько  миль  вокруг  ни  одного  человеческого  жилья:  ни
индейской хижины, ни плантации белых поселенцев.
     Примерно в миле от нашего убежища с севера на юг  шла  через  джунгли
дорога, или, вернее, широкая тропа, о которой я уже упоминал.  Она  вилась
почти вдоль самого берега  Эссекибо  и  связывала  со  столицей  несколько
голландских плантаций, расположенных на  пятнадцать-двадцать  миль  южнее.
Именно здесь мы и встретили в прошлый  раз  тех  несчастных  рабов-негров,
которых карибы вели на расправу в столицу.
     У этой тропы мы и решили устроить засаду на подлых карибов, когда они
в очередной раз поведут по ней рабов,  выловленных  в  джунглях.  С  целью
маскировки залива, в котором мы укрыли свою шхуну,  приходилось  соблюдать
величайшую осторожность.  Поэтому мы отплыли на итаубе вверх  по  Эссекибо
мили две от залива и только здесь высадились на берег и стали  пробираться
сквозь чащу к тропе.  Пробирались мы гуськом, след в след, стараясь  ничем
не выдать своего присутствия.
     Для засад мы выбрали  такие  участки,  откуда  тропа  просматривалась
минимум  на  двести  шагов  в  обе  стороны:  следовало  исключить  всякую
неожиданность.  В каждую из  засад  мы  выделяли  по  пятнадцать  человек,
расставляя их по обеим сторонам дороги таким  образом,  чтобы  можно  было
сразу уничтожить всех идущих по ней карибов, исключив  всякую  возможность
скрыться хоть одному из них.
     Из засад мы решили стрелять только из луков, а из пистолетов и  ружей
- лишь в случаях крайней необходимости, хотя в огнестрельном оружии у нас,
как всегда, недостатка не было.
     Я занимался устройством всех засад, но непосредственно в их действиях
решил  не  участвовать.  В  мою  задачу  входило  вместе  с    несколькими
разведчиками следить, чтобы ни один из карибов не сумел от нас  уйти.  Это
было  важное  и  необходимое  условие  успеха  всего  нашего  замысла.  Мы
просиживали в засадах от рассвета до поздних  сумерек,  и  меня  просто  в
изумление приводила стойкость моих индейцев, их  ни  с  чем  не  сравнимое
терпение.  Часами  и  целыми  днями  сидели  они  в  укрытии   неподвижно,
настороженно вглядываясь в открытый участок дороги.
     Однажды мы стали свидетелями поразительного события.  Из леса донесся
постепенно приближающийся к нам шум и треск  сучьев.  Тропа,  как  обычно,
была пустынна.  Вдруг из лесной чащи  на  нее  выбрался  диковинного  вида
зверь.  Ростом со взрослого  сторожевого  пса,  но  раза  в  два  длиннее,
лохматый и совершенно черный,  как  сам  дьявол,  с  причудливо  вытянутой
мордой, похожей на сужающуюся книзу трубу, с  торчащим  хвостом,  покрытым
длинной шерстью и с передними лапами, снабженными такими длинными когтями,
что, казалось, страшилище, передвигаясь,  ступает  на  суставы,  а  не  на
стопы. Редкостное чудище! Я впервые встретил в джунглях такого зверя, хотя
много слышал о нем разных рассказов.  Это был большой  муравьед,  существо
мирное, но в состоянии раздражения страшное из-за своих  когтей,  которыми
он легко рвал на части нападавшего, в том числе и человека.  Этими когтями
он мог, словно папиросную  бумагу,  разрывать  стены  твердых  как  камень
муравейников и термитников.
     Поскольку муравьед, пересекавший тропу, двигался довольно медленно, я
бросился за ним в чащу, чтобы подстрелить  его  из  лука.  Когда  до  цели
оставалось  десятка  два  шагов  и  я  уже  было  натянул  тетиву,    меня
опередили...  Это был ягуар. В кустах раздался треск, и огромный пятнистый
хищник прыгнул на жертву, но раньше, чем  он  достиг  ее,  муравьед  успел
подняться на задние лапы, а передние  когти  широко  растопырил  навстречу
врагу.  Ягуар мощным прыжком свалил муравьеда на землю, но и сам  попал  в
его цепкие объятия.  Прерывистый рев, вой, топот, взрытая земля.  Когда  я
подбежал,  звери  как  раз  приканчивали  друг  друга.  У  муравьеда  было
прокушено горло, и он уже испустил дух, а ягуар  с  разодранной  до  ребер
спиной еще дергался, но встать уже не мог. Глаза его затягивались пленкой,
по телу пробежала мелкая дрожь, и он тоже затих.
     Так джунгли на мгновение приоткрыли свое забрало. Схватка двух мощных
животных длилась меньше минуты.  Повсюду здесь таилась близкая и внезапная
смерть!
     Тропа, у которой мы устроили засаду, как видно, была важной артерией,
и днем она редко пустовала. По ней то и дело кто-нибудь проходил: то негры
с котомками за спиной, то несколько индейцев неизвестного нам племени,  то
идущая из столицы группа из пяти-шести  вооруженных  карибов.  У  этих  на
совести наверняка были немалые грехи, но без видимых причин я не хотел  их
трогать, и они проходили мимо, не  подозревая,  что  жизнь  их  висела  на
волоске.
     На второй или третий день ожидания появилась группа  негров,  которая
несла на носилках пожилого  голландца;  его  богатые  одежды  и  надменная
осанка  позволяли  предположить  в  нем  важную  птицу  -  скорее    всего
какого-нибудь плантатора.  Несколько негров с ружьями  на  плечах  шли  по
сторонам как охрана или почетный эскорт.
     И эту группу мы пропустили, не тронув, и они тоже  прошли,  никого  и
ничего не заметив.


                               ПЕРВЫЙ УДАР

     Наконец терпение наше было вознаграждено.  Мы дождались своего часа -
настал день действий.  Утром,  сидя,  как  обычно,  в  засаде,  мы  издали
заметили появившуюся на  тропе  группу  людей.  Через  подзорную  трубу  я
отчетливо различил: четыре вооруженных кариба конвоировали человек  десять
опутанных веревками негров  и  негритянок,  привязанных  к  одному  общему
канату. Тихим свистом я подал знак тревоги.
     Все свершилось в  мгновение  ока  и  точно  по  плану.  Когда  группа
приблизилась к месту нашей засады шагов на пятьдесят, Мигуэль выскочил  из
зарослей на дорогу и, подняв руку, во  весь  свой  мощный  голос  крикнул,
чтобы они остановились.  Захваченные врасплох карибы, а за  ними  и  негры
остановились как вкопанные.  Секунды замешательства оказалось  достаточно.
Из чащи засвистели стрелы.  С такого близкого расстояния мои верные  воины
не могли промахнуться, и все четыре кариба были сразу же уложены на месте,
не успев даже издать стона.
     Мы выскочили на дорогу, оттащили в  чащу  трупы  и  повели  за  собой
связанных негров.  Только отойдя от тропы шагов на сто, мы  их  развязали.
Другая часть нашего отряда в это время быстро  собрала  оружие  карибов  и
уничтожила на тропе все следы  нападения.  На  все  это  потребовалось  не
больше десяти минут.  Я подошел к освобожденным пленникам.  Со  мной  были
Мигуэль, Фуюди, Арасибо и, как всегда, неотлучный Арнак.
     Негры стояли ошеломленные, не в силах понять случившегося.  Спины их,
особенно у старшего, были покрыты едва подсохшими  струпьями  -  страшными
следами истязаний и пыток.  Среди них оказались  четыре  молодые  девушки;
судя по следам на спинах, их тоже не миновало истязание плетьми.  Я  велел
Фуюди и Мигуэлю попытаться выяснить у этих людей, что с ними  произошло  и
как они сюда попали.
     Оказалось, это  были  рабы  с  плантации  Бленхейм,  расположенной  в
пятнадцати милях к югу от столицы Нью-Кийковерал и примерно в десяти милях
от нас.
     Плантатор и все члены его семьи, а также управляющие и надсмотрщики с
такой неслыханной жестокостью обращались с рабами, что многие из них  были
готовы лишить себя жизни, а другие пытались бежать.  Они слышали,  что  на
реке Бербис, далеко на юго-востоке, в лесах,  обосновалось  немало  беглых
рабов.  К ним-то и пыталась бежать отбитая  нами  группа.  Однако  карибы,
рыщущие по лесам вокруг плантации, схватили их и теперь вели в столицу  на
расправу, надеясь на обещанное голландцами вознаграждение.
     - Спроси, хорошо ли они знают, что ждало их  в  столице?  -  велел  я
Мигуэлю.
     - Да, кажется, они кое-что знают об истязаниях и пытках... -  ответил
Мигуэль, переговорив со своими собратьями.
     - Хорошо, скажи им тогда, что теперь они свободны и могут делать  что
хотят. Какие у них намерения?
     Эти несчастные, совсем потерявшие голову от свалившихся на  них  бед,
истерзанные побоями, вконец измученные голодом, сами толком не знали, чего
хотят, и были готовы  на  все.  У  нас  имелся  с  собой  небольшой  запас
провизии, и я велел прежде всего их накормить.  Утолив голод и жажду,  они
почувствовали себя немного лучше.  Арасибо  отыскал  в  джунглях  какие-то
травы, которые благодатно действовали на раны.  У четверых убитых  карибов
имелись ружья, но оказалось, что только один  из  негров,  самый  старший,
умеет пользоваться огнестрельным оружием.  Ему я и дал ружье  с  пулями  и
порохом примерно на тридцать выстрелов. Все остальные негры получили луки,
стрелы и по одному ножу.
     Четыре молодые  негритянки  стояли  чуть  в  стороне  и  настороженно
прислушивались к нашей беседе, негромко перебрасываясь какими-то  словами:
похоже, о чем-то совещались.  С  явным  любопытством  они  поглядывали  на
Мигуэля, такого же негра, как и они сами.  Вероятно, именно он  вызывал  у
них наибольшее доверие и вселял какие-то надежды. Наконец одна из девушек,
как видно, посмелее других и знавшая голландский язык, приблизилась к  нам
и сказала, что она и ее подруги не хотят бежать с  остальными  в  джунгли,
страшась неизвестности и тягот пути.  Они хотели бы остаться с  нами,  под
его защитой - девушка указала рукой на Мигуэля.
     Мигуэль был несколько смущен, но по его лицу проскользнула  довольная
улыбка. Надо сказать, что до сих пор и он сам, и его четыре друга-негра не
были женаты.  Теперь у них открывалась  возможность  наконец  решить  свои
семейные проблемы.  Я был этому  искренне  рад.  Мигуэль  бросил  на  меня
вопросительный взгляд.  Я с готовностью кивнул: я, мол, согласен.  Мигуэль
улыбнулся и попросил девушек отойти в сторону.
     И тут вдруг вперед выскочил один из молодых невольников, тщедушный, с
жестоко истерзанной плетьми спиной и до крайности истощенный.  С  яростью,
которая привела нас всех в изумление, он громко запротестовал:  это,  мол,
его девушка и он не хочет с ней расставаться.
     Мигуэль заметно смешался, неуверенно взглянул на соперника, но, видя,
что тот едва держится на ногах, вскипел, в свою очередь:
     - Твои силы совсем уж на исходе, как же ты будешь ее защищать? А ведь
вам предстоит трудный путь!
     Несмотря  на  возмущение,  Мигуэль  не  утратил,   однако,    чувства
справедливости и обратился к девушке с вопросом, куда она хочет идти.
     - С вами! Я хочу с вами! С тобой! - Юная негритянка крепко  прижалась
к Мигуэлю.
     И тут в конфликт вмешался самый старый из негров.  Он  одернул  не  в
меру разгорячившегося юнца, велев  ему  замолчать;  в  тяжком  пути  через
джунгли к реке Бербис молодая и слабая девушка могла стать  только  лишней
обузой. Парень смешался и умолк.
     Прежде  чем  уйти,  старик  негр  подошел  ко  мне  и,  видя,  что  я
единственный здесь бледнолицый, обратился через Фуюди:
     - Вы спасли нас от смерти! Скажи мне, как твое имя? Кому  мы  обязаны
жизнью?
     - Никто, даже вы, не должен о нас ничего знать.
     - Мы слышали только  об  одном  бледнолицем,  способном  на  то,  что
свершил сегодня ты, но, говорят, он далеко, на реке Ориноко.
     - Ты знаешь его имя?
     - Да, его зовут Белый Ягуар...
     - Но ты же сам говоришь, что он далеко отсюда...
     Негр потупился:
     - Да, это правда, он далеко отсюда!
     Когда  освобожденные  негры,  исполненные  надежды  и  благодарности,
покинули нас и никто из  них  не  явился  обратно,  мы,  дождавшись  ночи,
вернулись на шхуну, довольные проведенной  операцией.  Симаре  я  временно
поручил заботу о четырех негритянках. Она быстро с ними сдружилась.


                          ВТОРОЙ УДАР ПО КАРИБАМ

     Молодые негритянки, окруженные всеобщим доброжелательством и заботой,
уповая на лучшее будущее, постепенно  приходили  в  себя  и  час  от  часу
хорошели.  В течение каких-нибудь трех дней они полностью оправились.  Как
глава отряда я пожелал своему другу Мигуэлю и трем его собратьям счастья с
обретенными подругами жизни.
     От засад на лесной тропе мы не отказались. Однако в течение ближайших
дней ничего заслуживающего нашего внимания на дороге не появилось.
     К счастью, теперь, после захода солнца, с Атлантики до  нас  долетали
свежие ветры, и ночи стали несколько прохладнее.  Это позволяло с  головой
укутываться в одеяла и  тем  самым  хоть  как-то  спасаться  от  вампиров,
которые никак не  хотели  оставить  нас  в  покое.  Кто  спал  крепко,  не
сбрасывая с себя ночью одеял, просыпался целым и невредимым, у кого же  во
сне из-под одеяла обнажался пусть самый  крохотный  участок  тела  -  чаще
всего нога - лужа крови под гамаком говорила  о  ночном  разбое  крохотных
чудовищ.  Кровопийца-вампир, эта маленькая летучая мышь, никогда не будила
жертву,  совершенно  безболезненно  прокусывая  небольшую,   но    обильно
кровоточащую ранку. При этом вампиры выпивают лишь мизерную часть, говорят
- не более одной десятой доли всей  той крови, которая струей вытекает  из
тела жертвы.
     Однажды ночью под утро хлынул проливной дождь,  и  когда  он  наконец
прекратился, было уже совсем светло.  Обычно мы покидали шхуну задолго  до
рассвета, но в этот день все шло с опозданием.  Правда, утром густой туман
окутал джунгли, и мы, рассчитывая на него, рискнули все-таки отправиться в
путь.
     Над  туманом,  над  верхушками  деревьев  слышен  был  утренний  крик
пролетавших попугаев, но мы, к несчастью, на этот раз  пренебрегли  верной
приметой, и, понадеясь на туман, можно сказать, попались на удочку: погода
подвела даже индейцев - не  успели  мы  доплыть  до  места  нашей  обычной
высадки на берег, как туман на удивление быстро  рассеялся  и  ясный  день
застиг нас на открытой взору со всех сторон реке. Река оказалась отнюдь не
безлюдной.  В подзорную трубу  я  рассмотрел  на  противоположной  стороне
Эссекибо,  примерно  в  трех  милях  от  нас,    две    небольшие    лодки
индейцев-рыбаков.  Маловероятно,  чтобы  они  заметили  нас    на    таком
расстоянии.  Зато не далее чем в миле впереди мы обнаружили другую  лодку,
плывущую прямо на нас.  В ней на веслах сидело девять индейцев, и сомнений
не оставалось - карибов; я видел их совершенно отчетливо.  Через несколько
минут мы сблизимся на расстояние  ружейного  выстрела.  Я  быстро  передал
подзорную трубу Вагуре, отряд которого плыл со мной в тот  день,  попросив
Вагуру проверить мои наблюдения.  Он подтвердил: да, карибы. Как всегда, в
нашем  распоряжении  были  три  дальнобойных  мушкета,  несколько   ружей,
пистолеты и одна пищаль, заряженная картечью.
     - Карибы плывут на  лодке,  которая  называется  кориаль,  -  пояснил
Вагура.
     Выхода не было, ситуация становилась угрожающей: чтобы не  обнаружить
себя, оставалось одно -  уничтожить  всю  команду  этого,  на  свою  беду,
встретившегося нам кориаля.
     - Ты, ты и ты... - указал я пальцем  на  лучших  стрелков  отряда,  -
спрячьтесь за бортами и готовьте ружья и мушкеты!
     Шесть человек я оставил на веслах, велев им грести спокойно, как ни в
чем не бывало.  Сам я остался на руле - раздетый, как  и  все,  загоревший
дочерна, я мало походил на бледнолицего, а  свои  длинные  светлые  волосы
скрыл под платком.
     - Вагура, сколько ты их насчитал?
     - Кажется, девять...
     - Похоже, так и есть.
     Я повернул нашу итаубу ближе к берегу,  так,  чтобы  карибы  остались
справа, а солнце  в  момент  схватки  было  у  нас  за  спиной.  Следовало
опасаться только того, как бы карибы, заметив нашу итаубу, не ринулись  на
нас вместо того, чтобы плыть мимо, подставляя свой борт.  Во втором случае
было бы нетрудно одним ружейным залпом уложить сразу всю банду. А вот если
они поплывут прямо на нас, с первого залпа удастся сразить лишь сидящих на
носу, остальные же, пока мы будем перезаряжать  ружья,  могут  представить
для нас серьезную опасность - у них наверняка есть ружья, а  карибы  слыли
неплохими стрелками.
     На кориале гребли энергично, шестерка наших гребцов тоже не ленилась,
и лодки сближались быстро.  Нам везло: ослепленные солнцем карибы  нас  не
замечали и плыли мимо, стороной, не подозревая о грозящей им опасности.
     Когда лодка карибов  проплывала  мимо  нас  в  каких-нибудь  тридцати
шагах, стрелки по моему сигналу поднялись, вскинули ружья и, прицелившись,
дали дружный залп из мушкетов, ружей, пищали. Все вокруг заволокло дымом.
     В каких-нибудь пять секунд все было кончено.  Мы подплыли к  медленно
сносимому течением кориалю, чтобы проверить, не остался ли там  кто-нибудь
в живых.  Со дна лодки на нас с ужасом смотрел человек. Арнак  хотел  было
выстрелить из лука, но его удержал громкий окрик Вагуры:
     - Не стреляй, это девушка!
     Ее оставили в живых.
     Следовало как можно скорее убраться с середины реки, на  которой  нас
легко было обнаружить.  Поэтому, не теряя времени, половина нашей  команды
перешла на кориаль, и мы что было сил налегли  на  весла,  устремившись  к
берегу, и уже здесь, под сенью прибрежных деревьев, поплыли вверх по реке,
в известную нам неглубокую заводь, надежно укрытую в густых зарослях.
     По пути я приказал Фуюди,  нашему  переводчику,  допросить  спасенную
девушку, а свободным от гребли воинам собрать оружие убитых карибов.
     Через какое-то время Фуюди сказал:
     - Я не могу с ней договориться, Белый Ягуар.
     - Она не карибка? - спросил я.
     - Похоже, она из племени макуши...
     - Из таких далеких краев?
     ...Племя макуши, как я знал по  рассказам  и  карте,  подаренной  мне
испанцем  доном  Мануэлем,  жило  далеко  на  юге,    в    саваннах,    за
трехсотмильными дебрями  гвианских  джунглей.  Когда-то  многочисленное  и
воинственное, в последнее время оно заметно  теряло  былое  величие  из-за
постоянных  набегов  лучше  вооруженных  карибов.  Беспощадные  воители  в
поисках  рабов  для  голландских  колонизаторов  добирались  даже  в    те
отдаленные края.
     Индианка, совсем еще молодая, не старше восемнадц