стся  покинуть  остров  раньше,  чем  урожай
созреет.
     Из скамеек и столов, захваченных с бригантины в надежде сколотить  из
них лодку, ничего не вышло. Нам не хватало необходимых инструментов: пилы,
рубанка, молотка, гвоздей,  кроме  того,  строительный  материал  оказался
неподходящим - слишком твердым, и  пришлось  вернуться  к  первоначальному
варианту - к плоту.  Мы несколько раз его переделывали и, выходя  в  море,
проверяли его пригодность. В этой работе у нас был уже некоторый опыт.
     Не забывали мы упражняться и в стрельбе.  Важно было  научить  юношей
отлично стрелять.  За время своей неволи они немало  нанюхались  пороха  и
привыкли к грохоту пушек, но никогда не держали в руках оружия.  Теперь  я
быстро научил их заряжать, целиться, стрелять и чистить  оружие.  Стреляли
мы обычно по мишени из двух установленных одна за другой досок от  столов.
Таким образом, мы сохраняли пули, которые после стрельбы  выковыривали  из
дерева.
     После проверки всех ружей два пришлось выбросить как негодные,  а  из
остальных одиннадцати я отобрал три лучших: два легких ружья для юношей  и
мушкет для себя.
     Юным моим друзьям так понравилось стрелять по мишени, что они, дай им
волю, только тем  бы  и  занимались,  но  я  вскоре  положил  конец  этому
развлечению.  Как только индейцы добились того, что без промаха попадали в
цель с расстояния в сто шагов, я счел  учебу  законченной,  не  желая  зря
расходовать порох.  Из заячьих шкурок мы смастерили себе по два мешочка на
дорогу - один для пороха, другой для пуль.
     Собственно, ничто больше не мешало нашему выходу в море.  Период бурь
миновал, погода установилась, наступили жаркие дни,  а  готовый  уже  плот
ждал у выхода из ручья. Но нам жалко было расставаться с кукурузным полем.
Урожай и на этот раз  обещал  быть  отменным.  Еще  три-четыре  недели,  и
початки полностью дозреют.  Мы решили ждать и покинуть остров только после
сбора урожая.  Как и в прошлом году, поле пришлось охранять. При  этом  не
одна прожорливая птица пала жертвой наших стрел.  Я стрелял теперь из лука
ничуть не хуже Арнака и Вагуры.
     Невероятные и потрясающие события, на много дней нарушившие покой  на
острове Робинзона, нежданно обрушились на нас в один  из  солнечных  дней,
когда ни одна туча не омрачала голубого неба, а свежий ветерок с моря  был
полон неги. В тот день утром Вагура отправился в рощу Попугаев посмотреть,
не вывелись ли молодые птенцы.  Спустя три часа он,  задыхаясь,  примчался
обратно с выражением ужаса в глазах.
     - Люди...  Люди... - заикался он, с трудом переводя  дыхание,  и  как
безумный тыкал пальцем куда-то назад, откуда только что прибежал.
     - Что "люди"? Какие люди?
     - Много людей... Много... Много...
     - На море?
     - Нет!.. Высадились!
     - Далеко отсюда?
     Вагура ловил ртом воздух, губы у него дрожали как в лихорадке, и лишь
спустя минуту он смог ответить:
     - Около леса, где попугаи...
     - Сколько их?
     - Не знаю. Много... Целая туча!
     - Они гнались за тобой?
     - Нет.
     - А заметили тебя?
     - Нет.
     - Это хорошо. А кто они? Испанцы?
     - Да, испанцы!
     - Как ты определил, что это испанцы?
     Вагура не смог на это ответить,  но  продолжал  утверждать,  что  это
испанцы.
     Внезапно в голову мне пришла мысль, что  это,  возможно,  карательный
отряд испанцев с острова  Маргарита,  посланный  против  нас.  Мы  тут  же
бросились в пещеру за оружием.  Три наших ружья были готовы к бою.  Восемь
остальных мы быстро зарядили и поставили у стены, чтобы иметь под рукой.
     Потом мы быстро вскарабкались на холм, но даже с самой  вершины  и  с
помощью  подзорной  трубы  нам  не  удалось  обнаружить  никаких    следов
пришельцев.  Роща Попугаев, находившаяся на расстоянии примерно трех миль,
скрывалась от нас за мысом, образованным здесь изогнутой линией побережья.
     До полудня было еще далеко, а  день  обещал  быть  тяжелым  и  полным
неведомых  опасностей.  Мы  решили  отправиться  навстречу  неизвестности,
прихватили с собой в путь немного провизии, тщательно проверили ружья, а я
еще сунул за пояс заряженный пистолет.  Кроме  огнестрельного  оружия,  мы
взяли и несколько луков: может случиться, что надо будет стрелять,  но  не
выдавая своего присутствия.
     Поначалу я решил оставить Вагуру у пещеры на  случай  обороны  ее  от
внезапного нападения, но парню это  пришлось  не  по  душе,  и  он  совсем
приуныл.
     - Ты что? Не хочешь оставаться? - удивился я.
     - Лучше я пойду с вамп!
     - Боишься остаться один? - спросил я раздраженно.
     Мой тон его задел.
     - Я не трус, Ян, - воскликнул он горячо. - Я не трус.
     Я устыдился, что так неосмотрительно задел его честолюбие.  Да и  что
удалось бы ему сделать одному против целой оравы врагов, а вместе  с  нами
он мог бы оказаться полезным.
     - Хорошо, Вагура! Пойдешь с нами!
     Оставшееся оружие мы на всякий случай спрятали так надежно,  что  его
не нашел бы и сам черт.
     Поскольку мы отправились на разведку  и  не  собирались  ни  на  кого
нападать, а лишь в худшем случае обороняться, если нападут на нас, тяжелый
мушкет был мне ни к чему.  Вместо него я взял легкое ружье. Заменили мы  и
заряды.  Пули вынули, а в ружья набили свинцовую картечь, чтобы  в  случае
нападения поражать сразу нескольких противников.
     Молча покидали мы пещеру.  Каждый с самого начала был настороже.  Шли
по  опушке  зарослей  гуськом  -  первым  я,  замыкающим  Вагура.    Часто
останавливались, вслушивались в звуки, но, кроме шума  морского  прибоя  и
голосов лесных птиц, ничего до нас не доносилось.
     Обойдя мыс, мы увидели незваных гостей на расстоянии мили. Я приложил
к глазу подзорную трубу.  Некоторые из  пришельцев  лежали  на  прибрежном
песке в тени кокосовых  пальм  и  спали,  словно  их  свалила  смертельная
усталость.  Другие бродили вокруг в поисках, видимо, чего-либо съедобного,
а двое-трое забрались на пальмы и рвали  орехи.  Всего  я  насчитал  около
тридцати человек, но могло оказаться, что значительно больше их скрывается
в чаще.  Поразило меня, что на море не видно  было  никакого  корабля,  на
котором они сюда приплыли, и только три лодки лежали на берегу.
     Я передал подзорную трубу Арнаку, пожав плечами.
     - Ослеп я, что ли? Присмотрись-ка получше! Как они сюда попали?
     Индеец внимательно всматривался в даль.  На его  лице  было  написано
удивление, когда он отвел трубу от глаз.
     - Корабля не видно! - произнес Арнак.  -  Может,  он  высадил  их  на
остров и уплыл?
     - Сомневаюсь! Тогда бы у них было не три лодки,  а  в  лучшем  случае
одна...
     - Ты считаешь, что они приплыли на этих трех лодках издалека?
     - Трудно сказать! Лодки небольшие, а людей много.
     - О-ей, даже парусов нет! На одних веслах плыли. Откуда - вот вопрос?
     - Полагаю, с острова Маргарита...
     - Значит, это испанцы?!
     Все это казалось нам странным  и  загадочным.  Кому  могло  прийти  в
голову пускаться в открытое море с таким  скудным  снаряжением,  на  таких
утлых лодках,  к  тому  же  явно  перегруженных  людьми?  Погода,  правда,
благоприятствовала гребцам, но, случись, что спокойное дотоле море  слегка
бы вдруг разыгралось, и катастрофы не миновать. Странное легкомыслие!
     - А может быть, это индейцы? - вмешался Вагура.
     Мы еще раз рассмотрели пришельцев в  подзорную  трубу.  Нет,  они  не
походили на индейцев.  Правда, с такого расстояния мы не могли  разглядеть
их лиц, но на них были - по крайней мере, на некоторых - рубашки или брюки
- явное свидетельство того, что это не индейцы: туземцы в  этих  краях  не
носили такой одежды. Да и лодки были явно европейского происхождения.
     - Ты заметил у них ружья или какое-нибудь другое оружие? - спросил  я
у Арнака.
     - Пока ничего не заметил, - ответил тот.
     - Может, у них вообще нет оружия?
     - Похоже на то, Ян...
     Вдруг Арнак, пристально смотревший в подзорную трубу,  издал  возглас
удивления. Быстро передавая мне трубу, он прошептал:
     - Посмотри сам!
     Я взглянул.  Один из спавших под пальмами встал.  Это  была  женщина.
Рядом с ней появилась совсем маленькая фигурка:  ребенок.  Новая  загадка!
Что все это значит?!
     Как бы там ни было, следовало добраться до сути и  установить,  зачем
они сюда пожаловали.
     Не забывая об  осторожности,  мы  двинулись  вперед,  как  и  прежде,
держась края зарослей.  Шагах в пятистах  от  бивака  пришельцев  сплошной
стеной поднимались громадные  кактусы,  давая  нам  отличное  укрытие.  Мы
притаились.
     Отсюда открывался прекрасный вид на ручей, впадавший здесь в море, на
высокоствольный лес, на рощу Попугаев, зеленевшую чуть дальше от берега, и
на лагерь пришельцев, расположившихся тут же  за  ручьем,  на  другом  его
берегу.
     Внимательно наблюдая теперь в подзорную трубу за всем происходящим  в
лагере, я не упускал из виду ни одной мелочи и тотчас  же  делился  своими
наблюдениями с друзьями.
     - Среди спящих есть женщины и дети...
     - Много? - спросил Арнак.
     - Немного. Три или четыре - и столько же детей...
     - А оружия много?
     - Не вижу вообще...  О, есть! У одного длинный нож, он сейчас срезает
им ветки... Второй ему помогает, у него тоже нож...
     - Может, они оружие спрятали?
     - Зачем и от кого им прятать оружие на необитаемом острове? Оружие  в
таких случаях обычно держат под рукой.
     Продолжая разглядывать  пришельцев  в  подзорную  трубу,  я  внезапно
подскочил от удивления.
     - Постойте! Невероятно! Что за странное сборище?! Среди  них  нет  ни
одного испанца! Ни одного белого!
     - Как это?
     - Нет, и все! Там одни индейцы и... негры!
     - Негры?!
     - Ну да, негры!
     Я передал трубу Арнаку. Он подтвердил мое открытие.
     - Что заставило их забраться сюда? - задумались мы.
     - Во всяком случае, они приплыли из мест, где живут белые,  -  заявил
я.
     - Почему ты так думаешь?
     - Посмотри, на них жалкие лохмотья, какие носят обычно невольники  на
плантациях, а кроме того, тут еще и негры! А ведь негры в  этих  краях  не
живут.
     - Правда.
     Присутствие среди пришельцев индейцев вызвало у моих товарищей вполне
понятное  волнение.  Эти  индейцы  могли  оказаться  друзьями,  по   могли
принадлежать и к враждебному племени. Рознь между некоторыми племенами так
уродливо и глубоко калечила души туземцев, что порой даже жестокое рабство
не могло ни вытеснить,  ни  заглушить  у  них  чувства  вражды.  Отсюда  и
беспокойство моих друзей.
     Внимательнее рассмотрев бивак,  я  пришел  к  выводу,  что  эти  люди
прибыли  сюда  не  со  злыми  намерениями.  Они  выглядели   до    предела
измученными, подавленными и часто обращали  беспокойные  взоры  на  север,
туда, откуда, несомненно, прибыли.  Они  словно  боялись,  что  оттуда  им
грозит какая-то опасность.
     - Они боятся погони! - высказал предположение Арнак.
     Такое же впечатление сложилось и у меня.
     Один из мужчин, статный и мускулистый, подошел к  ручью,  напился  из
пригоршни, потом снял рубашку и стал мыться.  Арнак, следивший в подзорную
трубу за его движениями, схватил вдруг за плечо Вагуру и  прижал  трубу  к
его глазу.  Оба возбужденно заговорили между  собой  по-аравакски,  чем-то
крайне взволнованные, то с чем-то  соглашаясь,  то  выражая  сомнения,  то
споря; потом снова хватались за подзорную  трубу,  словно  желая  еще  раз
убедиться.  Я уловил лишь часто повторяемое слово: Манаури. Их необычайное
оживление возбудило мое любопытство.
     - Что это за Манаури или как его там? - спросил я.
     - О-ей, Ян! - сказал Арнак. - Вон тот, что купается, очень  похож  на
Манаури.
     - А кто такой Манаури?
     - Манаури - это брат матери Вагуры и один из вождей нашего племени.
     - Значит, ваш близкий родич!
     - Мы не уверены, что это он. Мне кажется, он, а Вагура сомневается...
Мы четыре года не виделись. Можно ошибиться.
     - Это не Манаури! - тряс головой Вагура.
     - А я думаю, Манаури! Наверняка Манаури, - настаивал на своем Арнак.
     Я велел им перестать препираться и сказал:
     - Нам очень важно знать точно.  Поэтому ныряйте в кусты и подойдите к
нему еще на сто шагов,  вон  туда,  к  тем  зарослям.  Может,  оттуда  его
узнаете.
     Прихватив подзорную трубу, парни юркнули в кусты и поспешили к ручью.
Резвости им было не занимать, и все-таки они  не  успели.  Прежде  чем  им
удалось подойти достаточно близко, индеец вышел из воды, повернулся к  ним
спиной, надел рубашку и вернулся к своим.
     Когда я подошел к юношам, они все еще были взволнованы и не пришли  к
единому мнению.
     В чаще кактусов мы, чуть не касаясь друг друга  лбами  и  не  спуская
глаз с бивака, стали совещаться, что делать дальше.
     Следовало предпринять что-то решительное, ибо  пришельцы,  как  можно
было понять по их поведению, не собирались скоро покинуть остров.
     У нас давно уже вошло в обычай перед каждым важным  шагом  устраивать
общий совет. Мнение ребят стоило выслушать, коллектив у нас был сплоченный
и дружный, а кроме того, такое  уважение  к  юношам  страшно  им  льстило.
Впрочем, они вполне его заслуживали - ведь мне не раз доводилось следовать
их на редкость разумным и верным советам, особенно Арнака.
     Вот и теперь мы совместно порешили, что лучше  будет,  если  мы  сами
объявимся пришельцам, до  того,  как  они  обнаружат  наше  присутствие  и
предпримут какие-либо враждебные по отношению к  нам  шаги.  Эти  люди  не
казались нам опасными, может быть, даже они нуждались в  нашей  помощи,  а
возможно, и нам бы пригодилась их помощь, ведь у них было три лодки.
     Собираясь выйти из кустов, я положил ружье на землю, не желая  пугать
людей его видом.  Мне достаточно было и  пистолета,  сунутого  за  пояс  и
наполовину скрытого.
     - Мы тоже пойдем без ружей? - спросил Арнак.
     - Вы не пойдете вообще!
     - Как? Что ты  говоришь,  Ян?  Нет,  мы  тоже  пойдем!  -  попытались
возражать юноши.
     Я посмотрел на них с чуть иронической улыбкой, что сразу их смутило и
несколько охладило их пыл.
     - Нам нельзя раскрывать все свои карты.
     - Что значит, Ян, "раскрывать карты"?
     - Нельзя показывать все наши силы. Сначала пойду я один, и посмотрим,
как они поведут себя.  Вы - мое войско, останетесь в укрытии до  тех  пор,
пока я не подам знак. Лучше если они не будут о вас знать... Понятно? Вы -
мой скрытый резерв. Ну, я пошел!
     Чтобы не выдать укрытия Арнака и Вагуры,  я  сделал  в  чаще  крюк  в
четверть мили и только потом вышел на берег. Не спеша, будто прогуливаясь,
приближался я к биваку. Впереди росли кокосовые пальмы, скрывавшие меня от
глаз  пришельцев.  Потом  я  вышел  на  открытое  место.  С  этой  стороны
пришельцы, вероятно, никого не ждали, и я прошел изрядную часть пути, пока
они наконец меня заметили почти у самого устья ручья.
     Поднялся страшный переполох! Женщины, крича, бросились врассыпную. На
бегу они хватали детей.  Мужчины, заметив, что  я  один,  не  побежали,  а
схватились за оружие: кто за ножи, кто за тяжелые дубинки,  -  и  остались
стоять каждый на своем месте как вкопанные, пожирая меня  взглядом.  После
паники первых минут наступила зловещая тишина.
     Тем же шагом, что и прежде, я шел  вперед.  Вот  и  устье  ручья.  От
ближайших мужчин меня отделяло не более тридцати-сорока шагов.
     Я  сделал  дружеский  жест  рукой  и  громко  поприветствовал  мужчин
по-английски:
     - Welcome! - Привет!
     Они не шелохнулись.
     - Good day! - Добрый день! - крикнул я  и  приветливо,  во  весь  рот
улыбнулся.
     В ответ на мое "Добрый день!" снова глухое молчание.
     - Никто из вас не понимает по-английски? - спросил я.
     Матрос Вильям научил меня нескольким испанским словам.  Я перебрал их
в памяти и крикнул:
     - Buenos dias! - Добрый день!
     С той стороны тишина, ни гугу.  По выражению лиц трудно было  понять,
понимают ли они испанский язык.
     Я попробовал еще раз.
     - Amigo! - Друг! - Bueno amigo! - Добрый друг!
     При этом, ударяя в  грудь,  я  указывал  на  себя  пальцем,  дабы  не
вызывало сомнений, что "добрый друг" - это я и есть.
     Но  те  словно   превратились    в    каменные    изваяния.    Такого
недоброжелательного приема я не ожидал. Неужели их так страшно поразил вид
обросшего бродяги, что они оцепенели и лишились дара речи?
     Но я не сдавался.
     - Amigos! - Друзья! - произнес я и  широким  жестом  обвел  их  всех,
давая тем ясно понять, что всех их Считаю друзьями.
     В их толпе раздался кое-где приглушенный шепот, но тут  же  смолк,  и
снова никакого ответа.
     Я исчерпал уже свой запас и слов и шуток.  Что  же  предпринять  еще,
чтобы их расшевелить и убедить? Я догадывался, что, судя  по  бороде,  они
распознали во мне европейца и этим объяснялось их недоверие.
     Оставался еще один способ, но тоже не очень надежный.
     - Манаури! - позвал я.
     Откуда-то сбоку до меня донесся возглас  удивления.  Я  ухватился  за
него, как за последнюю соломинку.
     - Манаури! - повторил я, произнося имя как можно отчетливее.
     - Хо! - ответил рослый индеец,  выходя  из-за  пальмы.  Это  был  тот
человек, что недавно купался в ручье.
     Волна  радости  охватила  меня.  Значит,  это  земляк  моих   юношей,
родственник Вагуры.
     - Манаури? - еще раз повторил  я  вопросительно,  чтобы  окончательно
убедиться.
     - Si, si - Да, да! Манаури! - ответил индеец.
     Огромное удивление отражалось на его лице.  Я живо  представил  себе,
что творилось в  душе  этого  человека:  он  бежал  вместе  с  другими  на
необитаемый остров, и вдруг тут перед ним  вырастает  призрак  незнакомого
бородатого мужчины, европейца, которого он никогда  в  жизни  в  глаза  не
видел, и обращается к нему по имени!
     Манаури  с  застывшим  на  лице  выражением    удивления    собирался
приблизиться ко мне,  но  тут  к  нему  вдруг  подбежал  огромный  негр  и
остановил его.  Негр что-то возмущенно доказывал индейцу, грозно показывая
в мою сторону. Он явно предостерегал его.
     Манаури был высокого  роста,  но  негр  возвышался  над  ним  еще  на
полголовы.  Это был настоящий гигант: на широких плечах и  выпуклой  груди
его играли мощные узлы мышц.  Как мне удалось рассмотреть издали,  у  него
были живые пронзительные глаза, резкие движения и властная,  повелительная
манера держаться. Вероятно, это был вождь.
     Разговор между Манаури и негром носил бурный характер.  Они  спорили:
негр - резко,  Манаури  -  сдержанно.  Я  чувствовал,  что  негр  пытается
задержать индейца, а тот хочет подойти ко мне и поговорить.
     - Манаури, amigo! - кричал я во всю глотку индейцу, рассчитывая,  что
он не поддастся уговорам негра - Amigo Манаури!
     Но тут я заметил, что негр отдал какое-то  распоряжение  и  несколько
человек бросились в заросли явно с целью отрезать мне путь к  отступлению.
Поняв их намерение, я голосом, движением рук и головы выразил  протест,  а
потом бросился бежать. Преследователи отставали от меня шагов на сто.
     Я повернулся к ним и попытался дать понять, чтобы они оставили меня в
покое, но они лишь прибавили скорость.  Их было шестеро или  семеро.  Если
они наконец не опомнятся, будет скверно: прольется кровь, их кровь.
     Направляясь к группе кактусов, за которыми укрывались мои товарищи, я
еще издали стал кричать:
     - Арнак! Вагура! Выходите... С ружьями! Покажите им ружья!
     Все сейчас зависело от того, насколько правильно поймут меня друзья и
проявят  расторопность.  От  этого  зависела    жизнь    и    семи    моих
преследователей, а если прольется их кровь, то и наша жизнь!
     К  счастью,  все  обошлось  благополучно.  Юноши  правильно   оценили
происходящее.  Они выскочили  из  укрытия,  не  только  грозно  размахивая
ружьями, но и крича так пронзительно, что могли  бы  нагнать  страх  и  на
более многочисленног