ая лазурь заливала небо.  На этот раз  ливень  продолжался
каких-нибудь полчаса. Вскоре небо начало проясняться, в лесу посветлело.
     Мы все еще стояли под  деревом,  и  я  по  охотничьей  привычке  стал
оглядывать окружающую нас чащу и кроны ближайших деревьев.
     В расточительном нагромождении здесь росли как бы сразу  три  леса  в
одном: обычный высокоствольный лес,  под  ним  лес  непроходимых  зарослей
кустарника, а вверху, на стволах и ветвях деревьев,  лес  третий  -  целые
армии  паразитирующих  растений.  К  тому  же  весь  этот  хаос  во   всех
направлениях перевивался дикой путаницей сетей из  лиан-канатов.  Я  любил
вглядываться  в  эту  бурю  расточительности  и  отдаваться  ее  пьянящему
дурману.
     Вдруг взгляд мой замер, пульс учащенно забился.  Я  вскинул  к  плечу
ружье - в каком-нибудь десятке шагов от нас над  самой  землей  на  ветвях
дерева притаилась огромная змея.  Это  была  не  серая  анаконда,  живущая
поблизости от воды, - тело змеи было ярко раскрашено  желтоватыми  пятнами
по серо-красному фону.  Я не мог определить ее длины, поскольку видел лишь
часть тела, но, судя по толщине, это был настоящий исполин. Высунув голову
из-за листьев, змея следила сверху за происходящим на земле. Нас она давно
заметила.
     Я еще раздумывал, что делать: то ли  стрелять,  то  ли  выждать,  как
вдруг внимание наше было отвлечено от змеи странными звуками,  долетевшими
откуда-то издали, из глубины леса.  Сразу в нескольких местах там  трещали
ломаемые  кусты,  и  треск  этот,  поначалу  приглушенный,    все    более
приближался, становясь явственнее, а потом мы  услышали  и  другие  звуки,
глухие и яростные: не то пыхтенье, не то хрюканье.
     - Сагуино! - шепнула мне Ласана. - Дикие свиньи!
     Целое стадо их двигалось прямо на нас.  Я немало наслышался рассказов
о том, какие это опасные для человека звери, если их нечаянно раздразнить.
Ослепленные бешенством, они бросаются на любого врага, будь то человек или
ягуар, и, как бы он ни защищался, чаще всего разрывают его на части.  Лишь
поспешное бегство на дерево может тогда спасти от верной смерти.
     Самый нижний сук ответвлялся от ствола моры, под которой  мы  стояли,
на высоте десяти футов от земли, и я, подхватив Ласану, помог ей уцепиться
за него и вскарабкаться наверх, а затем взобрался туда и  сам.  Мы  успели
заметить, что Вагура тоже взобрался на дерево.
     Я проверил порох на полках - не намок ли,  что,  к  сожалению,  часто
случалось в здешних влажных лесах, - и подсыпал свежего  и  в  ружье  и  в
пистолет.
     - Посмотри, - указала Ласана на змею.
     Удав, услышавший, как и мы, приближение стада свиней, вдруг ожил.  Он
медленно сполз чуть ниже.  Теперь голова  его  и  верхняя  часть  туловища
висели над самой землей,  а  хвост  обвивал  ветви  дерева  где-то  высоко
вверху.  Повиснув так в полной неподвижности,  более  похожий  на  толстую
лиану, чем на громадную змею,  он  таил  в  себе  скрытую  угрозу,  и  под
сплющенным его лбом, как видно, копошились какие-то коварные замыслы.
     Стадо тем временем приблизилось.  Кабаны  не  торопясь  двигались  по
кустарнику прямо под нами и вокруг нас.  Их было огромное множество, целая
лавина, штук сто, а может быть, и больше.  Я не спешил стрелять,  выжидая,
пока пройдет основная масса, зато Ласана с  расстояния  шагов  в  двадцать
свалила из лука одну из ближайших самок.  Пронзительно  взвизгнув,  свинья
вырвала клыками из раны стрелу, но вторая стрела пронзила ей сердце, и она
замертво рухнула на землю.  Неистовый визг привлек  к  себе  часть  стада.
Возбужденные  непонятным  явлением  кабаны  обступили  погибшую  самку  и,
ощетинив загривки, усиленно принюхивались, но обнаружить нас не смогли.
     И тут напал удав.  Схватив в пасть поросенка весом  никак  не  меньше
нескольких десятков фунтов, он легко, словно крохотного птенца,  мгновенно
утащил его наверх.  Пронзительный визг  жертвы  разнесся  по  лесу.  Удав,
невзирая на вопли и отчаянное сопротивление поросенка, поднялся чуть выше.
Там, прижав добычу к стволу, он обвил и ствол  и  поросенка  одним  витком
своего тела.  Объятие было смертельным. С наверняка поломанными ребрами  и
раздавленными внутренностями поросенок немного подергался и затих.
     Все это происходило на глазах стада, наблюдавшего за лесной трагедией
с немым отупением.  Но уже при последних конвульсиях жертвы  кабаны  внизу
задвигались.  Несколько из них бросилось к дереву,  на  котором  находился
удав, и принялись рвать ствол клыками. Примеру их последовали и другие.
     Дерево не было особенно толстым - четыре  мужские  ладони,  наверное,
могли бы его обхватить.  Под напором яростных  клыков  ствол  затрясся  от
корней  до  самой  верхушки.  Удав  заполз   выше.    Обезумевшее    стадо
неистовствовало.  От ствола летели щепки. С глухим стуком на  землю  упало
тело мертвого поросенка.  Стадо отпрянуло как  бы  в  испуге,  но  тут  же
бросилось в новую атаку с удвоенной яростью.  Было ясно, что дереву  долго
не выстоять.
     Сообразил это и удав.
     А Ласана не теряла времени даром. Схватка происходила прямо под нами,
в каких-нибудь двадцати шагах, и каждая стрела из ее лука попадала в цель,
хотя и не каждая оказывалась смертельной.
     Я невольно то и дело поглядывал на эту редкостную женщину. Как же она
была прекрасна, раскрасневшаяся, с развевающимися прядями волос!  Обхватив
ствол крепкими ногами, она грациозно изгибала стан, натягивая  лук,  и  не
могла не вызывать восхищения.
     Наконец и я решился выстрелить по кабанам из  своего  ружья.  Кабаны,
конечно, слышали грохот над головой, но, разъяренные и  ослепленные  одним
врагом - змеей, видели только ее и все  относили  на  ее  счет.  А  я  тем
временем спокойно перезаряжал ружье и не без успеха слал пулю за  пулей  в
кабанье стадо.
     Удав понял, что прибежище его становится все более ненадежным и он  в
любую минуту может оказаться на земле. По соседству стояли другие деревья,
вплетаясь своими ветвями в крону того, на  котором  притаился  убийца.  Но
ветви эти, слишком тонкие, не выдержали бы тяжести  огромного  тела.  Зато
были  лианы,  притом  довольно  мощные,  которые,  перекидываясь,   словно
гирлянды, с дерева на дерево, связывали меж собой соседние стволы.
     Одну из них удав и выбрал себе для бегства.  Выбрал неудачно. Сами по
себе плети были толстыми и прочными, но с ветвями сплетались слабо.  Удав,
двигаясь с величайшей осторожностью, не добрался еще и до середины  лианы,
как помост этот под огромной тяжестью начал медленно оседать.
     Удерживаться удаву на столь шаткой опоре становилось делом сложным. В
какой-то миг он, словно потеряв равновесие, перевернулся,  хвост  его  при
этом оторвался от лианы и повис в воздухе. В это мгновение огромный старый
вепрь прыгнул высоко вверх, и на  этот  раз  удачно  -  он  ухватил  конец
хвоста. Хватка была мертвой. Мощный рывок, и тело удава соскользнуло вниз.
Мгновенно подскочили другие кабаны,  впились  клыками,  стащили  врага  на
землю.  Удав-великан справился бы, вероятно, с двумя-тремя кабанами, но не
со всеми.  Пока он сжимал в пасти рыло  одного,  остальные  с  неудержимой
яростью в мгновение ока его растерзали.
     В воздухе пахло мускусом.  Кабаны, насладившись  одержанной  победой,
постепенно успокаивались.
     И тут несколько животных задрали морды  вверх,  словно  принюхиваясь.
Что-то их насторожило.  В первый момент я решил, что они  обнаружили  нас,
людей.  Но нет, смотрели они не на нас, а, пожалуй,  в  сторону  зарослей,
откуда пришли. Зафыркав, они сорвались с места и бросились наутек вдогонку
за стадом, ушедшим прежде вперед. Миг, и на поле боя не осталось ни одного
кабана, за исключением убитых нами и раненых, находившихся  при  последнем
издыхании.
     До нас все еще доносился треск  со  стороны,  куда  умчались  кабаны,
когда в зарослях под нами мелькнуло мощное  тело.  Желтоватое,  пятнистое,
длинное.
     Ягуар! - тревожно екнуло сердце.
     Да, это был ягуар, кравшийся за кабанами по следу. Ему также хотелось
урвать что-то для себя.  Подкравшись  ближе,  он  остановился,  изумленный
зрелищем множества валявшихся вокруг трупов и раненых кабанов.
     Нас отделяло каких-нибудь тридцать шагов.  Он был весь перед нами как
на ладони.  Хищник, явно озадаченный необычностью картины, припал к земле,
рыская по сторонам своими узкими кошачьими зрачками. Он, несомненно, хотел
понять, что же тут произошло.
     - Смотрит на нас! - шепнула Ласана.
     - Не шевелись! - предостерег я.
     Ягуар уставился в нашу сторону и  больше  не  отрывал  от  нас  глаз.
Зрачки его горели яростью.  Вероятно, мы ему приглянулись. Уж не  принимал
ли он нас за каких-то аппетитных обезьян?
     Не скрою: у меня по телу пробежали мурашки. Ружье мое было разряжено,
и заряжать его снова но оставалось времени.
     За поясом торчали лишь пистолет и нож.  Пистолет, правда, заряженный,
но в каком состоянии порох  на  полке,  как  знать!  Я  нащупал  осторожно
рукоятку, потихоньку вытянул  пистолет  и  взвел  курок.  Порох  на  полке
казался сухим. Я облегченно вздохнул.
     А хищник тем временем, не  обращая,  как  ни  странно,  ни  малейшего
внимания на лежавших перед ним кабанов, буквально пожирал нас глазами. Вот
он шевельнулся и крадучись пополз в нашу сторону.  Казалось, это  крадется
сама неотвратимая судьба,  от  которой  не  было  спасения.  Наш  сук  рос
достаточно высоко, и ягуар не мог одним  прыжком  достичь  нас,  но  ловко
лазивший  по  деревьям  зверь  без  труда  добрался  бы  по   стволу    до
приглянувшейся ему дичи.
     Держа пистолет двумя руками направленным в сторону  ягуара,  я  краем
глаза заметил, что храбрая моя спутница не потеряла самообладания и  также
готовилась к обороне. Последнюю оставшуюся стрелу она положила на тетиву и
сосредоточенно ждала дальнейших событий.  Ее спокойствие,  ее  отвага,  ее
готовность к борьбе тронули меня до глубины души, наполнив сердце какой-то
удивительной нежностью.
     Обеими руками сжимал я пистолет, упорно  целясь  зверю  в  голову.  И
когда он весь подобрался, готовясь к прыжку, а мушка пистолета закрыла его
глаз, я нажал на спусковой крючок. Одновременно с выстрелом ягуар отчаянно
взвился в воздух,  издав  пронзительный  короткий  рев.  Рев  боли.  Тяжко
грохнувшись оземь, он с  минуту  лежал  словно  пораженный  громом,  потом
вскочил и неверными прыжками бросился  в  глубь  леса.  Бежал  он  тяжело,
шатаясь, словно ему что-то мешало.
     - Попал, попал... - громко  закричала  Ласана  и,  в  порыве  радости
схватив меня за руку, привлекла к себе.
     - Осторожно, а то упадем! - отбивался я, смеясь.
     На  нас  напал  безудержный  припадок  смеха,  пришедший  на    смену
сверхчеловеческому напряжению.
     Мало-помалу придя в себя и остыв, мы уже спокойнее  окинули  взглядом
поле битвы под нами.  Ягуар скрылся  в  чаще  и  больше  нам  не  угрожал:
вероятно, пуля угодила ему в  голову.  Кабаны  лежали  повсюду  -  зрелище
отрадное и приятное.  Мяса мы добыли столько, что еды теперь будет вдоволь
для всех соседей и друзей. Счастье нам улыбнулось. Меня так и распирало от
радости, я словно опьянел.  К тому же выглянуло яркое  солнце.  Оно  снова
осветило весь мир, заливая яркими лучами лесные дебри и пробиваясь  к  нам
золотыми нитями.
     Прежде чем спуститься с дерева, я предусмотрительно зарядил  ружье  и
пистолет.
     Снизу я взглянул на смеющуюся Ласану; никогда прежде она не была  так
мила моему сердцу. Сложив охотничьи принадлежности под деревом, я протянул
вверх  руки,  предлагая  ей  спрыгнуть  ко  мне.  Она  соскользнула   вниз
грациозно, словно изящный зверек, и оказалась у меня в объятиях.
     Собрав убитых  кабанов,  мы  снесли  их  в  одно  место  и  принялись
свежевать. Изнурительная эта работа заняла у нас несколько часов. Затем мы
подвесили туши на сучьях деревьев, с тем чтобы позднее  прислать  за  ними
людей из деревни, а двух кабанов подвязали  к  шесту  и  понесли  сами,  я
спереди, а Вагура сзади.  Всего мы подстрелили больше двадцати штук, в том
числе нескольких подстрелил Вагура из "воздуходувки".  Ягуара мы не нашли,
да, впрочем, и не очень его искали.


                          МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

     Когда мы подходили к дому, солнце едва спускалось С  зенита.  Кабанье
мясо портится быстро, поэтому мы шли не отдыхая.
     Происшествие, едва не стоившее мне жизни, случилось уже  недалеко  от
хижин, когда до опушки леса оставалось каких-нибудь сто шагов.
     Я, как уже говорил, шел первым и  шест  с  тушами  держал  на  плече.
Тропинка была узкой, нас то и дело задевали ветки кустов.  Вот и сейчас  я
почувствовал легкий удар в левое плечо, совсем несильный и  неболезненный.
Взглянув в ту сторону, я вдруг заметил, как  что-то  юркнуло  в  ближайший
куст.  Я посмотрел внимательней - змея, длиной фута в  три.  Укусила  меня
она, притаившись на ветке.  По форме головы я сразу  определил,  что  змея
ядовитая.
     - Подождите! - обратился я  к  своим  спутникам  сдавленным  голосом,
стараясь сохранять спокойствие. - Меня ужалила змея.
     - Куда?! - подскочил ко мне Вагура. - Куда?!
     - В левое плечо, - ответил я. - А змея вон там, на кусте!
     Ласана, шедшая следом за нами, оказалась ближе  всех  к  змее.  Одним
прыжком она подскочила к ней и, размахнувшись луком, как  палкой,  сильным
ударом перебила змее позвоночник.  Змея свалилась с ветки, но на землю  не
упала, а повисла в воздухе.
     - Она привязана! - удивился Вагура.
     Змея действительно была привязана к ветке за хвост.  Кто-то  привязал
ее над самой тропой,  чтобы  она  ужалила  проходящего  наверняка.  И  она
ужалила.
     Ласана и Вагура подбежали ко мне.  Я показал им укушенное место:  две
крохотные, еле видные точечки - не зная, и не заметишь. Испуг отразился на
лицах моих друзей.
     - Нож! - закричала Ласана не своим голосом.
     Она сама выхватила у меня из-за пояса  нож,  но  Вагура  вырвал  его,
заявив, что сделает это лучше. Меня тут же усадили на землю.
     Вагура, крепко удерживая  меня  за  плечо,  короткими  взмахами  стал
рассекать мне кожу и мышцы в месте укуса.  Кровь брызгала  вокруг  из  все
более глубокой раны, но он, не обращая внимания, все резал  и  резал.  При
этом он изо всех сил мял плечо, стараясь выдавить как можно больше  крови.
Я молча терпел, зная, что на карту поставлена сама жизнь.
     Потом Вагура отбросил нож и припал к ране губами.
     - Нет! - вскрикнула Ласана и резким движением оттолкнула его. -  Тебе
нельзя! У тебя на губе царапина!
     Она сама  склонилась  над  моим  плечом  и  стала  высасывать  кровь,
поминутно ее сплевывая.
     Все это  делалось  молниеносно,  куда  быстрее,  чем  описывается.  С
момента укуса прошла, быть может, всего минута, когда Ласана наконец, едва
дыша от усталости, на миг прервала свое занятие.
     Завидя растерянно стоявшего рядом Вагуру, она набросилась на него:
     - Беги скорее к моей матери! Расскажи ей...
     - И что?
     - Пусть принесет снадобья. Спеши!
     Как он помчался! Стремглав, словно олень.  Да, они действительно меня
любили!
     А Ласана все продолжала без устали отсасывать кровь, которая все  еще
струилась из раны, хотя и меньше, -  я  потерял  ее,  наверно,  уже  целую
кварту.  Видя бледность лица женщины и непроходящий страх в ее  глазах,  я
спросил:
     - А у тебя самой нет какой-нибудь скрытой ранки?
     - Кажется, нет.
     - Значит, ты не уверена?
     - Кто может быть уверен?
     - И все-таки ты высасываешь?
     - Высасываю, -  шепнула  она  таким  тоном,  словно  подвергать  себя
опасности было ее естественной обязанностью.
     Во время этой короткой беседы я ощутил вдруг сильное головокружение и
перепугался не на шутку - вместе укуса я почувствовал  резкую  боль.  Меня
сразу же прошиб пот, буквально ручьями ливший со всего  тела.  Значит,  яд
все-таки проник глубже и делал свое дело.  Картина бившейся в предсмертной
агонии  укушенной  собаки  встала  перед  моими  глазами  со  всей  жуткой
отчетливостью.
     - Ты не умрешь! - услышал я сдавленный шепот Ласаны у самого уха,  но
голос ее доносился до меня словно сквозь вату. - Ты не умрешь!
     Она повторяла это как заклинание.
     Прибежали люди из селения и, придерживая  меня,  стали  поить  ужасно
горьким  отваром  каких-то  дьявольских  трав.  Все    внутренности    мои
выворачивались наизнанку от этой гадости, и действительно, у меня  тут  же
поднялась страшная рвота.  По всему телу разлилась слабость, но  в  голове
при этом, кажется, слегка прояснилось, а боль в плече стала стихать.
     Затем Арасибо поднес к моим губам  большую  тыкву  и  начал  насильно
вливать в меня очень крепкую кашири.  Остальные, помогая  ему,  удерживали
мою голову.  После десятка глотков я был совершенно одурманен напитком, но
его все вливали в меня и вливали, пока я совсем не опьянел  и  не  потерял
сознания.
     ...Когда сознание вновь вернулось ко  мне,  кругом  было  уже  совсем
темно.  Жизнь медленно, с трудом, словно с другого света,  возвращалась  в
мое онемевшее тело, и лишь непереносимая жажда привела  меня  полностью  в
чувство.
     Я лежал на ложе в нашей хижине.  Снаружи горел костер,  отблески  его
прыгали по стенам.  Тут же подле меня на земле стоял  кувшин  с  водой.  С
трудом я дотянулся до него правой рукой и стал жадно, захлебываясь,  пить.
Левой рукой я не мог даже шевельнуть. Заслышав мою возню, в хижину вбежали
сидевшие у костра моя друзья.  Ликованию их не  было  предела,  когда  они
увидели, что я пробудился.
     - Душа возвращается в тело! - восклицал Манаури, радостно улыбаясь. -
Теперь надо больше пить воды...
     Я был совершенно трезв, но очень ослаб.  Боль в левом плече стихла, и
все сочли это  добрым  предзнаменованием.  Арнак  потрогал  мой  лоб  и  с
облегчением возвестил:
     - Не потеет!
     Мне тоже казалось, что кризис миновал и мой организм переборол  яд  -
страшный  яд  убийственной  силы,  чудовищный  яд  какого-то  дьявольского
отродья! Ведь крохотная капелька  этого  яда,  попавшая  под  кожу,  почти
мгновенно была удалена из  рассеченной  раны,  к  тому  же  его  тщательно
высосали, и тем не менее та тысячная доля капельки, какая, несмотря ни  на
что, все же вторглась в кровь, эта бесконечно разжиженная частичка  словно
ударом грома поразила здорового сильного парня.  Страшное  зло  таилось  в
лесу, и не только в лесу; среди некоторых людей тоже.
     - Мы нашли еще двух змей на кустах! - сообщил мне Арнак.
     - Привязанных? - спросил я, едва шевеля губами.
     - Привязанных! - ответил он, помедлив.
     Потом он подошел ко мне  и  сел  на  землю  подле  моего  ложа.  Лицо
нахмуренное, глаза смотрят мрачно.
     - Мы совещались, что делать дальше, - сказал он глухо. - Пора с  этим
кончать...
     - С чем? - взглянул я на него внимательно.
     - Одни говорят, лучше уйти из Серимы и основать свою деревню в другом
месте, выше по течению Итамаки. Другие не соглашаются и говорят: нет, надо
остаться, убить Карапану и Конесо. Тех, кто за это, у нас в роду больше...
     Арнак, заметив на моем лице гримасу, заколебался.
     - Что вы решили? - спросил я.
     - Уходить из Серимы опасно - акавои.  Они могут явиться в любой день.
Все вместе мы сила, порознь -  слабы,  нас  легче  разбить  и  уничтожить.
Значит, у нас нет выбора, и остается лишь второй путь: убить их! Так мы  и
решили. Мы пойдем и убьем их...
     Возмущенный, я вскочил со своего ложа, хотя все кости у меня ныли.
     - Нет! - воскликнул я  гневно.  -  Делать  этого  нельзя!  Нельзя!  -
повторил я громче, насколько позволили мне силы.
     Арнак, округлив  глаза,  с  безмерным  удивлением  наблюдал  за  моим
возбуждением.  Возражения со стороны  человека,  дважды  едва  избежавшего
смертельной опасности, он никак не ожидал.
     - Вспомни, кто подбрасывает тебе змей!
     - Я помню!
     - И ты их защищаешь?
     - Я