я не подмечал  у  степенного
индейца.  Вагура с напряженным вниманием вслушивался в доносившиеся до нас
спереди звуки и наложил уже на тетиву,  вынутую  из  колчана,  отравленную
стрелу.  Следующий воин, по имени Раисули, был из тех  трех,  кому  прежде
доводилось иметь дело с огнестрельным оружием.  С мушкетом  за  спиной,  с
луком,  стрелами  и  дубиной  в  руке  он   был    живым    олицетворением
воинственности и горящим взглядом окидывал чащу, отыскивая врага.
     Прочь сомнения! Мне стало ясно, что  никакая  сила  не  удержит  этих
людей.  Они шли вперед, ибо это был единственный для них путь к свободе. Я
устыдился того, что мог хоть на миг усомниться в них.
     Перед нами открылась поляна, залитая лунным светом.  Поросшая  чахлой
травой, с песчаными прогалинами, шагов сто в ширину, она  тянулась  прямой
длинной полосой почти от самого  моря  на  верную  тысячу  шагов  в  глубь
острова.  Мы размышляли, пересечь нам открытое пространство или обойти его
стороной, как вдруг в зарослях на противоположной стороне  раздался  треск
ветвей и близкий лай собаки.
     - Бежит сюда! - предостерег Арнак.
     - В укрытие! - шепотом приказал Манаури.
     Из чащи напротив нас на поляну выбежала  не  собака,  а  человек.  Он
упал, но тут же вскочил и двинулся вперед, прямо на нас. Заметно было, что
бежит он  из  последних  сил,  еле  передвигая  ноги.  Это  была  женщина.
Негритянка из группы Матео.
     Едва она успела достичь середины поляны, как из  чащи  вслед  за  ней
выскочила собака.  В несколько прыжков она настигла женщину и прыгнула  ей
на спину. Несчастная даже не вскрикнула и рухнула наземь.
     Все дальнейшее произошло с быстротой молнии.  Индеец из отряда Вагуры
выскочил на поляну и, прежде чем  собака  успела  вонзить  клыки  в  горло
женщины,  выпустил  стрелу.  Пронзенный  насквозь  пес  злобно   захрипел,
перегрыз стрелу и тут же упал бездыханным.  Индеец  подхватил  чуть  живую
женщину и, взвалив ее себе на спину, в несколько прыжков вернулся к нам.
     Шепот восторга вознаградил поступок смельчака.  Стоявший  сзади  меня
Раисули  впал  в  экстаз.  Он  прыгал,  приплясывая,  и  что-то    яростно
выкрикивал. Ему зажали рот, повалили на землю и наконец успокоили.
     - Что он кричал? - встревоженно обратился я к Арнаку.
     - Ничего. Только то, что собака убита. Радовался.
     Внезапно  наше  внимание  опять   переключилось    на    заросли    с
противоположной стороны  поляны.  Там  продирался  сквозь  кусты  какой-то
человек. Он явно шел следом за собакой и время от времени звал ее свистом.
Выйдя на поляну, он остановился, осмотрелся и тут заметил лежащую собаку.
     - Испанец! -  воскликнул  кто-то  из  наших  сдавленным  от  волнения
голосом.
     - Тихо! - зашипел Манаури.
     Испанец, подойдя к собаке, вскрикнул  от  удивления,  наклонился  над
животным и перевернул его.  Тут он, очевидно,  заметил  стрелу,  мгновенно
выпрямился и внимательно посмотрел в нашу сторону.
     Несколько  стрел  сразу  просвистело  в  воздухе.  Расстояние    было
небольшим, и почти все они угодили  в  цель.  Испанец  упал.  Одна  стрела
пронзила ему горло.
     Прежде чем мы  успели  опомниться,  Раисули  выскочил  на  поляну  и,
размахивая  палкой,  стал  исполнять  вокруг  убитого  какой-то    бешеный
ритуальный танец победы. Казалось, он совершенно обезумел.
     Мы стояли в немом изумлении,  беспомощно  взирая  на  дикое  зрелище.
Арнак отложил в сторону ружье и собрался броситься к Раисули, чтобы  силой
утащить его с поляны.  Но не успел. С той стороны из чащи грохнул выстрел.
Раисули зашатался, словно  продолжая  свой  безумный  танец,  и  упал  как
подкошенный. Пуля оказалась смертельной.
     На поляну вышли два испанца.  В руках  они  держали  ружья.  Ствол  у
одного, как мне показалось,  еще  дымился.  О  нашем  присутствии  они  не
подозревали.  Все их внимание сосредоточилось на темневших впереди трупах.
К ним они и направились.  Они так далеки были  от  мысли  о  грозившей  им
опасности, что по пути переговаривались и даже, похоже,  спорили  довольно
громко и возбужденно.
     - Спроси у Манаури, о чем они говорят? - прошептал я Арнаку.
     Мы стояли близко друг от друга и могли не опасаться,  что  наш  шепот
услышат. Через минуту Арнак склонился к моему уху:
     - Манаури говорит, что один ругает другого за плохой выстрел.
     - Но ведь он попал! Раисули убит.
     - Да, но тот, что стрелял, должен был только  ранить  в  ногу,  а  не
убивать...
     - А... им нужен живой невольник.
     - О-ей!
     - Значит, возможно, других они тоже не убили?
     Это вселило в нас кое-какую надежду, что выстрелы, которые мы  прежде
слышали, могли и не означать смерть людей Матео.  Однако раздумывать  было
некогда.
     Двое испанцев подошли к убитым и - мы видели  -  остолбенели.  Только
теперь они узнали в лежащем своего.
     Надо было  действовать  быстро  и  покончить  с  ними,  пока  они  не
опомнились.
     - Арнак! - поторопил я. - Пора!
     - О-ей! - кивнул юноша головой.
     Несколько отрывистых коротких слов, и лучшие стрелки натянули  тетивы
луков. Свистнули стрелы.
     Увы, результат  не  оправдал  моих  расчетов.  Упал  на  месте,  едва
вскрикнув, только один испанец.  Второй же, разобравшись  в  происходящем,
пустился наутек.  В него попало две стрелы,  но  ни  одна,  как  мы  потом
убедились, не была смертельной.  И вот теперь он  как  безумный  мчался  в
сторону зарослей и неистово орал.
     Если он успеет оповестить своих о нашем присутствии,  это  сулит  нам
верную гибель.  Все теперь решали  мгновения:  успеет  он  или  не  успеет
добежать до зарослей.  Я молниеносно схватил ружье, прицелился. Была ночь,
но свет луны рассеивал мрак.  На мушке прыгала спина убегавшего: то  выше,
то ниже.  Вот он в пятидесяти шагах от нас, теперь в шестидесяти.  Сколько
еще до зарослей? Пятнадцать, десять шагов?
     Я затаил дыхание, переводя ствол мушкета  в  такт  его  движениям  то
вверх, то вниз.  Всю  душу  вложил  я  в  этот  выстрел.  Когда  убегавший
подпрыгнул особенно высоко и мушка оказалась у него на  спине,  прямо  под
левой лопаткой, я спустил курок. Грохот, сноп огня, удар приклада в плечо.
Сквозь вспышку мне показалось,  что  испанец  резко  взмахнул  руками,  но
густой дым тут же скрыл его от меня.
     - Готов! - выкрикнул Вагура. - Убит! Ты попал в него!
     Отгремело эхо выстрела, стих шум  в  ушах,  дым  рассеивался.  Теперь
лежавшего увидел и  я.  Он  не  шевелился  и  уткнулся  в  землю  всего  в
нескольких шагах от темной стены зарослей.
     - Выстрел нас не выдал? - подошел ко мне встревоженный Арнак.
     - Думаю - нет! Как в лесу отличишь, кто стрелял - я или кто-нибудь из
них?
     - Да, но испанец кричал...
     - Вот это действительно плохо! Они наверняка его слышали.
     - Не могли не слышать! Он вопил как бешеный! - подтвердил Вагура.
     - Впрочем, и это не страшно! Пока  нас  не  увидят,  они  не  поймут,
отчего он кричал.
     - Три врага погибли! - хихикнул Вагура. - Трое могли  нас  видеть,  и
души троих ушли к праотцам!
     После моего выстрела на поляне воцарилась тишина,  безмолвствовала  и
чаща на противоположной стороне.  Лай собак и, казалось, даже голоса людей
доносились откуда-то  издалека.  Очевидно,  главные  силы  преследователей
направились в другую сторону леса.
     Не обнаруживать себя, и притом  как  можно  дольше,  -  в  этом  наше
главное преимущество.  Трупы на поляне, как и  следы  схватки,  могли  нас
выдать. Их надо было скрыть.
     - За дело! - скомандовал я.
     Манаури и Арнак быстро распределили обязанности:  одни  переносили  и
укрывали трупы, другие  собирали  стрелы  и  трофейное  оружие,  третьи  с
ружьями в руках залегли на страже.
     Я перезарядил мушкет и присоединился к стрелкам.
     Не прошло и пяти минут после моего выстрела, как  поляна  вновь  была
девственно чиста и пуста.
     Край чащи с противоположной стороны тонул в глубокой тиши, нарушаемой
лишь однообразным стрекотанием цикад  и  кузнечиков.  Теплая  лунная  ночь
источала тропическую негу и, наверное, навевала бы сладкие грезы, если  бы
запах крови да изредка доносившийся лай собак не нарушали  этой  кажущейся
волшебной идиллии.


                                  НЕГРЫ

     До рассвета было  еще  далеко.  На  небе  появились  редкие  перистые
облака, порой закрывавшие луну, и  тогда  вокруг  воцарялась  непроглядная
темень. После пережитых потрясений наступила некоторая передышка.
     Пользуясь затишьем,  я, как обычно, через Арнака
обратился к Манаури:
     - Где спасенная негритянка?
     Индеец качнул головой назад.
     - Далеко?
     - Нет!
     - Не знаешь, она пришла в себя?
     - Не знаю.
     - Идем к ней.
     Приказав людям,  оставшимся  во  главе  с  Вагурой  на  краю  поляны,
соблюдать в наше  отсутствие  особую  осторожность,  Манаури,  Арнак  и  я
двинулись назад.
     - Надо пройти шагов сто, - пояснил Манаури.
     - Что будем делать дальше? - спросил Арнак.
     - Как и решили, пойдем на помощь Матео.  Только сначала  поговорим  с
негритянкой. Возможно, от нее узнаем что-нибудь важное.
     Негритянка сидела, прислонившись спиной к стволу  небольшого  дерева.
Услышав приближающиеся шаги, она  быстро  вскочила,  готовая  бежать,  но,
узнав нас, тут же успокоилась.
     - Долорес, как ты себя  чувствуешь?  -  приветливо  обратился  к  ней
Манаури по-испански. - Тебе лучше?
     - Лучше, - вздохнула женщина.
     - Тебя накормили?
     - Да.
     Заметив меня, Долорес задрожала всем телом.
     - Успокойся, глупая! - ласково произнес Манаури. - Это наш  друг.  Он
спасет Матео.
     - Матео убит, - прошептала негритянка.
     - Что ты говоришь? Ты уверена?
     - Да. Я видела, как его убили.
     - Где это произошло?
     - Там...
     Она замолчала, не в силах продолжать.  Манаури осторожно потряс ее за
плечи, заклиная взять себя в руки и не задерживать нас.
     Индеец уверял меня, что Долорес было лет тридцать, но  выглядела  она
на все пятьдесят: так изнурило ее долголетнее рабство. Увезенная из Африки
еще ребенком, она знала только испанский язык.  Испанцы дали ей  имя,  они
же, взваливая на нее непомерную работу, лишили ее молодости.
     Кое-как женщина наконец вновь пришла в себя и стала  отвечать  яснее.
События, насколько мы могли  понять  из  ее  сбивчивых  слов,  развивались
примерно так: Матео со своей группой по нашему совету расположился лагерем
неподалеку от Черепашьего мыса.  В этот вечер их костер, как всегда, горел
на берегу, а примерно через час после захода солнца все отправились спать.
Никто не заметил корабля,  появившегося  в  сумерках  на  горизонте,  зато
испанцы сразу обнаружили горевший костер.  Они высадились где-то  недалеко
от мыса и стали подкрадываться к спящим.  Но одна из находившихся  с  ними
собак преждевременно  залаяла  и  всполошила  лагерь.  Прежде  чем  палачи
приблизились,  люди  Матео  убежали  в  заросли.  Тяжелее  всего  пришлось
женщинам с маленькими детьми. Пытаясь отвести от них погоню, Матео с тремя
или четырьмя товарищами выступил против преследователей и весь удар принял
на себя.  У них были только палки и копья; против них - разъяренные собаки
и превосходящие силы  испанцев  со  шпагами,  копьями,  ружьями.  Матео  и
товарищи защищались отчаянно и долго - очевидно, враг хотел  захватить  их
живыми, - и, прежде чем они пали под ударами  превосходящих  сил,  беглецы
смогли рассеяться по всему лесу.  Долорес сразу же потеряла своих и бежала
одна куда глаза глядят. В нее два раза стреляли, но не попали.
     Наконец она добежала до поляны, где  ее  настигла  собака  и  где  мы
пришли ей на помощь.
     - А почему ты думаешь, что Матео погиб? - спросил я.
     -  Потому  что  все  испанцы  бросились  на  него!  Я  видела,  когда
обернулась. Его окружили со всех сторон.
     - Они могли его ранить, могли взять живым.
     Но Долорес была твердо уверена в гибели Матео, как  и  тех  трех  или
четырех мужчин, которые сражались вместе  с  ним,  хотя  и  не  могла  это
убедительно доказать.
     - Испанцам нужны живые рабы, а не мертвые, - заметил Манаури.
     -  Жив  Матео  или  мертв,  -  заметил  я,  -  его  последний  бой  и
самоотверженность говорят, что он настоящий герой.
     - У Матео всегда было мужественное сердце, - подтвердил Манаури.
     Чуть слышный треск сломанного сучка со  стороны  поляны  прервал  наш
разговор. Появилась расплывчатая фигура быстро бегущего человека.
     - Наш, - шепнул Арнак.
     Это был один из индейцев, находившихся в карауле.  Он принес какую-то
важную новость и торопливо излагал ее, обращаясь к Манаури. Арнак перевел:
     - Какие-то люди пересекли поляну... и перешли на эту сторону.
     - В каком месте?
     - Справа от нас, ближе к середине острова, шагах в трехстах...
     - С собаками?
     - Нет, собак не было.
     - Сколько их?
     - Четверо или пятеро.
     Это была тревожная весть.  Мы оказывались в клещах.  Враг  был  перед
нами, и какие-то люди, вероятнее всего, тоже враги, зашли нам в  тыл.  Эти
четверо или пятеро в тылу  могли  доставить  нам  немало  хлопот.  От  них
следовало избавиться как можно быстрее, если понадобится, даже  с  помощью
огнестрельного оружия.
     Возвращаясь с соблюдением всех мер предосторожности назад к отряду, я
шепотом отдавал на ходу распоряжения.  Манаури  и  его  отряду  поручалось
остаться на месте и внимательно следить за  поляной.  Арнак  и  Вагура  со
своими людьми пойдут со мной. Мушкеты с длинными стволами, малопригодные в
чаще, мы заменили на легкие ружья, зарядив их картечью.  Но луки, копья  и
ножи - три отличных охотничьих ножа достались нам  от  убитых  испанцев  в
качестве трофея - останутся главным нашим оружием.
     - Готовы? - спросил я юношей.
     - Готовы, - ответили они.
     Задача  наша  казалась  нелегкой.  Противник  затаился    где-то    в
непроглядной чаще, быть может, совсем рядом, в какой-нибудь  сотне  шагов.
Надо полагать, он, как и мы, держался настороже, напрягая зрение и слух, и
все-таки нам предстояло не только приблизиться к нему, но и  захватить  его
врасплох, чтобы ни один не ушел с поля боя живым.
     Сначала мы шли по краю поляны.  Тучи закрыли луну, и это было нам  на
руку.  Все мы обратились в слух и зрение. Тишина стояла полная - противник
ничем не выдавал своего присутствия.
     Пройдя более двухсот шагов, Арнак, как обычно, шедший впереди,  вдруг
остановился и предостерегающе  поднял  руку.  Мы  прислушались.  Откуда-то
сбоку доносился лай собак. Он приближался, казалось, с той стороны, откуда
прибыли эти пятеро.  Вскоре послышался  треск  ломаемых  на  бегу  сучьев.
Сомнений не было: собака, нет, две собаки неслись через  кусты  следом  за
людьми, незадолго перед тем перешедшими поляну.
     - Похоже, они их преследуют? - прошептал Вагура.
     Собаки изредка издавали короткий призывный лай, характерный для псов,
идущих по свежему следу зверя.  Вскоре они выскочили  на  поляну  шагах  в
двухстах  от  нас  и  мчались  вперед  с  опущенными  к  земле    мордами.
Принюхиваясь, они явно шли по следу.
     - Да, они их преследуют! Двух мнений быть не может! - заметил я.
     К счастью, псы, увлеченные погоней, нас не учуяли. Они нырнули в чащу
с нашей стороны, и вскоре лес огласился их бешеным лаем.
     - Они их нашли! - крикнул Вагура.
     - Значит, там негры! - обрадовался Арнак.
     - На помощь к ним! - вскочил Вагура.
     - Подожди, - остановил я его. - За собаками могут бежать испанцы.
     - Что же делать?
     - Арнак, укройся со своими людьми в том месте, где  собаки  пересекли
поляну.
     - Хорошо, Ян!
     - И чтоб ни одна живая душа не проскользнула!
     - Понятно!
     Собаки заливались таким злобным лаем, что казалось они обезумели.
     - Вагура! Скорее! Туда!
     Мы бросились напрямик сквозь чащу, не думая больше  о  том,  что  нас
услышит. Дикий лай собак все еще оглашал воздух.
     - Они разорвут их прежде, чем мы добежим! - крикнул на бегу Вагура.
     - Вперед! Быстрее!
     Мы пробивались сквозь колючий кустарник, ориентируясь на лай собак. И
вот мы у цели.  Негры, сбившись в  кучку,  стояли,  прислонясь  спинами  к
раскидистому дереву, и палками отбивались от разъяренных псов.
     Мы подошли на какой-нибудь десяток шагов, но и люди и  животные  были
так  захвачены  борьбой,  что  нас   не    замечали.    Убедившись,    что
непосредственная опасность людям пока не грозит,  индейцы  стали  спокойно
выбирать удобные позиции,  окружая  сражавшихся  полукольцом,  так,  чтобы
случайно не ранить людей.
     - О-ей! - громко  крикнул  Вагура,  когда  все  были  готовы  и  луки
натянуты.
     Псы, словно пораженные громом, умолкли и на  мгновение  замерли.  Это
были громадные доги.  Один  из  них,  заметив  нового  врага,  ощетинился,
готовый прыгнуть на ближайшего индейца.  И тут сразу три стрелы - в пасть,
в шею и в грудь - свалили его на месте.  Второй пес струсил и  хотел  было
удрать, но, прыгнув, нарвался  на  крайнего  в  полукольце  индейца.  Удар
палкой по голове  сначала  оглушил  его,  а  несколько  стрел  потом,  как
первого, поразили насмерть.
     - Хорошая работа! - порадовался я.
     Описать изумление и радость негров, когда вместо испанцев перед  ними
появились избавители, невозможно.  Спасенных было пятеро: три негра и одна
молодая индианка, жена Матео, с ребенком. Сын на ее руках надрывно кричал.
     На небо снова выплыла луна, стало светлее. Я подошел к индианке. Меня
опять поразила  ее  необыкновенная  красота,  черты  лица,  полные  нежной
прелести, несмотря на все выпавшие на ее  долю  переживания  и  усталость.
Внимательнее присмотревшись к ребенку, я едва  не  вскрикнул  от  тревоги:
личико его залито было кровью. Понятно, отчего он так кричал.
     - Что с ним? Он ранен? - спросил я.
     - Да, господин, - прошептала мать.
     На лбу у ребенка виднелась глубокая длинная ссадина, из  которой  все
еще сочилась кровь.
     - Отчего это?
     - Колючки на кустах...
     К счастью, на мне была выстиранная за день до того  рубашка,  добытая
со сгоревшей испанской бригантины.  Недолго думая, я оторвал от нее рукав,
разорвал его на лоскуты и ловко перевязал  головку  ребенка.  Я  говорю  с
некоторым бахвальством "ловко", ибо это полезное искусство  постиг  еще  в
лесах Вирджинии.
     После перевязки малыш тут же  перестал  плакать,  а  получив  сладкое
яблоко, и вовсе успокоился. Я потрепал его по щечке - ребенок улыбнулся.
     - Видишь? - весело подмигнул я матери. - Он меня не боится.
     - Я тоже! - ответила она тихо и спокойно.
     В ее больших глазах светилась  благодарность,  но  вдруг  они  как-то
померкли и подернулись печалью, на лбу пролегла морщинка.
     - Что с Матео? - спросила она.
     Я растерялся, не  зная,  что  ей  ответить.  Она  взглянула  на  меня
проницательно. Спросила:
     - Он убит?
     - Не знаю! - ответил я. - Надеюсь, нет.
     - Где же он?
     - Мы точно не знаем.  Но будь уверена, Матео настоящий  герой,  и  ты
можешь им гордиться!
     Индианка всхлипнула, судорожно прижала к себе ребенка.
     - Как ее зовут? - спросил я у Вагуры, переводившего наш разговор.
     - Ласана, - ответил юноша.
     - Ласана, - произнес  я  твердо,  -  ты  должна  нам  верить.  Мы  не
успокоимся, пока не уничтожим бандитов или не погибнем  сами.  Если  Матео
жив, он будет свободен.
     Обеих освобожденных женщин - Ласану и Долорес - я хотел  отправить  в
лагерь к нашей пещере под охраной двух негров.  Но они воспротивились: все
негры требовали оружия и хотели сражаться вместе с нами.  Ласана  тоже  не
захотела уходить.  Она просила дать ей лук и нож и  оставить  с  нами:  ее
место там, где решается их судьба.
     От фигуры ее веяло решимостью и отвагой.  В конце концов  я  разрешил
женщинам остаться в укрытии у моря в полумиле от  поляны,  а  трое  негров
присоединились к нам.