о противника.
     Когда я подбежал к ним, Арнак бросил мне в руки приготовленное  ружье
и крикнул:
     - Они испугались! Отступили!
     Появление на сцене ружей, как и  следовало  ожидать,  выполнило  свою
задачу - преследователям расхотелось рисковать.  Они  пустились  наутек  и
скрылись в зарослях.
     Кружа и путая, насколько было возможно, следы, мы вернулись в пещеру.
Солнце уже пересекло зенит.  В этот день мы не ждали непрошеных визитеров,
плотно поужинали, а я  принялся  точить  на  камне  охотничий  нож,  решив
попытаться сбрить свою бороду и хоть как-то привести в порядок прическу.
     После долгих трудов и непередаваемых  мучений  с  помощью  ребят  мне
кое-как удалось принять человеческое обличье.
     При виде моего лица индейцы прыснули веселым смехом. Я никогда еще не
видел их столь веселыми.  Даже всегда мрачный Арнак развеселился. Они были
уверены, что вскоре независимо от злой или  доброй  воли  огромного  негра
встретятся со своим сородичем Манаури, и  это  вселяло  в  них  радость  и
располагало к шуткам.
     - Ты стал не  таким  красивым,  -  с  притворным  сожалением  заметил
Вагура, - не похож теперь на тигра!
     - Зато он больше понравится им! - подхватил Арнак.
     - Кому?
     - Ну тем женщинам! Ты что, разве их не заметил?
     Я добродушно посмеивался.  Но шутки шутками, а нам следовало спрятать
все ценнейшие вещи на тот случай, если пришельцы  появятся  здесь  в  наше
отсутствие.  Оба плота мы перевели в укрытие, где густые  ветви  смыкались
над ручьем непроницаемым шатром. Запасные ружья закопали в углу пещеры под
копной сена.  Что  можно  было,  спрятали  в  ближайших  зарослях  и  даже
привязали там несколько живых черепах, остававшихся еще в нашем хозяйстве.
     Спокойные теперь за свое имущество, мы снова отправились  в  путь,  к
биваку пришельцев. Солнце уже заходило, когда мы добрались до места.
     На этот раз в укрытии остался я с двумя  ружьями  под  рукой,  а  мои
товарищи направились в лагерь.  Для острастки они взяли с собой ружья,  но
оба неисправные, да к тому же и незаряженные: если  бы  ребят  схватили  и
отняли у них оружие, оно не сослужило бы службы против нас.
     Перед расставанием я дал моим юным друзьям последние напутствия:
     - Идите и поговорите с Манаури! Ни за  что  на  свете  не  выдавайте,
сколько нас. Даже Манаури не должен этого знать.
     - А если спросят?
     - Скажите, что я запретил вам говорить, - и конец! Не рассказывайте и
сколько у нас оружия!..  Убедите Манаури и великана негра, что я  надежный
человек, хорошо отношусь и к индейцам и к неграм и с радостью  им  помогу,
если они нуждаются в моей помощи.
     - Так и скажем, Ян! - заверил меня Арнак. - Все это чистая правда.  А
если негр надумает нас убить?
     - Это маловероятно, все-таки там Манаури. Но если он станет угрожать,
скажите, что я нахожусь поблизости  в  засаде,  и  прежде  чем  он  успеет
причинить вам зло, я всажу ему пулю в лоб. Стоит вам только крикнуть...
     - Ладно, Ян! Мы будем держаться возле костра, чтобы тебе  лучше  было
нас видно.
     - Отлично!.. Если что-нибудь случится, я буду защищать вас как самого
себя. Я уже говорил вам, что никогда не оставлю вас в беде.
     - Мы помним об этом, Ян!
     Они пошли.  Тьма густела, и я смог прокрасться вслед за ними почти до
самого берега ручья, где и залег в  кустах.  Бивак  находился  от  меня  в
нескольких десятках шагов, и я не только слышал громкую речь, но  и  видел
все там происходящее, несмотря на ночь, так как в центре лагеря горели два
костра.
     Вскоре до меня донеслись громкие  отрывистые  голоса.  Это  в  лагере
появились юноши. Я видел, как они шли к костру и как вокруг них собиралась
толпа.
     Из-за сутолоки трудно было рассмотреть, что с ними происходит:  толпа
загораживала их от меня. Я осмотрелся. В нескольких шагах от меня наклонно
росла кокосовая пальма.  Босиком я легко на нее взобрался и сверху отлично
видел весь лагерь.  Юноши стояли  у  костра,  как  мы  и  условились.  Нас
разделяло шагов восемьдесят - расстояние порядочное  для  стрельбы  ночью.
Одно ружье я взял с собой наверх, а второе положил на землю возле ствола.
     Я  видел  Манаури,  понял,  что  он  узнал  юношей  и  радостно    их
приветствовал.  Сердечно обнимали их и другие индейцы, очевидно, из их  же
племени.  Стоявшие рядом негры выражали не  меньшую  радость,  и  даже  на
голову возвышавшийся надо всеми великан приветливо встретил юных гостей. У
меня отлегло от души, и я с надеждой ожидал дальнейшего развития событий.
     Арнак предложил  окружающим  сесть,  и  те  охотно  расселись  вокруг
костра. Стоять остались только он, Вагура, Манаури и негр-великан.
     "Молодчина", -  отдал  я  должное  сообразительности  юного  индейца,
поняв, что он намеренно усадил прибывших, чтобы я  лучше  мог  видеть  все
происходящее.
     Разговор у костра, затянувшийся до глубокой ночи, был бурным  и,  как
видно, нелегким.
     Наконец там о чем-то договорились, наступило  заметное  оживление,  и
Арнак направился в мою сторону, по дороге окликая меня.
     Я отозвался. Подойдя, Арнак кратко обрисовал положение:
     - Все в порядке, Ян! Индейцы верят тебе. Негры тоже, но...
     - Что "но"?
     - Они боятся всех белых. Но мы их убедили.
     - Ты уверен?
     - Пожалуй.
     - А зачем они сюда приплыли? Что говорит Манаури?
     - На севере действительно остров Маргарита, мы не ошиблись. Там много
негров и индейцев живет в страшном рабстве.  Недавно были  волнения.  Рабы
восстали против испанцев.  Но  их  разгромили  и  теперь  жестоко  карают,
убивают, вешают.  Нашим удалось похитить три лодки и ночью тайком  уплыть.
Через два дня они добрались до нашего острова.
     - И что они собираются делать дальше?
     - Бежать на материк, а до того немного передохнуть и запастись  едой.
У них мало пищи...
     - Значит, они пробудут здесь несколько дней?
     - Ну да.
     - И не боятся погони?
     - Они бежали ночью, никто их не видел.  Пока погони нет. Им  кажется,
что все обойдется и они сумеют добраться до материка.
     - А что они знают о течении?
     - Об этом мы не говорили.
     Закинув ружье за спину, я последовал за Арнаком. Мы перебрались через
ручей и направились прямо к костру.
     - Buena noche! - Добрый вечер! - приветствовал меня Манаури.
     - Buena noche! - ответил я и, приблизившись, протянул ему руку.
     Мы обменялись крепким  рукопожатием.  Манаури  было  лет  сорок,  его
спокойное, умное лицо невольно вызывало чувство уважения.  На его улыбку я
ответил такой же открытой улыбкой.
     Вокруг костра  стояло  несколько  индейцев  и  негров.  Я  поочередно
подходил к  каждому  и  приветствовал  его  пожатием  руки.  Негр-великан,
стоявший чуть в стороне, хотел было незаметно отойти, но  я  протянул  ему
руку и произнес:
     - Buena noche, amigo!
     Все смотрели на нас, и волей-неволей ему пришлось протянуть мне  руку
в ответ.  С удивлением я отметил, что негр довольно молод,  самое  большее
лет двадцати пяти и, значит, чуть моложе меня.
     - Amigos! - обратился я к  присутствующим  и  перешел  на  английский
язык. - Я попал на остров год назад и сердечно вас  приветствую.  Я  готов
оказать вам посильную помощь в обретении полной свободы...
     Обращение сразу ко всем присутствовавшим оказалось  делом  непростым:
сначала Арнак переводил мой английский на аравакский язык, а потом Манаури
с аравакского на испанский.
     Индейцы встретили мои слова с нескрываемой  радостью,  а  Матео,  так
звали негра-великана, лишь сдержанно поблагодарил.
     -  Давайте  обсудим  план  дальнейших  действий,  -   предложил    я,
присаживаясь к костру. - В восточной части острова у нас есть жилище, и мы
приглашаем всех быть нашими гостями.  День-два отдохнете, а  затем  решим,
что делать дальше.
     Я  ожидал  проявлений  радости  и  благодарности,  И   действительно,
Манаури, прижимая руку к груди, сказал, что араваки охотно  принимают  мое
предложение.  Они знают, что я хорошо знаком с островом, и во  всем  будут
следовать  моим  советам  и  указаниям.  Зато  негр-великан  Матео    явно
колебался.  В глазах его читались сомнения и неуверенность. Затем он встал
и, сказав, что  должен  посоветоваться  со  своими  людьми,  направился  к
пальмам, где расположилась группа негров.
     У костра воцарилось  молчание.  Отсутствовал  Матео  довольно  долго.
Из-под пальм доносились возбужденные голоса.  Потом они стихли, и в  кругу
света, отбрасываемого костром,  появилась  фигура  Матео.  Теперь  он  был
спокоен и решителен.
     - Мы благодарим белого человека за гостеприимство,  но  не  можем  им
воспользоваться.  Мы разобьем свой лагерь в западной части острова. Так мы
решили.
     Я понял, что спорить бесполезно.
     - А ты, Манаури? - повернулся я к индейцу.
     - Слово аравака - твердое слово. Мы пойдем с тобой.
     Светало.  Четче обозначился горизонт. Я поднялся на ближайшую дюну  и
осмотрел океан.  Кругом, куда ни кинь взгляд, пустынный простор. Погони не
было.
     В большую лодку индейцев уместилось одиннадцать человек -  женщины  с
детьми и шесть гребцов.  Остальные вместе с нами пошли  пешком.  Матео  на
двух лодках собирался со своей группой обогнуть  остров  с  севера,  но  я
попытался ему отсоветовать: путь с  противоположной,  восточной  и  южной,
стороны был несколько короче, а  главное,  безопасней  на  случай  погони,
которая может появиться с севера, со стороны острова Маргарита.  Но  Матео
лишь упрямо качал головой и повторял, что все равно  поплывет  с  северной
стороны.
     Когда женщины садились в лодку, мне показали  жену  Матео.  Это  была
молоденькая и необычайно красивая индианка, державшая на руках  годовалого
малыша.  Матео с удивительной заботливостью, какой я никак не  мог  в  нем
предположить, взял у нее из рук ребенка и помог ей сесть в  лодку.  Взгляд
его, когда он смотрел на жену и ребенка, был полон любви и нежности.  Я не
мог надивиться.
     Манаури подошел ко мне с вопросом, не  следует  ли  уничтожить  следы
бивака.
     - Конечно, - согласился я.
     С помощью веток все мы за десять минут навели порядок.
     Когда чуть позже мы шли уже вдоль берега к пещере  и  я  взглянул  на
море, то увидел, что не только большая лодка индейцев, но и  обе  лодки  с
неграми плыли на юг. Значит, Матео прислушался все-таки к моему совету.
     "Странный человек!" - подумал я.


                         ТЕНЬ С ОСТРОВА МАРГАРИТА

     Всю предыдущую ночь мы не спали, но отдыхать было некогда. Предстояло
немало дел.  Накормить  двадцать  шесть  ртов  в  наших  условиях  -  дело
нешуточное.
     Как только мы совместными усилиями переправили тяжелую лодку вверх по
течению ручья во время прилива и надежно укрыли ее в кустах, я поспешил на
кукурузное поле, оставшееся со вчерашнего утра без надзора.  Со мной был и
Манаури, перед которым мне хотелось похвастаться нашим урожаем.
     Как и следовало ожидать, множество  попугаев  сидело  на  дозревающих
початках, и проказники с удовольствием склевывали спелые зерна.  На  земле
лакомилась стая черных птиц, похожих на кур.  Я  собрался  было  распугать
обжор, но Манаури остановил меня.
     - Устроим охоту, - шепнул он мне по-испански.
     - Верно, - согласился я.
     Не выходя из зарослей, мы повернули  обратно  и  побежали  к  пещере.
Каждый вооружился чем попало: кто схватил лук  и  стрелы,  кто  палку  или
дубинку, а кто и нож.  Охотники цепочкой  расположились  по  опушке  леса,
вокруг поля, загонщики пошли со стороны ручья.  Нам редкостно повезло.  Из
попугаев, с криком взмывших в воздух, жертвами наших стрел пали только две
птицы.  Зато кур, бежавших по земле, мы сумели добыть не  меньше  десятка.
Все это сопровождалось веселыми криками и смехом.  Такой успех мы сочли за
доброе предзнаменование.
     Женщины тут же занялись приготовлением  птицы  и  вскоре  подали  нам
роскошный завтрак.  За едой мы не тратили времени даром и  обсуждали,  как
лучше распределить между всеми предстоящую работу.  Решили так: две группы
охотников, одна под предводительством Арнака,  другая  -  Вагуры,  немедля
отправятся к озеру Изобилия, в глубь острова на север,  к  роще  Попугаев;
два рыбака, вооруженных копьями, выйдут на плоту в море на рыбную ловлю  к
скалам,  у  которых  сгорела  испанская   бригантина;    самый    старший,
пятидесятилетний индеец, останется в лагере и вместе с женщинами  займется
постройкой шалашей; лучший лучник будет сторожить кукурузное поле; индеец,
занимавшийся на острове Маргарита плотничеством, расширит  второй  плот  и
сделает к нему новые весла, а  я...  Меня  больше  всего  волновал  вопрос
безопасности и защиты от возможного нападения.  Пусть даже с Маргариты  не
будет погони, все равно высадка на Южноамериканский  материк,  захваченный
испанцами, потребует большой осмотрительности.  В запасе у нас было восемь
исправных ружей.  Бесценное это богатство следовало разумно  использовать.
Восемь ружей в надежных руках, а вместе с нашими одиннадцать - это  в  тех
условиях большая огневая сила.  Надо только суметь ее обеспечить - научить
людей стрелять. Я обратился к Арнаку:
     - Спроси у них, кто умеет обращаться с огнестрельным оружием!
     Не все сразу поняли мой вопрос.
     - Кто раньше стрелял из ружья? - более понятно поставил я вопрос.
     Назвались трое.
     - Вы умеете обращаться с оружием? Заряжать, целиться, чистить?
     - Умеем.
     - Мне нужно еще пятерых, которых я научу стрелять. Кто хочет?
     Вызвались все.  Все  горели  желанием  овладеть  этой  наукой.  Стать
обладателем ружья было мечтой индейца.  Манаури отобрал четверых, сам  был
пятым.
     Поскольку я  считал  важным,  не  теряя  времени,  взяться  за  дело,
пришлось  изменить  состав  ранее  предложенных  групп,  главным   образом
охотничьих.  Когда все разошлись, я с восемью учениками остался неподалеку
от пещеры.
     Меня поражал энтузиазм индейцев.  Зная  беспечную  леность  некоторых
северных племен, немало наслушавшись россказней о сонливых туземцах  Южной
Америки, я не переставал дивиться усердию  моих  новых  товарищей.  Передо
мной открывался какой-то совершенно новый, прежде неведомый мне человек.
     Трудно было предположить, что ужасы рабства, выпавшие  на  долю  этих
людей, могли привести к столь разительным переменам их натуры.  Рабство  у
жестокосердых  испанцев  могло  скорее  уничтожить    в    человеке    все
человеческое, превратить его в ничтожество.  Здесь  же  наблюдалось  нечто
совершенно противоположное: жажда свободы - непобедимая сила человеческого
духа.  Эти люди хотели обрести свободу - вот отчего они не знали устали, а
глаза их горели неукротимым огнем.  Они узрели путь к свободе, им виделось
светлое завтра, и это вселяло  в  них  энтузиазм,  делало  их  сильными  и
смелыми.
     И как в тот раз, когда я лежал, изодранный когтями ягуара, и думал об
Арнаке  и  Вагуре,  так  и  теперь  я  вновь  вспомнил   своих    северных
соплеменников.  И снова меня охватило горькое чувство досады.  Сколько  же
там людей, одержимых ненавистью к  индейцам,  и  притом  не  только  среди
яростных пуритан! О, если бы эти слепцы оказались на моем месте и  увидели
индейцев Манаури, стремящихся к свободе!
     В ходе учебы особое внимание я уделял умению быстро  заряжать  ружье,
целиться и сохранять на полке порох сухим.  Лишь после этого мы приступили
к самой  стрельбе.  Каждому  я  позволял  стрелять  два  раза,  сначала  с
небольшой порцией пороха, чтобы не пугать стрелка звуком выстрела, а потом
с нормальным зарядом. Ученики оказались прилежными и через несколько часов
муштры кое-что усвоили. Их нельзя было считать еще отборными стрелками, по
под надзором стрелять они уже могли.
     - Будем ежедневно заниматься хотя бы по часу, но без  стрельбы.  Надо
экономить порох! - пояснил я.
     До захода солнца оставалось еще несколько часов, и  Манаури  с  двумя
своими людьми отправился в лес нарезать веток и лиан для луков и тростника
для стрел.  Я был этому рад, поскольку луки оставались  все-таки  основным
оружием нашей группы и их не мешало иметь побольше и хорошего качества.
     Находясь весь день вблизи пещеры, я чуть ли не каждый час  поднимался
на вершину нашего холма или посылал туда кого-нибудь  из  оказавшихся  под
рукой.  Море сверкало приветливо и безмятежно:  на  огромном  пространстве
ничего  тревожного.  Я  старался  соблюдать  все  меры   предосторожности,
чувствуя себя ответственным за судьбы этих людей и как старожил острова, и
как честный человек, которому они без колебания вверили свои жизни.
     К вечеру охотники стали возвращаться. Добычу несли самую разную: были
здесь и зайцы, и птицы, и ящерицы, и даже змеи.  Ягод и  фруктов  принесли
несколько корзин, хотя последних, к сожалению, у нас было маловато. Особым
лакомством  почитались  макушки   некоторых    пальм,    срезанные    выше
одеревеневшей части ствола; и впрямь, в  вареном  виде  они  пришлись  мне
очень по вкусу.
     Рыбаки, выходившие в море к Пяти скалам, рыбы наловили,  но  немного,
всего несколько штук. Зато им пришлось пережить волнующие минуты схватки с
тюленем или каким-то подобным существом: еще немного - и они принесли бы в
лагерь гору мяса. Но в последний момент раненное копьем животное сорвалось
и скрылось под водой.
     За ужином мы обсудили план  на  следующий  день  и  решили  выставить
постоянный дозор на вершине холма, а кроме охотничьих  групп,  выслать  на
западный берег острова плот  с  несколькими  людьми  для  отлова  черепах.
Заодно они посмотрят, как устроился Матео со своими людьми.
     Мне интересно было узнать подробности о жизни на  острове  Маргарита.
Индейцы рассказали, что там  много  испанцев,  владеющих  плантациями,  но
живущих в основном за счет ловли жемчуга. У берегов острова скалистое дно,
на котором селятся особые раковины, образующие жемчуг - редкость,  несущую
радость избранным и горе угнетенным.  Далеко не каждая  раковина  содержит
жемчужину, и надо достать их сотни со дна Моря, чтобы напасть  на  одну  с
драгоценным плодом.
     В качестве ныряльщиков используются  исключительно  рабы.  Труд  этот
настолько тяжел, что даже самые сильные и выносливые через год погибают от
разрыва легких.  Ныряльщик в этих условиях приговорен к неизбежной смерти,
а недолгая его жизнь - сплошное мучение.  Из-за высокой  смертности  рабов
испанцы  на  Маргарите  постоянно  испытывают  в    них    недостаток    и
систематически устраивают охоту на людей на  берегах  островов  Карибского
моря, а известных своей  силой  негров  покупают  за  бешеные  деньги  где
придется.  При всем этом испанцы одержимы каким-то бесом  жестокости.  Они
издеваются над рабами на каждом шагу, при  любой  возможности.  Изощренные
пытки доставляют им садистское наслаждение.
     Когда индейцы рассказали  мне  все  это,  на  лице  у  меня,  видимо,
отразилось сомнение. Они заметили его и тут же стали показывать свои раны,
спины с рубцами от плеток, руки с обрубленными пальцами, глубокие язвы  на
ногах, руках и груди. Где их только не было...
     Впервые я так непосредственно столкнулся с чудовищным миром  рабства.
Рабство существовало и на севере; надо сказать, и в  моей  Вирджинии  одни
притесняли и угнетали других, но я не видел  этого  собственными  глазами.
Живя в лесах далеко на западе среди вольных поселенцев, я  прежде  нечасто
над этим задумывался.  Теперь же меня словно поразило громом. Я смотрел на
этих людей, и в голове моей не укладывалось, что для  других  они  служили
исключительно рабочим скотом и безжалостно обрекались на гибель по чьей-то
злой воле.
     В этот вечер у костра на своем острове Робинзона я  впервые  в  жизни
болезненно ощутил всю несправедливость, царящую в мире  людей.  Как  можно
было ее терпеть?
     - Хочешь послушать, - обратился ко мне  Манаури,  -  как  погиб  брат
Матео?
     - Расскажи.
     Брат Матео был ловцом жемчуга и