ей, индейцев...
     - Индейцев? Ха-ха! - с иронией отозвался наш шутник Вагура и,  указав
пальцем на щуплых гребцов, доставивших к  нам  на  лодках  трех  испанцев,
спросил: - Уж не этих ли отощавших от голода вояк с палицами вы хотите нам
дать? Можно себе представить, как они защитят Белого Ягуара от акавоев!
     - Мы предлагаем вам индейцев,  ибо  испанских  солдат  посылать  туда
нельзя. Их вид может вызвать ненужное раздражение у голландцев с Эссекибо,
- миролюбиво пояснил дон Мануэль.
     Я согласился  с  его  доводами  и,  не  желая  понапрасну  раздражать
испанцев и накалять обстановку переговоров в моей хижине, заявил,  что  не
имею  ничего  против  такого  визита  к  голландцам  на  берега  Эссекибо,
поскольку для меня лично превыше всего -  мир  и  благо  индейцев.  Однако
согласие на это должно выразить все племя  араваков  в  Кумаке.  Потому  я
попросил дона Мануэля оказать  любезность  более  подробно  изложить  весь
замысел нашей миссии, а  также  в  деталях  обрисовать  положение  дел  на
берегах Эссекибо.
     - Я готов это сделать сейчас же! - ответил испанец и  повелел  одному
из своих спутников достать из сумки и разложить перед нами карту Гвианы.
     Карта меня потрясла.  Она была  значительно  точнее,  чем  та,  какую
несколько месяцев назад показывал мне капитан Пауэлл.  Реки,  насколько  я
мог судить, были нанесены довольно точно.  Не было причудливых фантазий  в
изображении устья Ориноко и его правых притоков Карони и Итамаки, а  также
русел Померуна и Эссекибо с их притоками  Куюни,  Мазаруни  и  Рупуни.  На
карте обозначены были реки Демерара, Бербис, Корантейн, цепи гор: Итамака,
Эмерия, Отомунг, Пакараима и гордая вершина Рорайма.  Но более всего  меня
поразили  точно  нанесенные  места  обитания  индейских  племен    Гвианы:
варраулов,  араваков,  акавоев,  арекуна,  карибов,  патамонов,    макуши,
вапишанов. "Не карта, а просто какое-то чудо!"
     - Не подлежит сомнению, - убеждал нас дон Мануэль,  -  что  земли  по
всем правым притокам Ориноко,  таким,  например,  как  Карони  и  Итамака,
принадлежат испанской короне.  Что же касается голландских  поселений,  то
большинство их  земель  расположены  преимущественно  по  нижнему  течению
Эссекибо, Демерары и  рек  Бербис  и  Корантейн.  Резиденция  голландского
губернатора,  или,  как  его  называют,  генерального  директора,   сейчас
находится, насколько нам известно, в Нью-Кийковерал  на  берегу  Эссекибо,
вот здесь, - ткнул он пальцем в карту. - Прошу вас  обратить  внимание  на
голландские  форты,  возведенные  главным  образом  по  берегам  Эссекибо,
особенно в нижнем ее течении, вплоть до впадения в море, и на важнейший из
них - старый форт Кийковерал. Он находится в восьмидесяти английских милях
от моря, в  месте  впадения  в  Эссекибо  Мазаруни  и  Куюни.  Кийковерал,
возведенный  когда-то  на  одном  из    островов    Мазаруни,    считается
неприступным.  До недавнего  времени  он  был  столицей  всей  голландской
колонии  и  резиденцией  ее  генерального  директора.  Ныне  в   ближайших
окрестностях  давнего  Кийковерала  и  ниже  вдоль  Эссекибо   расположено
множество богатых плантаций сахарного тростника, на которых трудятся сотни
африканских рабов.  Вам надо знать, что с этими невольниками в  результате
на редкость жесткого обращения с  ними  многих  плантаторов  у  голландцев
немало хлопот - среди рабов не утихают постоянные волнения и бунты...
     - Вы сказали, ваша  милость,  что  Кийковерал  до  недавних  пор  был
столицей голландской колонии, значит, теперь это уже не столица?..
     - Насколько нам известно - теперь нет. Несколько лет назад голландцы,
кажется, основали новую резиденцию  колониальной  администрации,  тоже  на
берегу Эссекибо, но ближе к морю, и назвали ее Нью-Кийковерал. Похоже, там
сейчас и обосновался их генеральный директор...
     - Правду ли говорят, - поинтересовался Мигуэль, -  что  многие  негры
бегут с голландских плантаций в безлюдные джунгли и живут там на свободе?
     - Да, это правда! - ответил дон Мануэль. - Они  действительно  бегут,
но джунгли далеко не так  уж  безлюдны.  В  них  обитают  индейцы  племени
карибов, наиболее воинственные в Гвиане.  Карибы верно служат голландцам и
непрестанно охотятся за беглыми неграми, а  плантаторы  щедро  им  за  это
платят: за каждого пойманного беглеца - пятьдесят флоринов или два ружья с
запасом пуль и пороха, а за руку убитого негра - двадцать  пять  флоринов.
Подкупленные карибы шныряют в лесах  вдоль  всего  морского  побережья  на
протяжении  более  двухсот  английских  миль  -  всюду,  где  разместились
голландские плантации, и вылавливают несчастных беглецов.  Повсеместно там
зреет недовольство, то и дело вспыхивают бунты.  Но, несмотря ни  на  что,
многим неграм все-таки удалось ускользнуть от своих  белых  и  краснокожих
преследователей и основать в лесах долины реки Бербиса  свои  негритянские
поселения.  Эти  так  называемые  "джука"  стали  грозной  опасностью  для
голландских плантаторов.  Словом, у голландцев там буквально  земля  горит
под ногами, у них масса разных сложностей, и в переговорах с  ними  у  нас
будут огромные преимущества...
     - А если я соглашусь, ваша милость, с предложением  принять  на  себя
миссию проведения переговоров с голландцами, сколько человек я могу  взять
с собой?
     - Чем  больше,  тем  лучше.  Свита  Белого  Ягуара  должна  выглядеть
внушительно...
     - Так сколько же, пятьдесят?
     - Может быть, пятьдесят, а может быть, и больше.
     - Сейчас начинается сезон дождей, и продлится он три, а то  и  четыре
месяца, так что отправиться туда  можно  будет  только  с  началом  сухого
сезона...
     - Я тоже так думаю: через три-четыре месяца!
     - Какой же избрать путь? - спросил я.  -  Через  джунгли,  пробираясь
реками на итаубах, вероятно, не имеет смысла; целесообразнее, пожалуй,  на
нашей шхуне вдоль берега океана доплыть до устья  Эссекибо  под  парусами.
Это шесть-семь дней пути...
     - Конечно, только на шхуне! - согласился дон Мануэль.
     Послеполуденное солнце еще стояло высоко в  небе.  После  двухчасовых
дебатов все араваки на Ориноко, жившие  в  Кумаке  и  многие  из  соседней
Серимы, решили согласиться  с  планом  губернатора  Каракаса.  Руководство
экспедицией  на  шхуне  поручили  мне,  а  в  состав  ее  включили   около
шестидесяти араваков, в том числе десять женщин.
     - Я даю согласие  на  эту  экспедицию,  -  торжественно  заявил  я  в
заключение,  -  только  оттого,  что  таким  образом,  быть  может,  сумею
послужить  делу  свободы  и  безопасности  индейцев  в  низовьях  Ориноко.
Надеюсь, нам удастся убедить голландцев...
     Хотя миссия наша имела перед собой цели исключительно  миролюбивые  и
дружелюбные, трудно было предвидеть, что  может  ждать  нас  среди  людей,
настроенных  к  нам  недружественно,  а  потому   шестьдесят    участников
экспедиции надлежало отобрать из числа самых  отважных  воинов  и  должным
образом их вооружить.
     С утра следующего дня мы уведомили дона Мануэля о принятом решении  и
выставили условие предоставить нам, помимо обещанных  верительных  грамот,
тридцать новых ружей, в том числе десять мушкетов,  десять  легких  ружей,
две пищали и восемь пистолетов с запасом пороха и пуль на 1500  выстрелов,
шестьдесят одеял, денежную субсидию в золотых голландских монетах  на  три
месяца, провиант для шестидесяти человек на такой же срок и разные подарки
для индейцев на случай встречи с ними в голландской колонии.
     Дон Мануэль принял все это без возражений и обещал в точности довести
до сведения испанских властей, а затем не мешкая вернуться к нам.  Вскоре,
преисполненный надежд и дружески провожаемый нами,  он  вместе  со  своими
спутниками покинул Кумаку.
     Когда он уже садился в свою итаубу, я все-таки не удержался  и  тоном
спокойным, но не без язвительности спросил:
     - А что касается одеял, то не могли бы вы, ваша милость, сказать мне,
как поживает сейчас досточтимый дон Эстебан? Этот малодостойный  кавальеро
несколько месяцев назад предпринял попытку всех нас  уничтожить,  "одарив"
араваков зараженными оспой одеялами!
     - Его больше нет в Ангостуре! В наказание он выслан далеко на запад в
Кордильеры... Ручаюсь, что на этот раз одеяла будут совершенно новыми...


                      СИМАРА, МЛАДШАЯ СЕСТРА ЛАСАНЫ

     После отбытия испанцев  мы  сразу  же  приступили  к  делу.  Отобрали
шестьдесят лучших воинов и женщин, которым предстояло сопровождать меня  к
голландцам, но тем не  ограничились  и  в  последующие  недели  стали  еще
настойчивее заниматься с ними военным делом.  Сердце  невольно  радовалось
при виде того, как эти шестьдесят воинов с недели  на  неделю,  все  более
оттачивая свое боевое мастерство,  становились  непревзойденными  бойцами,
сплотившись в поистине непобедимый отряд.
     Наряду с боевым мастерством закалялись их дух и воля.
     В состав отобранных шестидесяти человек входили, конечно  же,  и  мои
ближайшие  друзья  и  соратники,  на  которых  я  мог  всегда  и  во  всем
положиться: Арнак,  Вагура,  Уаки,  негр  Мигуэль,  шаман  Арасибо  и  моя
неразлучная жена Ласана.  Включил я и Фуюди,  поскольку,  будучи  родом  с
берегов  реки  Померун,  он  владел  акавойским,  карибским   и    немного
голландским языками.
     Одной из первых наших забот стало создание  дополнительного  арсенала
оружия из копий, палиц, луков, стрел, которое мы  намерены  были  взять  с
собой.
     Чтобы не оставить беззащитной Кумаку на  время  нашего  отсутствия  и
уберечь  ее  от  любого  вражеского  нападения,  мы    обнесли    главную,
центральную, часть селения  крепким  частоколом  из  толстых,  заостренных
сверху и пропитанных ядом стволов.  Я не сомневался в бдительности Манаури
и его вождей и был спокоен за судьбу остававшихся в Кумаке.
     Араваки на Ориноко не имели обыкновения  пользоваться  щитами,  но  в
роду Уаки было несколько воинов,  умевших  искусно  обрабатывать  звериные
шкуры.  И вот однажды, когда мы добыли на охоте двух  тапиров,  оказалось,
что из их жесткой, соответствующим образом выдубленной и высушенной  шкуры
можно изготовить удобные и легкие щиты,  надежно  защищающие  от  копий  и
стрел. Мы использовали это полезное открытие и вскоре имели для нескольких
десятков воинов запас таких щитов.
     К концу второго месяца в Кумаку возвратился дон  Мануэль  и  доставил
все запрошенное нами снаряжение.  Видимо, испанские  власти  действительно
придавали нашей миссии весьма важное  значение.  Арнак  и  Вагура  тут  же
приступили к тщательному опробованию оружия - оно  оказалось  безупречным.
Мушкеты, ружья и пистолеты били без промаха и  в  руках  хорошего  стрелка
являли собой грозное оружие, а каждый из нашего отряда стал,  можно  смело
сказать, не просто хорошим, но даже отличным стрелком.
     Все остальное, доставленное по нашей  просьбе,  тоже  было  неплохого
качества и в достаточном количестве: порох, свинец и даже запасные  кремни
для курков, провиант, и  особенно  мука  и  сушеное  мясо,  кроме  того  -
добротные одеяла, разная мелочь для индейцев и тугой кошель бывших тогда в
ходу монет из чистого золота.
     С Мендукой, вождем отряда варраулов, затеялась дружеская перепалка  -
он и десять его верных друзей во что бы то ни стало хотели плыть  с  нами.
Однако шхуна была слишком мала и  могла  вместить  только  шестьдесят  уже
отобранных человек.  Шаман Арасибо предложил неплохой выход: взять с собой
еще две итаубы и две яботы, привязав их на  фалах  к  корме  шхуны.  Таким
образом варраулы действительно могли  бы,  разместившись  в  этих  лодках,
проделать с нами весь этот семи- или десятидневный путь до устья Эссекибо,
конечно, при  спокойном  море.  Ну  а  на  время  возможного  волнения  мы
пересаживали бы их на борт шхуны. На том и порешили.
     Приближался конец сезона дождей, а с ним и день  нашего  отплытия.  И
тут вдруг возникли неожиданные осложнения.  На этот раз с  Ласаной  -  она
ждала ребенка.  Мы оба  очень  обрадовались,  но  теперь  ей  нельзя  было
покидать Кумаку.  Весьма  суровый  и  строго  соблюдаемый  обычай  племени
обязывал  беременную  женщину  исполнять  целый  ряд  ритуальных  обрядов:
принимать особую пищу, совершать священные омовения, а  все  это  возможно
было только на месте, в Кумаке.
     - Ну что ж, - смирился я с судьбой, - обычаи  есть  обычаи,  поеду  к
голландцам один, без тебя...
     - Нет, ты поедешь не один! - возразила Ласана с загадочной улыбкой. -
У меня есть младшая сестра...
     - Симара? Ну и что?
     - Да, Симара. Она поедет вместо меня.
     - Да. но ведь я люблю только тебя  и  никого  больше.  У  нас,  белых
людей, такой обычай...
     - Я знаю. Но ты, Белый Ягуар, живешь в племени араваков. У нас другие
обычаи и ничуть не хуже, чем у вас. Уважай их.
     - Значит, мне придется иметь двух жен?
     - Никогда! - возмутилась Ласана, и лицо ее вдруг вспыхнуло,  а  глаза
засверкали, как раскаленные угли. В этом праведном гневе она была особенно
прекрасна.
     - Ты восхитительна, Волшебная Пальма! - Я хотел привлечь  ее  и,  как
всегда, обнять.
     Но она уклонилась и с проворством белки выскользнула из моих рук.
     - Никогда! - сердито повторила она. - Никаких двух жен! Симара поедет
с тобой и будет во всем тебе служить - она моя  младшая  сестра  и  станет
моей заменой.  Она плоть от моей плоти, кровь от моей крови и душа от моей
души! Она - мое второе "я". Она - то же самое, что я...
     Так Симара вошла в состав нашего отряда.


                           НА БЕРЕГАХ ПОМЕРУНА

     В июле дожди стали стихать, бури разражались все реже.  С каждым днем
редели тучи, чаще проглядывало  солнце.  И  вот  в  одно  прекрасное  утро
провожаемая высыпавшими на берег залива Потаро всеми остающимися в  Кумаке
араваками шхуна наша отчалила от берега.  За ее кормой  на  длинных  фалах
легко скользили две итаубы и две яботы с варраулами.
     Через три дня мы миновали остров Каиива, посылая  издалека  дружеские
приветствия вождю Оронапи, а на четвертый день вышли из  устья  Ориноко  в
открытое  море.  Был  штиль.  С  запада  дул  легкий  попутный    ветерок,
наполнивший наши  паруса,  и  мы  резво  помчались  по  морской  глади  на
юго-восток.  По правому борту на горизонте почти все время виднелся низкий
берег Гвианы.
     На шхуне было тесно: палуба буквально ломилась  от  обилия  провизии,
тщательно упакованной нами в корзины - сурианы.  Были  тут  еще  и  другие
корзины, вариши, предназначенные для походов.  Их обычно носят  на  спине,
придерживая ремешками, укрепленными на лбу.  Ответственным за провизию был
Мигуэль.  За огнестрельным оружием, бочонком  с  порохом  и  мешочками  со
свинцом  следил  Арнак,  а  Симара  была  хранительницей  моего  парадного
капитанского мундира, шляпы  с  плюмажем  и  шпаги.  Управление  шхуной  и
парусами было доверено Мендуке и варраулам.
     На четвертый или пятый день плавания в открытом море мы  приблизились
к устью реки Померун, по берегам которой жило  много  араваков.  Родом  из
этих краев был Фуюди.  Недалеко было уже и до голландцев. Я решил прервать
наше путешествие, навестить соплеменников, а заодно разведать,  что  здесь
слышно.  На шхуне, ставшей на якорь в устье Померуна, за старших  остались
Арнак и Уаки, а я на итаубе отправился вверх по  реке.  Сопровождали  меня
Фуюди, Вагура, Арасибо, восемь гребцов из моего рода и неугомонная Симара,
прихватившая с собой на всякий  случай  бережно  уложенный  в  вариши  мой
капитанский мундир.  Вооружены мы были до зубов:  араваки  жили  только  в
нижнем течении реки, в средней ее части расселились карибы, а у истоков  -
акавои. Береженого бог бережет.
     Только после двух дней пути на веслах  вверх  по  реке  мы  добрались
наконец до первых поселений араваков  и  вызвали  здесь  своим  появлением
немалый переполох. Фуюди, которого в этих краях хорошо все знали, пролагал
нам путь к людским сердцам и душам.  Слухи, один фантастичнее  другого,  о
белокожем  воине,  присоединившемся  к  аравакам  на  Ориноко,  уже  давно
доходили до берегов Померуна  и  возбуждали  разного  рода  толки.  Белого
Ягуара не замедлили отождествить с добрыми духами, ибо только им было  под
силу уничтожить столько акавоев.
     Прослышав о нашем прибытии, араваки стекались со всех окрестностей, и
нам удалось получить массу разнообразных и ценных сведений. Подтвердилось,
что араваки на Померуне живут с голландцами  в  мире,  поскольку  те  хоть
как-то обороняют их от набегов разбойных карибов.
     - Вы поддерживаете эту дружбу и сейчас? - спросил я Варамараку, вождя
померунских араваков.
     - И сейчас, - ответил он. - Мы часто плаваем морем до устья Эссекибо,
а потом вверх по реке неделю на веслах до самого  форта  Кийковерал.  Форт
стоит на острове, там, где в Эссекибо приходит вода большой реки  Мазаруни
и большой реки Куюни.
     Полученные сведения совпадали с нашими  данными,  и  Варамарака  лишь
подтвердил то, о чем говорил нам раньше в Кумаке Мануэль Васкес.
     - А как называется новое селение, в котором сидит  главный  начальник
голландцев? - спросил я.
     - Нью-Кийковерал.  Мы возим туда свои товары, и голландцы всегда  нам
рады...
     - Какие товары вы возите?
     - Разные: лесные  плоды,  прирученных  диких  зверей,  сырой  хлопок,
глиняную посуду, украшения из перьев...
     - А что получаете взамен?
     - Топоры, ножи,  гвозди,  рыболовные  крючки,  цветные  бусы,  иногда
порох...
     - И никто вас там не обижает, не бьет,  вы  можете  ходить  в  городе
всюду, где захотите?
     - Мы ходим в городе свободно всюду, где хотим...
     - А индейцы других племен тоже появляются в городе?
     - Появляются, Белый Ягуар, появляются! Карибы, акавои, арекуна...
     - Они приходят в город с оружием?
     - С оружием, с оружием: с палицами, луками, иногда даже с  ружьями...
Карибы всегда ходят с оружием...
     -  Я  слыхал,  что  голландцы  на  своих  плантациях  очень   жестоко
обращаются с рабами-неграми. Так ли это?
     Совершенно неожиданно для меня все вдруг  растерянно  умолкли.  Стало
совсем тихо. Мой вопрос повис в воздухе. Я с удивлением взглянул на них и,
не скрывая иронической усмешки, язвительно проговорил:
     - Вижу, страх сковал ваши языки, словно здесь  появился  Канаима.  Не
бойтесь, нет тут Канаимы.
     Фуюди, хорошо познавший теперь других араваков  с  Ориноко  -  людей,
наученных  жизнью,  мужественных  в    смелых,    умевших    противостоять
превратностям  судьбы,  устыдился  за  своих   сородичей    с    Померуна,
представавших в глазах гостей забитыми и совсем одичавшими в  этих  глухих
джунглях.  Он стал что-то говорить им, притом так быстро, что я  едва  его
понимал.  Но, судя по всему, он стыдил их. В конце концов вождь Варамарака
с виноватым видом, обращаясь ко мне, сказал:
     - Не сердись, Белый Ягуар, мы вынуждены жить с  голландцами  в  мире.
Они не трогают нас, а главное, не велят карибам нападать на наши  племена,
как это было прежде. Мы, локоно, мирный народ.
     - Я знаю, - отвечал я, - и за это вас ценю.  Больше того,  я  полюбил
вас, а ваша женщина, Ласана, даже стала моей женой.  Но  испанцы  говорят,
что плантаторы  в  голландских  колониях  жестоко  издеваются  над  своими
рабами-неграми, так ли это?
     - Да, это так.  Не выдерживая мук, некоторые негры сами себя убивают,
а другие бегут в ближайшие джунгли. Но это их редко спасает. В джунглях на
них как бешеные псы охотятся карибы.  Карибы не  знают  пощады.  Голландцы
подкупили их, разожгли  в  них  алчность,  платят  за  каждого  пойманного
невольника. Карибы постоянно устраивают на рабов облавы. С карибами трудно
справиться! Они - настоящие яухаху, злые демоны, их нельзя победить!
     - Нельзя победить?!
     - Ое-й, ое-й, непобедимые! - Досадно и горько было смотреть, как  эти
несчастные, забитые  существа,  испуганно  озираясь,  все  разом  согласно