лантатор,   обращаясь   к  Морису  и  указывая  на  крапчатого
мустанга.-- Кажется, о такой сумме договаривался с вами  мистер
Стумп?
     -- Я  не  участвовал  в  этой сделке,-- ответил мустангер,
многозначительно, но любезно улыбаясь.-- Я не могу взять  ваших
денег. Эта лошадь не продается.
     -- В  самом  деле? -- сказал Пойндекстер, отступая назад с
видом уязвленной гордости.
     Плантаторы и  офицеры  не  могли  скрыть  своего  крайнего
удивления,   услышав   ответ   Мориса.   Двести   долларов   за
необъезженного мустанга, тогда как обычная цена  от  десяти  до
двадцати!  Мустангер, вероятно, не в своем уме. Но Морис не дал
им возможности рассуждать на эту тему.
     -- Мистер   Пойндекстер,--   продолжал   он   с    прежней
любезностью,--вы так хорошо заплатили мне за других мустангов и
даже   раньше,   чем   они  были  пойманы,  что  разрешите  мне
отблагодарить вас и сделать  подарок,  как  у  нас  в  Ирландии
говорят,  "на  счастье".  По  нашему  ирландскому обычаю, когда
торговая сделка на лошадей происходит на дому,  подарок  делают
не  тому,  с  кем  заключают  сделку,  а  его  жене или дочери.
Разрешите мне ввести этот ирландский обычай в Техасе?
     -- Разумеется! -- раздалось несколько голосов.
     -- Я не возражаю, мистер  Джеральд,--  ответил  плантатор,
поступаясь  своим консерватизмом перед общим мнением.-- Как вам
будет угодно.
     -- Благодарю, джентльмены, благодарю! -- сказал мустангер,
покровительственно взглянув на людей, которые считали себя выше
его.-- Эта лошадь и будет подарком "на счастье". И,  если  мисс
Пойндекстер  согласится  принять  ее,  я  буду чувствовать себя
более чем вознагражденным за три дня непрерывной охоты за  этой
дикаркой.  Будь  она  самой  коварной кокеткой, и тогда вряд ли
было бы труднее ее покорить.
     -- Я  принимаю  ваш  подарок,  сэр,  и  принимаю   его   с
благодарностью,--впервые     заговорила     молодая    креолка,
непринужденно выступая вперед.-- Но мне кажется...-- продолжала
она, указывая на мустанга и в то же время вопросительно  смотря
в  глаза  мустангеру,--мне  кажется,  что  ваша пленница еще не
укрощена? Она  дрожит  от  страха  перед  неизвестным  будущим.
Вероятно,  еще  постарается сбросить узду, если она ей придется
не по нраву, и что я, бедняжка, тогда буду делать?
     -- Правильно,  Морис,--  сказал  майор,  совсем  не  поняв
тайного  смысла  этих слов и обращать к тому, кто один только и
мог разгадать их значение.-- Мисс  Пойндекстер  права.  Мустанг
еще  совсем  не объезжен -- это ясно каждому. А ну-ка, любезный
друг, поучите его  немного!..  Леди  и  джентльмены!--обратился
майор  к  окружающим.--Это  стоит посмотреть, особенно тем, кто
еще не видел подобного зрелища... Ну-ка, Морис, садитесь на нее
и покажите нам, на что способны наездники прерий.  Судя  по  ее
виду, вам предстоит нелегкая задача.
     -- Вы  правы, майор, задача действительно не из легких! --
ответил мустангер, бросив быстрый взгляд, но не на четвероногую
пленницу, а на молодую креолку.
     Собрав все свои  силы,  чтобы  не  выдать  себя,  девушка,
дрожа, отступила назад и скрылась в толпе гостей.
     -- Ничего,  Морис,  ничего! -- твердил майор успокаивающим
тоном.-- Хоть глаза ее и горят огнем, бьюсь об заклад,  что  вы
выбьете из нее дурь. Попытайтесь-ка!
     Не  принять  предложения майора мустангер не мог -- ему не
позволила  профессиональная  гордость.  Это   был   вызов   его
ловкости,  мастерству  наездника:  завоевать  себе  признание в
прериях Техаса не так-то легко.
     Морис выразил согласие тем, что ловко соскочил с седла  и,
передав  поводья своей лошади Зебу Стумпу, подошел к крапчатому
мустангу.
     Молодой  охотник  не  стал  терять  время  на   какие-либо
приготовления,  он  только  попросил освободить место. Это было
выполнено мгновенно: большая часть  гостей,  в  том  числе  все
дамы, вернулись на асотею.
     Морис  Джеральд  вскочил на спину мустанга только с куском
лассо в руках, которое он набросил петлей на его нижнюю челюсть
и затянул на голове в виде уздечки.
     Впервые дикая лошадь почувствовала  на  себе  человека,  в
первый раз ей было нанесено подобное оскорбление.
     Пронзительный  злобный  визг  показал,  какое  негодование
вызвало у нее это посягательство на свободу.
     Лошадь  встала  на  дыбы  и  несколько  секунд   сохраняла
равновесие  в  этом положении. Всадник не растерялся и обхватил
ее шею обеими руками. С силой  сжимая  ее  горло,  он  вплотную
прильнул  к  ней. Не сделай он этого, лошадь могла бы броситься
на спину и раздавить под собой седока.
     После этого мустанг начал бить задом -- прием, к  которому
всегда прибегают в подобных случаях дикие лошади. Это поставило
всадника   в  особенно  трудное  положение:  он  рисковал  быть
сброшенным. Уверенный в своей ловкости, мустангер отказался  от
седла и стремян, а сейчас они бы ему очень помогли; но укротить
оседланную лошадь не сочли бы в прерии за подвиг.
     Он  справился  и  так.  Когда  лошадь  стала  бить  задом,
мустангер быстро перевернулся на ее спине, руками  обхватил  ее
за  бока  и,  упершись  пальцами  ног в ее лопатки, не дал себя
сбросить.
     Два или три раза повторил мустанг эту попытку,  но  каждый
раз вынужден был уступить ловкости наездника. И наконец, словно
поняв  тщетность  своих  усилий,  взбешенная  лошадь  перестала
брыкаться и,  сорвавшись  с  места,  помчалась  таким  галопом,
словно собиралась унести всадника на край света.
     Где-то  эта скачка должна была кончиться, но лишь вне поля
зрения  собравшихся,  которые  остались   на   асотее,   ожидая
возвращения  мустангера.  Многие высказывали предположения, что
он  может  быть  убит  или  по  крайней  мере  изувечен.  Среди
присутствующих  один  человек  тайно желал этого, а для другого
это было почти равносильно  собственной  смерти.  Почему  Луиза
Пойндекстер,  дочь  гордого  луизианского плантатора, известная
красавица, которая могла бы выйти замуж за  самого  знатного  и
богатого  человека, почему она позволила себе увлечься или даже
просто мечтать о бедном техасском охотнике -- это  была  тайна,
которую  не  могла  разгадать  даже  она сама, несмотря на свой
незаурядный ум.
     Может быть, она еще не зашла так далеко, чтобы  влюбиться.
Сама она этого не думала.
     Она сознавала только, что в ней вспыхнул какой-то странный
интерес   к   этому   удивительному  человеку,  с  которым  она
познакомилась при таких романтических обстоятельствах и который
так сильно  отличался  от  заурядных  людей,  составлявших  так
называемое избранное общество.
     И  она  сознавала,  что  этот  интерес,  вызванный словом,
взглядом, жестом, услышанным  или  замеченным  среди  выжженной
прерии,  вместо  того  чтобы погаснуть, день ото дня становился
все больше.
     И сердце Луизы  забилось  сильнее,  когда  Морис-мустангер
снова появился на лошади, но теперь уже не дикой, а укрощенной:
она  не  пыталась сбросить его, а притихла и покорно признала в
нем своего хозяина.
     Молодая креолка испытала то же чувство, хотя  этого  никто
не заметил и она сама этого не сознавала.
     -- Мисс  Пойндекстер,--  сказал  мустангер,  соскакивая  с
лошади  и  не  обращая  внимания  на   встретивший   его   гром
рукоплесканий,--  могу  ли  я  попросить  вас подойти к лошади,
набросить ей на шею лассо и отвести  в  конюшню?  Если  вы  это
сделаете,  она будет считать вас своей укротительницей и всегда
после этого станет покорна вашей воле, стоит вам лишь напомнить
ей о том, что впервые лишило ее свободы.
     Чопорная  красавица  возмутилась  бы  таким  предложением,
кокетка отклонила бы его, а робкая девушка испугалась бы.
     Но Луиза Пойндекстер, правнучка французской эмигрантки, ни
минуты  не  колеблясь,  без тени жеманства или страха, встала и
покинула  своих  аристократических  друзей.  Следуя   указаниям
мустангера,  она  взяла веревку, сплетенную из конского волоса,
набросила ее на шею укрощенного мустанга и отвела его в конюшню
Каса-дель-Корво.
     Слова мустангера звучали у нее в ушах,  эхом  отдаваясь  в
сердце:  "Она  будет считать вас своей укротительницей и всегда
после этого станет покорна вашей воле, стоит вам лишь напомнить
ей о том, что впервые лишило ее свободы".

     Глава XIII. ПИКНИК В ПРЕРИИ

     Первые розовые лучи восходящего солнца озарили флаг  форта
Индж; более слабый отблеск упал на плац-парад перед офицерскими
квартирами.
     Он    осветил    небольшой   фургон,   запряженный   парой
мексиканских мулов. Судя по тому, с каким нетерпением мулы били
копытами,  вертели  хвостами  и  поводили  ушами,  можно   было
заключить, что они давно уже стоят на месте и ждут не дождутся,
когда   настанет   время  двинуться  в  путь.  Поведение  мулов
предупреждало  зевак,  чтобы  они  не  подходили  близко  и  не
попадались им под копыта.
     Собственно  говоря,  зевак  и  не  было,  если  не считать
человека  огромного  роста,  в  войлочной  шляпе,  в   котором,
несмотря  на  слабое  освещение,  нетрудно  было узнать старого
охотника Зеба Стумпа.
     Он не стоял,  а  сидел  верхом  на  своей  старой  кобыле,
которая  проявляла  куда  меньше  желания тронуться в путь, чем
мексиканские мулы или ее хозяин.
     Но вокруг кишела лихорадочная суета. Люди  быстро  сновали
взад  и  вперед  --  от фургона к дверям дома и затем обратно к
фургону.
     Их было человек  десять;  они  отличались  друг  от  друга
одеждой   и   цветом  кожи.  В  большинстве  это  были  солдаты
нестроевой службы. Двое из них, вероятно, были поварами, а  еще
двух-трех можно было принять за офицерских денщиков.
     Среди них важно расхаживал взад и вперед франтоватый негр;
его самоуверенный  вид  можно было объяснить только тем, что он
состоял в лакеях у майора -- коменданта форта. Командовал  этой
пестрой  кучкой  людей  сержант,  у которого соответственно его
чину были три нашивки на рукаве; ему  было  поручено  нагрузить
фургон  всякого  рода  напитками  и провизией -- короче говоря,
всем необходимым для пикника.
     Пикник устраивался на  широкую  ногу,  о  чем  можно  было
судить  по  количеству  и  разнообразию припасов, погруженных в
фургон: там стояли корзинки и корзиночки всех видов и  размеров
и  продолговатый  ящик  с  двенадцатью бутылками шампанского; а
жестяные  банки,  выкрашенные   в   ярко-коричневый   цвет,   и
неизбежные  коробки сардин говорили о лакомствах, привезенных в
Техас издалека.
     Несмотря на обилие  вин  и  всяких  деликатесов,  один  из
хлопотавших  здесь  остался  недовольным.  Этим  разочарованным
гурманом был Зеб Стумп.
     -- Послушай-ка,--  обратился  он  к  сержанту,--  в   этом
фургоне  чего-то не хватает. Мне сдается, что в прерии найдется
кое-кто, кому не по  вкусу  всякие  заграничные  штучки,  вроде
этого шампэня, и кто предпочитает пойло попроще.
     -- Предпочитает   пойло   шампанскому?   Вы   про  лошадей
говорите, мистер Стумп?
     -- К черту твоих лошадей! Я не про лошадиное пойло говорю,
а про мононгахильское виски.
     -- А, теперь все понятно! Вы правы,  мистер  Стумп...  Про
виски  не  следует  забывать,  Помпей.  Кажется,  там припасена
бутыль для пикника.
     -- Так  точно,  сержант!  --  раздался  голос  чернокожего
слуги,  приближавшегося  с  большой  бутылью.--  Вот  эта самая
виски.
     Считая, что теперь сборы закончены,  старый  охотник  стал
проявлять признаки нетерпения.
     -- Ну  как, сержант, все готово? -- сказал он, нетерпеливо
переминаясь в стременах.
     -- Не совсем, мистер Стумп. Повар говорит, что  нужно  еще
цыплят дожарить.
     -- Провались  эти  цыплята вместе с поваром! Что они стоят
по сравнению с диким индюком наших прерий!  А  как  подстрелишь
птицу,  если  солнце  пропутешествовало по небу с десяток миль?
Майор заказал мне достать хорошего  индюка  во  что  бы  то  ни
стало.  Черт побери! Это не так-то просто после восхода солнца,
да еще  когда  эта  колымага  тащится  по  пятам.  Не  думайте,
сержант,--  птицы  не  такие дураки, как солдаты форта. Из всех
обитателей  прерии  дикий  индюк  самый  умный,  и,  чтобы  его
провести, нужно встать по крайней мере вместе с солнцем, а то и
раньше.
     -- Верно, мистер Стумп. Я знаю, майор рассчитывает на ваше
искусство и надеется попробовать индюка.
     -- Еще  бы!  А  может,  он еще хочет, чтобы я доставил ему
язык и окорок бизона, хотя эта скотина в южном Техасе  уже  лет
двадцать  как  уничтожена?  Правда,  я  слыхал, что европейские
писатели, а особенно французы, пишут  в  своих  книжках  совсем
другое...  ну,  это  уж  на их совести. В этих краях теперь нет
бизонов... Здесь водятся медведи,  олени,  дикие  козлы,  много
диких  индюков,  но,  чтобы  подстрелить  дичь  к  обеду,  надо
позавтракать до рассвета. Мне необходимо иметь  запас  времени,
иначе  я  не  обещаю  вести  вашу  компанию,  да  еще по дороге
охотиться за индюками. Так вот,  сержант,  если  хочешь,  чтобы
знатные  гости  жевали  индюка  за  сегодняшним  обедом,  давай
команду трогаться.
     Убедительная  речь  старого  охотника   подействовала   на
сержанта, и он сделал все, что от него зависело, чтобы поскорее
двинуться  в путь вместе со всеми белыми и черными помощниками.
И вскоре после этого  обоз  с  провизией,  предводительствуемый
Зебом    Стумпом,   уже   двигался   через   широкую   равнину,
расстилающуюся между Леоной и Рио-де-Нуэсес.
     Не  прошло  и  двадцати  минут  после  отъезда  фургона  с
провизией,   как  на  плац-параде  стало  собираться  общество,
которое выглядело несколько иначе.
     Появились дамы верхом на лошадях, но  их  сопровождали  не
грумы,  как  это  бывает  во время охоты в Англии, а друзья или
знакомые, отцы, братья, женихи, мужья. Почти все,  кто  был  на
новоселье у Пойндекстера, собрались здесь.
     Приехал  и  сам плантатор, его сын Генри, племянник Кассий
Колхаун и дочь Луиза. Молодая девушка была верхом на  крапчатом
мустанге,  который привлек к себе общее внимание на празднике в
Каса-дель-Корво.
     Пикник устраивался, чтобы  отблагодарить  Пойндекстера  за
его гостеприимство; майор и офицеры были хозяевами, плантатор и
его  друзья  --  приглашенными.  Для  увеселения  гостей решили
устроить охоту за дикими лошадьми --  великолепное,  редкостное
зрелище.
     Местом  для  такой  охоты  могла  быть  только прерия, где
водились дикие мустанги,-- милях в  двадцати  к  югу  от  форта
Индж.  Поэтому и нужно было отправиться в путь пораньше и взять
достаточное количество провизии.
     Как только солнечные лучи  заиграли  на  зеркальной  глади
Леоны,  участники  пикника уже готовы были отправиться в путь в
сопровождении двадцати драгун, которым было отдано распоряжение
держаться позади. Как и у слуг, у них был свой проводник, но не
старый следопыт в  выцветшей  куртке,  в  поношенной  войлочной
шляпе,  ехавший  на  кляче,  а  молодой  всадник  в  живописном
костюме,  на   великолепном   коне,   вполне   достойный   быть
проводником такого изысканного общества.
     -- Пора,  Морис!  --  крикнул  майор,  видя, что все уже в
сборе.-- Мы готовы следовать эа  вами...  Леди  и  джентльмены!
Этот  молодой  человек прекрасно знает повадки и привычки диких
лошадей. Никто в Техасе не сможет лучше показать нам  охоту  на
них, чем Морис-мустангер.
     -- Я   не   заслуживаю  таких  похвал,--  ответил  молодой
ирландец, вежливо  поклонившись  обществу.--  Я  только  обещаю
показать вам, где водятся мустанги.
     "Как  он  скромен!"--подумала  Луиза,  вся дрожа при одной
только мысли о том, чему боялась верить.
     -- Поехали! -- скомандовал майор, и веселая кавалькада  во
главе с Морисом Джеральдом тронулась в путь.
     Для  жителей  Техаса проехать до завтрака двадцать миль по
прерии -- сущая безделица.
     Не прошло и  трех  часов,  как  кавалькада  достигла  цели
своего путешествия, которое прошло вполне благополучно, если не
считать того, что под конец все сильно проголодались.
     К  счастью,  фургон  с провизией не заставил себя ждать, и
еще  задолго  до  полудня  оживленная  компания   расположилась
закусить в тени огромного гикори на берегу Рио-де-Нуэсес.
     В  пути  ничего  особенного не произошло. Мустангер в роли
проводника скакал, как  всегда,  впереди;  остальные  участники
пикника,  не  считая одного или двух, почти не замечали его, за
исключением  тех  случаев,  когда   он   поражал   всех   своим
мастерством  наездника,  легко перескакивая ручьи или овраги, в
то время как другие искали брода или объезжали препятствие.
     Можно было бы заподозрить его в хвастовстве --  в  желании
порисоваться.  Кассий  Колхаун высказал такое мнение. Возможно,
что на этот раз отставной капитан сказал правду.
     Но кто стал бы осуждать за  это  мустангера?  Были  ли  вы
когда-нибудь  на  охоте  в Англии, где со всех сторон горделиво
кивают шляпы с перьями и по траве тянутся шлейфы  амазонок?  Вы
говорите,  что  были, и что же? Будьте осторожны и не упрекайте
напрасно техасского мустангера.  Подумайте,  он  ведь  был  под
огнем  двадцати  пар прекрасных глаз -- некоторые из них сияли,
ках  звезды.  Вспомните,  что  среди  них  были   глаза   Луизы
Пойндекстер,  и едва ли вы будете удивляться желанию мустангера
блеснуть.
     И некоторые другие всадники с  не  меньшей  настойчивостью
стремились  показать  свою  удаль  и  мужество.  Молодой драгун
Генкок не раз старался доказать, что он не новичок  в  верховой
езде,  а  лейтенант  стрелковых  войск время от времени покидал
племянницу интенданта, чтобы продемонстрировать свое  искусство
наездника;  а  когда  он слышал восхищенный шепот, он не всегда
смотрел в сторону той, которой, по мнению всех, было отдано его
сердце.
     О, дочь Пойндекстера! И в салонах цивилизованной Луизианы,
и в прериях дикого Техаса твое присутствие вызывает  бурю.  Где
бы ты ни появилась, пробуждаются романтические мечты и начинают
бушевать страсти.

     Глава XIV. МАНАДА

     Будь  Морис  Джеральд  полным властелином прерии и если бы
все обитатели ее были покорны ему, он не мог бы  выбрать  более
удачного места для охоты за дикими лошадьми, чем то, к которому
он привел путешественников.
     Едва  лишь запенилось в бокалах вино из немецких погребков
Сан-Антонио и синева неба стала казаться глубже, а  зелень  еще
изумруднее,   как   внезапный  крик  "Mustenos!"  заглушил  гул
голосов, и  полувысказанные  признания  были  прерваны  взрывом
веселого  смеха.  Это  крикнул мексиканский вакеро, который был
послан дозорным на холм неподалеку.
     Морис, приглашенный к столу в качестве гостя, быстро допил
свой стакан и, вскочив на лошадь, крикнул:
     -- Cavallada?26
     -- Нет,-- ответил мексиканец,-- manada.
     -- Что они там болтают? -- спросил Колхаун.
     -- Mustenos -- по-мексикански значит "мустанги",-- ответил
майор,-- а манадой они называют табун диких кобыл. В  эту  пору
кобылы держатся вместе, отдельно от жеребцов, если только...
     -- Если  что?  --  нетерпеливо  спросил  капитаи  Колхаун,
прерывая объяснение.
     -- Если только на них не нападают ослы,-- ответил майор.
     Все засмеялись.
     Между тем манада приближалась.
     -- На коней! -- раздались со всех сторон голоса.
     Едва ли можно было успеть сосчитать до ста, как удила были
уже во рту лошадей, не  успевших  прожевать  кукурузу,  уздечки
переброшены  через  их  плечи,  еще влажные от быстрой скачки в
духоте тропического утра, и все  были  уже  в  седлах,  готовые
мчаться вперед.
     В  это время дикий табун появился на гребне возвышенности,
на которой только что стоял дозорный.  А  он  --  мустангер  по
профессии  -- был уже в седле и в одно мгновение оказался среди
табуна, пытаясь набросить лассо на одного  из  мустангов.  Дико
храпя,  лошади  мчались  бешеным  галопом,  словно  спасаясь от
какого-то страшного преследователя. Все время испуганно  косясь
назад, не замечая ни фургона, ни всадников, они неслись вперед.