на краденых. И на той и на другой лошади были белые всадники, а
не  краснокожие.  Один  ряд  следов оставлен большим мустангом,
другой -- американской  лошадью.  Когда  они  ехали  к  западу,
мустанг  шел  впереди,  это  можно  определить по тому, что его
следы перекрыты. На обратном  пути  впереди  была  американская
лошадь,  а  мустанг шел за ней; но сказать, на каком расстоянии
один  всадник  следовал  за  другим,  пока   трудно.   Наверно,
разобраться  будет  легче,  если мы отправимся к месту, где оба
они повернули назад. Это должно быть недалеко.
     -- Хорошо,  едем  туда,--   сказал   майор.--   Я   сейчас
распоряжусь, чтобы никто не следовал за нами.
     Отдав   распоряжение   громким   голосом,  чтобы  все  его
услышали, майор поехал за Спенглером.
     Следы были заметны  еще  на  протяжении  почти  четырехсот
ярдов;  но  майор мог различить их только на более мягкой земле
-- в тени деревьев.  Следопыт  сказал,  что  его  предположение
подтвердилось: в направлении к западу мустанг шел впереди, а на
обратном пути он был позади американской лошади.
     Дальше  этого  места  следов  не  было;  здесь  обе лошади
повернули назад.
     Прежде чем отправиться  в  обратный  путь,  они  простояли
некоторое  время под большим тополем. Земля вокруг, вся изрытая
копытами, красноречиво говорила об этом.
     Спенглер сошел с лошади и стал внимательно изучать следы.
     -- Они были здесь вместе, --  сказал  он  через  несколько
минут,  продолжая разглядывать землю.--И довольно долго. Но оба
оставались в седлах и спокойно разговаривали.  Это  еще  больше
запутывает дело. Должно быть, они поссорились после...
     -- Если  ты  говоришь  правду,  Спенглер,  то ты настоящий
колдун! Скажи, пожалуйста, как ты узнал все это?
     -- По следам, майор, по следам! Это очень просто. Я  вижу,
что  следы  местами перекрывают друг друга. Значит, лошади были
здесь одновременно, но им не стоялось, и они перебирали ногами.
Всадники оставались здесь довольно долго -- успели выкурить  по
целой  сигаре.  Вот здесь и окурки. Тем, что от них осталось, и
трубки не набить.
     Следопыт наклонился, поднял окурок  сигары  и  передал  ее
майору.
     -- Поэтому,--   продолжал   следопыт,--  я  и  решил,  что
всадники не могли быть враждебно настроены друг к  другу.  Люди
не  курят  вместе, если собираются через минуту перерезать друг
другу глотки  или  размозжить  голову.  Ссора  могла  произойти
только после того, как сигары были выкурены. Что она произошла,
в  этом я не сомневаюсь. И один из них прикончил другого -- это
так же верно, как то, что вы  сидите  в  седле.  Кто  погиб  --
нетрудно  догадаться.  Бедный мистер Пойндекстер больше никогда
не увидит своего сына!
     -- Все это очень загадочно,-- заметил майор.
     -- Да, черт возьми!
     -- Но тело -- где же оно может быть?
     -- Вот над этим-то я и ломаю себе голову.  Если  бы  убили
индейцы,  то меня нисколько не удивило бы, что труп пропал. Они
могли унести его с собой. Но  здесь  не  было  индейцев  --  ни
одного  краснокожего  не было. Поверьте мне, майор, что один из
этих двух всадников прихлопнул другого.  Но  что  он  сделал  с
трупом, вот этого я не понимаю! И, наверно, только он сам может
это сказать.
     -- Чрезвычайно   странно!--воскликнул  майор.--Чрезвычайно
загадочно!
     -- Может быть, нам еще и удастся  разгадать  эту  тайну,--
продолжал  Спенглер.-- Надо найти следы лошадей после того, как
они ускакали с места, где было совершено преступление. Может, и
удастся что-нибудь узнать... Здесь нам  больше  нечего  делать.
Давайте возвращаться, майор. Надо ему сказать?
     -- Мистеру Пойндекстеру?
     -- Да.
     -- Ты убежден, что убитый -- его сын?
     -- Ну  нет! Этого я не могу утверждать. Я только убежден в
том, что старик Пойндекстер подъедет  сюда  на  одной  из  двух
лошадей,    которые   были   свидетелями   преступления,--   на
американской лошади. Я сравнивал следы. И если  только  молодой
Пойндекстер  сидел  именно на этой лошади, то я боюсь, что мало
надежды увидеть его  живым.  Очень  подозрительно,  что  второй
поехал следом за ним.
     -- Спенглер,  есть  ли  у тебя какие-нибудь предположения,
кто был этот второй?
     -- Никаких. Если бы не рассказ старика Доффера, я  никогда
не   вспомнил   бы   о   Морисе-мустангере.  Правда,  это  след
подкованного мустанга, но я не могу ручаться,  что  это  именно
его  мустанг.  Вряд  ли... Молодой ирландец, правда, не стерпит
обиды, но, мне кажется, он не из тех, кто убивает из-за угла.
     -- Я думаю, ты прав.
     -- Так вот, если молодой Пойндекстер был убит и  убил  его
Морис Джеральд, то между ними, наверно, был честный поединок, и
сын  плантатора оказался побежденным. Вот как я это понимаю. Но
вот исчезновение трупа -- а потеряв две кварты40 крови, ни один
человек не выживет -- ставит меня в тупик. Надо пойти дальше по
следам.  Может,  они  и  приведут  нас  к  разгадке...  Сказать
старику, что я думаю?
     -- Нет,  пожалуй, не стоит. Он уже достаточно много знает.
Ему легче будет прийти к этой  ужасной  правде  постепенно.  Не
говори  ему  ничего о том, что мы видели. Вернись к тому месту,
где кровь, и поищи обратный след, а я постараюсь провести отряд
вслед за тобой так, чтобы никто ничего не заметил.
     -- Хорошо, майор,--  сказал  следопыт.--  Мне  кажется,  я
догадываюсь, куда поведет обратный след. Дайте мне десять минут
на это дело и трогайтесь в путь по моему сигналу.
     Сказав  это,  Спенглер  поехал  обратно к луже крови. Там,
после  беглого  осмотра  он  повернул  в  боковую  просеку.   В
условленное  время  раздался  его громкий свист. Судя по звуку,
следопыт отошел почти на целую милю и теперь находился где-то в
стороне от места ужасного преступления.
     Услышав сигнал,  майор,  который  уже  успел  вернуться  к
своему  отряду,  отдал распоряжение двигаться. Он ехал рядом со
стариком   Пойндекстером   и   несколькими   другими   богатыми
плантаторами,  но  никого  не  посвятил  в  загадочное открытие
следопыта.

     Глава XL. МЕЧЕНАЯ ПУЛЯ

     Прежде чем отряд догнал  разведчика,  случилось  небольшое
происшествие. Майор повел своих людей не по просеке, а напрямик
через  лес.  Этот  путь  был  выбран  не  случайно: майор хотел
избавить отца от лишних страданий, помешав ему увидеть кровь --
кровь  его  сына,  как  предполагал  следопыт.  Ужасное   место
осталось  в стороне; никто, кроме майора и следопыта, не знал о
печальном открытии, и отряд  продвигался  вперед  в  счастливом
неведении.
     Они  пробирались  по  узкой  звериной  тропе,  так что два
всадника едва могли ехать рядом; местами  тропа  расширялась  в
полянки,  но  через  несколько ярдов опять сужалась и уходила в
заросли.
     Когда всадники выехали на одну из полянок, какой-то  зверь
выскочил    из    кустов    и   бросился   бежать   по   траве.
Красновато-желтая  шкура  грациозного  зверя   была   испещрена
узорами темных пятен; его гладкое цилиндрическое тело с длинным
хвостом   на   гибких  сильных  ногах  казалось  олицетворением
быстроты и силы. Это был ягуар -- зверь, редкий  даже  в  такой
глуши.
     Соблазн  для охотников оказался слишком велик, и, несмотря
на  мрачность  задачи   экспедиции,   двое   выстрелили   вслед
убегающему животному.
     Это  был Кассий Колхаун и молодой плантатор, ехавший рядом
с ним.
     Ягуар свалился мертвым; пуля прошла вдоль  всего  спинного
хребта хищника.
     Кому  из двух принадлежала честь удачного выстрела? Оба, и
Колхаун и молодой плантатор, приписывали ее себе. Они  стреляли
вместе, но в цель попала только одна пуля.
     -- Я   вам  докажу!--уверенно  заявил  отставной  капитан,
слезая с лошади.
     Подойдя к убитому ягуару, он достал нож и,  обратившись  к
присутствующим, сказал:
     -- Пуля   находится   в   теле   животного,   не  так  ли,
джентльмены? Если эта пуля моя, то на ней будут мои инициалы --
"К. К." с полумесяцем. Мои пули сделаны по специальному заказу,
и я всегда могу узнать убитую мной дичь.
     Колхаун хвастливо поднял извлеченную пулю -- нетрудно было
догадаться, что он  сказал  правду.  Более  любопытные  подошли
посмотреть:   пуля   действительно   была  помечена  инициалами
Колхауна,  и  спор,  таким  образом,  закончился  не  в  пользу
молодого плантатора.
     Вскоре  после  этого  отряд  подъехал  к  месту,  где ждал
следопыт, который и повел его дальше.
     Здесь  уже  не  было  отпечатков  копыт  двух  подкованных
лошадей.  Можно  было  разглядеть лишь след одной лошади, но он
был так мало заметен, что  местами  рассмотреть  его  мог  лишь
следопыт.
     След  этот  шел через заросли, время от времени выходил на
полянки и наконец, описав круг, вывел  их  на  ту  же  просеку,
только несколько дальше к западу.
     Хотя  Спенглер  и не был первоклассным следопытом, он ехал
по этому следу так быстро, что остальные едва поспевали за ним.
     Он уже догадывался, какая лошадь оставила  этот  след.  Он
знал,  что  это  был  мустанг,  который стоял под тополем, в то
время как его всадник курил сигару,-- тот  самый  мустанг,  чьи
глубокие   отпечатки   копыт  остались  на  земле,  пропитанной
человеческой кровью.
     Пока следопыт оставался один, он прошел также и  по  следу
американской лошади. Он понял, что этот след приведет обратно в
прерию,  по  которой  они  ехали  сюда,  и  затем,  вероятно, к
плантациям на Леоне.
     Но след  мустанга,  казалось,  обещал  гораздо  больше,  и
Спенглер  снова  занялся  им; этот след мог привести к разгадке
кровавой тайны, а быть может, даже к логову убийцы.
     Но он озадачил следопыта не меньше, чем перекрывающие друг
друга следы двух лошадей.
     Он  тянулся  не  прямо,  как  это  обычно  бывает,   когда
управляет  лошадью  всадник: он то извивался, то петлял, то шел
прямо, то кружил, как будто на мустанге не было  всадника  либо
всадник заснул в седле.
     Мог   ли   быть  таким  след  лошади,  на  которой  скакал
преступник, спешивший скрыться после  только  что  совершенного
убийства?
     Спенглер так не думал. Он вообще не знал, что и думать. Он
был совершенно  сбит  с  толку, о чем откровенно сказал майору,
когда тот спросил его о характере следа.
     Однако то, что вскоре предстало перед его  глазами  и  что
одновременно  увидели  все спутники, не только помогло раскрыть
тайну, а, наоборот, сделало ее еще более необъяснимой.
     Больше того: догадки и размышления вдруг  превратились  во
всепоглощающий  ужас.  И  никто  не стал бы утверждать, что для
этого не было оснований.
     Неужели вы не ужаснулись бы,  если  бы  увидели  всадника,
уверенно сидящего в седле, с ногами, вдетыми в стремена, крепко
держащего  в  руках  поводья, и на первый взгляд такого же, как
сотни других, но, присмотревшись внимательней,  заметили  бы  в
нем  какую-то  странность  и  вдруг  поняли  бы,  что у него не
хватает... головы!
     Именно  такое  зрелище  и  предстало  их  взорам.   Резким
движением  все  они  одновременно осадили лошадей, словно перед
зияющей пропастью.
     Солнце уже  заходило,  его  огненный  диск  почти  касался
травы,  и  красные лучи били прямо в глаза, ослепляя и не давая
ничего рассмотреть. Тем не менее все ясно увидели, что странная
фигура, представшая перед их глазами, -- всадник без головы.
     Если бы только один из  присутствовавших  заявил,  что  он
видел  всадника  без головы, его, наверно, осмеяли бы и назвали
сумасшедшим. Даже если бы это утверждали двое, их тоже обвинили
бы в безумии.
     Но то, что одновременно увидели все,  не  могло  подлежать
сомнению, и, наоборот, если кто-нибудь стал бы отрицать это, то
сумасшедшим сочли бы его.
     Но  никто  не  усомнился.  Все  напряженно смотрели в одну
сторону -- на то, что было  либо  всадником  без  головы,  либо
умело сделанным чучелом.
     Было ли это чучело? А если нет, то что же?
     Этот вопрос возник у всех одновременно. И так как никто не
мог найти ответа даже для самого себя, то все молчали.
     Военные   и   штатские   молча  сидели  в  седлах,  ожидая
объяснения, которого не мог никто дать.
     Были слышны только подавленные возгласы удивления и ужаса.
Но никто не высказал никакой догадки.
     Всадник без головы -- призрачный  или  реальный  --  в  ту
минуту,   когда   они   его  увидели,  въезжал  в  просеку,  на
противоположном конце которой остановился  отряд.  Если  бы  он
продолжил  свой  путь,  то подъехал бы прямо к ним, -- конечно,
если бы у них хватило мужества дождаться его.
     Но он остановился почти одновременно с ними  и,  казалось,
глядел на них с таким же недоверием, как они на него.
     Наступила  такая тишина, что было слышно, как упал в траву
окурок  сигары.  Вот  тогда-то  те  немногие,  у  кого  хватило
храбрости,   смогли   рассмотреть   странного   наездника,   но
большинство  дрожали  от  страха,  потеряв  всякую  способность
соображать.   Но   и   те,   кто  осмелился  взглянуть  на  эту
таинственную фигуру, стараясь понять, что же  это  такое,  были
ослеплены  лучами  заходящего солнца. Они только увидели силуэт
большой красивой лошади со всадником на  спине.  Тело  человека
было труднее разглядеть, так как он был закутан во что-то вроде
плаща, ниспадающего с плеч.
     Но  какое  все это имело значение, если у всадника не было
головы? Человек без головы, верхом на лошади, сидит в  седле  с
непринужденным  изяществом;  на  его  каблуках блестят шпоры, в
одной  руке  зажаты  поводья,  другая  же,  как  и  полагается,
свободно опущена на бедро.
     Что  же  это такое? Не привидение ли? Разве это может быть
живым человеком?
     Те, кто смотрел на него, были людьми, которые не верили ни
в призраки, ни в сверхъестественные видения. Многим из  них  не
раз  приходилось  в  дикой  глуши  бороться с самыми суровыми и
неожиданными  капризами  природы.  Не  таким  людям  верить   в
привидения!
     И  все  же  при виде столь необычайного явления даже самые
здравомыслящие стали сомневаться в его реальности  и  повторяли
про себя:
     "Это привидение. Конечно, это не может быть человеком!"
     Величина  всадника  без  головы  подтверждала догадки, что
перед ними сверхъестественное явление. Он казался вдвое  больше
обыкновенного  человека,  на обыкновенной лошади. Он был скорее
похож на  великана  на  гигантском  коне;  возможно,  это  было
обманчивым   впечатлением,   которое  объяснялось  преломлением
солнечных лучей, проходивших горизонтально  через  колеблющийся
воздух над раскаленной равниной.
     Но  сейчас  было  не до рассуждений, не было даже времени,
чтобы как следует разглядеть это чудовищное видение, на которое
все присутствующие устремили взгляды, заслоняя рукой  глаза  от
слепящего солнца.
     Ни  цвета  его  одежды,  ни  масти  его лошади нельзя было
различить. Видны были только очертания  его  фигуры  --  черный
силуэт  на  золотом  фоне  неба.  Но какой стороной он к ним ни
поворачивался, это было все то же необъяснимое явление--всадник
без головы.
     Что же это такое? Не привидение ли? Разве это  может  быть
живым человеком?
     -- Это  дьявол на лошади! -- вдруг крикнул один из бывалых
пограничных жителей, которого ничем нельзя  было  испугать.  --
Клянусь, это сам дьявол!
     Его грубый смех, сопровождаемый ругательством, еще сильнее
испугал  более  робких  из присутствующих и, казалось, произвел
впечатление даже на всадника без головы. Он круто повернул свою
лошадь, а она дико заржала и поскакала прочь.
     Всадник без  головы  помчался  прямо  к  солнцу  и  вскоре
скрылся из виду, словно въехал в сверкающий диск.

     Глава XLI. ЧЕТЫРЕ ВСАДНИКА

     Отряд    всадников,    возглавляемый   майором,   был   не
единственным, выехавшим из  форта  Индж  в  это  знаменательное
утро.
     Гораздо  раньше,  почти  на  самом  рассвете,  по  тому же
направлению -- к реке Нуэсес -- проследовал небольшой отряд  из
четырех человек.
     Он  вряд  ли  выехал на поиски трупа Генри Пойндекстера. В
тот ранний час еще никто не подозревал, что юноша убит или хотя
бы пропал. Лошадь без седока еще не принесла  печальную  весть.
Поселок спал, не зная, что пролита невинная кровь.
     Несмотря  на то что оба отряда выехали из одного и того же
места и в одном и том же  направлении,  между  всадниками  этих
отрядов не было ничего общего. Те, которые выехали раньше, были
испанцы, или, вернее, в их жилах испанская кровь была смешана с
ацтекской,-- другими словами, это были мексиканцы.
     Чтобы  заметить  это,  не требовалось ни особых знаний, ни
наблюдательности, достаточно было лишь  взглянуть  на  них.  Их
манера  ездить верхом, узкие бедра, особенно заметные благодаря
высоким седлам, накинутые  на  плечи  яркие  серапе,  бархатные
брюки,  большие  шпоры на сапогах и, наконец, черные сомбреро с
широкими полями -- все это выдавало в них  мексиканцев  или  же
людей, которые переняли обычаи мексиканцев.
     Но  четыре всадника, бесспорно, были мексиканцами. Смуглая
кожа, черные, коротко  подстриженные  волосы,  острые  бородки,
правильный   овал   лица   --  все  это  характерно  для  людей
испано-ацтекского  типа,  живущих  теперь  на   древней   земле
Монтесумы41.
     Один  из  всадников  был  более  крепко  сложен,  чем  его
спутники. Его лошадь была лучше других, костюм  богаче,  оружие
более  тонкой  работы, да и по всему остальному было видно, что
он предводитель этой четверки.
     Ему было под сорок,  хотя  он  выглядел  моложе  благодаря
гладкой   коже   щек   и   тщательно   подстриженным   коротким
бакенбардам.
     Его можно было бы, пожалуй, назвать красивым, если  бы  не
холодный,   тяжелый   взгляд   и  не  угрюмое  выражение  лица,
выдававшее грубость и жестокость его натуры.
     Даже улыбка красиво очерченного рта с двумя ровными рядами
белых зубов не могла сгладить этого впечатления -- в  ней  было
что-то сатанинское.
     Не  за  наружность  назвали его товарищи именем животного,
хорошо известного на  равнине  Техаса.  Он  получил  незавидное
прозвище Эль-Койота за свой характер и поведение.
     Как случилось, что Эль-Койот ехал по прерии так рано утром
-- по-видимому,  совсем  трезвый,  да еще во главе отряда? Ведь
всего несколько часов назад он лежал в своем хакале пьяным и не
только не сумел вежливо принять гостя,  но  даже,  кажется,  не
понял, что к нему пришли.
     Эту  внезапную и до некоторой степени странную перемену не
так уж  трудно  объяснить.  Достаточно  будет  рассказать,  что
произошло с того момента, как Колхаун уехал от него, и до нашей
встречи с Эль-Койотом и тремя его соотечественниками.
     Уезжая,  Колхаун  не закрыл дверь хакале, и она оставалась
открытой до утра, а Эль-Койот продолжал спать.
     На рассвете он проснулся от холода и сырости. Это  немного
протрезвило  его.  Вскочив с кровати, он начал, шатаясь, ходить
по  хижине,  проклиная  холод  и  дверь,  которая  этот   холод
впустила.
     Можно  было  подумать, что он тут же закроет ее. Однако он
этого не сделал. Дверь была единственным  отверстием,  дававшим
доступ  свету,  если не считать щелей в старых стенах,-- а свет
был нужен, чтобы выполнить намерение, ради которого он встал.
     Но серый свет раннего  утра,  проникавший  через  открытую
дверь,  еще  слабо  освещал  хижину.  Эль-Койот  шарил  кругом,
спотыкаясь и ругаясь, пока, наконец, не нашел того, что  искал:
большую   тыквенную   бутыль  с  двумя  отверстиями,  посредине
перехваченную ремешком,-- она служила сосудом для воды, но чаще
для спиртных напитков.
     Запах, который распространился  кругом,  когда  мексиканец
откупорил  бутыль, говорил о том, что в ней совсем недавно была
водка; но из яростной  ругани  ее  владельца  стало  ясно,  что
теперь она уже пуста.
     -- Тысяча    чертей!    --   закричал   он,   со   злобным
разочарованием встряхивая бутыль, чтобы окончательно убедиться,
что в ней ничего нет. -- Ни капли! Блоху и ту не утопишь! А мой
язык