Перестала мяукать тигровая  кошка  в  зарослях,  не  стало
слышно  завываний  койота,  бродившего  по  опушке леса, и даже
ягуар, которому не страшен никакой лесной зверь, тоже испугался
выстрела и перестал рычать.
     Но  за  выстрелом  не  последовало  ни   стонов   раненого
человека,   ни   визга   подстреленного   животного,  и  ягуар,
набравшись храбрости, снова стал пугать обитателей  леса  своим
хриплым рычаньем.
     Друзья и враги -- птицы, звери, насекомые, пресмыкающиеся,
-- не обращая внимания на его рев, доносившийся издалека, снова
завели   свой   оглушительный   концерт.  И  скоро  в  зарослях
установился обычный шум, и, даже стоя рядом, надо было кричать,
чтобы услышать друг друга.

     Глава XXXVII. ЗАГАДОЧНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

     Колокол  Каса-дель-Корво  дважды  прозвонил,  приглашая  к
завтраку,  а  еще раньше протрубил рожок, созывая невольников с
дальних уголков плантации.
     Те, кто работал вблизи, расположились около своих хижин на
траве или на бревнах и принялись за еду.
     Семья плантатора, собравшись в столовой, уже  готова  была
сесть за стол, но оказалось, что не все еще в сборе.
     Не было Генри.
     Сначала  этому  не придали никакого значения, и все ждали,
что он вот-вот появится.
     Но прошло несколько минут, а Генри все не было.  Плантатор
с   некоторым  удивлением  сказал,  что  не  в  привычках  сына
опаздывать к столу.
     На юго-западе Америки принято, что  к  утреннему  завтраку
вся семья собирается в определенный час и все вместе садятся за
стол.  Этот  обычай  возник  в связи с некоторыми особенностями
местного меню. "Виргинский бисквит", вафли, гречневые оладьи --
все это вкусно только прямо с огня. И час, когда  завтракают  в
столовой, -- час мучений для кухарки у раскаленной плиты.
     Лентяи,  которые  любят  поспать  и опаздывают к завтраку,
рискуют получить холодные оладьи или остаться без вафель,-- вот
почему на южных плантациях таких лентяев мало.
     Поэтому и в самом  деле  могло  показаться  странным,  что
Генри Пойндекстера все еще не было за столом.
     -- Куда  же  пропал  мальчик?  --  ни к кому не обращаясь,
спросил отец уже в четвертый раз.
     Ни Колхаун, ни Луиза ничего  не  ответили.  Луиза  и  сама
задала  такой  же вопрос. Однако в ее взгляде и в тоне сквозилю
что-то странное, но это можно было заметить,  лишь  внимательно
всмотревшись в ее лицо.
     Едва ли это объяснялось отсутствием ее брата за завтраком.
Такой пустяк вряд ли мог кого-нибудь взволновать, а Луиза в эту
минуту, несомненно, была сильно взволнована.
     Чем  же?  Никто  не  спросил  ее.  Отец  не заметил ничего
странного в ее взгляде, и тем более кузен, который сам старался
скрыть  какую-то  неприятную  мысль   под   маской   напускного
спокойствия.
     С тех пор как Колхаун вошел в столовую, он не произнес еще
ни одного слова и, вопреки своей привычке, ни разу не посмотрел
на Луизу.
     Сидя  за  столом,  он заметно нервничал и, когда появлялся
слуга, раз или два даже вздрогнул.
     Не оставалось сомнений, что он чем-то сильно взволнован.
     -- Очень странно, что Генри опоздал к завтраку, -- чуть ли
не в десятый раз повторил плантатор.-- Неужели он  еще  спит?..
Нет,  Генри  никогда  не  встает  так  поздно.  Но если он даже
куда-нибудь ушел, то он  должен  был  услышать  рожок...  Может
быть, он все-таки в своей комнате... Плутон!
     -- Я здесь, масса Вудли! Вы меня звали?
     На  Плутона,  кроме  обязанностей  кучера,  были возложены
также обязанности лакея, прислуживающего за столом.
     -- Пойди в спальню Генри и, если он там, скажи ему, что мы
уже кончаем завтракать.
     -- Его там нет, масса Вудли.
     -- Разве ты был у него в комнате?
     -- Да... нет, я хотел сказать -- нет. Я не был  у  него  в
комнате,  но  я  был  в  конюшне -- хотел накормить его лошадь,
масса Вудли. Нет ее там, не было все утро -- я встал чуть свет.
И седла нет, и уздечки нет, и массы Генри тоже нет. Он  выехал,
когда еще все в доме спали.
     -- Ты   в   этом  уверен?  --спросил  плантатор,  серьезно
взволнованный таким сообщением.
     -- Еще бы нет, масса Вудли! Там в  конюшне  только  лошадь
массы Колхауна. Крапчатая бегает в загоне, вороного массы Генри
нигде не видно.
     -- Это  еще  не  означает,  что  мистера  Генри  нет в его
комнате. Иди сейчас же и посмотри.
     -- Иду  сию  же  минуту,  масса!  Увидите,  Плутон  правду
говорит. Молодого джентльмена там нет. Масса Генри там, где его
лошадь.
     -- Ничего  не  могу  понять...--  сказал  плантатор, когда
Плутон вышел из комнаты.--Генри уехал из дому,  да  еще  ночью.
Куда же он поехал? Я не могу себе представить, к кому бы он мог
поехать  в  такое  позднее  время.  Он  отсутствовал, по словам
негра, всю ночь. Наверно, был в форте с молодежью. Надеюсь,  не
в баре...
     -- О нет, он, конечно, туда не поедет,-- вмешался Колхаун,
озадаченный как будто не меньше самого плантатора. Однако он не
стал высказывать  никаких  предположений и ни слова не сказал о
сцене, разыгравшейся в саду.
     "Надеюсь, Кассий  об  этом  ничего  не  знает,--  подумала
Луиза.--  Если  так,  то все может остаться тайной между мной и
братом. Я всегда сумею уговорить Генри... Но почему же  его  до
сих  пор  нет? Я не ложилась всю ночь, ожидая его. Он, наверно,
догнал Мориса, и они побратались. Я надеюсь, что это так,  хотя
местом   их   примирения  мог  оказаться  и  бар.  Генри  очень
воздержан, но под влиянием таких переживаний  он  мог  изменить
своим  привычкам. И его нельзя за это осуждать, тем более что в
таком обществе с ним не случится ничего дурного"
     Трудно сказать, как далеко  зашли  бы  размышления  Луизы,
если бы они не были прерваны появлением Плутона.
     Вид  у него был такой сосредоточенный, словно он собирался
сообщить что-то очень важное.
     -- Ну  что  же,--   закричал   плантатор,   не   дав   ему
заговорить,--там он?
     -- Нет,  масса Вудли! -- взволнованно ответил негр. -- Там
его нет, массы Генри нет. Но...-- продолжал он  нерешительно,--
Плутону грустно сказать это... Его лошадь там...
     -- Его лошадь там? Надеюсь, не в его спальне?
     -- Нет, масса. И не в конюшне. Она около ворот.
     -- Его  лошадь у ворот? Но почему тебе грустно говорить об
этом?
     -- Потому что, масса Вудли, потому что... лошадь эта массы
Генри... потому что вороной...
     -- Да говори же ты толком, косноязычный! Что "потому что"?
Надеюсь, голова у лошади цела? Или, может  быть,  она  потеряла
хвост?
     -- О,  масса  Вудли, негр не этого боится! Пусть бы лошадь
потеряла голову и хвост. Плутон боится, что она потеряла своего
всадника.
     -- Что? Лошадь сбросила Генри? Чепуха, Плутон! Невозможно,
чтобы  лошадь  сбросила  такого   наездника,   как   мой   сын.
Невозможно!
     -- Я  и не говорю, что сбросила. Я боюсь беды похуже этой.
Дорогой старый  масса,  я  больше  ничего  не  скажу!  Выйдите,
пожалуйста, к воротам и посмотрите сами.
     Сбивчивая   речь  Плутона  и  особенно  его  тон  и  жесты
встревожили  всех:  не  только  плантатор,  но  и  его  дочь  и
племянник  быстро  встали  со  своих мест и поспешили к воротам
асиенды.
     То, что они увидели,  могло  вызвать  лишь  самые  мрачные
предположения.
     Один   из   негров-невольников  стоял,  держа  за  уздечку
оседланную лошадь. Она была совсем мокрой от  ночной  росы,  и,
очевидно,  рука грума еще не касалась ее. Лощадь била копытом и
храпела, словно она только что спаслась  от  какой-то  страшной
опасности.  Она  была  забрызгана чем-то темным -- темнее росы,
темнее ее шерсти: плечи, передние ноги,  седло  были  в  темных
пятнах запекшейся крови.
     Откуда примчалась эта лошадь?
     Из  прерии.  Негр  поймал  ее  на  равнине,  когда  она  с
волочащимися  между  ног  поводьями,  руководимая   инстинктом,
бежала домой -- к асиенде.
     Кому она принадлежала?
     Этого  вопроса  никто  не задал. Все знали, что это лошадь
Генри Пойндекстера.
     Никто не спросил, чьей кровью запачкана лошадь.  Все  трое
подумали об одном человеке: о сыне, о брате, о кузене.
     Бурые  пятна,  на  которые  они  смотрели полными отчаяния
глазами,  были  пятнами  крови  Генри  Пойндекстера.   Они   не
сомневались в этом.

     Глава XXXVIII. НА ПОИСКИ

     Быстро,   но,   по-видимому,   верно   истолковав  мрачные
свидетельства, обезумевший от горя отец вскочил в окровавленное
седло и поскакал к форту.
     Колхаун последовал за ним.
     Весть е случившемся скоро  облетела  всю  округу.  Быстрые
всадники  разнесли  ее вверх и вниз по реке, к самым отдаленным
плантациям.
     Индейцы вышли на тропу войны -- они снимают  скальпы,  уже
совсем поблизости,-- Генри Пойндекстер стал их первой жертвой.
     Генри  Пойндекстер  -- благородный и великодушный юноша, у
которого не было ни одного врага во всем Техасе.  Кто  же  еще,
кроме  индейцев, мог пролить эту невинную кровь? Только команчи
могли быть так жестоки.
     Никто из всадников, собравшихся на площади форта Индж,  не
сомневался,  что это преступление совершено команчами. Не знали
только -- как, когда и где.
     Капли крови ясно отвечали на первый вопрос. Хозяин  лошади
был  застрелен  или пронзен копьем. Кровавых пятен больше всего
было с правой стороны, где они выглядели так, словно что-то  их
смазало; то же было заметно и на плече лошади и на крыле седла;
по-видимому,  этот  след оставило тело всадника, соскользнувшее
на землю.
     Некоторые из присутствующих, умудренные опытом пограничной
жизни, довольно уверенно  определяли  даже  время,  когда  было
совершено преступление.
     По  их  словам,  кровь была пролита не больше десяти часов
назад.
     Был уже полдень. Следовательно, убийство было совершено  в
два часа ночи.
     Третий вопрос был, пожалуй, самым важным, во всяком случае
теперь, когда преступление уже было совершено.
     Где оно было совершено? Где искать труп?
     И, наконец, где искать убийц?
     Эти  вопросы  обсуждал совет военных и плантаторов, спешно
созванный в форте  Индж;  председателем  был  комендант  форта;
убитый горем отец безмолвно стоял рядом с ним.
     Где же искать преступников и место преступления?
     На  компасе  прерий,  так же как и на компасе, указывающем
путь мореплавателям, тридцать два  румба;  поэтому  экспедиция,
отправляющаяся   на  поиски  военного  отряда  команчей,  может
выбирать среди тридцати двух возможных направлений, из  которых
только одно правильное.
     Все  знали,  что  команчи  живут  на  западе.  Но это было
слишком неопределенно, так как они кочевали на  пространстве  в
сотни миль.
     Кроме  того,  индейцы  вышли  на  тропу  войны, и на такое
изолированное поселение, как на Леоне, они могли  напасть  и  с
востока:  это  была обычная стратегическая хитрость команчей --
опытных воинов.
     Ехать наобум было  бы  просто  неразумно,  а  как  узнать,
который из тридцати двух возможных путей правильный?
     Предложение  разделиться  на  небольшие группы и поехать в
разные стороны не встретило одобрения, и майор его отклонил.
     Индейцев могла быть целая тысяча, а против них удалось  бы
выслать  отряд  человек в сто -- не больше; пятьдесят драгун из
форта и примерно столько же всадников с  плантаций.  Необходимо
было  держаться  всем  вместе, иначе, в случае нападения, отряд
легко уничтожат по частям.
     Довод сочли основательным. Даже убитый горем отец и кузен,
который,  казалось,  был   не   менее   опечален,   согласились
подчиниться  благоразумному  мнению  большинства, поддержанному
самим майором.
     Итак, было решено, что на розыски надо  отправиться  одним
сильным отрядом.
     Но  в  каком  же  направлении?  Об этом все еще продолжали
спорить.
     Рассудительный капитан Слоумен  предложил  расспросить,  в
каком  направлении поехал в последний раз человек, который, как
предполагают, убит. Кто же последний видел Генри Пойндекстера?
     Прежде  всего  обратились  с  расспросами  к  его  отцу  и
двоюродному брату.
     Плантатор   в   последний  раз  видел  сына  за  ужином  и
предполагал, что после этого тот пошел спать.
     Ответ Колхауна  был  уклончивым.  Он  беседовал  со  своим
кузеном  несколько  позже,  и у него создалось впечатление, что
после того, как они распрощались, юноша пошел к себе.
     Почему Колхаун  скрыл  то,  что  действительно  произошло?
Почему он умолчал о сцене в саду, свидетелем которой был?
     Не   потому   ли,  что  боялся  оказаться  в  унизительном
положении, рассказав о той роли, которую сыграл в ней?
     Как бы то ни было, но он скрыл правду, и ответ, который он
дал, вызвал у присутствующих сомнение.
     Ложь  стала  бы  более  очевидной,  если  бы  у  них  были
основания  для  подозрений  или если бы было больше времени для
размышления.  Но  неожиданно  дело  получило  совершенно  новый
оборот.  Хозяин гостиницы, Обердофер, не дожидаясь приглашения,
сам пришел  на  это  совещание.  Пробравшись  через  толпу,  он
объявил, что хочет сообщить важные сведения, которые, вероятно,
помогут  ответить на вопрос, когда в последний раз видели Генри
Пойндекстера и в каком направлении он выехал.
     На ломаном английском  языке  немец  рассказал  следующее.
Морис-мустангер,  который  жил  в  его  гостинице после дуэли с
капитаном Колхауном, в этот вечер куда-то уехал, что  было  уже
не в первый раз за последнее время.
     Вернулся он очень поздно. Хозяин еще не ложился спать, так
как в  баре  кутила  молодежь.  Мустангер спросил счет, чего он
давно уже не делал, и, к удивлению хозяина, уплатил по нему все
до последнего цента.
     Где он достал эти деньги  и  почему  так  поспешно  уехал,
одному Богу известно. Он же, Обердофер, знает только, что Морис
Джеральд,  покидая  его  гостиницу,  захватил  с собой все свое
снаряжение, словно отправляясь на охоту за дикими мустангами.
     Поэтому хозяин гостиницы решил, что  мустангер  отправился
на охоту.
     Но какое же отношение все это имело к делу? Очень большое.
Хотя выяснилось  это  только  в  самом  конце объяснения, когда
свидетель  перешел  наконец  к  более  существенным  фактам,  а
именно:  двадцать минут спустя после того, как уехал мустангер,
в дверь постучал Генри Пойндекстер -- он хотел  видеть  мистера
Мориса   Джеральда.   Когда  ему  сказали,  что  тот  уехал,  и
объяснили, в какую сторону и когда, молодой Пойндекстер  быстро
поскакал  в  указанном  направлении, как бы намереваясь догнать
мустангера.
     Это было все, что знал  Обердофер,  и  все,  что  он  смог
рассказать.
     Хотя  в  полученных  сведениях и были некоторые неясности,
все же из них можно было исходить, приступая к  розыскам.  Если
Генри  Пойндекстер  уехал  вместе  с Морисом-мустангером или же
вслед за ним, то, значит, его надо искать на той же дороге,  по
которой должен был ехать мустангер.
     Знает ли кто-нибудь, где дом Мориса-мустангера?
     Никто  точно  этого  не  знал; некоторые предполагали, что
это, должно быть, где-то в окрестностях Нуэсес, на  ее  притоке
Аламо.
     Итак,  чтобы  найти  следы  пропавшего юноши или его труп,
решено было двинуться в сторону Аламо: быть может, там найдут и
труп  Мориса-мустангера.  И  тогда  надо  будет  отомстить   за
зверское убийство двоих, а не одного.

     Глава XXXIX. ЛУЖА КРОВИ

     Несмотря  на то что этот отряд был многочисленнее обычного
отряда  пограничных   жителей,   разыскивающих   заблудившегося
соседа, он продвигался с чрезвычайной осторожностью.
     Для  этого  были  серьезные  основания:  индейцы  на тропе
войны.
     Вперед были высланы разведчики и следопыты, на обязанности
которых лежало находить следы и разгадывать их значение.
     В прерии, простирающейся почти на десять миль к западу  от
Леоны,  они  не  нашли  никаких  следов.  Земля  там была такая
твердая и сухая, что на ней оставила бы отпечатки копыт  только
лошадь, скачущая галопом. Но таких следов там не было.
     В десяти милях от форта равнину пересекали лесные заросли,
которые   тянулись  далеко  на  северо-запад  и  юго-восток  --
настоящие техасские джунгли, где деревья сплошь обвиты лианами,
что делает этот лес почти непроходимым как для человека, так  и
для лошади.
     Через эти заросли, как раз по прямой от форта, шла просека
-- наиболее   короткий   путь   к   реке   Нуэсес.  Окаймленная
правильными рядами деревьев,  просека  производила  впечатление
настоящей  аллеи.  Быть  может,  это  была старая военная тропа
команчей,  проложенная  во  время  их  походов  на  Тамаулипас,
Коауилу и Нуэво Леон?39
     Следопыты  знали,  что  эта  просека  выходит  на Аламо, и
повели отряд по ней.
     Вскоре всадники заметили, что один из следопытов,  который
отправился вперед пешком, стоит на опушке, поджидая их.
     -- В   чем   дело?--спросил  майор,  обогнав  остальных  и
подъезжая к нему.-- Следы?
     -- Да, майор, и очень много. Посмотрите сюда! Вот тут, где
земля мягкая, видите?
     -- Следы лошади.
     -- Двух лошадей, майор, --  сказал  следопыт,  почтительно
поправляя майора.
     -- Верно, двух.
     -- Дальше  как  будто  четыре  следа, но они оставлены все
теми же двумя лошадьми. Они идут сперва вверх по этой просеке и
затем возвращаются назад.
     -- Хорошо, Спенглер. Что ты об этом скажешь?
     -- Я по просеке далеко не ходил,  и  многое  еще  остается
загадочным,--  ответил  Спенглер,  который служил разведчиком в
форте,-- но тем не менее очевидно, что тут убили человека.
     -- Какие у тебя доказательства? Разве ты нашел труп?
     -- Нет.
     -- Так что же ты нашел?
     -- Кровь -- целую лужу крови, точно ее  выпустили  из  жил
бизона.  Идите и посмотрите сами. Но,-- продолжал он шепотом,--
если вы хотите,  чтобы  я  как  следует  разобрался  в  следах,
прикажите  остальным  не  подъезжать  ближе.  Особенно тем, кто
впереди.
     Очевидно, это замечание  относилось  к  плантатору  и  его
племяннику, потому что следопыт украдкой посмотрел на них.
     -- Хорошо!  --  ответил  майор.-- Не беспокойся, Спенглер,
тебе никто не помешает... Джентльмены! Я  прошу  вас  несколько
минут  не  трогаться  с  места. Дальше ехать нельзя, потому что
Спенглеру надо разобраться в следах. Он  может  взять  с  собой
только меня.
     Приказ майора был облечен в вежливую форму просьбы, потому
что он  говорил  с людьми, ему непосредственно не подчиненными.
Но все беспрекословно выполнили это распоряжение и остались  на
своих  местах,  в  то  время  как сам майор отправился вслед за
разведчиком.
     Проехав шагов пятьдесят, Спенглер остановился.
     -- Видите, майор? -- сказал он, указывая на землю.
     -- Тут и слепой увидит,-- ответил офицер.-- Лужа крови,  и
ты  прав  --  такая  большая,  что  можно подумать, будто здесь
зарезали бизона. Если  же  это  кровь  человека,  то  можно  не
сомневаться, что его уже нет в живых.
     -- Он  умер  раньше,  чем  эта  кровь  потемнела,-- сказал
следопыт.
     -- Как ты думаешь, Спенглер, чья это кровь?
     -- Это кровь  того,  кого  мы  разыскиваем:  сына  старика
плантатора. Поэтому я не хотел, чтобы отец шел с нами.
     -- Мне кажется, от него не надо скрывать правду. Все равно
он ее со временем узнает.
     -- Это  правильно,  майор.  Но  все-таки  нам надо сначала
выяснить, как убили  парня,  а  вот  в  этом-то  я  и  не  могу
разобраться.
     -- Не  можешь разобраться? Он убит индейцами, конечно! Его
же убили команчи?
     -- Только не они,-- уверенно ответил следопыт.
     -- Почему ты так думаешь, Спенглер?
     -- Если бы здесь были индейцы, то мы  нашли  бы  следы  не
двух, а сорока лошадей.
     -- Это верно. Сомнительно, чтобы команчи рискнули нападать
в одиночку.
     -- Ни  один из команчей, майор, и вообще никто из индейцев
не совершал этого убийства. На просеке видны следы только  двух
лошадей.  Вы видите, это следы подков, эти же отпечатки ведут и
обратно. Команчи не ездят на подкованных лошадях, разве  только