рисутствующие   даже  не  хотят  ждать,  пока  суд  будет
совещаться.
     Такая задержка не по вкусу людям, которые только что  были
свидетелями,  как  правосудие едва не оказалось обманутым и они
вместе с ним; и теперь, чувствуя  упреки  совести,  они  громко
требуют:
     -- Освободите  ирландца,  он  совершенно  не  виновен! Нам
больше не нужно доказательств! Все ясно! Отпустите его!
     Раздаются и другие, не менее настойчивые требования:
     -- Арестуйте Кассия Колхауна! Предайте его  суду!  Это  он
совершил  преступление!  Вот  почему  он  всех  натравливал  на
мустангера! Если он не виновен, то  сможет  это  доказать.  Его
будут  судить  справедливо,  но  судить его необходимо. Мы ждем
вашего слова, судья! Распорядитесь, чтобы Колхауна  арестовали.
Пусть место невиновного займет преступник!
     Сначала  раздается  лишь  несколько голосов, но потом этот
крик подхватывают все собравшиеся.
     Судья не смеет противиться воле подавляющего  большинства,
и  Кассия  Колхауна, вопреки установленному порядку, вызывают в
суд.
     Глашатай трижды выкликает его имя. Ответа  нет.  Все  ищут
глазами Колхауна.
     Только Зеб Стумп смотрит в нужном направлении.
     Охотник  бежит  к  своей  старой кобыле -- она по-прежнему
стоит  рядом   с   гнедым.   С   быстротой,   поразившей   всех
присутствующих,   Зеб   вскакивает  на  спину  своей  лошади  и
отъезжает от дуба.
     Одновременно все  видят,  как  кто-то  другой  пробирается
между   лошадьми,   привязанными   в  прерии.  Он  продвигается
крадучись,  словно  боясь,  что  его  заметят,  но  быстро   и,
очевидно, к определенному месту.
     -- Это он! Это Колхаун! -- кричит кто-то.
     -- Собирается удрать! -- кричит другой.
     -- За  ним!  --  раздается  строгий  и повелительный голос
судьи.-- За ним, и приведите его сюда!
     Повторять не приходится: не  успели  прозвучать  последние
слова, как десятки людей бросаются к своим лошадям.
     Колхаун  уже  добежал  до  своего серого мустанга, который
стоит с краю. Это тот самый мустанг, на котором он так  недавно
преследовал  всадника  без  головы.  Лошадь  все еще оседлана и
взнуздана.
     Колхаун заметил смятение под деревом,  и  одновременно  до
него донеслись крики -- он понял, что его заметили.
     Теперь  уже  незачем  скрываться,  и капитан одним прыжком
оказывается в седле. Бросив назад дикий  взгляд,  он  мчится  в
прерию.
     Пятьдесят    неистовых    всадников    несутся   за   ним,
воодушевленные грозным напутствием:
     -- Привезите его живым или мертвым!
     Эти суровые слова, кажется, произнес майор.
     Но не все ли равно, кто это сказал? Преследователям  вовсе
не   требуется  официального  приказа,  они  возмущены  гнусным
преступлением и хотят отомстить за Генри Пойндекстера, которого
любили и уважали.
     Никогда еще жизнь отставного  капитана  не  была  в  такой
опасности.  Ни  на кровавом поле боя при Буэна-Виста, ни тогда,
когда он лежал в баре Обердофера  и  револьвер  мустангера  был
приставлен к его виску.
     Капитан это знает -- вот почему он так гонит коня и только
изредка бросает назад взгляды, которые полны злобы и страха.
     Но  отчаяния  в  его  взгляде нет, хотя и странно, что вид
мчавшихся за ним мстителей не лишил его последней надежды.  Да,
он  еще  надеется.  Он  знает,  что сидит на быстром коне и что
впереди лес.
     Правда, до него десять миль. Но что такое десять миль!  Он
скачет со скоростью двадцать миль в час; через полчаса он будет
уже в зарослях.
     Не  эта  ли мысль поддерживает в нем бодрость? Вряд ли. Он
знает, что не может скрыться в чаще  леса  --  ведь  среди  его
преследователей не меньше десятка опытных следопытов во главе с
самим Зебом Стумпом.
     Что  же  тогда  спасает  его  от  отчаяния?  Почему  он не
покоряется, казалось бы,  неизбежной  судьбе?  Или  это  просто
слепой инстинкт самосохранения?
     Совсем нет. Убийца Генри Пойндекстера -- не сумасшедший. В
своей  попытке  избежать  страшного  для  него правосудия он не
станет полагаться ни на своего быстроногого коня, который  мчит
его  по  прерии,  ни  на  заросли впереди. Но за лесом проходит
граница -- вот почему он надеется. Собственно говоря,  там  две
границы.   Одна,   которая   разделяет   две  нации,  именуемые
цивилизованными. Между  ними  существует  соглашение  о  выдаче
преступников.
     Впрочем,  убийца  может обмануть правосудие (как это часто
делается), постоянно переходя границу и меняя национальность  и
место жительства.
     Однако   не   этот  путь  избрал  Колхаун.  Как  ни  слабо
соблюдается упомянутое соглашение между Техасом и Мексикой,  он
не решается положиться на это -- он боится рисковать. Его страх
понятен:  это  слишком  опасная игра для человека, запятнанного
таким ужасным преступлением.
     Он скачет к Рио-Гранде, но не для того, чтобы  перебраться
через  мексиканскую  границу: он вспомнил о другой границе -- о
той, за пределами которой  кочуют  дикие  команчи,  ненавидящие
всех людей с белой кожей. Но его они встретят как друга -- ведь
он пролил кровь одного из их врагов!
     В вигваме индейца убийца может найти не только приют -- он
надеется на гостеприимство и на продолжение кровавой карьеры.
     Вот  почему  Колхаун  не  теряет  надежды  на  спасение, а
поэтому  и  не  поддается  отчаянию;  и,  хотя  он  скачет   по
направлению к Рио-Гранде, он хочет под прикрытием леса свернуть
в сторону Льяно-Эстакадо.
     Он  не  боится  опасностей  этой  ужасной пустыни; никакие
будущие невзгоды не  могут  сравниться  с  тем,  что  ждет  его
позади.  Может  быть,  потом  он  пожалеет  о  том, что потерял
богатство,    друзей,    общественное    положение,    удобства
цивилизации;  больше  того -- ему грозит разлука с той, которую
он так безумно любит и с которой, быть может, никогда больше не
встретится.
     Но сейчас нет времени подумать даже о ней.  Этому  низкому
человеку жизнь дороже любви. Он думает, что впереди жизнь, и он
знает,  что  сзади  надвигается  смерть.  Убийца мчится со всей
скоростью,  на  которую  способен  его  мексиканский   мустанг,
быстрый, как арабский конь.
     Серому  мустангу давно уже пора устать. С утра он проделал
больше двадцати миль и притом  весь  путь  галопом.  Но  он  не
проявляет  никаких  признаков утомления. Как и все мустанги, он
может свободно пробежать пятьдесят и, если нужно, сто миль,  не
замедляя шага.
     "Какое  счастье, что я обменялся лошадью с мексиканкой! --
думает Кассий Колхаун.-- Если бы не ее мустанг, я уже стоял  бы
теперь  в мрачной тени дуба, перед судьей и присяжными, слушая,
как толпа требует моей смерти".
     Кассий Колхаун больше не боится этой  участи,  он  думает,
что  опасность  миновала.  Он  оглядывается  назад и видит, что
всадники остались далеко позади.
     Он  смотрит  вперед  --  над  изумрудной  зеленью  саванны
вырисовывается  темная полоса леса. Колхаун не сомневается, что
успеет достичь его и спастись.

     Глава XCVII. ПОГОНЯ ЗА УБИЙЦЕЙ

     Удастся  ли  преступнику   спастись?   Зрители   наши   не
сомневаются  в этом, видя, как Колхаун мчится прочь галопом; но
в них пробуждается надежда, когда за ним бросается  Зеб  Стумп.
Надежда  эта  крепнет,  когда  сотня  всадников  --  военных  и
штатских -- срывается с места и пускается в погоню.
     Она переходит в уверенность, когда к погоне присоединяется
еще один всадник; и, хотя он выехал последним, зрители уверены,
что он перегонит всех,-- ведь  это  Морис  Джеральд  верхом  на
своем быстроногом мустанге!
     Все  только  что происшедшее под дубом означает не перерыв
судебного разбирательства, но его прекращение.
     Хоть об этом не было объявлено, Морис Джеральд знает,  что
он свободен, как этого требовала толпа.
     Не  теряя  ни  минуты, он бросается к гнедому мустангу, на
котором еще так недавно ездил всадник без головы.
     Гнедой узнал хозяина и, радостно  заржав,  рысью  бежит  к
нему навстречу.
     Как   ни   долга   была   разлука,   нет   времени,  чтобы
по-настоящему поздороваться. Только одно слово срывается с  уст
мустангера  в  ответ  на  приветственное  ржание;  в  следующее
мгновение он уже в седле и держит поводья. У него нет лассо; он
просит тех, кто стоит поближе, не  одолжит  ли  ему  кто-нибудь
свое.
     Вот  кто-то  бросает  ему  свернутую  кольцом веревку; еще
мгновение -- и мустангер ускакал.
     Все глядят ему вслед, никто уже больше  не  сомневается  в
исходе. Преступнику не суждено скрыться, его догонят и приведут
на  суд в тень того самого дерева, под которым он еще недавно с
таким рвением давал показания.
     И схватит  его  тот,  кому  его  лжесвидетельство  грозило
смертью.
     Все взволнованно смотрят, как гнедой мчится по прерии.

     Никто   не   обратил   внимания   на   маленькую   сценку,
разыгравшуюся в тени дуба; но не потому, что это происходило  в
тени, а потому, что все смотрят в прерию, следя за погоней.
     Кто-то  смотрит  туда  же,  в  даль прерии, но не так, как
другие. Это девушка напряженно глядит из-за занавесок кареты, и
в ее глазах можно прочесть мысль, которой нет у других.
     Не простое любопытство заставляет вздыматься ее  грудь.  В
ее  грустных  глазах  зажигается  радость,  когда она следит за
преследователем, и сострадание, когда она смотрит на беглеца; с
ее полуоткрытых уст слетает молитва:  "Боже,  смилостивься  над
преступником!"

     Когда  Морис  выбирается из толпы, теперь рассыпавшейся по
всему плац-параду, он видит, что отстал от последнего  всадника
на несколько сот ярдов.
     Но это не пугает его: Морис знает, что на своем прекрасном
коне он недолго останется позади.
     Гнедой  не  обманывает его надежды. Как будто обрадованный
освобождением  от  тяжелой,  непонятной  ноши,  чувствуя  живое
прикосновение  колена  своего хозяина, благородный конь несется
по прерии длинными  прыжками,  доказывая,  что  он  по-прежнему
силен, а ноги его сохранили свою гибкость.
     Скоро  Морис  приближается  к  тем, кто скачет последними,
перегоняет  одного,  потом  другого  и  еще  одного,  пока   не
оказывается впереди всех.
     Он  мчится  через холмы и овражки по мягкой траве и острым
камням, пока, наконец, остальные не теряют  его  из  виду,  как
давно уже потеряли Колхауна.
     Только  один  из всех участников погони все еще видит его.
Он сидит верхом на самой жалкой кляче, какую только можно  себе
представить.  Чем  объяснить,  что  она  так  быстро  бежит? Ее
подгоняет очень странная  "шпора"  --  охотничий  нож,  который
время  от  времени  вонзается  ей в круп. Так жестоко подгоняет
свою лошадь Зеб Стумп. И, несмотря на это, старая кобыла  не  в
силах  состязаться с конем мустангера. Зеб и не рассчитывает на
это: его единственное желание -- не упустить гнедого из виду, и
это ему удается.
     И еще один человек видит мчащегося гнедого. Но он  смотрит
на него через плечо -- это беглец.
     Не   успел   Колхаун   поверить   в  свое  спасение,  как,
оглянувшись назад, он увидел гнедого и на нем не  изуродованный
труп,    а    еще    более   страшного   для   него   всадника:
Мориса-мустангера -- человека, которого он чуть было  не  обрек
на позорную смерть. Это -- мститель, от которого не уйти.
     Холодная дрожь пробегает по телу беглеца. Ему чудится, что
он борется  с  самой  судьбой  и  что нет смысла продолжать эту
борьбу.
     Отчаявшийся преступник не погоняет коня, не веря больше  в
спасение. Его душа объята страхом смерти.
     Но  тут  он  замечает,  что  заросли уже близко, и немного
приободряется; он заставляет своего  измученного  коня  сделать
последнее усилие и направляется к лесу.
     Перед ним открывается просека. Колхаун успевает проскакать
по ней  полмили.  Он  подъезжает к повороту. Дальше легко будет
скрыться в зарослях.
     Он слишком хорошо знает это место. Оно  уже  было  роковым
для него. Будет ли оно роковым и на этот раз?
     Да!  Он чувствует это и окончательно теряет самообладание.
Стук копыт слышен  совсем  близко,  раздается  голос  мстителя,
требующего, чтобы он остановился.
     Нет, он не успеет свернуть, не успеет скрыться! Вскрикнув,
он останавливает  коня. Это крик отчаяния и ненависти, подобный
вою окруженного собаками ягуара.  Крик  сопровождается  жестом,
вслед  за  которым  мелькает  огонек,  вырывается облачко дыма,
раздается резкий треск -- это выстрел из револьвера.
     Но пуля не попадает в цель.
     В ответ  слышится  свист,  словно  гибкий  прут  разрезает
воздух, и как будто длинная змея взвивается вверх.
     Колхаун  видит ее сквозь пелену дыма. Змея падает прямо на
него.
     Нет уже  времени  второй  раз  спустить  курок,  нет  даже
времени  увернуться  от  лассо:  петля опускается на его плечи.
Раздается крик: "Сдавайся, убийца!" Кассий Колхаун  видит,  что
гнедой  поворачивается,  и  в следующий миг ему кажется, словно
его сбросили с эшафота.
     Больше он ничего не слышит, не видит и  не  чувствует.  Он
был выбит из седла и, ударившись о землю, потерял сознание.

     Глава XCVIII. ЕЩЕ ЖИВ

     Убийца  неподвижно лежит на земле. Его руки стянуты петлей
лассо. Он кажется мертвым.
     Но мустангер знает, что это лишь обморок  --  может  быть,
притворный,  --  и  поэтому  он  остается  в седле, держа лассо
натянутым.
     Гнедой, послушный воле хозяина, стоит  неподвижно,  каждую
минуту готовый либо отступить назад, либо ринуться вперед.
     На  выстрел  слетелись  черные  грифы -- они вытянули свои
голые шеи, чуя добычу.
     Человеку в седле достаточно сделать одно  движение  шпорой
-- и они получат то, чего хотят.
     -- И  он  это заслужил, -- бормочет про себя мустангер. --
Страшно даже подумать, на какое преступление он  решился!  Убил
своего двоюродного брата и отсек ему голову! Нет сомнения, и то
и  другое  --  дело  его рук. Но зачем он это сделал? Это может
объяснить только он сам... Я, кажется, догадываюсь. Я знаю, что
он любит ее; может быть, брат мешал ему? Но как и  почему?  Это
известно только ему.
     -- Ошибаешься,  парень,--  вдруг раздается чей-то голос.--
Есть человек, который может ответить на все эти вопросы. Старый
Зеб Стумп к нашим услугам. Но сейчас не время об этом  говорить
и  здесь не место для таких разговоров. Мы должны доставить его
к дубу, и  там  он  получит,  что  ему  полагается.  Стоило  бы
проволочить  его  страшную  образину на конце лассо!.. Впрочем,
это так, к слову пришлось.  Не  нам  с  вами  мстить  за  Генри
Пойндекстера. Я думаю, этим займутся "регулярники".
     -- Но как мы доставим его? Серый уже ускакал.
     -- Очень просто, мистер Джеральд. Ведь это только обморок,
а может  быть,  молодец  просто  притворяется. Если он не может
дойти пешком, то пусть едет верхом -- моя кобыла  довезет  его.
Мне  чертовски  надоело  седло.  Кажется,  и  я тоже достаточно
опротивел своей старухе -- во всяком случае, моя "шпора".  Если
он не бросит валять дурака и не захочет сидеть, как полагается,
то  мы  его  взвалим поперек лошади, как тушу оленя... Стой! Он
как  будто  приходит  в  себя...  Вставайте-ка,   дружище!   --
продолжает Зеб, схватив Колхауна за ворот и как следует тряхнув
его.--  Вставайте,  вам  говорят,  и  поедем! Вас ждут. Кое-кто
хочет потолковать с вами.
     -- Кто? Где? --  спрашивает  пленник,  приходя  в  себя  и
озираясь в недоумении.-- Кто хочет говорить со мной?
     -- Прежде всего я.
     -- А! Это вы, Зеб Стумп? И... и...
     -- И  мистер  Морис  Джеральд,  мустангер.  Вы  как  будто
встречали его раньше. Он тоже хочет потолковать с вами. А кроме
того, еще много всякого народа там, около форта, ждет вас.  Так
что лучше вставайте поскорее, и поедемте с нами.
     Колхаун  медленно  встает на ноги. Его руки крепко стянуты
лассо.
     -- Моя лошадь? -- воскликнул он, вопросительно озираясь.--
Где моя лошадь?
     -- Кто ее знает, куда она удрала. Может, вернулась к  себе
домой,  на  Рио-Гранде. Вы ее здорово загоняли; бедная скотина,
видно, прокляла ваш обмен и побежала к родным пастбищам,  чтобы
малость отдохнуть.
     Колхаун  с  изумлением смотрит на старого охотника. Обмен?
Даже это он знает!
     -- Ну-с,--  продолжает  Зеб  с   нетерпением,--   неудобно
заставлять суд ждать. Вы готовы?
     -- К чему?
     -- Во-первых,  к  тому, чтобы вернуться вместе со мной и с
мистером  Джеральдом.  Во-вторых,  что  особенно  важно,  чтобы
предстать перед судом.
     -- Перед судом? Мне предстать перед судом?
     -- Да, вам, мистер Кассий Колхаун.
     -- По какому обвинению?
     -- По  обвинению  в  убийстве  Генри  Пойндекстера, вашего
двоюродного брата.
     -- Это ложь!  Подлая  клевета!  И  тот,  кто  осмеливается
утверждать это...
     -- Молчать!  --  повелительно  кричит  Зеб.-- Не утомляйте
себя разговорами. Если  только  Зеб  Стумп  не  ошибается,  вам
придется  еще  много говорить. Ну, а теперь поедем. Судья ждет,
ждут присяжные, да и "регулярники" тоже.
     -- Я не вернусь! -- упрямо отвечает Колхаун.-- Кто дал вам
право приказывать мне? У вас есть приказ на арест?..
     -- А как же! -- прерывает его Зеб.-- Вот он,--  продолжает
охотник,  берясь  за свое ружье.-- Вы это видите? Так что лучше
бросьте болтать. Мне это надоело. Садитесь лучше на мою кобылу,
и давайте спокойно двигаться в путь. А  то,  пожалуй,  придется
привязать  вас к лошади, как обыкновенный тюк. Так или иначе, а
вернуться вам придется.
     Колхаун не отвечает. Он в отчаянии смотрит то  на  Стумпа,
то  на Джеральда, то вокруг себя, потом украдкой на свой второй
револьвер, торчащий из нагрудного кармана  сюртука;  первый  он
выронил,  когда его захлестнула петля. Он пытается достать его.
Ему мешает лассо, а кроме лассо -- старый Зеб,  направивший  на
него дуло своего ружья.
     -- Пошевеливайтесь!   --  кричит  охотник.--  Влезайте  на
лошадь, мистер Колхаун! Кобыла ждет вас. В седло!
     С механической покорностью, словно марионетка, подчиняется
Колхаун приказу  охотника.  Он  понимает,  что  всякая  попытка
сопротивляться  означает  неминуемую  смерть.  Зеб  Стумп берет
кобылу под уздцы и ведет за  собой.  Мустангер  в  задумчивости
едет  сзади.  Он  думает  не  о  своем  пленнике,  а о той, чье
самопожертвование сковало его  сердце  золотой  цепью,  разбить
которую может только смерть.

     Глава ХСIХ. ДВА ВЫСТРЕЛА

     После  второго  неожиданного  перерыва, менее длительного,
чем первый, суд снова возобновил свое  заседание  под  огромным
дубом.
     Наступил вечер. Косые лучи заходящего солнца проникают под
густую крону.
     На  Мориса  Джеральда  уже  не  смотрят  с угрозой со всех
сторон -- он полностью оправдан, и теперь он только свидетель.
     Место обвиняемого занял Кассий Колхаун.
     Но  это  единственная  перемена.  Судья  тот  же,  те   же
присяжные, та же толпа. Разница в их отношении к обвиняемому.
     Виновность   подсудимого   не   вызывает   сомнений.   Все
доказательства налицо; и, хотя большинство улик  --  косвенные,
как  это обычно бывает, когда разбирается дело об убийстве, они
составляют неразрывную цепь, в которой не хватает только одного
звена -- мотива.
     Что заставило Кассия Колхауна застрелить человека и  потом
отрубить  ему  голову?  Показания  Джеральда  подтвердились при
обследовании трупа -- хирург форта установил, что  голова  была
отрублена  уже  после  того,  как  наступила  смерть,  причиной
которой было пулевое ранение.
     Почему  Кассий  Колхаун  убил  своего  двоюродного  брата?
Почему он отрубил ему голову?
     Никто  не  может  ответить  на  эти  вопросы, кроме самого
убийцы.
     Преступник скоро  получит  заслуженную  кару,  потому  что
выяснение   мотива   преступления   не  является  обязательным.
Судебное разбирательство закончилось быстро. Присяжные  вынесли
решение: "виновен". И судья, сняв панаму, уже собирается надеть
черную  шапочку  --  мрачную  эмблему  смерти,  чтобы  огласить
приговор.
     Соблюдая формальности, осу