Некоторые   остались   в   баре:   одни   --   просто   от
растерянности,  другие -- потому, что были более хладнокровны и
мужественны и сознавали, что во время  бегства  могут  получить
пулю в спину.
     Опять наступила полная тишина, длившаяся несколько секунд.
Это был   тот   промежуток,   когда  решение  рассудка  еще  не
претворилось в действие -- в движение.
     Может быть, при встрече других противников  этот  интервал
был  бы  короче:  два  более  непосредственных  и менее опытных
человека тут же спустили бы курки. Но не  Колхаун  и  Джеральд.
Они неоднократно были свидетелями уличных схваток и принимали в
них  участие, они знали, как опасно в таких случаях торопиться.
Каждый решил стрелять  только  наверняка.  Этим  и  объяснялось
промедление.
     Для  тех  же,  кто  был  снаружи  и  даже  не  осмеливался
заглянуть в дверь, эта задержка была почти мучительной.
     Треск револьверных выстрелов, который они  рассчитывали  в
любой момент услышать, разрядил бы напряжение. И они были почти
разочарованы, когда вместо выстрела раздался громкий и властный
голос майора, одного из тех немногих, кто остался в баре.
     -- Стойте!  --  скомандовал  он  тоном  человека,  который
привык, чтобы ему повиновались, и, обнажив саблю,  разделил  ею
противников.--  Не  стреляйте, я приказываю вам обоим! Опустите
оружие, иначе, клянусь  Богом,  я  отрублю  руку  первому,  кто
дотронется до курка! Остановитесь, говорю я вам!
     -- Почему?  --  закричал  Колхаун,  побагровев от гнева.--
Почему, майор Рингвуд? После подобного оскорбления, да еще черт
знает от кого...
     -- Вы зачинщик, капитан Колхаун.
     -- Ну так что же? Я не из  тех,  кто  сносит  оскорбления!
Уйдите  с  дороги,  майор!  Эта  ссора вас не касается, и вы не
имеете права вмешиваться!
     -- Вот как? Ха-ха! Слоумен, Генкок, Кроссмен! Вы  слышите?
Я   не  имею  права  вмешиваться...  Отставной  капитан  Кассий
Колхаун, не забывайте, где вы находитесь. Не  воображайте,  что
вы   в   штате   Миссисипи,  среди  ваших  "благородных  южан",
истязающих рабов. Здесь, сэр,  военный  форт.  Здесь  действуют
военные  законы, и вашему покорному слуге поручено командование
этим фортом. Поэтому я приказываю вам положить ваш револьвер  в
кобуру,  из  которой  вы его достали. И сию же секунду, иначе я
отправлю вас на гауптвахту, как простого солдата!
     -- Неужели? --  прошипел  Колхаун.--  В  какую  прекрасную
страну вы собираетесь превратить Техас! Значит, человек, как бы
он ни был оскорблен, не имеет права драться на дуэли без вашего
на то разрешения, майор Рингвуд? Вот каковы здешние законы?
     -- Отнюдь нет,-- ответил майор.-- Я никогда не препятствую
честному  разрешению  ссоры.  Никто  не  запрещает вам и вашему
противнику убить друг друга, если это вам нравится.  Но  только
не  сейчас.  Вы  должны понять, мистер Колхаун, что ваши забавы
опасны для жизни других  людей,  ни  в  какой  мере  в  них  не
заинтересованных. Я вовсе не намерен подставлять себя под пулю,
предназначенную  для другого. Подождите, пока мы все отойдем на
безопасное расстояние, и тогда стреляйте сколько  душе  угодно.
Теперь, сэр, надеюсь, вы удовлетворены?
     Если  бы  майор  был  обыкновенным  человеком, вряд ли это
распоряжение было бы выполнено. Но к  его  авторитету  старшего
офицера  форта  добавлялось  еще уважение к человеку почтенного
возраста, к тому же  прекрасно  владеющему  оружием  и  --  как
хорошо  было  известно  всем  --  не  позволяющему пренебрегать
своими приказаниями. Он  обнажил  свою  саблю  не  ради  пустой
угрозы.
     Противники знали это. Они одновременно опустили револьверы
дулом вниз, но продолжали держать их в руках.
     Колхаун  стоял,  нахмурив  брови, стиснув зубы, как хищный
зверь, которому помешали напасть на его  жертву.  Мустангер  же
подчинился распоряжению спокойно, без видимого раздражения.
     -- Полагаю,  вы  твердо решили драться на дуэли? -- сказал
майор, хорошо понимая, что надежды на примирение почти нет.
     -- Я  не  буду  на  этом  настаивать,--  скромно   ответил
Морис.--   Если  мистер  Колхаун  извинится  за  свои  слова  и
поступок...
     -- Он должен это сделать: он первый  начал!  --  вмешались
несколько свидетелей ссоры.
     -- Никогда!  --  заносчиво  ответил  отставной капитан. --
Кассий Колхаун не привык извиняться, да еще перед такой ряженой
обезьяной!
     -- Довольно! -- закричал ирландец, в первый раз  обнаружив
гнев.--  Я  хотел  дать  ему  возможность спасти свою жизнь. Он
отказался от этого. И теперь, клянусь всеми  святыми,  один  из
нас  не выйдет живым из этой комнаты! Майор, настоятельно прошу
вас и ваших друзей уйти отсюда! Я не могу  больше  терпеть  его
наглость!
     -- Ха-ха-ха!  --  раздался  презрительный смех Колхауна.--
"Возможность спасти свою жизнь"! Уходите отсюда, все уходите! Я
покажу ему!
     -- Стойте!  --  закричал  майор,  не  решаясь  повернуться
спиной  к дуэлянтам.-- Так не годится. Вы можете спустить курки
на секунду раньше, чем следует. Мы должны выйти, прежде чем  вы
начнете... Кроме того, джентльмены,-- продолжал он, обращаясь к
присутствующим   в  комнате,--  ведь  надо,  чтобы  соблюдались
правила дуэли. Если они собираются драться, пусть и та и другая
сторона будет в одинаковых условиях.  Оба  должны  быть  прежде
всего   одинаково   вооружены,   и   надо,   чтобы  они  начали
по-честному.
     -- Конечно!  Вы  правы!  --  отозвалось   человек   десять
присутствующих.  Все  смотрели  на дуэлянтов и ждали, как они к
этому отнесутся.
     -- Надеюсь, ни один из  вас  не  возражает?  --  продолжал
майор вопросительно.
     -- Я  не могу возражать против справедливого требования,--
ответил ирландец.
     -- Я буду драться тем оружием, которое держу  в  руке!  --
злобно сказал Колхаун.
     -- Согласен.  Это  оружие  и  меня  устраивает,-- раздался
голос противника.
     -- Я вижу, у вас  обоих  шестизарядные  револьверы  Кольта
номер  два,--  сказал  майор.--  Пока  что  все  в  порядке. Вы
вооружены одинаково.
     -- Нет ли у  них  еще  какого-нибудь  оружия?  --  спросил
молодой  Генкок,  подозревая,  что у Колхауна под полой сюртука
спрятан нож.
     -- У  меня  больше  ничего  нет,--  ответил  мустангер   с
искренностью,  которая  не оставляла сомнений в правдивости его
слов.
     Все посмотрели на Колхауна, который медлил с  ответом.  Он
понял, что должен сознаться.
     -- Конечно,--  сказал  он,-- у меня есть еще нож. Надеюсь,
вы не собираетесь его отнимать? Мне кажется, что каждый  вправе
пользоваться оружием, которое у него имеется.
     -- Но,  капитан  Колхаун,--  продолжал  Генкок,-- у вашего
противника нет ножа. Если вы не боитесь драться с ним на равных
условиях, то должны отказаться от вашего ножа.
     -- Да,  конечно!  --  закричало  несколько  голосов.--  Он
должен, конечно!
     -- Давайте-ка   его  сюда,  капитан  Колхаун,--  настаивал
майор.--   Шесть   зарядов    должны    удовлетворить    любого
здравомыслящего человека, и незачем будет прибегать к холодному
оружию. Ведь прежде чем вы кончите стрелять, один из вас...
     -- Ко всем чертям! -- крикнул Колхаун, расстегивая сюртук.
Достав  нож,  он  швырнул  его  в  противоположный  угол бара и
вызывающим голосом сказал: -- Для этой расфуфыренной  птицы  он
мне не нужен -- я покончу с ним первым же выстрелом!
     -- Хватит  еще  времени  поговорить,  после  того  как  вы
докажете это на деле. И не  воображайте,  что  ваши  хвастливые
слова  испугали  меня... Скорее, джентльмены! Я должен положить
конец этому бахвальству и злословию!
     -- Собака! --  свирепо  прошипел  "благородный  южанин".--
Проклятая  ирландская  собака!  Я  отправлю  тебя  выть  в твою
конуру! Я...
     -- Стыдитесь, капитан Колхаун! -- прервал  его  майор  при
общем  возмущении.--  Это  лишние разговоры. Так держать себя в
порядочном  обществе  непристойно.  Потерпите  минуту  и  тогда
говорите,   что  вам  вздумается...  Теперь,  джентльмены,  еще
одно,-- сказал он, обращаясь к окружающим: -- надо взять с  них
обещание, что они не начнут стрелять до тех пор, пока мы все не
уйдем отсюда.
     Сразу  возникли  затруднения.  Как  начать дуэль? Простого
обещания при столь разгоревшихся страстях было мало. По крайней
мере, один из соперников вряд ли стал бы дожидаться  разрешения
спустить курок.
     -- Начинать  надо  по  сигналу,--  продолжал майор.-- И ни
один из них не должен  стрелять  раньше.  Может  ли  кто-нибудь
предложить, какой дать сигнал?
     -- Мие   кажется,  что  я  могу,--  сказал  рассудительный
капитан Слоумен, выступая  вперед.--  Пусть  мистер  Колхаун  и
мистер  Джеральд  выйдут  вместе  с  нами. Если вы заметили, на
противоположных концах этого бара есть двери с каждой  стороны.
Обе  совершенно  одинаково  расположены.  Пусть они потом снова
войдут: один в одну дверь, а  другой  --  в  другую,  и  начнут
стрелять только тогда, когда переступят порог.
     -- Замечательно!  Как  раз  то,  что  надо,--  послышались
голоса.
     -- А что  должно  послужить  сигналом?  --  повторил  свой
вопрос майор.-- Выстрел?
     -- Нет, колокол гостиницы.
     -- Лучше нельзя и придумать, великолепно! -- сказал майор,
направляясь к одной из дверей, ведущих на площадь.
     -- Майн  готт32,  майор!--закричал  хозяин  бара,  выбегая
из-за своей стойки, где до этого он стоял, совершенно  оцепенев
от  страха.--  Майн  готт! Неужели же они будут стрелять в моем
баре? Ах! Они разобьют все мои бутылки, и мои красивые зеркала,
и мои хрустальные часы, которые стоили сто... двести  долларов!
Разольют мои лучшие вина... Ах, майор! Это разорит меня. Что же
мне делать? Майн готт! Ведь это...
     -- Не    беспокойтесь,   Обердофер,--   отозвался   майор,
останавливаясь.-- Я не сомневаюсь, что все  ваши  убытки  будут
возмещены.  Но,  во  всяком  случае, вы сами должны куда-нибудь
спрятаться. Если вы останетесь в вашем баре,  в  вас  нарерняка
всадят пулю, а это, пожалуй, будет хуже, чем то, что разобьются
ваши бутылки.
     С  этими  словами  майор  оставил  растерявшегося  хозяина
гостиницы и поспешил на улицу,  где  уже  встретил  соперников,
которые только что вышли в разные двери.
     Обердофер  недолго  стоял  посреди  своего бара. Не успела
наружная  дверь  захлопнуться  за   майором,   как   внутренняя
захлопнулась  за хозяином гостиницы. И бар, сверкающий лампами,
бутылками и дорогими зеркалами, погрузился в  глубокую  тишину,
среди  которой  слышалось  лишь  равномерное  тиканье часов под
хрустальным колпаком.

     Глава XXI. ДУЭЛЬ В БАРЕ

     Выйдя из гостиницы, майор не стал больше принимать участия
в этом происшествии.
     Коменданту форта не подобало поощрять дуэль, хотя бы  даже
наблюдая, чтобы не нарушались ее правила. Этим занялись молодые
офицеры, которые тут же приступили к делу.
     Времени  для этого потребовалось немного. Условия были уже
оговорены.   Оставалось   только   поручить   кому-нибудь    из
присутствующих позвонить в колокол, что явилось бы сигналом для
начала дуэли.
     Это  было  нетрудно,  поскольку  не  имело  значения,  кто
позвонит. Даже ребенок мог  бы  подать  сигнал  к  началу  этой
ужасной схватки.
     Если  бы  посторонний наблюдатель случайно очутился в этот
момент на площади перед гостиницей  "На  привале",  он  был  бы
очень  озадачен  тем,  что  там происходило. Ночь была довольно
темная, но все же можно было различить толпу людей недалеко  от
гостиницы.  Большинство из них носили военную форму: здесь были
не только те офицеры, которые вышли из бара,  но  и  другие,  а
также  свободные  от  несения службы солдаты, которые услышали,
что на площади  что-то  происходит.  Женщины  --  жены  солдат,
прачки  и  несколько  бойких сеньорит сомнительной репутации,--
наспех одевшись, выбежали на улицу  и  расспрашивали  тех,  кто
опередил их, о причинах шума.
     Разговаривали  шепотом.  Было  известно,  что  на  площади
присутствуют  майор  и  другие  представители   власти,--   это
сдерживало зрителей.
     Толпа собралась не у самой гостиницы, а на открытом месте,
ярдах  в  двенадцати  от  нее.  Все  не  отрываясь  смотрели на
гостиницу, захваченные волнующим зрелищем. Они следили за двумя
мужчинами, стоявшими поодаль друг от друга,  у  противоположных
концов бревенчатого здания, в котором находился бар.
     Несмотря  на  то,  что  эти  два  человека  были разделены
толстыми бревенчатыми  стенами  и  не  видели  друг  друга,  их
движения  были  одинаковы,  словно  вызывались одними и теми же
побуждениями. Каждый стоял у  двери,  через  которую  вырывался
яркий  свет,  падавший  широкими  полосами  на  крупный  гравий
площади. Они стояли не прямо против входа, а немного сбоку -- в
стороне от света. Оба слегка пригнулись,  словно  бегуны  перед
стартом, готовые ринуться вперед. Оба сосредоточенно смотрели в
бар,  откуда  доносилось  лишь тиканье часов. По их позам можно
было  догадаться,  что  они  готовы  войти  туда  и  ждут  лишь
условленного сигнала.
     В  одежде  этих двух людей не было ничего лишнего, ничего,
что могло бы помешать движениям,-- они были без шляп,  в  одних
рубашках; их лица и позы говорили о непоколебимой решимости.
     Угадать    их   намерения   было   нетрудно.   Посторонний
наблюдатель, случайно оказавшийся на площади перед  гостиницей,
с  первого  взгляда  мог  бы  понять,  что  речь идет о жизни и
смерти. Поднятые револьверы в руках, напряженность поз, тишина,
царившая  в  толпе  любопытных,  и,  наконец,   сосредоточенный
интерес,  с  которым  все  смотрели  на  этих двух людей, яснее
всяких слов  говорили,  что  здесь  происходит  нечто  ужасное.
Короче  говоря:  это  была  схватка, исходом которой могла быть
смерть.
     Настал решающий момент. Дуэлянты  напряженно  смотрели  на
дверь,  в  которую они должны были войти и, быть может, никогда
не вернуться. Они ждали только сигнала, чтобы переступить порог
и начать поединок, который будет роковым для одного из  них,  а
может быть, и для обоих.
     Ожидали ли они роковых слов: "Раз-два-три -- стреляй!"?
     Нет.  Был  назначен  другой сигнал, и он прозвучал. Чей-то
громкий голос крикнул:
     -- Звони!
     У столба, на котором висел колокол, можно  было  различить
три  или  четыре темные фигуры. После приказа они зашевелились.
Вместе с движением их рук, едва заметным  в  темноте,  раздался
звонкий  удар  колокола.  Этот  звук,  обычно весело созывавший
людей к обеду, теперь был сигналом к началу смертельного боя.
     Звон продолжался недолго. После  первого  же  удара  люди,
дергавшие  веревку,  увидели,  что  в  их  услугах  больше  нет
необходимости. Противники бросились в бар, раздался сухой треск
револьверных  выстрелов,  дребезжанье   разбитого   стекла,   и
звонившие  поняли, что они производят только лишний шум. Бросив
веревку,   они,   как   и   все   остальные   зрители,    стали
прислушиваться.
     Никто,  кроме  самих участников, не видел, как происходила
эта странная дуэль.
     При первом же ударе колокола противники вошли  в  бар.  Ни
один из них не задержался снаружи. Поступить так -- означало бы
прослыть  трусом.  Сотня  глаз следила за ними, и зрители знали
условия дуэли: ни тот, ни другой не должен стрелять, прежде чем
переступит порог.
     Как только они вошли, сразу же раздались первые  выстрелы.
Комната наполнилась дымом. Оба остались на ногах, хотя оба были
ранены. На белый песок пола брызнула кровь.
     Вторые  выстрелы  также  последовали  одновременно, но они
были сделаны уже наугад, так как дуэлянтам мешал дым.
     Затем раздался одиночный выстрел,  сразу  за  ним  другой,
потом наступила тишина.
     Перед  этим  было  слышно, как враги двигались по комнате.
Теперь этого звука больше не было.
     Наступила глубокая тишина. Убили ли они друг  друга?  Нет.
Вновь  раздавшийся  двойной  выстрел  оповестил,  что оба живы.
Пауза объяснялась тем, что противники пытались найти друг друга
и напряженно всматривались сквозь завесу дыма. Оба молчали и не
шевелились, чтобы не выдать, где каждый из них находится.
     Снова наступила тишина, на этот раз более длительная.  Она
оборвалась двойным выстрелом, за которым последовал шум падения
двух тяжелых тел.
     Затем  послышалось  барахтанье, стук опрокинутых стульев и
еще один выстрел -- одиннадцатый. Он был последним.
     Толпа любопытных видела  только  облака  порохового  дыма,
выплывавшие из дверей, тусклое мерцание ламп и время от времени
вспышку света, сопровождающуюся треском,-- и все.
     Слышали  они  гораздо  больше:  звон  вдребезги  бьющегося
стекла, грохот падающей мебели, опрокинутой в жестокой  борьбе,
топот  ног  по  деревянному полу и время от времени сухой треск
револьверного выстрела. Но голосов тех, чья взаимная  ненависть
привела к этой схватке, не было слышно.
     Никто  из  стоявших  не знал, что происходило внутри бара,
только по звуку выстрелов  можно  было  понять,  как  протекает
дуэль.  Они  сосчитали  одиннадцать.  Затаив дыхание, все ждали
двенадцатого.
     Но вместо выстрела послышался голос мустангера:
     -- Мой револьвер у вашего виска! У меня осталась еще  одна
пуля. Просите извинения -- или вы умрете!
     Толпа  поняла,  что  дуэль  близится  у  концу.  Некоторые
смельчаки   заглянули   внутрь.   Они   увидели    противников,
распростертых  на  дощатом  полу.  Оба были в крови, оба тяжело
ранены; белый песок вокруг них покраснел от крови; на нем  были
видны  извилистые  следы  там, где они подползали друг к другу,
чтобы выстрелить в последний раз; один, в  вельветовых  брюках,
опоясанный  красным  шарфом,  слегка приподнявшись над другим и
приставив револьвер к его виску, грозил ему смертью.
     Такова  была  картина,  которую  увидели  зрители,   когда
сквозняк  рассеял  пороховой  дым  и позволил им различить, что
делается внутри бара.
     Тут же послышался и другой голос, голос  Колхауна.  В  его
тоне уже не было заносчивости. Это был просто жалобный шепот:
     -- Довольно... Опустите револьвер... Извините...

     Глава XXII. ЗАГАДОЧНЫЙ ПОДАРОК

     Дуэль для Техаса не диво. По истечении трех дней о ней уже
перестают говорить, а через неделю никто даже и не вспоминает о
происшедшем, за исключением, конечно, участников и их близких.
     Так  бывает  даже в том случае, если на дуэли дрались люди
уважаемые и занимающие видное положение  в  обществе.  Если  же
дуэлянты -- неизвестные бедняки или приезжие, одного дня бывает
достаточно,  чтобы  предать  забвению  их подвиги. Они остаются
жить лишь в памяти противников -- чаще  одного,  уцелевшего,  и
еще,   пожалуй,  в  памяти  неудачливого  зрителя,  получившего
шальную пулю или удар ножа, предназначавшийся не ему.
     Не раз мне приходилось быть свидетелем "уличных  схваток",
разыгравшихся  прямо  на  мостовой,  где  ни в чем не повинные,
беззаботно гулявшие горожане бывали ранены  или  даже  убиты  в
результате этих своеобразных дуэлей.
     Я  никогда  не слышал, чтобы виновники несли наказание или
возмещали бы материальные убытки,-- на эти происшествия смотрят
обычно как на "несчастные случаи". Несмотря на  то  что  Кассий
Колхаун,  так  же  как  и  Морис Джеральд, сравнительно недавно
появился в поселке,-- причем  Морис  только  время  от  времени
приезжал  в  форт,--  их дуэль вызвала необычайный интерес, и о
ней  говорили  в  течение  целых   девяти   дней.   Неприятный,
заносчивый   нрав   капитана   и   таинственность,   окружавшая
мустангера, вероятно, послужили причиной того,  что  эта  дуэль
заняла  совершенно  особое  место:  об  этих  двух людях, об их
достоинствах и недостатках говорили много дней спустя после  их
ссоры  и  горячее  всего  там, где пролилась их кровь,-- в баре
гостиницы.
     Победитель завоевал всеобщее  уважение  и  приобрел  новых
друзей;   на  стороне  его  противника  были  только  немногие.
Большинство остались довольны исходом дуэли: несмотря на то что
Колхаун