гу  даже  никого  послать  к нему. Я никому не
доверяю. Где он теперь? Наверно, ему нужна  помощь,  участие...
Если  бы  я могла послать ему хотя бы весточку так, чтобы никто
не знал! И куда пропал Зеб Стумп?
     Девушке почему-то казалось,  что  Зеб  может  появиться  с
минуты  на  минуту,  и  она  стала  смотреть  на равнину, по ту
сторону реки,  где  вдоль  берега  тянулась  дорога.  Это  была
проезжая  дорога  между  фортом  Индж  и  плантациями на нижней
Леоне; она пересекала прерию на некотором расстоянии от реки  и
приближалась  к  ней  только  в  одном  месте -- там, где русло
делало резкий изгиб, врезаясь в крутой берег. В  направлении  к
форту  дорога  была видна на протяжении полумили, ее пересекала
тропинка, которая вела через брод  к  асиенде.  Вниз  по  реке,
приблизительно  на  таком  же  расстоянии, саванна переходила в
заросли, за которыми уже ничего не было видно.
     Молодая креолка смотрела в сторону форта Индж, откуда  мог
приехать Зеб Стумп, но ни его и никого другого не было видно.
     Это  не  должно  было  бы  огорчить  ее. Ведь он не обещал
приехать. Она смотрела в этом направлении чисто инстинктивно.
     Но что-то более сильное, чем инстинкт, заставило ее  через
некоторое время обернуться и устремить взгляд в противоположную
сторону.
     Если она надеялась там кого-нибудь увидеть, то на этот раз
ожидания  не обманули ее. Из зарослей появился всадник. Креолке
сначала показалось, что это  мужчина  в  костюме,  напоминающем
арабский.  Но  потом  она рассмотрела, что это женщина, которая
сидит на лошади по-мужски. Лицо всадницы было почти все закрыто
прозрачным шарфом. Но  Луиза  все  же  заметила  красивый  овал
смуглого  лица,  яркий румянец на щеках, блестящие, как звезды,
глаза.
     Ни  эксцентричная   манера   ездить   верхом,   ни   шарф,
ниспадавший  с  плеч  всадницы, не помешали Луизе заметить, что
она хорошо сложена.
     За незнакомкой, отставая от нее ярдов на пятнадцать,  ехал
человек  на  муле;  по  тому,  что  он держался на почтительном
расстоянии, а также по одежде всадника можно  было  догадаться,
что это ее слуга.
     -- Кто  эта  женщина?  --  прошептала  Луиза Пойндекстер и
быстро  поднесла  к  глазам  лорнет,  чтобы  лучше   разглядеть
удивительную  всадницу.-- Кто же она? -- повторила креолка свой
вопрос  более  спокойным  тоном,  опустив  лорнет  и  продолжая
рассматривать   всадницу  невооруженным  глазом.--  Мексиканка,
конечно, а всадник на муле -- ее  слуга.  Какая-нибудь  знатная
сеньора,  наверно. Я думала, что они все переехали в Мексику...
В руках у ее спутника корзинка. Интересно, что в ней  такое?  И
зачем  они  едут  в  форт или в поселок? Уже третий раз на этой
неделе я вижу, как она проезжает мимо нас. Она живет, вероятно,
где-нибудь на плантациях, расположенных ниже по  реке.  Что  за
эксцентричная  манера ездить верхом! Я слыхала, что это принято
у мексиканок. Что, если бы и я стала  так  ездить?  Несомненно,
так  удобнее.  Но  в  Штатах сочли бы такую езду неженственной.
Воображаю,  как  возмутились  бы   наши   пуританские   мамаши!
Ха-ха-ха! Можно представить себе их ужас!..
     Но  смех сразу оборвался. Выражение лица креолки мгновенно
изменилось, словно кочующая тучка заволокла диск солнца. Но это
не была грусть, которая перед этим омрачала лицо девушки, хотя,
судя по внезапно  побледневшим  щекам,  ею  овладело  не  менее
серьезное чувство.
     Причину  этой  перемены  можно  было  бы  связать только с
движениями задрапированной шарфом всадницы на том берегу  реки.
Из  лесных зарослей выскочила вилорогая антилопа. Не успела она
сделать первый прыжок, выскочив из-за лошади,  как  та  галопом
помчалась  вдогонку за испуганным животным. Наездница, сорвав с
лица вуаль, сделала в воздухе несколько кругообразных  движений
правой рукой.
     -- Что  она делает? -- прошептала девушка на асотее. -- А!
Да ведь это лассо!
     Сеньора ие замедлила показать, с каким  совершенством  она
владеет этим национальным оружием; она ловко набросила лассо на
шею антилопы и затянула петлю. Оглушенное животное упало.
     Быстро  подъехавший  слуга  соскочил  со  своего  мула  и,
наклонившись над вытянувшимся вилорогом,  ударом  ножа  заколол
его,  затем,  взвалив  тушу  на  спину мула, он снова вскочил в
седло и поехал за всадницей.  А  сеньора  уже  успела  свернуть
лассо  и, опустив на лицо шарф, продолжала путь как ни в чем не
бывало.
     Тень набежала на лицо креолки в тот  момент,  когда  петля
лассо  взвилась  в воздух. Эта тень была вызвана не удивлением,
нет,-- совсем иным чувством, мыслью гораздо более неприятной.
     И, хотя рука с лорнетом заслоняла лицо Луизы, все же можно
было заметить, что оно оставалось печальным, пока  всадники  не
скрылись  из  виду,  и  даже  после того, как они исчезли среди
акаций.
     "Неужели же, неужели это она? Моих лет, сказал он,  ростом
немного  ниже  меня.  Все это вполне подходит, насколько я могу
судить на таком  расстоянии.  Живет  на  Рио-Гранде,  время  от
времени гостит на Леоне у родственников. Кто же это? И почему я
не спросила у него, как ее зовут? Неужели же, неужели это она?"

     Глава XXV. НЕОТДАННЫЙ ПОДАРОК

     Еще  несколько  минут после того, как сеньора с лассо и ее
слуга исчезли из виду, Луиза продолжала стоять в  раздумье.  Ее
унылая  поза и выражение лица говорили о том, что мысли девушки
не стали веселее.
     Нет, наоборот. Один или два раза до этого в ее воображении
уже вставал образ искусной наездницы, и не раз она задумывалась
над тем, зачем молодая мексиканка едет  в  эту  сторону.  После
случая с антилопой ее догадки перешли в подозрения.
     Луиза  вздохнула  с  облегчением, когда из зарослей -- как
раз в том месте,  где  скрылись  два  всадника,--показался  еще
один;  она  обрадовалась  еще  больше,  когда  заметила, что он
свернул на тропинку, ведущую к асиенде. Подняв лорнет,  креолка
узнала  в  нем  Зеба  Стумпа. Ее лицо просветлело и стало почти
веселым. Она сочла хорошим предзнаменованием,  что  в  грустные
минуты сомнений появлялся этот честный обитатель лесов.
     -- Как  раз  тот,  кого я ждала! -- с радостью воскликнула
девушка.-- Возможно, через него я смогу  послать  весточку;  и,
может быть, он скажет, кто эта сеньора? Он, наверно, встретился
с   ней  на  дороге.  Это  даст  мне  возможность,  не  вызывая
подозрений, начать  разговор  на  эту  тему.  После  того,  что
произошло,  я  должна  быть  осторожна даже с ним. О, если бы я
была уверена, что нравлюсь ему, я не стала бы беспокоиться! Как
ужасно его равнодушие! И ко мне, Луизе  Пойндекстер!  Нет,  так
больше  продолжаться  не  может: я должна освободиться от этого
ига хотя бы ценой разбитого сердца!
     Вряд ли следует объяснять, что человек,  о  нежной  дружбе
которого так мечтала Луиза, был отнюдь не Зеб Стумп.
     В  это  время  охотник  уже  подъехал  к  самой  асиенде и
остановил лошадь.
     -- Дорогой мистер  Стумп!  --  радушно  приветствовал  его
голос,  который  старый охотник так любил слушать.-- Как я рада
вас видеть! Слезайте с лошади и идите ко мне сюда. Я знаю,  что
вам  любой  подъем  нипочем  и  вы не испугаетесь этой каменной
лестницы. Отсюда такой прекрасный вид, вы не пожалеете!
     -- Увидеть  вас,  мисс  Луиза,  будет  для   меня   лучшим
вознаграждением;  ради  этого  я  согласен залезть не только на
крышу этого дома, но и на пароходную трубу... Одну минуточку, я
только отведу свою старую кобылу в конюшню и тут  же  приду  --
это будет сделано в мгновение ока.
     Соскочив  со  своей  клячи,  он  обратился  к ней с такими
словами:
     -- Не унывай, старушка! Держи выше голову, и, может  быть,
Плутон угостит тебя кукурузой на завтрак.
     -- Эгей!   Масса  Стумп!  --  раздался  голос  чернокожего
кучера, только что появившегося во дворе.--  Негр  сделает  это
самое  -- даст ей досыта желтой кукурузы. Эгей! А вы ступайте к
молодой мисса. Плутон присмотрит за кобылой.
     -- Черт побери,  ты  негр  хоть  куда!  В  следующий  раз,
Плутон,  когда  я  забреду в эти края, я подарю тебе опоссума с
таким нежным мясом, как у двухлетней курицы. Вот что  я  обещаю
тебе!
     Сказав  это,  Зеб  стал  подниматься по каменной лестнице,
перескакивая через две-три ступеньки.  Он  быстро  поднялся  на
асотею,   где   молодая   хозяйка   дома   еще   раз   радостно
приветствовала гостя.
     Старый охотник сразу заметил, как сильно была  взволнована
девушка, когда она вела его в дальний угол асотеи, и понял, что
приглашен  сюда не только для того, чтобы полюбоваться красивым
видом.
     -- Скажите   мне,   мистер   Стумп...--   сказала   Луиза,
ухватившись  за  рукав  его куртки и вопросительно заглядывая в
серые глаза  охотника,--  вы,  наверно,  все  знаете?  Как  его
здоровье? Опасно ли он ранен?
     -- Если вы спрашиваете о мистере Колхауне...
     -- Нет-нет, о нем я все знаю! Я говорю не о нем.
     -- Но,  мисс  Луиза,  я знаю еще только одного человека из
наших мест, который был тоже ранен,-- это Морис-мустангер. Так,
может, вы о нем спрашиваете?
     -- Да-да, о нем. Вы понимаете, что, хотя он и поссорился с
моим двоюродным братом, я  не  могу  оставаться  безучастной  к
нему.  Вы  ведь  знаете,  что Морис Джеральд спас меня -- можно
сказать, дважды вырвал из  когтей  смерти.  Скажите,  он  очень
опасно ранен?
     Это  было  сказано  с таким волнением, что шутки оказались
неуместны. Зеб поспешил ответить:
     -- Да  нет  же,  никакой  опасности   нет.   Одной   пулей
прострелило  ему  ногу  выше  щиколотки:  эта  рана  не опаснее
царапины. Вторая попала в мякоть левой руки. И тут тоже  ничего
серьезного.  Только  крови  он потерял порядочно. Теперь он уже
совсем молодец и через несколько дней сможет встать с  постели.
Парень  говорит, что если бы он проехался верхом по прерии, так
это излечило бы его скорее, чем все доктора Техаса. Я тоже  так
думаю.  Но  его  лечит  хирург  форта,  и  он  пока вставать не
разрешает.
     -- А где он сейчас?
     -- В гостинице. Там же, где они стрелялись.
     -- Там, наверно, плохо ухаживают за ним?  Я  слыхала,  что
эта гостиница никуда не годится. Его, наверно, кормят совсем не
так,  как  надо  кормить  больного... Подождите минутку, мистер
Стумп, я сейчас вернусь. Мне хочется  послать  ему  кое-что.  Я
знаю,  что  вы это сделаете для меня. Не правда ли? Я уверена в
этом.
     Не дожидаясь ответа, Луиза направилась к лестнице и быстро
спустилась вниз. Скоро она  вернулась,  держа  в  руке  большую
корзину, нагруженную всякими лакомствами и напитками.
     -- Милый  мистер  Стумп,  вы  ведь  передадите это мистеру
Джеральду? Сюда  Флоринда  положила  всякие  пустячки:  немного
освежающих  напитков,  немного  варенья и еще кое-что. Во время
болезни хочется полакомиться,  а  в  гостинице  вряд  ли  можно
достать  что-нибудь  вкусное.  Только  не говорите ему, от кого
это, и никому не говорите! Хорошо? Я знаю, что вы  не  скажете,
мой добрый великан!
     -- Вы  можете  положиться  на  старика  Зеба  Стумпа, мисс
Луиза. Ни одна душа не узнает, от кого эти  лакомства,  только,
поверьте,  у парня всего вдоволь. Ему так много привозят всякой
всячины, что он мог бы накормить целую ватагу сластоежек.
     -- А! Ему уже привозят! Кто же?
     -- А вот этого Зеб Стумп не может сказать, потому что  сам
не  знает.  Я  только  слыхал,  что  корзинки  с едой передавал
мексиканец, чей-то слуга, а от кого -- не знаю.  Я  и  сам  его
видел.  Только  несколько  минут назад встретил его недалеко от
вашей асиенды; он, должно быть,  сопровождал  девушку,  которая
сидела на лошади по-мужски,-- большинство мексиканок так ездят.
Я  думаю,  он  ее  слуга, потому что ехал сзади; в руках у него
была корзинка, точь-в-точь такая,  какую  мистер  Морис  только
недавно  получил.  Стало быть, он опять вез разные разности для
больного.
     В дальнейших расспросах не было нужды. Эти слова объяснили
слишком много, все стало мучительно ясно: у  Луизы  Пойндекстер
есть    соперница.   Мексиканка   с   лассо,   вероятно,   была
возлюбленной, а может быть, и невестой мустангера.
     И не случайно,-- хотя Зеб  Стумп  и  мог  так  подумать,--
корзинка,  которую  креолка,  не  выпуская из рук, поставила на
парапет, выскользнула и упала вниз  на  каменные  плиты  двора.
Бутылки  разлетелись мелкими осколками, а их содержимое хлынуло
волной вдоль стены.
     Хотя  движение  руки,   опрокинувшее   корзину,   казалось
нечаянным,  непроизвольным,  однако  оно было точно рассчитано.
Перегнувшись   через   парапет,   Луиза   посмотрела   вниз   и
почувствовала,  что  и  сердце  ее разбито, как осколки стекла,
которые блестят на камнях.
     -- Ах, как жаль! -- сказала девушка,  стараясь  не  выдать
своего  волнения.--  Все  пропало!  Что  скажет  Флоринда?  Ну,
ничего,  мистер  Джеральд,  по  вашим  словам,  окружен   таким
вниманием,  что  вряд ли мой подарок ему нужен. Я рада, что его
не забывают,-- ведь он так много сделал для  меня.  Но  только,
пожалуйста, мистер Стумп, ни слова никому! Не говорите и о том,
что  я  спрашивала  о  нем.  Ведь  он  дрался  на  дуэли с моим
двоюродным братом, и это может вызвать ненужные  разговоры.  Вы
обещаете, милый Зеб?
     -- Готов  хоть  поклясться!  Ни  одного слова никому, мисс
Луиза. Можете положиться на старика Зеба.
     -- Я знаю это. Пойдемте же отсюда. Солнце начинает  сильно
припекать.  Спустимся  вниз  и  посмотрим,  не найдем ли мы там
вашего любимого мононгахильского виски. Пойдемте!
     Молодая креолка, притворяясь веселой, прошла через  асотею
скользящей  походкой  и,  напевая "Новоорлеанский вальс", стала
спускаться по лестнице. Старый охотник с  удовольствием  принял
это  приглашение  и  последовал  за  Луизой;  хотя он уже давно
привык со стоическим равнодушием относиться к женским  чарам  и
мысли  его  в  эту минуту были сосредоточены главным образом на
обещанном любимом напитке,  он  все  же  залюбовался  красивыми
плечами девушки, словно выточенными из слоновой кости.
     Но  любоваться  ему пришлось недолго: Луиза распрощалась с
ним, как  только  они  спустились  вниз.  После  того  как  Зеб
невольно  выдал  ей тайну мустангера, общество старого охотника
уже больше не интересовало ее. Она  оставила  его  наслаждаться
виски,  а сама поспешила к себе в комнату, чтобы скрыть от всех
свое горе.
     Первый раз  в  жизни  Луиза  Пойндекстер  испытывала  муки
ревности.  Это  была  ее  первая  настоящая  любовь  -- ибо она
полюбила Мориса Джеральда.
     "Заботливость  мексиканской  сеньориты   едва   ли   можно
объяснить  простой дружбой. Вероятно, их связывают более тесные
узы",-- так размышляла удрученная креолка.
     Судя по тому, что  Морис  говорил  ей  и  что  она  видела
собственными  глазами,  сеньора  с  лассо -- именно та женщина,
которая должна была завоевать любовь такого человека.
     Ее  фигура,  приближенная   лорнетом,   показалась   Луизе
безукоризненной.  Лица  ей  не  удалось хорошенько рассмотреть.
Было ли оно так же прекрасно? Было  ли  оно  таким,  что  могло
очаровать человека, так хорошо владеющего своими страстями, как
Морис Джеральд?
     Луиза не находила себе покоя. Она горела нетерпением снова
увидеть  мексиканку и рассмотреть ее лицо. Как только Зеб Стумп
уехал,  она   распорядилась   оседлать   крапчатого   мустанга,
переехала вброд речку и поднялась на противоположный берег.
     Направляясь  в  сторону  форта,  она,  как и предполагала,
встретила мексиканскую сеньору, которая ехала обратно, --  нет,
не  сеньору,  если  говорить  точнее, а сеньориту -- девушку ее
лет.
     Там, где они встретились, дорога была затенена  деревьями,
и  мексиканка  ехала с открытой головой, небрежно отбросив шарф
на плечи. Пышные черные, цвета воронова крыла, волосы обрамляли
прелестное смуглое личико.
     Обе девушки, следуя  правилам  приличия,  обменялись  лишь
беглым  взглядом.  Но, отъехав немного, как та, так и другая не
могла удержаться от желания украдкой рассмотреть  соперницу,  и
обе обернулись.
     По-видимому, их мысли были не столь уж различны. Не только
Луиза  слыхала  о  мексиканской  сеньорите,  но и та знала о ее
существовании.
     Мы не станем передавать, что думала сеньорита  после  этой
встречи.  Достаточно будет сказать, что мысли креолки стали еще
мрачнее, чем до прогулки, и что поза  ее  на  обратном  пути  в
Каса-дель-Корво  выдавала  глубокое  отчаяние.  "Как хороша! --
подумала она,  проехав  мимо  девушки,  которую  считала  своей
соперницей.--   Да,  слишком  хороша,  чтобы  быть  ему  только
другом".
     Луиза пыталась быть беспристрастной, мысленно разговаривая
сама с собой, иначе она была  бы  более  сдержанна  в  похвалах
мексиканской сеньорите.
     "Можно   ли   сомневаться,  в  каких  они  отношениях!  --
продолжала она.-- Он любит ее! Он любит ее! Это  объясняет  его
равнодушие  ко  мне. А я, безумная, хотела найти счастье в этом
роковом чувстве! Надо забыть его, сбросить эти путы  со  своего
сердца!  Забыть!  Легко сказать, но могу ли я это сделать? Я не
должна с ним больше встречаться. По крайней мере,  это  в  моих
силах. После того, что произошло, он больше не появится у нас в
доме.  Наши  встречи  могут  быть  только  случайными, а я буду
всячески избегать их. О Морис Джеральд, укротитель диких коней,
ты покорил сердце, которое будет страдать долго и, быть  может,
никогда не забудет этого урока!"

     Глава XXVI. СНОВА НА АСОТЕЕ

     Забыть   горячо   любимого   человека  невозможно.  Время,
конечно,--хороший целитель для сердца, не получившего ответа  в
любви,  а  разлука помогает еще больше. Но ни время, ни разлука
не могут заглушить  тоски  о  потерянном  возлюбленном  или  же
успокоить сердце, не знавшее счастливой любви.
     Луизе  Пойндекстер  нелегко  было бороться с овладевшим ею
чувством: хотя оно  вспыхнуло  недавно,  но  пламя  разгоралось
быстро,  преодолевая  все преграды. Это чувство стало настолько
сильным, что девушку больше не смущали такие  препятствия,  как
недовольство  отца  или неравенство их общественного положения.
И, встреть она взаимность, ни то, ни другое  не  остановило  бы
ее.  Она  уже достигла совершеннолетия, и согласие отца не было
для нее обязательным; что же касается второго  препятствия,  то
человек,  искренне  любящий, не боится пренебречь общественными
предрассудками.  Любви  не  свойственна  такая  мелочность.  Во
всяком случае, ее не было в глубоком чувстве Луизы Пойндекстер.
Это  не  было  первым разочарованием в жизни Луизы. Но это было
первое разочарование,  которое  грозило  нарушить  ее  душевный
покой.  И  она  это  понимала.  Она  предвидела,  что  ее  ждут
страдания, но надеялась, что время исцелит эту рану.
     Вначале ей казалось, что она заглушит  боль  сердца  силой
воли,  что  ей поможет ее прирожденная жизнерадостность. Но шли
дни, а облегчения не наступало. Она не могла изгнать из  памяти
образ человека, который целиком завладел ее мечтами.
     В  иные  минуты  Луиза ненавидела его, или, вернее, хотела
ненавидеть. Тогда ей казалось, что она могла бы убить его  или,
если  бы его убивали на ее глазах, не сделала бы попытки прийти
ему на помощь. Но это были лишь мимолетные настроения,  которые
сменялись  более спокойными размышлениями, и тогда она считала,
что сама во всем виновата и должна терпеть.
     Чем больше она думала, тем больше сознавала, что, будь  он
даже  ее  злейшим  врагом,  врагом  всего человечества -- самим
Люцифером, с которым она когда-то его сравнила,-- она все равно
не перестала бы любить его.
     Презирать и ненавидеть Мориса Луиза была не в  силах.  Она
лишь  пыталась  быть  к  нему  равнодушной. Но это была тщетная
попытка.
     Каждый день  Луиза  много  раз  поднималась  на  асотею  и
смотрела  на  дорогу,  где  она впервые увидела свою соперницу.
Больше  того:  несмотря  на  свое  решение  избегать  встреч  с
человеком, который сделал ее несчастной, она садила