ыло бы  невежливо.  И  он,
вероятно,  сделал  бы  то  же  самое,  если  бы  его не осенила
совершенно неожиданная мысль.  Эта  мысль  не  была  связана  с
Исидорой: ее ослепительная красота не трогала его.
     Отставной  капитан  не  собирался  ухаживать  за Исидорой,
когда, загородив  ей  лошадью  дорогу,  натянул  поводья,  снял
фуражку и, вежливо поклонившись, заговорил с ней.
     Исидоре ничего не оставалось, как ответить.
     -- Простите  меня, сеньорита,-- сказал Колхаун, поглядывая
не на всадницу, а на лошадь,-- я знаю,  что  мне,  человеку,  с
которым  вы  совсем  не  знакомы, не следовало бы останавливать
вас...
     -- Можете не извиняться, сеньор. Мы ведь с вами как  будто
уже встречались -- в прерии около Нуэсес.
     -- Да-да... вы правы,-- запинаясь, сказал Колхаун, который
предпочел  бы,  чтобы  она  забыла  об  этом.  --  Я  желал  бы
поговорить с вами не о той встрече, а о том, как вы  промчались
по   краю   обрыва.   Мы  все  были  поражены  вашим  внезапным
исчезновением.
     -- В этом не было ничего удивительного,  кабальеро.  Пуля,
пущенная  кем-то  из вас, освободила меня от преследователей. Я
увидела, что они повернули обратно, и  решила  продолжать  свой
путь.
     Колхаун,   по-видимому,   не   был   особенно  огорчен  ее
уклончивым ответом. Он еще не начинал разговор на  интересующую
его тему и не терял надежды добиться своего.
     О  чем  он  собирался  говорить, нетрудно было догадаться,
стоило лишь взглянуть, как он смотрел на лошадь Исидоры с видом
не то знатока, не то жокея.
     -- Я не говорю, сеньорита,  что  был  одним  из  тех,  кто
удивился  вашему  внезапному  исчезновению.  Я решил, что у вас
были на то свои причины. Ведь я видел, как вы мчались  по  краю
обрыва,  и,  признаюсь, после этого не беспокоился о вас. Меня,
как и всех остальных, поразило ваше изумительное уменье  ездить
верхом. И что за лошадь у вас была! Казалось, что она летела, а
не  скакала.  Если я не ошибаюсь, вы и сейчас на ней. Простите,
что я спрашиваю вас о таких пустяках.
     -- На ней? Дайте вспомнить... я езжу на  многих.  Да,  мне
кажется, вы правы. Да-да, конечно. Я вспоминаю, как она предала
меня.
     -- Предала вас? Как же так?
     -- Даже дважды. В первый раз, когда приближался ваш отряд.
Во второй -- когда индейцы... ах, да, не индейцы, как мне потом
сказали! -- подкрадывались ко мне через заросли.
     -- Но как же она вас предала?
     -- Она  заржала.  Она  не  должна  была  этого  делать. Ее
достаточно долго учили, что этого делать нельзя...  Ну  ничего.
Как  только  я вернусь на Рио-Гранде, я больше на ней ездить не
стану. Пусть возвращается на пастбище.
     -- Простите  меня,  сеньорита,  но,  по-моему,  это  очень
грустно.
     -- Что грустно?
     -- Что  такой великолепный конь не будет больше ходить под
седлом. Я многое дал бы, чтобы только обладать им.
     -- Вы шутите, кабальеро! Что в нем особенного? Только  что
он  немного  красивее  и быстрее других мустангов. У моего отца
пять тысяч таких, и многие из них  красивее  и,  без  сомнения,
быстрее   его.   Он,  правда,  вынослив  и  хорош  для  больших
переездов, поэтому я и еду на нем сейчас -- я возвращаюсь домой
на Рио-Гранде. Если бы не это, я с удовольствием отдала бы  его
вам  или  любому,  кому  он так же сильно понравился бы... Стой
смирно,  моя  лошадка!  Посмотри,  вот  человек,  которому   ты
нравишься больше, чем мне.
     Последние   слова   были  обращены  к  мустангу,  который,
казалось,  как  и  его  хозяйка,  с  нетерпением   ждал   конца
разговора.
     Колхаун  же,  наоборот,  хотел  во  что  бы  то  ни  стало
продолжить этот разговор или, по крайней мере, закончить его не
так.
     -- Простите  меня,   сеньорита...--сказал   он,   принимая
деловой  вид, но с некоторой нерешительностью в голосе. -- Если
вы так  низко  цените  вашего  серого  мустанга,  то  я  охотно
обменялся бы с вами. Правда, моя лошадь не отличается красотой,
однако наши техасские барышники предлагали за нее хорошую цену.
Пусть   она   и  не  из  быстрых,  но  смею  уверить,  что  она
благополучно доставит вас до дому и хорошо будет вам служить  и
дальше.
     -- Что  вы,  сеньор!  --  удивленно воскликнула Исидора.--
Обменять   вашего   великолепного   американского    коня    на
мексиканского  мустанга?  Ваше  предложение  мне кажется просто
шуткой. Знаете ли вы, что на Рио-Гранде  за  одну  вашу  лошадь
дадут три, а то и шесть мустангов?
     Колхаун  знал  это очень хорошо. Но в то же время он знал,
что мустанг Исидоры ему нужнее целой конюшни таких лошадей, как
его серый жеребец. Ведь он сам  был  свидетелем  необыкновенной
быстроты  этого питомца прерий, не говоря уже о том, что слыхал
о нем от других. И не только  своего  "великолепного  коня"  --
любую  сумму  денег  в  придачу  готов  он  был отдать за этого
мустанга.
     На  его  счастье,  мексиканке  и  в   голову   не   пришло
"запрашивать"    --   Исидору   никак   нельзя   было   назвать
корыстолюбивой. В конюшнях -- вернее, на пастбищах ее  отца  --
насчитывалось  до  пяти  тысяч  лошадей. Зачем же ей отказывать
человеку в такой небольшой  просьбе,  хотя  бы  незнакомому  и,
может быть, даже врагу!
     Она и не отказала.
     -- Если  это  не  шутка,  сеньор,  --  сказала  она, -- то
пожалуйста.
     -- Я говорю совершенно серьезно, сеньорита.
     -- Тогда берите,--  сказала  она,  соскакивая  с  седла  и
начиная расстегивать подпругу.-- Седлами нам нельзя обменяться:
ваше для меня слишком велико.
     Колхаун    так    обрадовался,   что   не   находил   слов
благодарности. Он поспешил помочь ей снять седло, а потом  снял
свое.
     Не  прошло  и  пяти  минут,  как мена лошадьми состоялась.
Седла и уздечки остались за старыми хозяевами.
     Исидоре все это показалось очень забавным.  Она  с  трудом
удерживалась от смеха.
     Колхаун  же  относился  к  этому  совсем  иначе -- слишком
серьезна была его цель.
     Они расстались, сказав лишь обычное "до свидания". Исидора
поехала на американской лошади,  а  капитан  продолжал  путь  к
асиенде Каса-дель-Корво на сером мустанге.

     Глава LXXIX. НЕУТОМИМЫЙ СЛЕДОПЫТ

     Зеб  вернулся  к  месту,  где  была  привязана его кобыла.
Заросли  были  ему  хорошо  известны,  и  он  пошел  к  просеке
напрямик.
     Он  снова  отправился по следу сломанной подковы, в полной
уверенности, что след этот приведет его к Каса-дель-Корво.
     След  шел  вдоль  дороги,  соединяющей   переправу   через
Рио-Гранде  и  форт  Индж. Эта дорога была шириной в полмили --
явление, обычное для Техаса, где каждый путник едет где  хочет,
придерживаясь лишь общего направления.
     Лошадь со сломанной подковой бежала по краю этой дороги.
     Но на расстоянии четырех-пяти миль от форта Индж она вдруг
свернула  под  таким  углом,  что  должна  была  выйти  прямо к
плантации Пойндекстера. Зеб был в этом  настолько  уверен,  что
почти  не смотрел на землю, a exaл вперед быстро, как будто его
путь был отмечен дорожными столбами.
     Хотя Зеб был убежденным противником верховой езды, на этот
раз он не погнушался закончить свой  путь  в  седле  --  долгие
странствования  пешком  по  прерии  и  лесным  зарослям  сильно
утомили его. Только время от времени бросал oн взгляд на землю,
но не для того, чтобы убедиться,  не  сбился  ли  он  со  следа
сломанной подковы, а в надежде узнать что-нибудь новое.
     Местами  земля  в прерии была настолько тверда, что на ней
не осталось следов. Неопытный человек мог бы подумать,  что  он
первый проезжает здесь. Но Зеб Стумп был опытным следопытом: он
с  точностью  до  дюйма  знал,  где  снова увидит след на более
влажной и мягкое почве.
     Если случалось иногда, что старый охотник терял  след,  он
быстро находил его, сделав зигзаг.
     Уверенно,   хотя   и   осторожно,  охотник  приблизился  к
плантации  Пойндекстера.  Над   верхушками   акаций   показался
зубчатый  парапет  асотеи;  и  вдруг  что-то,  что он увидел на
дороге,  сразу  изменило  его  поведение:  вместо  того   чтобы
оставаться  на  своей  кобыле,  он  соскочил  с седла, забросил
поводья ей на шею и, обогнав ее, отправился по следу пешком.
     Кобыла, не останавливаясь, покорно поплелась за  ним,  как
будто она привыкла к таким неожиданным капризам хозяина.
     Неискушенному глазу трудно было бы определить, почему Зебу
понадобилось  так  неожиданно  сойти  с лошади. Это произошло в
месте,  где,  казалось,  не  ступала  нога  ни   человека,   ни
животного.  Только  из  слов Зеба, когда он соскакивал с седла,
можно было понять, в чем дело.
     -- Его след! Возвращается домой,-- произнес охотник  тихим
размеренным голосом и медленно пошел по следу.
     Скоро  след  привел его в рощу и еще через несколько минут
заставил остановиться  так  внезапно,  словно  колючие  заросли
стали  совершенно  непроходимыми  как  для  него, так и для его
кобылы.
     Однако  это  было  не  так.  Перед  ним  по-прежнему  была
открытая   дорога  --  даже  слишком  открытая.  Именно  это  и
заставило его остановиться.
     Перед ним лежала ложбина, в которой виднелось русло  почти
пересохшего ручья -- только кое-где остались небольшие лужи. По
грязи русла ходил человек, ведя за уздечку лошадь.
     В  поведении лошади не было ничего странного -- она просто
следовала за своим спешившимся всадником.
     Но что делал человек?  Его  движения  были  непонятными  и
озадачили бы непосвященного зрителя.
     Но  Зеб  Стумп  не  был  озадачен  -- во всяком случае, не
больше, чем на одну секунду.
     Он  почти  сразу  разгадал  намерение  этого  человека   и
пробормотал:
     -- Стирает  след  сломанной  подковы  или  же  пробует это
сделать! Бесполезно, мистер Колхаун, совсем бесполезно!  Взамен
вы оставили здесь следы своих ног. Меня не обманешь. И я пройду
по ним хоть до самого ада!
     Когда  охотник  закончил  свою  речь, тот, к кому она была
обращена, кончив свою работу, вскочил в седло и поехал дальше.
     Зеб отправился вслед за ним  пешком;  по-видимому,  он  не
старался держать Колхауна в поле зрения. Для старого охотника в
этом  не  было  нужды:  он  был  уверен,  что  не потеряет след
капитана.
     Охотник шел спокойно, считая, что теперь уже  не  придется
останавливаться до самой асиенды.
     Но  Зеб Стумп ошибся. Кто мог предвидеть случайную встречу
Кассия Колхауна с Исидорой Коварубио де Лос-Льянос!
     Но, несмотря на удивление,  Зеб  сумел  не  выдать  своего
присутствия. Наоборот, он стал еще более осторожным.
     Обернувшись,  охотник  шепнул  какое-то  заклинание на ухо
кобыле  и  стал  тихонько  пробираться  вперед  под  прикрытием
акаций.
     Послушная  кобыла  бесшумно  следовала  за  ним. Скоро Зеб
остановился; остановилась и лошадь, словно его тень.
     Густая  стена  зелени  отделяла  охотника   от   оживленно
беседовавшей пары.
     Он  не мог выглянуть из своего укрытия, боясь выдать себя,
но зато слышал все, о чем они говорили.
     Он оставался на месте, прислушиваясь,  пока  не  состоялся
обмен  лошадьми, и еще немного после этого. И, только когда они
поехали каждый в свою сторону, Зеб вышел из своей засады.
     Остановившись на том месте, где только что была  заключена
сделка, он посмотрел по сторонам и воскликнул:
     -- Иосафат!  Заключен союз между двумя дьяволами. Хотел бы
я знать, кто из них остался в барыше!

     Глава LXXX. БДИТЕЛЬНОЕ НАБЛЮДЕНИЕ ЗА ВОРОТАМИ

     Прошло некоторое время, прежде чем Зеб Стумп показался  из
чащи,  под  прикрытием которой он наблюдал за обменом лошадьми.
Он вышел из зарослей только тогда, когда и  Исидора  и  Колхаун
скрылись  из виду. Но Зеб не поехал ни за той, ни за другим; он
остался на месте, как  будто  в  нерешимости,  за  кем  из  них
следовать.
     Однако  это было не совсем так: он остался на месте, чтобы
"хорошенько все обдумать", как обычно выражаются.
     Его мысли занимала  только  что  состоявшаяся  сделка:  он
слышал весь разговор и просьбу Колхауна. Вот это-то и озадачило
Зеба  или,  вернее, вызвало его размышления. Зачем понадобилось
Колхауну меняться лошадьми?
     Зеб знал, что мексиканка говорила  правду:  действительно,
американская  лошадь  стоила  гораздо дороже мустанга. Он также
знал, что Кассий Колхаун не из тех,  кого  можно  "надуть"  при
обмене лошадьми. Почему же он пошел на такую невыгодную сделку?
     Старый  охотник  снял свою войлочную шляпу и дважды провел
рукой по взъерошенным волосам, потом погладил бороду и поглядел
в землю, словно ища ответа в траве.
     -- Тут может быть только одно объяснение,  --  пробормотал
он наконец. -- Серый мустанг быстрее американского коня, в этом
нет  никакого  сомнения.  И  мистер  Каш облюбовал его для себя
именно  из-за  этого.  Иначе  какого  черта  понадобилось   ему
отдавать  лошадь,  за  которую  где  угодно  в  Техасе он может
получить четыре мустанга, а в Мексике и вдвое  больше?  Сдается
мне,  что он выменял ее из-за ног. Но зачем?.. Ах, вот оно что!
Я уже, кажется, догадываюсь. Ему нужна... хе-хе... да, теперь я
понял... ему нужна лошадь, которая догонит  этого  безголового.
Да,  это  именно  то,  что ему надо,-- ясно, как Божий день. Он
было  попробовал  на  американской  лошади,  но  она  оказалась
тихоходом. Это я сам видел. Теперь он надеется, что догонит его
на  мустанге, если только тот попадется ему на глаза; наверняка
Колхаун   отправится   на   поиски.   Он   поехал   сейчас    в
Каса-дель-Корво  --  видно,  хочет немного перекусить. Долго он
там не пробудет. Скоро кое-кто увидит его снова здесь в прерии,
и это будет не кто иной, как Зебулон Стумп... А ну, скотинка,--
продолжал он, повернувшись к своей кобыле, --  ты  думала,  что
пойдешь  домой?  Ошиблась, милая. Тебе придется попастись здесь
еще  часок-другой,  а  может,  и  всю  ночь.  Ну,  ничего,  моя
старушка!  Трава  здесь  неплохая,  и  у  тебя  хватит  времени
пощипать ее как следует... Вот так! Пасись, пока не наешься  до
отвала.
     С  этими  словами  Зеб  снял  с  кобылы уздечку и забросил
поводья на луку седла, чтобы они не мешали  ей  пастись.  Потом
Зеб  оставил  ее  в  чаще,  там, где он недавно прятался, а сам
отправился по следам Колхауна.
     Через двести ярдов заросли кончились. За ними простиралась
открытая равнина, на противоположном  конце  которой  виднелась
асиенда Каса-дель-Корво.
     На  фоне  белого  фасада  виднелась фигура всадника, через
минуту она исчезла в воротах.
     Зеб знал, кто это.
     -- Отсюда,-- пробормотал охотник,-- я смогу увидеть, когда
он выедет. Я дождусь его, если бы даже пришлось ждать до самого
утра! Ну, надо набраться терпения...
     Зеб сначала опустился на колени. Потом,  поерзав  немного,
он уселся, прислонившись спиной к стволу акации. После этого он
вытащил  из  своего  бездонного  кармана  сумку, в которой были
кукурузная   лепешка,   большой   кусок   жареной   свинины   и
фляжка--судя по запаху, с мононгахильским виски.
     Съев  половину  лепешки  и  свинины, он уложил остальное в
сумку и повесил ее на ветку над своей  головой.  Потом  глотнул
как следует из фляжки, закурил трубку, снова прислонился спиной
к  стволу  акации  и,  скрестив на груди руки, стал смотреть на
ворота Каса-дель-Корво.
     Так он сидел часа два, не спуская глаз с асиенды.
     В воротах мелькали люди -- мужчины и женщины. Но  даже  на
расстоянии  по  их  скудной  светлой одежде и темной коже можно
было догадаться, что это слуги. Кроме того, все они были пешие.
А тот, кого ждал Зеб, если и появился бы, то только  верхом  на
лошади.
     С  заходом  солнца  Зеб прервал свои наблюдения, но только
для того, чтобы найти  более  удобное  место.  Когда  на  землю
спустились  лиловые  сумерки, он не торопясь поднялся на ноги и
прислонился к дереву, как будто в этой позе  ему  было  удобнее
думать.
     "Очень возможно, что эта лиса появится ночью, -- рассуждал
он про  себя,-- или же перед рассветом. А мне необходимо знать,
в каком направлении он поедет... Нет смысла  тащить  кобылу  за
собой,--продолжал  он,  взглянув в том направлении, где оставил
лошадь.--Она будет мне только мешать. Кроме того,  ночи  теперь
лунные,  и  ее  может  заметить  кто-нибудь  из  негров.  Лучше
оставить ее здесь -- безопасней и есть где пастись".
     Зеб направился к лошади, снял с нее седло, привязал ее  на
длинной веревке к дереву, потом снял с седла свое старое одеяло
и, перебросив его через руку, пошел в сторону Каса-дель-Корво.
     Он шел неровным шагом--то быстрее, то медленнее, поджидая,
чтобы его скрыли надвигающиеся ночные тени.
     Эта предосторожность не была излишней: предстояло пересечь
открытый  луг, где трудно было остаться незамеченным. Там и сям
виднелись одинокие деревца, но  их  разделяли  слишком  большие
расстояния,  и,  пока  он  пробирался  к  ним,  его легко могли
увидеть из окон асиенды и тем более с асотеи.
     Время от времени он совсем останавливался, выжидая,  чтобы
сгустились сумерки, стало темнее.
     Когда  погас  последний  луч  заката,  Зеб  был  не дальше
двухсот ярдов от асиенды.
     Старый охотник достиг цели своего  путешествия  --  места,
где ему, возможно, предстояло провести всю ночь.
     Неподалеку  рос  низкий раскидистый куст; растянувшись под
ним, Зеб снова стал следить за воротами Каса-дель Корво.

     За всю долгую ночь старый охотник ни разу не закрыл  обоих
глаз  одновременно -- какой-нибудь из них обязательно следил за
воротами.  И  стоило  взглянуть  на  необычайно  серьезный  вид
старика, чтобы понять, что он был занят очень важным делом.
     Вначале  однообразие  его бодрствования нарушалось гомоном
голосов и время от времени  взрывами  смеха,  доносившимися  из
хижин  невольников.  Но негры были более сдержанны, чем обычно.
Не было слышно чистых напевов скрипки и звуков веселого банджо,
обычно раздающихся по вечерам в негритянском поселке.
     Мрачная тишина, царившая в "большом  доме",  не  могла  не
подействовать на настроение невольников.
     Около  полуночи  голоса  людей замолкли, и покой ночи лишь
изредка нарушался лаем собаки,  откликавшейся  на  далекий  вой
койотов.
     Зеб  провел  очень  утомительный день, и его одолевал сон.
Один раз, когда он уже совсем задремал, ему пришлось  встать  и
размяться;  затем  он  снова  лег  и,  спрятав голову под куст,
закурил свою трубку.
     Всю ночь он не сводил глаз с  больших  ворот  асиенды,  но
они, как он ясно видел при лунном свете, ни разу не открылись.
     Утренняя  заря, как раньше закат, заставила охотника снова
переменить наблюдательный пункт.
     Едва небо  на  востоке  порозовело,  Зеб  тихонько  встал,
набросил    на   себя   одеяло   и,   повернувшись   спиной   к
Каса-дель-Корво, медленно удалился тем же путем, которым пришел
сюда накануне вечером.
     Снова он шел то медленно,  то  быстро,  время  от  времени
останавливаясь и оглядываясь назад.
     Наконец  Зеб  добрался  до  акации, под которой он ужинал.
Здесь, усевшись, как и накануне, он принялся за завтрак.
     Вторая половина лепешки и остатки мяса быстро исчезли.  За
ними последовало и виски из фляги.
     Зеб  набил  трубку  и  уже собирался было закурить ее, как
вдруг быстро положил кремень и огниво в кисет.
     В синей утренней  дымке  на  серой  стене  Каса-дель-Корво
появилось темное пятно -- это открыли ворота.
     Почти  в  ту  же минуту из них выехал всадник на небольшой
серой лошади, и ворота снова закрылись за ним.
     Зеба это не  интересовало.  Он  смотрел  только,  в  каком
направлении поедет ранний путник. На это ему не потребовалось и
двадцати  секунд. Голова лошади и лицо всадника были обращены в
его сторону.
     Он  не  стал  тратить  время  на  то,  чтобы  разглядывать
всадника  и  лошадь.  Он  не  сомневался, что это был тот самый
всадник, который проезжал по этому же месту на этой  же  лошади
накануне  вечером;  он  также  не сомневался, что всадник снова
проедет здесь.