м  многозначительно  посмотрел   на   кровать.   Луиза
затрепетала от радости.
     -- Но  что же это означает? -- продолжал Фелим, вспомнив о
загадочном превращении.-- А где же этот  паренек  или  женщина,
кто бы это ни был? Вы здесь видели женщину, мисс Пойндекстер?
     -- Видела.
     -- Да? А где же она?
     -- Уехала.
     -- Уехала!  Значит,  она  сама  не  знает,  чего  хочет. Я
оставил ее в хижине только десять минут назад. Она  сняла  свою
шляпку...  что  я!  --  мужскую  шляпу -- и расположилась здесь
вроде надолго. Так вы сказали, она уехала?  Вот  счастье-то!  Я
совсем  не жалею об этом! От такой женщины лучше быть подальше.
Вы не поверите, мисс  Пойндекстер,  ведь  она  подставила  свой
револьвер прямо мне под нос!
     -- Почему?
     -- Только  потому, что я не пускал ее в хижину. Но она все
равно вошла. Когда вернулся Зеб, он не стал ей  препятствовать.
Она  сказала,  что  мистер  Джеральд  ее  друг  и что она хочет
ухаживать за ним.
     -- Ах,  вот  как?   Это   странно,   очень   странно,   --
пробормотала креолка в раздумье.
     -- Правильно вы сказали. Здесь происходит много странного.
Конечно,  это  не  о  вас,  мисс.  Я очень рад, что вы здесь; я
уверен, что и хозяин очень обрадуется.
     -- Милый Фелим, расскажите же мне, что случилось?
     -- Ладно, мисс, но для этого вам придется снять  шляпку  и
остаться  здесь  подольше. Я до ночи не успею рассказать всего,
что произошло с позавчерашнего дня.
     -- Кто здесь был за это время?
     -- Кто здесь был?
     -- Кроме...
     -- Кроме этого парня-женщины?
     -- Да, был ли еще кто-нибудь здесь?
     -- О, много еще всякого народу! И кого только тут не было!
Во-первых, был один, который направился было сюда, но до хижины
не доехал. Я боюсь рассказывать вам про  него.  Это  может  вас
испугать, мисс.
     -- Расскажите. Я не боюсь.
     -- Ну  хорошо, только я сам не могу разобраться, что такое
это было: человек верхом на лошади, но без головы.
     -- Без головы?!
     -- А что всего удивительнее, -- продолжал ирландец, --  он
был  вылитый  мастер  Морис.  Он  был  верхом  на его лошади, и
мексиканское одеяло было на плечах -- все, как всегда, когда он
выезжает. Если бы вы только знали, как я испугался  --  душа  в
пятки ушла!
     -- Но где же вы его видели, мистер О'Нил?
     -- Вон  там,  на  обрыве.  Я вышел встречать хозяина -- он
обещал вернуться в то утро из поселка. Сначала я думал, что это
он  и  едет.  И  вдруг   подъезжает   этот...   без   головы...
останавливается   на   минутку,  а  потом  мчится  галопом  как
сумасшедший, а Тара с воем -- за ним.  Так  и  мчались  они  по
равнине, пока не скрылись с моих глаз. Тогда я вернулся сюда, в
хижину,  заперся и лег спать. И вдруг -- как раз когда я заснул
и мне приснилось, как... Извините, мисс, вы ведь  устали,  даже
на  минутку  не  присели  --  все  время на ногах. Снимите вашу
красивую шляпку с пером и садитесь на  сундучок  --  это  будет
поудобнее,  чем на табурете. Садитесь, прошу вас, ведь я еще не
все рассказал.
     -- Не беспокойтесь обо мне. Продолжайте. Кто ж еще,  кроме
этого  странного  всадника,  был здесь? Это наверно, кто-нибудь
подшутил над вамя?
     -- Подшутил? То же самое сказал мне и старик Зеб.
     -- Значит, и он был здесь?
     -- Да, но только после того, как сюда приходили другие...
     -- Другие?
     -- Да,  мисс.  Зеб  пришел  только  вчера  утром.  Они  же
навестили  меня в ночь накануне, в очень поздний час. Понимаете
ли, я спал сладким сном, а они пришли и разбудили меня.
     -- Но кто они, эти "другие"?
     -- Да индейцы же!
     -- Индейцы?
     -- Ну да! Целое племя! Представьте себе, мисс, как  я  уже
вам  сказал,  я  спал  сладким  сном.  Вдруг  слышу  --  кто-то
разговаривает в хижине прямо над  моей  головой,  потом  шелест
бумаги,  как  будто кто-то тасует карты... Святой Патрик, а это
что?
     -- Что?
     -- Разве вы  ничего  не  слышали?..  Вот  и  опять!  Топот
лошадей! Они около хижины...
     Фелим бросился к двери.
     -- Святой Патрик! Нас окружили со всех сторон всадники. Их
целая  тысяча,  и  еще подъезжают... Это, наверно те, о которых
Зеб... Надо, значит, его вызвать. О Господи! Того и  гляди,  не
успею!
     Ирландец  схватил  ветку  кактуса,  которую  для  удобства
принес с собой, и выбежал из хижины.
     -- Ax! -- воскликнула креолка. -- Это они! Мой отец,  а  я
здесь... Что сказать? Святая Дева, охрани меня от позора!
     Луиза  инстинктивно бросилась к двери и заперла ее, но тут
же поняла, что это бесполезно. Тех, кто был  снаружи,  подобное
препятствие  вряд  ли  могло  остановить.  Она заметила в стене
щель. Бежать?
     Поздно! Топот копыт уже раздавался позади хижины. Всадники
окружили хакале со всех сторон.
     Да и все равно ее крапчатый мустанг привязан около хакале;
не узнать его они не могли.
     Но и другая, более великодушная мысль  удерживала  девушку
от  бегства:  ее возлюбленному грозит опасность, от которой его
не спасет даже бессознательное состояние; кто, кроме нее, может
его защитить?
     "Пусть я потеряю свое доброе имя, -- подумала креолка,  --
потеряю  отца,  друзей,  всех -- только не его! Это моя судьба.
Пусть позор, но я буду ему верна".
     Луиза встала около постели больного, готовая  пожертвовать
ради него даже жизнью.

     Глава LXII. НАПРЯЖЕННОЕ ОЖИДАНИЕ

     Никогда  еще около хижины мустангера не раздавалось такого
топота копыт -- даже в дни, когда его кораль был  полон  только
что пойманными дикими лошадьми.
     Фелима,  выбежавшего  из  двери,  останавливают  несколько
десятков голосов.
     Самый  громкий  и   властный   принадлежит,   по-видимому,
предводителю отряда:
     -- Остановись, негодяй! Бежать бесполезно! Еще один шаг --
и ты будешь убит! Остановись, говорят тебе!
     Ирландцу,   который   кинулся   к   кобыле   Зеба  Стумпа,
привязанной по ту сторону поляны, пришлось остановиться.
     -- Поверьте, джентльмены, я совсем не собирался  бежать,--
произносит   он  дрожащим  голосом  при  виде  свирепых  лиц  и
наведенных на него ружей. -- У меня таких  намерений  вовсе  не
было. Я только хотел...
     -- ...сбежать,  если  тебе  удастся.  Начал  ты неплохо...
Сюда, Дик Треси!  Свяжи-ка  его!..  Помоги  ему,  Шелтон!  Черт
побери,  уж  больно чудаковат этот простофиля! Вряд ли это тот,
которого мы ищем.
     -- Конечно, нет! Это его слуга.
     -- Эй, вы там, за хижиной! Не спускайте с нее глаз. Мы его
еще не поймали. Смотрите лучше, чтобы и мышь не проскочила... А
теперь отвечай: кто там внутри?
     -- Внутри? В хижине, что ли?
     -- Отвечай, дурак! --  говорит  Треси,  хлестнув  ирландца
веревкой.-- Кто внутри хижины?
     -- О Господи! Тут уж не до шуток. Ну ладно. Во-первых, мой
хозяин...
     -- Странно...  Что  это  такое?  --  спрашивает только что
подъехавший Вудли Пойндекстер, заметив крапчатого мустанга.  --
Ведь это... лошадь Луизы?
     -- Да,  это  она,  дядя,--отвечает Кассий Колхаун, который
подъезжает вместе с плантатором.
     -- Кто же привел ее сюда?
     -- Наверно, сама Лу.
     -- Что за ерунда! Ты шутишь. Каш?
     -- Нет, дядя, я говорю совершенно серьезно.
     -- Ты хочешь сказать, что моя дочь была здесь?
     -- Была? Она и теперь здесь -- я в этом не сомневаюсь.
     -- Невозможно!
     -- Посмотрите-ка туда!
     Дверь только что взломали. В хижине видна женская фигура.
     -- Моя дочь!
     Пойндекстер  быстро  соскакивает  с  лошади   и   поспешно
направляется  к  хакале.  Колхаун  следует за ним. Оба входят в
хижину.
     -- Луиза, что это значит?.. Раненый? Кто это? Генри?
     Прежде чем ему успевают ответить, плантатор замечает шляпу
и плащ Генри.
     -- Это он! Он жив! Слава Богу!
     Пойндекстер бросается к постели.
     Радость его мгновенно угасла. Бледное лицо на  подушке  --
не лицо его сына. Плантатор со стоном отшатнулся.
     Колхаун,  кажется, взволнован не меньше. У него вырывается
крик ужаса. Съежившись, он потихоньку выходит из хижины.
     -- О Боже! Что же это? -- шепчет плантатор. -- Что же это?
Можешь ли ты мне объяснить, Луиза?
     -- Нет, отец. Я здесь всего несколько минут. Я  нашла  его
уже в таком состоянии. Он бредит, ты сам слышишь.
     -- А... а... Генри?
     -- Я  ничего  не узнала. Мистер Джеральд был один, когда я
вошла. Его слуги не было, он только  что  вернулся.  Я  еще  не
успела расспросить его.
     -- Но... но... как ты сюда попала?
     -- Я  не могла оставаться дома. Неизвестность была слишком
мучительна. Подумай -- совсем одна, терзаема  мыслью,  что  мой
несчастный брат...
     Пойндекстер   смотрит   на  дочь  растерянным  и  все  еще
вопрошающим взглядом.
     -- Я подумала, что Генри, может быть, здесь.
     -- Здесь! Но откуда ты знала об этой  хижине?  Кто  указал
тебе дорогу? Ты ведь здесь одна!
     -- Я знала дорогу. Ты помнишь день охоты, когда меня понес
мустанг?  На  обратном пути мистер Джеральд показал мне, где он
живет. И я решила, что смогу снова отыскать это место.
     К недоумению Пойндекстера примешивается новое чувство:  он
угрюмо хмурится. Но что его встревожило, он не говорит.
     -- Это    был   неосмотрительный   поступок,   дочь   моя,
легкомысленный  и  даже  опасный.  Ты  вела  себя,  как  глупая
девчонка.  Уезжай,  скорее  уезжай! Здесь не место для девушки.
Садись на свою лошадь  и  возвращайся  домой.  Тебя  кто-нибудь
проводит.  Ты  можешь увидеть здесь неподходящие для тебя вещи.
Ну, иди же!
     Отец выходит из  хижины,  дочь  следует  за  ним  с  явной
неохотой. Так же неохотно она подходит к лошади.
     Всадники уже спешились и толпятся на поляне перед хижиной.
Здесь  собрались  все.  Колхаун рассказал им о положении дел. В
часовых нет необходимости.
     Они стоят кучками; некоторые молчат, другие разговаривают.
Многие толпятся около Фелима, который лежит на земле связанный.
Его расспрашивают, но, кажется, не особенно ему верят.
     При появлении отца  с  дочерью  все  поворачиваются  в  их
сторону,  но  молчат, хотя сгорают от нетерпения узнать, что же
происходит.
     Большинство из них знают девушку в лицо. Всем известно  ее
имя,  многие слышали о ее красоте. Все удивлены, больше того --
поражены, увидев ее здесь. Сестра убитого в доме убийцы!
     Теперь  больше  чем  когда-либо  все  они  убеждены,   что
виновник преступления -- мустангер. Колхаун рассказал о шляпе и
плаще,  найденных  в  хакале,  и  о  самом  убийце,  раненном в
смертельной схватке.
     Но почему же Луиза Пойндекстер здесь и одна? Почему ее  не
сопровождает  ни  слуга,  ни  кто-нибудь  из родственников? Она
здесь гостья -- так, по крайней мере, это выглядит.
     Ее двоюродный брат ничего не объясняет -- должно быть,  он
не  может  объяснить.  А  отец  --  может  ли  он?  Судя по его
смущенному лицу -- вряд ли.
     В  толпе  начинают  шептаться,  но  ни  одна  догадка   не
высказывается  вслух.  Даже  эти  грубые  люди боятся оскорбить
отцовские чувства, и все терпеливо ждут объяснений.
     -- Садись на лошадь,  Луиза.  Мистер  Янси  проводит  тебя
домой.
     Молодой  плантатор, к которому обращаются с этой просьбой,
очень обрадован. Он --  один  из  тех,  кто  особенно  завидует
мнимому счастью Кассия Колхауна.
     -- Но,   отец,--   возражает   девушка,--  почему  мне  не
подождать тебя? Ведь ты же долго здесь не останешься?
     Янси начинает беспокоиться.
     -- Я так хочу, Луиза, и этого достаточно.
     Луиза подчиняется -- правда,  очень  неохотно  и  даже  не
пытаясь скрыть свое недовольство от любопытных зрителей.
     Наконец они уезжают; молодой плантатор едет впереди, Луиза
медленно следует за ним. Янси едва сдерживает свою радость, она
-- свою печаль.
     Янси скорее огорчен, чем обижен грустным настроением своей
спутницы. Ведь у нее такое горе!
     Но  он  ошибается, полагая, что знает его причину. Если бы
он посмотрел внимательнее в глаза Луизы Пойндекстер, то  прочел
бы в них страх перед будущим, а не печаль о прошлом.
     Они едут между деревьями, но до них еще доносятся голоса с
поляны.
     Вдруг  лицо  креолки  проясняется  -- оно словно озаряется
какой-то радостной мыслью или, быть может, надеждой.
     Луиза в  задумчивости  останавливает  лошадь.  Ее  спутник
вынужден сделать то же.
     -- Мистер   Янси,--   говорит   девушка  после  некоторого
молчания, -- у  моего  седла  ослабла  подпруга.  Мне  неудобно
сидеть. Будьте добры, подтяните ее.
     Янси  соскакивает  с  лошади  и  проверяет  подпругу.  Ему
кажется, что  туже  затягивать  ее  незачем.  Но  он  этого  не
говорит,  растягивает пряжку и начинает изо всех сил затягивать
ремень.
     -- Погодите,-- говорит  всадница.--  Дайте  я  сойду,  вам
будет удобнее.
     Не   дожидаясь   помощи,  Луиза  соскакивает  на  землю  и
становится около мустанга.
     Молодой  человек  продолжает  изо  всей  силы   затягивать
ремень.   После   продолжительных   усилий,   весь  красный  от
напряжения, он наконец застегивает ремень на следующую дырочку.
     -- Теперь, мисс Пойндекстер, мне кажется, все хорошо.
     -- Да, так будет хорошо,-- отвечает она, положив  руку  на
седло и подергав его. -- По правде сказать, жаль уезжать отсюда
так  скоро.  Я только что сюда приехала и мчалась во весь опор;
моя бедная Луна еще не успела отдышаться.  Давайте  остановимся
здесь  ненадолго,  а  она  тем  временем отдохнет. Ведь жестоко
заставлять ее скакать обратно без передышки.
     -- Но ваш отец... его желание было, чтобы вы...
     -- Чтобы я сейчас же вернулась домой? Пустяки. Ему  просто
не  хотелось, чтобы я оставалась среди этой грубой толпы. Вот и
все. Теперь, раз я уехала с поляны, он не  будет  ничего  иметь
против  нашей  задержки... Как здесь красиво! И так прохладно в
тени деревьев! А в прерии  солнечный  зной  нестерпим.  Побудем
здесь  немного  и  дадим  Луне  отдохнуть...  Ах,  мистер Янси,
посмотрите, какие красивые рыбки в реке!  Вон  там,  видите,  с
серебристой чешуей?
     Молодой  плантатор польщен. Почему его прелестная спутница
захотела побыть с ним? Ему кажется, что он знает ответ на  этот
вопрос.
     Он не заставляет себя долго упрашивать:
     -- Приказывайте,  мисс  Пойндекстер.  Я  с радостью побуду
здесь, сколько вам захочется.
     -- Только до тех пор, пока Луна отдохнет.  Я  едва  успела
сойти с лошади, когда подъехал ваш отряд. Посмотрите на Луну --
бедняжка все еще тяжело дышит после долгой скачки.
     Янси  совершенно безразлично, как дышит крапчатый мустанг,
но он рад исполнить малейшее желание своей спутницы.
     Они останавливаются на берегу ручья.
     Молодой  плантатор  немного  удивлен,  заметив,  что   его
спутница  совсем  не  обращает  внимания  ни  на  рыбок,  ни на
крапчатого мустанга; это только радовало бы его,  если  бы  она
была  внимательнее к нему. Однако Луиза не смотрит на него и не
слушает его слов. Ее глаза устремлены в  пространство,  а  слух
напряженно ловит каждый звук, доносящийся с поляны.
     И  Янси  тоже невольно прислушивается к голосам. Он знает,
что около хижины начинается суд Линча с "регулярниками" в  роли
присяжных.
     Из-за деревьев доносятся возбужденные голоса. В них звучит
жестокая решимость.
     Оба  прислушиваются;  молодая  креолка  -- как трагическая
актриса за кулисами театра, ожидающая своего выхода.
     Доносятся речи; можно различить несколько мужских голосов;
потом еще один, который говорит дольше других.
     Луиза узнает этот голос. Это голос ее кузена Кассия: он на
чем-то  гневно  настаивает,  а  потом  словно  убеждает   своих
слушателей сделать что-то, чего они не хотят.
     Но  вот  он  кончил.  Тотчас  же раздаются бурные возгласы
одобрения; один зловещий голос звучит громче других.
     Прислушиваясь,   Янси   забывает   о   присутствии   своей
прелестной спутницы.
     Он   вспоминает   о  ней,  только  когда  видит,  что  она
неожиданно вскакивает с места и стремительно бежит к хакале.

     Глава LXIII. СУД ЛИНЧА

     Громкий крик, заставивший  молодую  креолку  так  внезапно
покинуть своего спутника, был одновременно и решением присяжных
и приговором.
     Слово "повесить" звучало у нее в ушах, когда она бросилась
к хижине мустангера.
     Наблюдая  с  притворным  интересом  за  игрой  серебристых
рыбок, она думала только о том, что в  эту  минуту  происходило
перед  хакале. Хотя деревья заслоняли от нее поляну, она знала,
кто находится на ней, и могла  по  доносившимся  оттуда  словам
представить себе ход событий.
     Приблизительно  в ту минуту, когда она соскочила с лошади,
перед  хакале  разыгралась  сцена,  которую   следует   вкратце
описать.
     Люди,  оставшиеся  на  поляне,  уже  не  стояли отдельными
кучками -- они столпились в круг.
     В центре толпы возвышалась внушительная фигура  начальника
"регулярников" и около него три или четыре его помощника; рядом
с  ними  стояли  Вудли  Пойндекстер и Кассий Колхаун. Последние
присутствовали,     по-видимому,     лишь     как     свидетели
развертывающейся драмы; решающее слово принадлежало другим. Это
было  судебное  разбирательство  по обвинению в убийстве -- суд
Линча. В качестве судьи выступал начальник "регулярников".  Вся
толпа, за исключением двух обвиняемых, играла роль присяжных.
     Обвиняемые  --  Морис  Джеральд  и его слуга Фелим. Они --
внутри  круга.  И  тот  и  другой  лежат  на  траве,  связанные
сыромятными   ремнями   по   рукам  и  ногам.  Их  даже  лишили
возможности говорить. Фелима заставили  замолчать  угрозами,  а
его  хозяин  молчит  потому,  что в рот ему вставили деревянный
кляп. Это сделано для того, чтобы он своим безумным  бредом  не
мешал   говорить   другим.   Туго   стянутые   ремни  не  могут
парализовать движений больного. Два человека держат  Мориса  за
плечи,  третий  сидит  на  его  ногах.  Только  его глаза могут
свободно двигаться; он вращает  ими,  бросает  на  свою  стражу
дикие безумные взгляды, которые трудно выдержать.
     В  убийстве  обвиняется  только один из пленников; другого
считают просто соучастником, и то под сомнением.
     Допрашивают одного слугу. Ему предлагают сообщить все, что
он знает, и все, что он может сказать в свою защиту.
     Рассказ Фелима слишком неправдоподобен,  чтобы  ему  можно
было  поверить; хотя самое неправдоподобное в нем -- упоминание
о всаднике без головы -- вызывает наименьшие сомнения.
     Фелим не  может  объяснить  это  загадочное  явление;  его
показания  лишь  подтверждают  предположение,  что этот призрак
как-то связан с убийством. Его рассказ об индейцах и схватке  с
ягуаром  называют "сплошной выдумкой, сочиненной с целью ввести
суд в заблуждение".
     Судебное разбирательство длится не больше десяти минут, но
присяжные уже составили свое мнение.
     Большинство  окончательно  убеждаются  в  том,  что  Генри
Пойндекстер убит и что Морис Джеральд ответствен за его смерть.
     Каждое   обстоятельство,   уже   ранее   известное,  вновь
обсуждено и взвешено; к ним присоединяются новые улики,  только
что обнаруженные в хакале: там найдены плащ и шляпа.
     Объяснения  Фелима,  сбивчивые  и  нескладные,  не внушают
доверия. Может ли быть иначе?  Ведь  это  вымысел  соучастника.
Некоторые  просто  не  хотят  слушать  --  это те, кто кричит в
нетерпении: "Повесить убийцу!"
     Должно  быть,  приговор  уже  предрешен.  На  земле  лежит
веревка  с  петлей на одном конце. Правда, это только лассо, но
для такой цели оно подходит как  нельзя  лучше.  Горизонтальный
сук растущей вблизи смоковницы вполне может заменить виселицу.
     Производится опрос присяжных. Восемьдесят из ста заявляют,
что Морис   Джеральд  должен  умереть.  Его  час,  по-видимому,
пробил...
     И все же приговор не приводится в исполнение. Лассо  лежит
в бездействии на траве.
     Почему  все  сторонятся  этого  кожаного  ремня, словно он
ядовитая змея, до которой никто не смеет дотронуться?
     Большинство выск