х близких.
     -- А может быть, вашим гостеприимством?  Простите,  мистер
Джеральд,--  продолжала  девушка,  и  легкая  тень  омрачила ее
лицо,-- я не подумала об этом. Вероятно, вы живете не  один?  В
вашей хижине есть еще кто-нибудь?
     -- О да! Я поселился здесь не один. Со мной...
     Прежде  чем  мустангер  закончил  свою речь, в воображении
Луизы встал образ девушки ее лет, только  полнее,  с  бронзовым
оттенком  кожи,  с  миндалевидным  разрезом  глаз.  Зубы у нее,
должно быть, белее жемчуга, на щеках алый румянец, волосы,  как
хвост   Кастро,  бусы  на  шее,  браслеты  на  ногах  и  руках,
замысловато вышитая короткая юбочка,  мокасины  с  бахромой  на
маленьких   ножках.   Таким   представила  себе  Луиза  второго
обитателя хижины мустангера.
     -- Может  быть,  появление  гостей,  особенно  незнакомых,
будет не совсем удобно?
     -- Напротив,   он   всегда   очень  рад  гостям,  будь  то
незнакомые или же друзья. Мой молочный брат  очень  общительный
человек,   но  ему,  бедняге,  теперь  мало  с  кем  приходится
встречаться.
     -- Ваш молочный брат?
     -- Да. Его  зовут  Фелим  О'Нил.  Как  и  я,  он  уроженец
Изумрудного  Острова30,  графства  Голуэй.  Только  в  его речи
ирландский акцент еще слышнее, чем в моей.
     -- О, как бы мне  хотелось  его  послушать!  Ведь  диалект
графства Голуэй очень своеобразен. Не правда ли?
     -- Мне  трудно  об этом судить, я ведь сам оттуда. Но если
вы согласитесь  на  полчасика  воспользоваться  гостеприимством
Фелима, то сможете составить собственное мнение.
     -- С  огромным  удовольствием!  Это так ново! Пусть отец и
остальные подождут. Там много дам и без  меня,  или  пусть  они
займутся  поисками  наших следов. Это будет не менее интересно,
чем обещанная охота на мустангов. А я с  радостью  воспользуюсь
вашим приглашением.
     -- Боюсь  только,  что  я  ничего не смогу вам предложить.
Фелим несколько дней оставался один. Сам же он не  охотник,  и,
наверно,  наша  кладовая  пуста. Хорошо, что вы успели закусить
перед этой ужасной скачкой.
     Конечно, не кладовая Фелима  заставила  Луизу  Пойндекстер
свернуть   с   пути.   Не  слишком  сильно  интересовало  ее  и
произношение ирландца. И не желание увидеть  хижину  мустангера
руководило ею. Ее толкало чувство, которому она была не в силах
противиться, словно она верила, что это ее судьба.
     Луиза  посетила  одинокую хижину на Аламо, побывала под ее
кровлей. Она с интересом разглядывала ее необычную обстановку и
была  приятно  поражена,  обнаружив  в  хижине  книги,  бумагу,
письменные    принадлежности    и    другие   мелочи,   которые
свидетельствовали об образованности хозяина хакале.  С  видимым
удовольствием слушала она забавную речь Фелима; не отказалась и
от  всяких  угощений,  за исключением того, что ее больше всего
уговаривали попробовать: капельки освежающего напитка из  "этой
вот бутыли". И наконец, веселая и оживленная, она уехала.
     Но  ее  оживление было мимолетным. Приподнятое настроение,
вызванное новизной  впечатлений,  исчезло.  Снова  проезжая  по
прерии,  усыпанной  цветами,  она глубоко задумалась. И вдруг у
нее мелькнула  мысль,  которая  обдала  ее  сердце  мучительным
холодом.
     Мучилась   ли   она   оттого,   что  заставила  так  долго
тревожиться своего отца, брата и друзей? Или, быть  может,  она
стала    беспокоиться,   боясь,   что   ее   поведение   сочтут
легкомысленным?
     Нет, не это мучило Луизу. Облако, омрачившее ее лицо, было
вызвано другой и гораздо более удручающей мыслью. Весь день  по
дороге  от  форта  к  месту  пикника, при встрече на поляне, во
время отчаянного бегства от диких жеребцов,  когда  он  был  ее
защитником, в минуты отдыха у озера, на обратном пути в прерии,
под  его скромной кровлей -- все это время Морис Джеральд был с
нею только вежлив и корректен.

     Глава XVIII. РЕВНОСТЬ ИДЕТ ПО СЛЕДАМ

     Из сорока всадников,  бросившихся  спасать  Луизу,  только
немногие   заехали   далеко.   Потеряв  из  виду  дикий  табун,
крапчатого мустанга и мустангера, они стали терять  из  виду  и
друг  друга. Вскоре они уже рассыпались в прерии поодиночке, по
двое или же группами в три-четыре человека. Большинство из них,
не имея опыта следопыта, потеряли следы манады и направились по
другим --  может  быть,  оставленным  той  же  манадой,  только
раньше.
     Драгуны во главе с молодым офицером, только что окончившим
военное  училище  в  Уэст-Пойнте,  тоже  потеряли след табуна и
свернули  в  сторону  по  ответвляющемуся  старому  следу;   за
драгунами направилось и большинство гостей.
     Они   ехали  по  холмистой  прерии,  кое-где  перерезанной
полосами кустарника; заросли и  холмы  заслоняли  всадников,  и
скоро  они  потеряли  друг друга из виду. Минут двадцать спустя
после начала погони птица, парившая в небе, могла бы увидеть  с
полсотни  всадников,  по-видимому выехавших из одного места, но
теперь скакавших в разные стороны.
     Лишь один всадник мчался в нужном направлении. Он ехал  на
сильном рыжем коне -- правда, не отличавшемся красотой, но зато
выносливом и быстром. Синий, полувоенного покроя сюртук и синяя
фуражка  свидетельствовали о том, что всадник этот не кто иной,
как отставной капитан Кассий Колхаун. Это он гнал  свою  лошадь
по верным следам; хлыстом и шпорами Колхаун заставлял ее бежать
во  весь  опор.  Его  же  самого  подгоняла  мысль, острая, как
шпоры,-- она заставляла его напрягать все силы,  чтобы  достичь
цели.
     Как  голодная  гончая,  мчался он по следу, вытянув вперед
голову, в надежде, что будет вознагражден за свои усилия.
     Он даже сам как следует не представлял,  к  чему  все  это
приведет;  и  только  по  зловещему  взгляду,  который время от
времени он бросал на рукоятки пистолетов, торчавших из  кобуры,
можно было догадаться, что он задумал что-то недоброе.
     Если  бы не одно обстоятельство, Колхаун сбился бы с пути,
как и другие. Его вели  хорошо  знакомые  следы  двух  лошадей.
Один,  который  был побольше, он помнил с мучительной ясностью.
Он видел этот  отпечаток  на  пепле  выжженной  прерии.  Что-то
заставило  его  тогда  запомнить  эти  следы, и теперь он легко
узнавал их.
     Наконец отставной капитан прискакал  к  зарослям  и  скоро
оказался  на  поляне,  где так неожиданно остановился крапчатый
мустанг. До этого места ему нетрудно было  ориентироваться,  но
здесь  он  встал  в  тупик.  Среди отпечатков копыт диких кобыл
следы подков все еще были видны, но здесь лошади уже не  бежали
галопом. Всадники тут остановились и стояли бок о бок.
     Куда  же  теперь?  Среди  следов манады уже больше не было
заметно отпечатков подков; их вообще нигде не было видно. Земля
вокруг была твердая и усыпана галькой. Только лошадь,  скачущая
быстрым  галопом,  могла бы оставить на ней след, но не бегущая
спокойной рысцой.
     Когда крапчатая кобыла и гнедой тронулись с  этого  места,
они  ехали  спокойным  шагом  на протяжении нескольких десятков
ярдов, прежде чем поскакали галопом, направляясь к ловушке  для
диких лошадей.
     Нетерпеливый  преследователь был озадачен. Он все кружил и
кружил по следам диких кобыл и  снова  возвращался,  не  находя
направления, в котором поскакали подкованные лошади.
     Он  был  окончательно  сбит  с  толку и уже начинал сильно
тревожиться, когда увидел одинокого всадника, приближавшегося к
нему.
     В огромном, неуклюжем человеке, с длинной бородой,  верхом
на  самой  нелепой кляче, какую можно было найти в окрестностях
на расстоянии ста миль, нетрудно было узнать старого  охотника.
Кассий  Колхаун  был  знаком с Зебулоном Стумпом, а Зеб Стумп с
Кассием Колхауном еще задолго до того, как они ступили на землю
Техаса.
     -- Ну что, мистер  Колхаун,  догнали  вы  мисс  Луизу?  --
спросил  старый  охотник  с  необычной для него серьезностью.--
Нет, не догнали,-- продолжал он, взглянув на  растерянное  лицо
Колхауна  и  сделав соответствующий вывод.-- Черт побери, хотел
бы я знать, что  с  ней  случилось?  Странно,  неужто  у  такой
наездницы,  как  она, эта проклятая кобыла могла понести?.. Ну,
ничего, большой беды не может быть. Мустангер, конечно, поймает
кобылу своим лассо и положит конец ее дури.  А  почему  вы  тут
остановились?
     -- Не  могу  понять, в каком направлении они поскакали. По
этим следам можно догадаться, что они здесь останавливались. Но
я не вижу, куда следы идут дальше.
     -- Да-да, так и есть, мистер Колхаун. Они здесь стояли,  и
очень  близко  друг  к  дружке. Больше они не скакали по следам
диких кобыл. Это наверняка. Так куда же они делись?
     Зеб Стумп вопросительно посмотрел на землю, словно  ожидая
ответа от нее, а не от Колхауна.
     -- Нигде не вижу их следов,-- сказал отставной капитан.
     -- Не  видите? А я вот вижу. Гляньте-ка сюда! Вон они, где
трава примята.
     -- Не вижу.
     -- Ну вот еще! Глядите хорошенько! Большая подкова, а  вот
сбоку  маленькая. Они ускакали вон туда. Значит, они мчались за
дикими кобылами лишь до этого места. Поедем по их следам?
     -- Конечно!
     Без дальнейших разговоров Зеб Стумп  направился  по  новым
следам   --   быть  может,  и  незаметным  для  других,  но  не
ускользнувшим от его глаз.
     Скоро и его спутник смог разглядеть их:  это  было  в  том
месте,  где  Морис и Луиза снова поскакали галопом, спасаясь от
жеребцов, и где следы подкованных лошадей глубоко  врезались  в
землю, поросшую травой.
     Через  некоторое  время они снова затерялись, или, вернее,
стали заметны лишь для глаза такого опытного следопыта, как Зеб
Стумп,  который  различил  их  среди  сотни  отпечатков  копыт,
оставленных на примятой траве.
     -- Ого! -- вдруг с удивлением воскликнул старый охотник.--
Что же здесь происходило? Что-то занятное...
     -- Это    же    отпечатки   копыт   диких   кобыл,--сказал
Колхаун.--Они как будто сделали круг и вернулись обратно.
     -- Если они  это  и  сделали,  то  лишь  после  того,  как
всадники  пронеслись  мимо.  Должно  быть,  дело приняло другой
оборот.
     -- Что вы хотите этим сказать?
     -- То, что теперь уже не всадники гнались за  кобылами,  а
кобылы за ними.
     -- А откуда вы это знаете?
     -- Да  разве  вы  не  видите,  что  следы подков затоптаны
кобылами... Да какие там  кобылы  --  ведь  это  следы  больших
копыт!  Они на целый дюйм больше. Здесь побывал табун жеребцов.
Иосафат! Неужели же они...
     -- Что "они"?
     -- Погнались за крапчатой. А если так, то мисс Пойндекстер
грозила опасность. Поедем дальше.
     Не  дожидаясь  ответа,  старый  охотник  затрусил   мелкой
рысцой,  а Колхаун последовал за ним, добиваясь объяснения этих
загадочных слов. Но Зеб только махнул рукой, как бы говоря: "Не
приставай, я очень занят".
     Некоторое время его  внимание  было  совершенно  поглощено
изучением  следов. Различить отпечатки подков было нелегко, так
как они были затоптаны жеребцами. Но охотнику то  тут,  то  там
удавалось  заметить  их, пока он продвигался вперед по-прежнему
мелкой рысью. Лишь после того, как Зеб остановил свою кобылу на
расстоянии ста ярдов от  оврага,  с  его  лица  сошла  тревога;
только теперь он согласился наконец дать разъяснения.
     -- Ах, вот в чем дело! -- сказал Колхаун, услышав их. -- А
почему вы думаете, что они спаслись?
     -- Посмотрите сюда!
     -- Мертвый  жеребец... И убитый совсем недавно.... Что это
значит?
     -- То, что мустангер убил его.
     -- И, по вашему мнению, так  напугал  остальных,  что  они
прекратили погоню?
     -- Погоню-то  они  прекратили,  но остановил их, видно, не
выстрел, а вот эта штука -- труп жеребца.  Черт  побери,  ну  и
прыжок!
     Зеб   указал   на  зияющий  овраг,  к  краю  которого  они
подъехали.
     -- Вы же не  думаете,  что  они  перескочили?  --  спросил
Колхаун.-- Это невозможно!
     -- Перескочили,  как  пить дать. Разве вы не видите следов
их лошадей не  только  здесь,  но  и  по  ту  сторону?  И  мисс
Пойндекстер  первая.  Иосафат!  Что  за девушка! Они оба должны
были перескочить, прежде чем застрелили жеребца, иначе  им  это
не удалось бы. Только здесь и можно было перескочить. Молодчина
мустангер! Уложил жеребца как раз у самого узкого места.
     -- Вы  думаете,  что  он  и  моя кузина вместе перескочили
овраг?
     -- Не совсем вместе,-- ответил Зеб, не подозревая,  почему
Колхаун  его  так  допрашивает.--  Я  уже сказал, что крапчатая
перескочила первой. Посмотрите, вон  там  ее  следы  --  по  ту
сторону оврага.
     -- Вижу.
     -- А  разве вы не видите, что они перекрыты следами лошади
мустангера?
     -- Да-да!
     -- Жеребцы не прыгали на ту  сторону,  ни  один  из  всего
табуна.  Дело, видно, было так: парень перескочил и послал пулю
в эту скотину. Это было все равно, что закрыть за собой ворота.
Увидев,  что  вожак  упал,  жеребцы  остановились  и   побежали
обратно. Вот здесь и следы вдоль оврага.
     -- Может быть, они перебрались в другом месте и продолжали
преследование?
     -- Если  бы  так,  им  пришлось  бы пробежать десять миль,
прежде чем вернуться сюда: пять вверх по оврагу и  пять  назад.
Но  ничего  этого не было, мистер Колхаун. Не беспокойтесь, они
больше не преследовали мисс Луизу. Перескочив через овраг,  они
с  мустангером  поскакали  рядышком;  совсем  спокойно, как два
барашка. Опасность для них миновала; а теперь они уже, наверно,
поехали туда, где стоит фургон с припасами.
     -- Едем! -- сказал  Колхаун  с  прежним  нетерпением,  как
будто  его  кузине  все  еще угрожала опасность.-- Едем, мистер
Стумп! Как можно быстрее.
     -- Не спешите, сделайте милость,-- ответил  Зеб,  спокойно
слезая и доставая нож.-- Подождите минут десять.
     -- Подождать? Чего ради? -- раздраженно спросил Колхаун.
     -- Надо  снять  шкуру  с  этого  жеребца. Хорошая шкура! Я
получу за нее в нашем поселке не меньше пяти долларов.  А  пять
долларов не каждый день найдешь в прерии.
     -- Будь  она  проклята,  эта шкура! -- со злобой отозвался
Колхаун.-- Едем, бросьте это!
     -- И не подумаю,--  с  невозмутимым  хладнокровием  сказал
Зеб,   вспарывая   острым   лезвием   шкуру  на  брюхе  убитого
животного.-- Вы можете ехать, если вам нужно, мистер Колхаун, а
Зеб Стумп не тронется с места до тех пор, пока не взвалит шкуру
на спину своей кляче.
     -- Ну  послушайте,  Зеб,  что  толку  говорить,  чтобы   я
возвращался один? Вы же знаете, что я не найду дорогу.
     -- Пожалуй,  это  похоже на правду. Да я и не говорил, что
вы найдете.
     -- Ну, послушайте  же,  упрямый  вы  старик!  Время  очень
дорого  мне  именно  сейчас.  А  вы провозитесь со шкурой целых
полчаса.
     -- Меньше двадцати минут.
     -- Пусть двадцать минут. Но для меня двадцать  минут  куда
дороже  пяти  долларов.  Вы  ведь сказали, что такова цена этой
шкуры? Бросьте ее здесь, а я обещаю уплатить вам за нее.
     -- Так-с. Это чертовски великодушно! Только мне что-то  не
хочется   воспользоваться   вашим  предложением.  Это  была  бы
подлость с моей стороны -- принять деньги за  такое  дело,  тем
более что мы знакомы и нам по пути. С другой стороны, я не могу
допустить,  чтобы  шкура  стоимостью в пять долларов, сгнила бы
здесь, не говоря уже о том,  что  ее  могут  растерзать  грифы,
прежде чем мне случится снова побывать в этих местах.
     -- Черт знает что такое! Но что же мне делать?
     -- Вы   торопитесь?   Так-с...   Жаль,   что   я  не  могу
сопровождать вас... Стойте! Незачем  вам  дожидаться  меня.  Вы
сами найдете дорогу к месту пикника очень просто. Смотрите, вон
там дерево на горизонте,-- видите, высокий тополь?
     -- Да, вижу.
     -- Так-с...  Узнаете? Это чудное растение больше похоже на
колокольню, чем на дерево.
     -- Да-да, теперь узнаю. Ведь мы промчались  совсем  близко
от него, когда преследовали диких кобыл.
     -- Совершенно  верно.  Что  же вам мешает теперь вернуться
этой же дорогой, мимо тополя, и ехать по следам кобыл, только в
обратную сторону? Так вы и приедете к месту пикника  и  увидите
там  мисс  Пойндекстер  и  всю веселую компанию, выпивающую эту
французскую ерунду -- шампэнь. И пусть себе пьют  на  здоровье,
лишь  бы  не  вспомнили о виски, а то мне нечем будет промочить
горло, когда я вернусь.
     Колхаун  уже  давно  не  слушал  цветистую  речь   старого
охотника.  Стоило  ему узнать дерево, видневшееся на горизонте,
как он пришпорил своего рыжего коня и поскакал галопом, оставив
старика Зеба за его работой.
     -- Иосафат!  --  воскликнул  охотник,  подняв   голову   и
заметив,  что  капитана  и след простыл.-- Не требуется особого
ума, чтобы понять, из-за чего эта горячка;  хоть  я  не  больно
догадлив,  но  сдается  мне,  что это самая настоящая ревность,
которая рыщет по следам.

     Зеб Стумп не  ошибся.  Именно  ревность  заставила  Кассия
Колхауна  поспешить  в обратный путь, бешеная ревность. Впервые
она начала мучить его в выжженной прерии;  с  каждым  днем  она
становилась  все  сильнее,  разжигаемая  не  только тем, что он
действительно видел, но также и тем, что ему чудилось; и теперь
наконец она подавила в нем все другие чувства.
     Мустангер подарил Луизе крапчатого мустанга и приучил  его
к  седлу,  а  она  приняла этот подарок, даже не пытаясь скрыть
своей радости. Эти и некоторые другие наблюдения  подействовали
на  уже  разыгравшееся  воображение  капитана,  и  он  проникся
уверенностью, что Морис-мустангер стал его главным соперником.
     Скромное положение  охотника  за  лошадьми,  казалось,  не
должно  было  бы давать серьезных оснований не только для такой
уверенности, но даже и для подозрений.
     Наверно, это и было бы так, если бы Колхаун не знал хорошо
характер Луизы Пойндекстер; с детских лет она проявляла  полную
независимость,  ей  свойственна  была  смелость,  граничащая  с
безрассудством,--  едва  ли  можно  было  надеяться,  что   она
посчитается  с  обычаями своей среды. Для большинства женщин ее
круга бедность и незнатность  охотника  за  лошадьми  могли  бы
послужить  преградой если не для неравного брака, то по крайней
мере  для  опрометчивых   поступков;   но   Колхаун,   стараясь
представить  в  своем  ревнивом воображении поведение Луизы, не
мог надеяться и на это.
     Взволнованный событиями дня, так неудачно сложившегося для
него, Колхаун скакал к месту пикника. Не спуская глаз с дерева,
похожего на колокольню, он отыскал следы манады; теперь он  уже
не   мог   заблудиться.  Ему  оставалось  только  вернуться  по
собственным следам.
     Он ехал быстрой рысью -- гораздо быстрее, чем хотел бы его
усталый конь. Всадника подгоняли мрачные мысли. Уже больше часа
они всецело владели им -- их горечь он  еще  сильнее  ощущал  в
своем   одиночестве   среди   окружающей  тишины.  Колхауна  не
обрадовала даже встреча с двумя всадниками, которые  показались
вдали  и  ехали  в  том же направлении. Он сразу узнал их, хотя
видел только спины, и  то  издалека.  Это  были  виновники  его
горьких размышлений.
     Так  же  как и он, они возвращались по следам диких кобыл,
на которые они только что выехали, когда  он  их  заметил.  Они
ехали  рядом, бок о бок. Видимо, увлеченные каким-то интересным
разговором, они не заметили догонявшего их одинокого всадника.
     В отличие от него, они, казалось,  не  слишком  торопились
вернуться  к  обществу и ехали медленно; крапчатый мустанг то и
дело замедлял шаг.
     Их позы, их явное невнимание к окружающему и, наконец,  их
медлительность,--   все   это   настолько   усилило  подозрения
капитана, что он почти потерял самообладание.
     Подъехать галопом и грубо прервать их нежную  беседу  было
первое,  что  пришло  ему  в  голову.  Еще раз он заставил свою
измученную лошадь скакать быстрее.
     Однако через несколько секунд Колхаун натянул поводья, как
будто переменив решение. До  всадников  не  долетел  еще  топот
копыт  его  лошади,  хотя капитан теперь был всего лишь ярдах в
двух