,   оба   стали   напряженно
вглядываться в мглу, но ничего не было видно -  лишь  безграничный  сумрак
стлался перед ними темной пеленой.
   - Роберт, - пролепетала бледная от волнения Мери, -  мне  почудилось...
Да, почудилось, как и тебе... Мы бредим с тобой, Роберт, милый...
   Но снова раздался голос, призывавший на помощь, и на этот  раз  иллюзия
была так сильна, что у обоих одновременно вырвался тот же крик:
   - Отец! Отец!
   Это было уже слишком для Мери. Волнение ее было так сильно, что она без
чувств упала на руки брата.
   - Помогите! - крикнул Роберт. - Сестра! Отец!.. Помогите!..
   Рулевой бросился поднимать бесчувственную девушку.  Прибежали  стоявшие
на  вахте  матросы,  появились  разбуженные  шумом  Джон   Манглс,   Элен,
Гленарван.
   - Сестра умирает, а отец там! - воскликнул Роберт, указывая на волны.
   Никто не мог понять, в чем дело.
   - Да, да, - повторял мальчик, - отец  мой  там!  Я  слышал  его  голос,
сестра тоже слышала...
   В эту минуту Мери пришла в себя и, словно безумная, повторяла:
   - Отец! Отец там!
   Несчастная девушка, перегнувшись через перила, хотела броситься в море.
   - Милорд, леди Элен, говорю вам отец там! - твердила она, сжимая  руки.
- Уверяю вас, я слышала его голос! Он подымался из  волн,  словно  жалоба,
звучал, словно последнее "прости"...
   У бедняжки сделались судороги, она рыдала и билась. Пришлось отнести ее
в каюту. Элен пошла туда же, чтобы оказать ей помощь.
   А Роберт продолжал повторять:
   - Отец мой! Отец мой там! Я в этом уверен, сэр!
   Свидетели этой мучительной сцены  не  сомневались,  что  дети  капитана
Гранта стали жертвой галлюцинации. Но как убедить их в этом?
   Гленарван первый попытался  это  сделать.  Взяв  за  руку  Роберта,  он
спросил его:
   - Ты слышал голос своего отца, дитя мое?
   - Да, сэр. Там, среди волн. Он кричал: "Помогите! Помогите!"
   - И ты узнал этот голос?
   - Узнал ли я его голос, милорд? О да,  клянусь  вам!  Моя  сестра  тоже
слышала и тоже узнала его. Неужели вы думаете, что мы оба  ошиблись?  Сэр,
едемте скорей на помощь отцу! Шлюпку! Шлюпку!
   Гленарван, поняв, что разубедить  бедного  мальчика  невозможно,  решил
сделать последнюю попытку и позвал рулевого.
   - Гаукинс, - спросил он, - вы стояли у руля, когда мисс Грант сделалось
дурно?
   - Да, - ответил Гаукинс.
   - И вы ничего не заметили, ничего не слышали?
   - Ничего.
   - Вот видишь, Роберт!
   - Если бы это был отец Гаукинса, то Гаукинс не сказал бы, что ничего не
слышал! - с неукротимой энергией воскликнул мальчик. - Это был  мой  отец,
сэр, мой отец, отец!
   Рыдания прервали его голос. Бледный и безмолвный, Роберт  тоже  лишился
чувств. Гленарваи приказал отнести его в каюту и уложить  его  в  постель.
Измученный волнением, мальчик впал в тяжелое забытье.
   - Бедные сироты, - промолвил Джон Манглс,  -  какое  тяжелое  испытание
выпало им на долю!
   - Да, - отозвался Гленарван, - чрезмерное  горе  могло  вызвать  у  них
одновременно одинаковую галлюцинацию.
   - Одновременно у обоих? -  прошептал  Паганель.  -  Странно!  Наука  не
допускает этого.
   Затем географ, перегнувшись через перила и сделав всем окружающим  знак
молчать, в свою очередь стал прислушиваться.
   Кругом царила тишина. Паганель громко крикнул. Никто не ответил.
   - Странно, странно, - повторял географ, возвращаясь  в  свою  каюту.  -
Родство мыслей и горя все же не объясняет подобного явления.
   На следующий день, 8 марта, в пять часов утра, едва стало светать,  как
пассажиры, в том числе Роберт и Мери, - ибо их невозможно было удержать  в
каюте, - собрались на палубе "Дункана". Каждому  хотелось  увидеть  землю,
которую  лишь  мельком  видели  накануне.  Подзорные  трубы  с   жадностью
направлялись на остров. Яхта шла  вдоль  острова  на  расстоянии  мили  от
берегов. Можно было разглядеть мельчайшие подробности.
   Вдруг раздался крик Роберта. Мальчик уверял, что видит трех людей: двое
бегают по берегу, размахивая руками, а третий машет флагом.
   - Английский флаг! - вскричал Джон Манглс, взглянув в подзорную трубу.
   - Верно! - воскликнул Паганель, быстро оборачиваясь к Роберту.
   - Сэр, - заговорил мальчик, дрожа от волнения, -  если  вы  не  хотите,
чтобы я добрался до берега вплавь, то велите спустить шлюпку.  На  коленях
умоляю вас, позвольте мне первым высадиться на берег!
   Никто не решался вымолвить ни слова. Как"! На этом островке, лежащем на
тридцать   седьмой   параллели,   живут    три    человека,    потерпевших
кораблекрушение, англичане! И каждый, вспоминая ночное происшествие, думал
о  том  голосе,  который  слышали  Роберт  и  Мери.   Быть   может,   дети
действительно слышали чей-то голос, но был ли то голос их отца? Увы!  Нет,
нет и нет! И каждый, думая о том  тяжком  разочаровании,  которое  ожидало
сирот, трепетал, боясь, что бедные дети не в  силах  будут  перенести  это
новое испытание. Но как удержать их? У Гленарвана не хватило на это духу.
   - Спустить шлюпку! - приказал он.
   В одно мгновение шлюпка была спущена. Дети капитана Гранта,  Гленарван,
Джон  Манглс,  Паганель  быстро  спустились  в  нее,  и  она  стремительно
понеслась вперед под бешеными ударами весел шести матросов.
   В десяти туазах от берега Мери издала душераздирающий крик:
   - Отец!
   На берегу  рядом  с  двумя  другими  мужчинами  стоял  высокий,  крепко
сложенный человек. Его выразительное лицо,  доброе  и  мужественное,  было
похоже одновременно и на лицо дочери и на лицо сына. Несомненно,  это  был
тот самый человек, которого так часто описывали Мери и Роберт.  Их  сердца
не обманули их - то был их отец, то был капитан Грант.
   Капитан услышал крик Мери, протянул к ней руки и упал на песок,  словно
сраженный молнией.



21. ОСТРОВ ТАБОР

   От радости не умирают, ибо отец и дети пришли в себя еще до  того,  как
шлюпка доставила их на яхту. Как описать эту сцену! Вся  команда  плакала,
глядя на эти три существа, слившиеся в безмолвном объятии.
   Поднявшись на палубу "Дункана", олицетворяющую  для  Гарри  Гранта  его
родную Шотландию, он дрожащим  от  волнения  голосом  горячо  поблагодарил
Гленарвана, леди Элен и весь экипаж.
   За тот промежуток времени, в течение которого шлюпка доплыла  до  яхты,
Мери и Роберт успели в  Нескольких  словах  рассказать  отцу  историю  его
поисков.
   В каком неоплатном долгу был он перед Элен Гленарван, этой  благородной
женщиной, и ее спутниками! Ведь, начиная от Гленарвана и кончая  последним
матросом, все они  боролись,  страдали  ради  него!  Гарри  Грант  выражал
переполнявшую  его  сердце  благодарность  с  такой  простотой,  с   таким
благородством, его мужественное лицо дышало таким  чистым,  таким  кротким
чувством, что вся команда почувствовала себя полностью вознагражденной  за
перенесенные испытания. Даже невозмутимый майор и тот прослезился. Что  же
касается Паганеля, то он плакал, как ребенок, даже не пытаясь скрыть своих
слез.
   Гарри  Грант  не  сводил  глаз  с  дочери.  Он  находил  ее   красивой,
очаровательной и повторял это вслух, призывая в свидетельницы  леди  Элен,
чтобы  убедиться,  что  отцовские  чувства  не  обманывают   его.   Затем,
поворачиваясь к сыну, он восклицал с восторгом:
   - Как он вырос! Совсем мужчина.
   И осыпал любимых детей бесконечными поцелуями.
   Роберт представил отцу по очереди всех  своих  друзей.  Хотя  мальчуган
старался разнообразить характеристики, но все они совпадали в  одном,  что
каждый прекрасно относился к бедным сиротам. Когда наступила очередь Джона
Манглса, то молодой капитан покраснел, словно девушка, и его голос  дрожал
во время разговора с отцом Мери.
   Леди Элен рассказала капитану Гранту  о  их  путешествии.  Капитан  мог
гордиться и сыном и дочерью.
   Гарри Грант узнал о подвигах юного героя, узнал о том, что мальчик  уже
уплатил Гленарвану часть отцовского долга. Вслед за  Элен  заговорил  Джон
Манглс. Он в таких выражениях говорил о Мери, что  Гарри  Грант,  которому
Элен уже успела сообщить в нескольких  словах  о  взаимной  любви  молодых
людей, соединил руку дочери с рукой отважного молодого капитана.
   Когда обо всем уже было переговорено тысячу  раз,  Гленарван  рассказал
Гарри Гранту об  Айртоне.  Капитан  полностью  подтвердил  все  сообщенное
боцманом.
   - Это малый с головой и смельчак, - добавил он, -  но  страсти  увлекли
его в сторону зла. Будем надеяться, что он одумается  и  раскаяние  вернет
его к честной жизни.
   Но Гарри Грант хотел, прежде чем высадят Айртона на остров Мари-Терезы,
принять там, на своей скале, новых друзей. Он пригласил  их  посетить  его
деревянный домик и отобедать за столом Робинзона Океании.
   Гленарван и его спутники с удовольствием приняли приглашение. Роберт  и
Мери горели желанием увидеть места, где так долго страдал их отец.
   Снарядили лодку, и вскоре капитан с детьми, Эдуард  с  Элен  Гленарван,
майор, Джон Манглс и Паганель высадились на берег острова.
   Достаточно было нескольких часов, чтобы обойти владения  Гарри  Гранта.
Этот островок был в сущности вершиной  подводной  скалы,  плоскогорьем  со
множеством базальтовых скал и обломков вулканических пород. Под  действием
подземного  огня  эта  гора  в  древние  геологические  эпохи   постепенно
поднялась из вод Тихого океана. Но с тех пор прошло  много  веков,  вулкан
потух,  и  образовался  мирный  островок;  на  нем  наслоился  плодородный
чернозем, постепенно этой новой землей завладела растительность.  Китоловы
оставили тут несколько домашних животных - коз и свиней, те расплодились и
с течением времени одичали. Таким образом, на островке,  затерянном  среди
Тихого океана, появились представители всех трех царств Природы. Когда  же
на остров попали моряки,  потерпевшие  крушение  на  "Британии",  то  силы
природы стали направляться рукой человека. В два с  половиной  года  Гарри
Грант и его матросы совершенно  преобразили  остров.  Несколько  тщательно
обработанных акров земли приносили высокие урожаи.
   Гости подошли к  домику,  расположенному  под  сенью  зеленых  камедных
деревьев;  перед  окнами  расстилалось  безбрежное  море,  сверкавшее  под
ослепительными лучами солнца. Гарри Грант распорядился поставить стол  под
раскидистыми деревьями, и все уселись вокруг  него.  Подали  заднюю  ножку
козленка, хлеб из нарду, несколько чашек  молока,  два-три  стебля  дикого
цикория, чистую холодную воду.
   Паганель был в восторге. Воскресли его старые мечты стать Робинзоном.
   - Жалеть о судьбе этого плута Айртона не придется? Островок - настоящий
рай! - с восторгом воскликнул географ.
   - Да, этот крохотный островок был раем для трех несчастных, потерпевших
крушение, - отозвался Гарри Грант. - Но я сожалею,  что  это  не  большой,
плодородный остров, где вместо ручья протекала бы река, а вместо  бухточки
был бы удобный порт.
   - А почему вы сожалеете об этом, капитан? - спросил Гленарван.
   - Потому что я мог  бы  основать  здесь,  в  Тихом  океане,  колонию  и
подарить ее Шотландии.
   - Вот  как,  капитан  Грант!  Вы,  стало  быть,  не  оставили  замысла,
сделавшего вас столь популярным на нашей родине? - спросил Гленарван.
   - Нет, сэр, не оставил. Мне кажется, что вам суждено было  спасти  меня
именно для того, чтобы  я  имел  возможность  привести  в  исполнение  мой
замысел. Необходимо, чтобы  наши  бедняки,  обитатели  древней  Каледонии,
нашли себе  убежище  от  нищеты  на  новой  земле.  Нашей  дорогой  родине
необходимо иметь в  этих  морях  свою,  ей  одной  принадлежащую  колонию,
которая ни от кого не зависела бы и благоденствовала бы, чего  ей  так  не
хватает в Европе!
   - А! Это  хорошо  сказано,  капитан  Грант!  -  сказала  леди  Элен.  -
Прекрасный план и вполне достоин благородного сердца! Но этот островок...
   - Наш скалистый островок может прокормить лишь несколько колонистов,  а
нам нужны обширные, плодородные земли.
   - Ну что ж, - воскликнул Гленарван, -  будущее  в  наших  руках!  Будем
искать эти земли вместе.
   Гарри Грант и Гленарван крепко пожали друг другу руки, словно закрепляя
этим рукопожатием данное обещание.
   Затем все пожелали узнать на  этом  самом  островке,  в  этом  скромном
домике историю крушения "Британии", историю жизни этих людей  за  эти  два
долгих года.
   Гарри Грант охотно исполнил желание своих новых друзей.
   - История моя, -  начал  он,  -  похожа  на  историю  всех  Робинзонов,
заброшенных на пустынный остров и понявших, что им надо рассчитывать  лишь
на самих себя и они должны бороться за свою жизнь с силами природы. В ночь
с двадцать шестого на двадцать седьмое июня  тысяча  восемьсот  шестьдесят
второго года "Британия", потеряв управление во  время  шестидневной  бури,
разбилась  о  скалы   острова   Марии-Терезы.   Море   яростно   бушевало,
организовать спасение  было  невозможно,  и  вся  моя  несчастная  команда
погибла. Лишь матросам Бобу Лирсу, Джо Беллу и мне  после  многих  тщетных
попыток удалось добраться до берега.
   Земля, приютившая нас, представляла собой пустынный островок  длиной  в
пять миль, шириной в две. На  нем  росло  около  тридцати  деревьев,  было
несколько лужаек и источник свежей пресной  воды,  к  счастью  никогда  не
пересыхавший. Оказавшись с моими двумя матросами в этом затерянном  уголке
земного шара, я не пал духом и приготовился к упорной борьбе. Боб  и  Джо,
мои отважные товарищи по несчастью, энергично помогали мне.
   По примеру Робинзона,  героя  Даниэля  Дефо,  мы  начали  с  того,  что
подобрали обломки судна, инструменты, небольшое количество пороха,  оружие
и мешок с драгоценным для нас зерном. Первые дни  были  очень  тяжелы,  но
вскоре охота и рыбная ловля обеспечили нас пищей, ибо остров кишел  дикими
козами, а у берегов водилось множество морских животных. Мало-помалу  наша
жизнь наладилась.
   Благодаря тому, что мне  удалось  спасти  от  крушения  астрономические
приборы,  я  мог  точно  определить,  где  находится  островок,  на  каком
расстоянии он лежит от обычных путей судов, и понял, что  лишь  счастливый
случай может нас выручить. Непрестанно думая о моих любимых детях,  но  не
надеясь больше их увидеть, я мужественно подчинился выпавшему на мою  долю
испытанию. Между тем мы работали не покладая рук. Вскоре  несколько  акров
земли были засеяны семенами, спасенными с "Британии". Картофель, цикорий и
щавель оздоровили нашу обычную пищу. Со временем появились  другие  овощи.
Мы поймали и приручили несколько диких козлят. Появилось молоко, масло. Из
нарду, росшего на дне пересохших ручьев, мы выпекали довольно  питательный
хлеб. Словом, наш быт перестал нас тревожить.
   Мы выстроили домик из выброшенных на берег обломков "Британии", покрыли
его  тщательно  просмоленными  парусами  и  под  таким  надежным  убежищем
благополучно пережили период дождей. Сколько  в  этом  домике  обсуждалось
планов, сколько было мечтаний -  и  самая  чудесная  из  наших  грез  ныне
сбылась! Сначала я  хотел  пуститься  в  море  на  лодке,  построенной  из
обломков "Британии", но ближайшая земля - архипелаг Паумоту - отстояла  от
нас на расстоянии в  полторы  тысячи  миль.  Никакая  лодка  не  могла  бы
выдержать подобный переход. Я отказался  от  этой  мысли  и  положился  на
судьбу.
   Ах, дорогие мои дети! Как часто, стоя на береговых скалах, надеялись мы
увидеть судно в  морской  дали,  но  за  все  время  нашего  заточения  на
горизонте  только  два-три  раза  показались  паруса,   но,   промелькнув,
скрылись. Так прошло два с половиной года. Мы перестали надеяться,  но  не
впадали в отчаяние.
   И вот наконец вчера, взобравшись на самую высокую  гору,  я  увидел  на
западе легкий дымок. Он увеличивался. Вскоре я различил  судно.  Казалось,
оно направлялось к нам. А вдруг оно пройдет мимо острова? Зачем ему  здесь
останавливаться!
   Ах, какой это был мучительный  день!  Как  только  не  разорвалось  мое
сердце! Товарищи зажгли костер на вершине одной из здешних гор.  Наступила
ночь, но  яхта  не  сигнализировала,  что  нас  заметили.  А  ведь  в  ней
заключалось наше спасение! Неужели она уплывет!  Я  больше  не  колебался.
Тьма сгущалась. Судно могло ночью обогнуть остров и  уйти.  Я  бросился  в
воду и поплыл к нему. Надежда утраивала мои силы. С  нечеловеческой  силой
рассекал я волны. Уже яхта была от меня в каких-нибудь  тридцати  саженях,
когда вдруг она переменила галс. Вот тогда-то я стал отчаянно  кричать,  и
крик этот услышали дети. Я вернулся  на  берег,  обессиленный,  сломленный
волнением и усталостью. Матросы подобрали меня полумертвым. Эта  последняя
ночь, проведенная нами на острове была ужасной. Мы считали себя уже навеки
обреченными на одиночество. Но вот наступил рассвет,  и  мы  увидели,  что
яхта медленно лавирует. Потом вы спустили шлюпку... Мы были спасены! Какое
великое счастье! Дети, мои дорогие дети были в этой шлюпке  и  протягивали
ко мне руки!..
   Рассказ Гарри Гранта закончился среди поцелуев и ласк, которыми осыпали
его Мери и Роберт. И только тут капитан  узнал,  что  своим  спасением  он
обязан тому самому документу, который через неделю после крушения вложил в
бутылку и доверил морю.
   Но о чем задумался Жак Паганель во время рассказа капитана Гранта?
   Почтенный географ в тысячный раз восстанавливал в уме слова  документа.
Он поочередно припоминал все три толкования, и все три оказались  ложными.
Как же был обозначен на этих полуизъеденных морской водой  листках  остров
Марии-Терезы?
   Паганель не мог больше выдержать. Он схватил за руку Гарри Гранта.
   - Капитан, - воскликнул он, - скажите мне,  что  вы  написали  в  вашем
загадочном документе?
   Вопрос географа возбудил общий интерес, ибо сейчас предстояло  услышать
разгадку  тайны,  которую  тщетно  пытались  разгадать  в  течение  девяти
месяцев!
   - Точно ли вы помните, капитан, текст документа? - спросил Паганель.
   - Конечно, - ответил Гарри Грант.  -  Дня  не  проходило,  чтобы  я  не
припоминал этих слов: ведь на них зиждились все наши надежды.
   - Что же это были за  слова,  капитан?  -  спросил  Гленарван.  -  Наше
самолюбие задето за живое!
   - Я к вашим услугам, - ответил Гарри Грант.  -  Вы  ведь  знаете,  что,
стремясь увеличить наши шансы на спасение, я вложил в  бутылку  документы,
написанные на трех языках. Какой же из трех вас интересует?
   - Разве они были не тождественны? - воскликнул Паганель.
   - Тождественны, за исключением одного слова.
   - Тогда процитируйте нам французский текст, - сказал  Гленарван,  -  он
был в  наилучшей  сохранности,  и  наши  толкования  основывались  главным
образом на нем.
   - Хорошо. Вот французский текст, слово в слово: "Двадцать седьмого июня
тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно "Британия", из
Глазго, потерпело крушение в тысяча пятистах лье  от  Патагонии,  в  Южном
полушарии. Два матроса и капитан Грант добрались до острова Табор..."
   - Что?! - воскликнул Паганель.
   - "Там, - продолжал Гарри Грант, - постоянно  терпя  жестокие  лишения,
они бросили этот документ под сто пятьдесят  третьим  градусом  долготы  и
тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им  помощь,
или они погибнут".
   При слове "Табор" Паганель вскочил  с  места.  И,  не  будучи  в  силах
сдержать себя, воскликнул:
   - Как остров Табор? Да ведь это остров Марии-Терезы!
   - Совершенно верно, мистер  Паганель,  -  ответил  Гарри  Грант.  -  На
английских и немецких  картах  -  Мария-Тереза,  а  на  французских  -  он
значится как остров Табор.
   В эту минуту тяжелый кулак опустился на плечо  Паганеля,  который  даже
присел от удара. Надо признаться,  что  удар  этот  нанесен  был  майором,
впервые вышедшим из рамок приличия.
   - Географ! - сказал с глубочайшим презрением Мак-Наббс.
   Но Паганель даже и не осознал удара. Что значил этот удар по  сравнению
с ударом, нанесенным его самолюбию ученого!
   - Итак, - сказал Мак-Наббс капитану Гранту, - он был недале