овал
к нему недоверие. Два-три незначительных  факта,  взгляд,  которым  боцман
обменялся  с  кузнецом  у  реки  Уиммери,  его  постоянное  стремление  по
возможности миновать города и поселения, его настойчивое  желание  вызвать
"Дункан" на восточное побережье, загадочная гибель бывших на его попечении
животных - все это вместе взятое, а также какая-то настороженность боцмана
в его поступках и словах возбуждали в майоре подозрения. Однако до событий
прошлой ночи Мак-Наббс не мог определить,  в  чем  именно  он  подозревает
Айртона.
   Но прошлой ночью, продираясь среди высоких кустов,  он  в  полумиле  от
лагеря добрался до подозрительных теней, привлекших издали  его  внимание.
Фосфоресцировавшие  грибы  чуть   светились   во   мраке.   Три   человека
рассматривали какие-то следы на земле, и среди них Мак-Наббс узнал кузнеца
из Блек-Пойнта. "Это они", - сказал один. "Да, - отозвался другой, - вот и
трилистник на подкове". - "След идет от  самой  Уиммери".  -  "Все  лошади
околели". - "Яд под рукой". - "Его так много,  что  хватит  на  то,  чтобы
вывести из строя целый кавалерийский полк". - "Да, полезное растение  этот
гастролобиум!"
   - Голоса смолкли, - продолжал Мак-Наббс, - и они  удалились.  Но  того,
что я услышал, было слишком мало, я последовал за  ними.  Вскоре  разговор
возобновился. "Ну и ловкач этот Бен Джойс! - сказал  кузнец.  -  Как  этот
молодчина боцман хитро придумал  насчет  кораблекрушения!  Если  его  план
удастся, то мы богачи! Этот Айртон черт, а не человек". - "Нет,  зови  его
Бен Джойс, он заслужил это имя!" Затем негодяи ушли из леса. Теперь я знал
все, что мне нужно, и вернулся в лагерь,  твердо  убежденный  в  том,  что
Австралия не так уж благотворно влияет на каторжников, не в упрек будь это
сказано Паганелю.
   Майор умолк. Товарищи его сидели молча, размышляя.
   - Итак, Айртон завлек нас сюда, чтобы ограбить и  убить?  -  проговорил
бледный от гнева Гленарван.
   - Да! - ответил майор.
   - И начиная от реки Уиммери его шайка  идет  по  нашим  следам,  ожидая
благоприятного момента?
   - Да.
   - Но, значит, этот негодяй  вовсе  не  матрос  "Британии"?  Значит,  он
присвоил себе имя Айртона, украл его договорную книжку?
   Все взглянули на Мак-Наббса: ведь ему тоже должны были прийти в  голову
подобные мысли.
   - По-моему, достоверно во всей этой темной истории следующее, - ответил
майор своим неизменно спокойным голосом. - По-моему,  имя  этого  человека
действительно Айртон. Бен Джойс - это его кличка. Несомненно, что он  знал
Гарри Гранта и что он был боцманом на борту "Британии". Эти факты  с  теми
подробностями,  которые  Айртон  рассказывал,  подтверждаются   разговором
каторжников. Не будем  блуждать  среди  бесполезных  гипотез,  а  признаем
бесспорным, что Айртон и Бен Джойс - одно и то же лицо, матрос  "Британии"
стал впоследствии главарем шайки беглых каторжников.
   Эти объяснения Мак-Наббса не вызвали возражений.
   - А теперь, - сказал  Гленарван,  -  объясните  мне,  Мак-Наббс,  каким
образом и почему бывший боцман Гарри Гранта попал в Австралию?
   - Каким образом? Не знаю, - ответил майор. - Да и полиция заявляет, что
осведомлена не более моего. Почему? Это мне тоже неизвестно. Здесь кроется
тайна, которую разъяснит только будущее.
   - Полиция даже не подозревает, что Айртон и Бен  Джойс  одно  и  то  же
лицо, - заметил Джон Манглс.
   - Вы правы, Джон,  -  ответил  майор.  -  А  эти  сведения  значительно
облегчили бы розыски.
   - Очевидно, этот несчастный поступил на ферму Падди О'Мура  с  какой-то
преступной целью, - промолвила Элен.
   - Несомненно, - отозвался Мак-Наббс. - Он, видимо, подготовлял какое-то
покушение на ирландца, а тут  ему  подвернулось  нечто  более  заманчивое.
Случай свел его с нами.  Он  услышал  рассказ  Гленарвана,  узнал  историю
кораблекрушения и, будучи дерзким и смелым человеком, тут  же  решил  этим
воспользоваться. Решено было организовать экспедицию. У Уиммери  он  вошел
"в сношения с одним из своих людей, кузнецом из Блек-Пойнта. Тот, подковав
лошадь Гленарвана подковой с трилистником, дал тем самым возможность шайке
идти по нашим следам. С  помощью  ядовитого  растения  Бен  Джойс  отравил
одного за другим наших быков и лошадей. Наконец, когда приспело время,  он
завел нас в болота Сноуи и там предал в руки  беглых  каторжников,  главой
которых является.
   Вся история Бена Джойса  стала  понятной.  Майор,  раскрыв  тайну  Бена
Джойса, представил этого негодяя  таким,  каким  был  он  на  самом  деле:
дерзким и опасным преступником. Замыслы  его  были  теперь  разоблачены  и
обязывали Гленарвана к величайшей бдительности. К  счастью,  разоблаченный
разбойник был менее опасен, чем предатель.
   Однако из соображений, столь всесторонне  выясненных  майором,  вытекал
еще один важный вывод, о котором пока никто, кроме Мери Грант, не подумал.
В то время как другие обсуждали прошлое, она думала о будущем.
   Джон Манглс вдруг заметил ее бледное лицо, ее отчаяние. Он сразу понял,
что она должна была переживать.
   - Мисс Мери! Мисс Мери! Вы плачете! - воскликнул он.
   - Ты плачешь, мое дитя? - с участием обратилась к ней леди Элен.
   - Отец, мой отец!.. - прошептала бедняжка.
   Она не в силах была продолжать. Но внезапно всех осенила одна и  та  же
мысль - всем стали понятны и слезы Мери,  и  причина,  вызвавшая  их.  Она
вспомнила отца!
   Разоблачение предательства Айртона убивало всякую надежду  найти  Гарри
Гранта. Каторжник, для того чтобы заманить Гленарвана  в  глубь  материка,
выдумал крушение у австралийского побережья. Об этом определенно  говорили
бандиты, когда их подслушал Мак-Наббс. Никогда "Британия" не разбивалась о
подводные камни залива Туфолда! Никогда Гарри Грант  не  ступал  ногой  на
Австралийский  материк!  Второй  раз  произвольное  толкование   документа
толкнуло экспедицию на ложный путь.
   Подавленные горем юных Грантов,  спутники  хранили  гробовое  молчание.
Роберт плакал, прижавшись к сестре. Паганель бормотал досадливо:
   - О! Злосчастный документ! Тяжелому испытанию подвергаешь ты умы дюжины
честных людей!
   И, негодуя на самого себя, почтенный географ так яростно  колотил  себя
кулаком по лбу, словно хотел размозжить себе череп.
   Тем временем Гленарван подошел  к  Мюльреди  и  Вильсону,  стоявшим  на
страже. Глубокая тишина царила в долине между опушкой леса и рекой. Темные
густые облака стлались по  небу.  Среди  этой,  погруженной  в  оцепенение
природы далеко разнесся бы  малейший  звук,  а  между  тем  кругом  царила
мертвая тишина. По-видимому, Бен Джойс и его шайка удалились на порядочное
расстояние, иначе не порхали бы так весело на нижних ветвях деревьев  стаи
птиц, не объедали бы  несколько  кенгуру  так  мирно  молодые  побеги,  не
высовывала так доверчиво из кустов головы  пара  казуаров  -  все  служило
признаком того, что нет людей в окрестной мирной глуши.
   - Вы ничего подозрительного не заметили и не слышали за последний  час?
- спросил Гленарван у матросов.
   - Нет, ничего, сэр, - ответил Вильсон, - очевидно, каторжники теперь за
несколько миль отсюда.
   - По всей вероятности, их было слишком мало и они не  рискнули  напасть
на нас, - добавил Мюльреди. - Надо думать, что этот Бен  Джойс  отправился
вербовать себе помощников  среди  других,  таких  же  беглых  каторжников,
которые бродят у подножия Альп.
   - Возможно, что так, Мюльреди, - согласился Гленарван. - Эти негодяи  -
трусы. Они знают, что мы вооружены и вооружены прекрасно. Быть может,  они
ждут ночи, чтобы напасть на нас. Когда стемнеет, усилим бдительность.  Ах,
если бы "мы могли выбраться из этого болота и продолжать путь к побережью!
Но подъем воды в реке задерживает нас. Я оплатил бы золотом плот,  который
переправил бы нас на противоположный берег.
   - А почему вы не прикажете нам выстроить такой  плот,  сэр?  -  спросил
Вильсон. - Ведь деревьев здесь сколько угодно.
   -  Нет,  Вильсон,  -  ответил  Гленарван,  -  Сноуи  это  не  река,   а
стремительный поток.
   Тут к Гленарвану подошли Джон Манглс, майор и Паганель. Они только  что
обследовали Сноуи. В результате последних дождей воды реки  поднялись  еще
на один фут. Они неслись стремительно, напоминая пороги американских  рек.
Нечего было и думать плыть по этой ревущей, клокочущей реке со  множеством
водоворотов. Джон Манглс заявил, что переправа невозможна.
   - Однако нечего здесь сидеть сложа руки, - прибавил он. -  То,  что  мы
хотели предпринять до предательства Айртона, теперь, на  мой  взгляд,  еще
более необходимо.
   - Что вы хотите сказать, Джон? - спросил Гленарван.
   - Я хочу сказать, что нам  срочно  необходима  помощь,  и  если  нельзя
попасть в залив Туфолда, то надо отправиться в Мельбурн.
   - Но это рискованная попытка, Джон, - сказал Гленарван. - Не говоря уже
обо всех опасностях подобного путешествия в двести миль по  дикой  стране,
надо думать, что все дороги, все  тропы,  вероятно,  отрезаны  сообщниками
Бена Джойса.
   - Конечно, сэр, но нельзя же бездействовать. Айртону,  по  его  словам,
требовалась неделя, чтобы привести сюда матросов с "Дункана", а я  вернусь
с ними на берега Сноуи через шесть дней. Итак, сэр? Каковы же  будут  ваши
приказания?
   Гленарвана опередил Паганель.
   - Я должен высказать одно соображение, - сказал он. - Ехать в  Мельбурн
безусловно надо, но зачем опасностям подвергать Джона Манглса? Он  капитан
"Дункана" и поэтому не имеет права рисковать  своей  жизнью.  Вместо  него
поеду я.
   - Хорошо сказано! - похвалил майор. - Но почему вы?
   - А мы-то разве не можем ехать? - в один голос воскликнули  Мюльреди  и
Вильсон.
   - А неужели вы думаете, что меня испугает  путешествие  в  двести  миль
верхом? - спросил Мак-Наббс.
   - Друзья мои, - заговорил Гленарван, - поскольку кто-то должен ехать  в
Мельбурн, то бросим жребий. Паганель, пишите наши имена.
   - Во всяком случае, не ваше, сэр, - сказал Джон Манглс.
   - Почему? - спросил Гленарван.
   - Вы не имеете права покинуть леди Элен, и, кроме того, ваша  рана  еще
не зажила!
   - Гленарван, вы не должны покидать экспедицию! - воскликнул Паганель.
   - Правильно, - сказал Мак-Наббс. - Ваше место здесь, Эдуард, вы  должны
остаться.
   - Поездка предстоит опасная, и я не хочу взвалить мою долю опасности на
других, - ответил Гленарван. -  Пишите,  Паганель.  Пусть  мое  имя  будет
смешано с именами моих товарищей, и дай бог, чтобы жребий выпал мне.
   Пришлось  подчиниться  его  решению.  Имя  Гленарвана  присоединили   к
остальным именам. Начали тянуть жребий, и он пал на Мюльреди. У  отважного
матроса вырвалось радостное "ура".
   - Сэр, я готов пуститься в дорогу, - отрапортовал он.
   Гленарван пожал руку Мюльреди и направился к фургону, а  майор  и  Джон
Манглс остались на страже.
   Леди Элен немедленно узнала о решении послать гонца в Мельбурн и о том,
на кого пал жребий. Она нашла слова для честного матроса, которые  глубоко
растрогали его. Все  знали  Мюльреди  как  человека  храброго,  толкового,
неутомимого, и действительно, случай выбрал удачного гонца.
   Отъезд Мюльреди  назначили  на  восемь  часов  вечера,  после  коротких
австралийских сумерек. Вильсон взял на себя снарядить лошадь. Он предложил
заменить предательскую подкову на левой ноге обыкновенной подковой, снятой
с копыта одной из павших ночью  лошадей.  Благодаря  этому  каторжники  не
распознают следов Мюльреди, а преследовать его пешими они не смогут.
   В то время как Вильсон был занят перековкой лошади,  Гленарван  занялся
письмом Тому Остину, но ему мешала раненая рука, и  он  попросил  Паганеля
написать вместо него.  Ученый,  поглощенный  какой-то  навязчивой  мыслью,
казалось, не  замечал  того,  что  происходило  вокруг.  Среди  всех  этих
тревожных обстоятельств Паганель  думал  лишь  об  одном:  о  неправильном
истолковании документа. Он всячески переставлял  слова,  стараясь  извлечь
новый смысл, и с головой погрузился в эту работу.
   Поэтому он не сразу понял  просьбу  Гленарвана,  и  тот  принужден  был
повторить ее.
   - А, прекрасно! Я готов! - отозвался Паганель.
   И он, машинально вырвав листок из своей записной книжки,  взял  в  руки
карандаш и приготовился писать.
   Гленарван начал диктовать следующее:
   - "Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и отвести "Дункан"...
   Дописывая это слово, Паганель случайно взглянул на валявшийся на  земле
номер "Австралийской и Новозеландской газеты".
   Газета была сложена таким образом, что виднелось лишь слово зеландская.
Паганель вдруг прекратил писать и, по-видимому, забыл и Гленарвана, и  его
письмо, и то, что ему диктовали.
   - Паганель! - окликнул его Гленарван.
   - Ах! - воскликнул географ.
   - Что с вами? - спросил майор.
   - Ничего, ничего, - пробормотал Паганель. Потом он зашептал про себя: -
Зеланд... ланд... ландия!
   Он вскочил. Он схватил газету. Он тряс  ее,  стараясь  удержать  слова,
рвавшиеся с его уст.
   Леди Элен, Мери, Роберт, Гленарван с удивлением смотрели  на  географа,
не понимая причины его волнения.
   Паганель был похож на человека, который внезапно сошел с  ума.  Но  его
возбуждение  быстро  прошло.  Ученый  мало-помалу   успокоился.   Радость,
блиставшая в его глазах, угасла. Он снова сел на  свое  место  и  спокойно
сказал:
   - Я к вашим услугам, сэр.
   Гленарван возобновил диктовку  письма,  которое  в  окончательном  виде
гласило следующее: "Приказываю Тому  Остину  немедленно  выйти  в  море  и
отвести "Дункан", придерживаясь тридцать седьмой параллели,  к  восточному
побережью Австралии".
   - Австралии? - переспросил Паганель. - Ах да, Австралии!..
   Закончив письмо, географ передал его на подпись Гленарвану. Тот кое-как
подписал - ему мешала  рана.  Письмо  запечатали.  Паганель  дрожавшей  от
волнения рукой написал адрес:
   "Тому Остину, помощнику капитана яхты "Дункан", Мельбурн".
   Затем он вышел из фургона, жестикулируя и бормоча непонятные слова:
   - Ландия! Ландия! Зеландия!



21. ЧЕТЫРЕ МУЧИТЕЛЬНЫХ ДНЯ

   Остаток дня  прошел  без  происшествий.  Все  приготовления  к  отъезду
Мюльреди были закончены. Честный матрос был счастлив  доказать  Гленарвану
свою преданность.
   К Паганелю вновь вернулись его хладнокровие, и обычная  манера  держать
себя. Правда, по его виду можно было  догадаться,  что  он  беспрерывно  о
чем-то размышляет, но он решил скрывать свою заботу. Надо полагать, что  у
него на это были серьезные основания, ибо майор слышал, как  он  повторял,
словно борясь с самим собой:
   - Нет, нет! Они мне не поверят! Да и зачем! Теперь уже слишком поздно!
   Приняв это решение,  Паганель  показал  Мюльреди,  какой  дорогой  тому
следует ехать в Мельбурн. Он объяснил по карте, что все тропинки  в  степи
вели на дорогу в Люкноу. Эта дорога шла на юг до самого  побережья  и  там
круто поворачивала к Мельбурну. Мюльреди должен был  все  время  держаться
этого пути, не пытаясь ехать напрямик по малоизвестной  местности.  Ничего
не могло быть проще, и Мюльреди не мог заблудиться. Опасность грозила лишь
вблизи лагеря, на протяжении нескольких миль, где,  по  всей  вероятности,
прятались в засаде Бен Джойс и его шайка. Миновав это место, Мюльреди  мог
спокойно продолжать путь, зная, что каторжники его уже  не  догонят  и  он
благополучно выполнит возложенное на него важное поручение.
   В шесть часов пообедали. Лил  проливной  дождь,  палатка  протекала,  и
поэтому все укрылись в фургоне, который к  тому  же  представлял  надежное
убежище. Увязнув в глине, он прочно покоился на ней,  словно  крепость  на
фундаменте. Арсенал состоял из семи карабинов и семи револьверов  и  давал
возможность  выдержать  довольно  продолжительную  осаду,  ибо   не   было
недостатка ни в боевых, ни в съестных припасах. Между  тем  не  позже  как
через шесть дней "Дункан" должен был бросить якорь в заливе Туфолда, а еще
через сутки его команда должна была появиться  на  противоположном  берегу
Сноуи. Даже если переправиться  через  реку  будет  невозможно,  то  шайка
каторжников все  равно  вынуждена  будет  отступить  перед  превосходящими
силами противника. Но для всего  этого  необходимо  было,  чтобы  Мюльреди
успешно выполнил свое опасное поручение.
   В восемь часов вечера совершенно стемнело. Настала пора отправляться  в
путь. Привели оседланную лошадь. Ее копыта, из предосторожности  обернутые
тряпками, беззвучно ступали по земле. Животное  имело  утомленный  вид,  а
между тем от его выносливости зависело общее спасение.  Майор  посоветовал
Мюльреди  поберечь  силы  коня,  как  только  он  окажется  за   пределами
досягаемости для каторжников. Лучше опоздать на полдня, но зато  наверняка
добраться до цели.
   Джон  Манглс  передал  матросу  револьвер,  который  он  сам  тщательно
зарядил. Это было грозное оружие в руках  отважного  человека,  ибо  шесть
выстрелов, один за другим, могли легко расчистить дорогу от  преграждающих
ее бандитов. Мюльреди вскочил на коня.
   - Вот письмо, передай его Тому Остину, -  сказал  Гленарван.  -  Скажи:
пусть, не теряя ни минуты, ведет "Дункан"  в  залив  Туфолда,  и  если  не
найдет нас там, значит, мы не смогли переправиться через  Сноуи,  -  пусть
тогда немедленно сам спешит нам на помощь! А теперь в  путь,  мой  честный
матрос, и да хранит тебя бог!
   Гленарван, Элен и Мери Грант - все крепко пожали  Мюльреди  руку.  Этот
отъезд в темную дождливую ночь, дорогой, где на каждом  шагу  подстерегала
опасность,  сквозь  необъятные  пространства  дикого,  неизвестного   края
заставил бы сжаться сердца людей менее крепких духом, чем отважный матрос.
   - Прощайте, сэр, - промолвил он спокойно.
   И исчез, поскакав по тропе, шедшей вдоль опушки леса.
   В эту минуту буря забушевала еще сильнее. Сухие ветви эвкалиптов  глухо
стучали друг о друга, порой слышно было, как они, с  треском  отламываясь,
падали на размякшую землю. Немало гигантских деревьев, уже высохших, но до
сих пор еще устойчивых, свалилось в эту бурную ночь. Среди треска деревьев
и рева Сноуи завывал ураган. Густые тучи, гонимые ветром к востоку,  низко
стлались над землей, словно клубы пара. Беспросветный мрак делал эту  ночь
еще более жуткой.
   После отъезда Мюльреди путешественники забились в фургон.  Элен,  Мери,
Гленарван и Паганель разместились в переднем отделении, наглухо  закрытом.
Во втором отделении устроились Олбинет, Вильсон и  Роберт.  Майор  и  Джон
Манглс несли дозор снаружи. Это было необходимо, ибо  можно  было  ожидать
внезапного нападения каторжников.
   Два  верных  стража  находились  на  своем  посту,  стоически  перенося
хлеставшие им в лицо порывы дождя и ветра. Они старались пронизать глазами
мрак, столь благоприятный для нападения, так  как  вой  бури,  шум  ветра,
треск сучьев, грохот валившихся деревьев и гул бушевавшего  потока  мешали
что-либо расслышать.
   Тем не менее среди этого оглушительного шума порой  наступало  короткое
затишье. Ветер умолкал, словно переводя дыхание, и  только  Сноуи  бурлила
среди неподвижных камышей и  черной  завесы  камедных  деревьев.  В  такие
мгновения тишина казалась особенно глубокой. Тогда  майор  и  Джон  Манглс
прислушивались с удвоенным вниманием.
   В одно из таких мгновений затишья до них донесся  пронзительный  свист.
Джон Манглс быстро подошел к майору.
   - Слышали? - спросил он.
   - Да, - ответил Мак-Наббс. - Но что это - человек или животное?
   - Человек, - ответил Джон Манглс.
   Оба  стали  напряженно  вслушиваться.   Внезапно   необъяснимый   свист
повторился, ему  ответил  звук,  похожий  на  выстрел.  В  этот  миг  буря
забушевала с новой яростью.
   Мак-Наббс и Джон Манглс, не будучи в состоянии расслышать  друг  друга,
отошли обратно к фургону и стали с  подветренной  стороны.  В  эту  минуту
кожаные  занавески  фургона  отодвинулись,  и  Гленарван  присоединился  к
товарищам. Он, как и они, слышал зловещий свист и выстрел, отдавшийся эхом
под брезентовым навесом.
   - От