плот наискось к противоположному левому берегу. Они  были  уже  саженях  в
пятидесяти от него, как вдруг весло Вильсона  сломалось.  Не  сдерживаемый
ничем, плот опять понесся по течению. Джон, рискуя сломать и  свое  весло,
пытался  направить  плот  к  берегу.  Вильсон,  с  окровавленными  руками,
бросился помогать ему. Наконец их усилия увенчались успехом:  после  более
чем получасовой переправы плот ударился о крутой  берег.  Толчок  был  так
силен, что веревки, которыми были связаны бревна, лопнули, разошлись, и на
плот хлынула, шумя, вода. Путешественники еле успели  уцепиться  за  ветви
прибрежных кустов и вытащить на берег промокших Мюльреди и  обеих  женщин.
Все спаслись, но большая часть провианта  и  все  оружие,  кроме  карабина
майора, унесло течением вместе с обломками плота.
   Переправившись через реку, маленький отряд очутился  на  другом  берегу
почти без оружия и съестных припасов в тридцати пяти  милях  от  Делегита,
среди глухой неведомой пустыни. Здесь нельзя было встретить ни  колониста,
ни скваттера, ибо местность  была  необитаема.  Здесь  рыскали  лишь  одни
грабители.
   Решено было пуститься в путь без промедления. Мюльреди, понимая,  какой
он является обузой, просил оставить его здесь одного до присылки помощи из
Делегита.
   Гленарван отказался исполнить его просьбу. До Делегита они могли  дойти
в три дня, а до побережья океана - в пять, то есть 26  января.  Между  тем
"Дункан" должен был выйти из Мельбурна 16-го. Что значили теперь несколько
часов промедления!
   - Нет, друг мой, - закончил Гленарван, - я  никого  здесь  не  оставлю.
Сделаем носилки и понесем тебя по очереди.
   Носилки сделали из крепких ветвей эвкалипта и устлали охапками травы, и
Мюльреди волей-неволей пришлось лечь  на  них.  Гленарван  захотел  первым
нести своего матроса. Он взялся за носилки с одной стороны,  Вильсон  -  с
другой, и отряд двинулся в путь.
   Как печально было это зрелище! Как плохо кончилось столь удачно начатое
путешествие! Теперь путешественники уже не искали здесь Гарри Гранта. Этот
материк, где его не было и никогда не бывало,  грозил  стать  роковым  для
тех, кто посвятил себя его поискам. И если отважным соотечественникам  его
удастся добраться до побережья, то они не найдут там "Дункана", на котором
могли бы вернуться на родину.
   В молчании, грустно и тяжело прошел этот первый день  пути.  У  носилок
сменялись каждые десять минут, но никто из товарищей  матроса  не  роптал,
хотя усталость усугублялась сильной жарой.
   Вечером, пройдя пять миль,  остановились  на  привал  в  роще  камедных
деревьев. Поужинали остатками съестных припасов,  уцелевших  при  крушении
плота. В дальнейшем вся надежда была лишь на карабин майора.
   Ночь провели плохо, к тому же пошел дождь. Казалось,  день  никогда  не
наступит. Снова двинулись в путь. Майору не  удалось  ничего  подстрелить:
этот злосчастный край был хуже любой пустыни - даже животные избегали его.
   К счастью, Роберт нашел гнездо дроф и в  нем  двенадцать  крупных  яиц.
Олбинет испек их в горячей золе. Эти печеные яйца и несколько сорванных на
дне оврага пучков портулака составили весь завтрак 22 января.
   Час от часу дорога  становилась  все  труднее.  Песчаные  равнины  были
покрыты колючей травой "спинифекс", называемой в Мельбурне "дикобраз". Эта
трава рвала в клочья одежду  и  до  крови  царапала  ноги.  Тем  не  менее
мужественные женщины, не жалуясь, шли вперед,  подавая  пример  спутникам,
подбодряя то одного, то другого словом или взглядом.
   Вечером остановились на привал у подножия горы Булла-Булла,  на  берегу
горной речки Юнгалла. Ужин был бы очень  скуден,  если  бы  Мак-Наббсу  не
удалось подстрелить  крупную  крысу  "mils  conditor",  очень  ценимую  за
питательные свойства. Олбинет изжарил ее, и все жалели лишь о том, что она
не была величиной с барана. Пришлось довольствоваться тем, что было.
   Двадцать третьего января путешественники, утомленные, но все же  полные
энергии, снова отправились в путь. Обогнув подножие  горы,  они  вышли  на
обширный луг, поросший травой, похожей на китовый ус.  Это  было  какое-то
бесконечное переплетение, какая-то живая стена острых штыков; дорогу среди
них приходилось прорубать топором или расчищать огнем.
   В это утро завтракать не пришлось.  Трудно  представить  себе  что-либо
более  бесплодное,  чем  эта  равнина,  усеянная  обломками  кварца.  Люди
страдали не только от голода, но и от жажды. Эти муки усиливались страшной
жарой. Гленарван и его спутники за два  часа  едва  прошли  полмили.  Если
недостаток  воды  и  съестных  припасов  продлился  бы   до   вечера,   то
путешественники упали бы и больше уже не встали.
   Но счастливый случай пришел на помощь маленькому отряду: он  набрел  на
коралловые кусты цефалота, цветы которого, имеющие форму  чаши,  наполнены
приятной на вкус жидкостью.  Все  напились  и  почувствовали,  что  к  ним
вернулись силы. Пищей явилось растение, которым питаются туземцы, когда не
могут добыть ни дичи, ни насекомых, ни змей; его нашел в пересохшем  ручье
горной реки Паганель: он знал о питательных свойствах этого растения,  ему
об этом неоднократно говорили его коллеги по Географическому обществу.
   Это было нарду, тайнобрачное растение, то самое,  которое  поддерживало
жизнь Берка и Кинга в пустынях Центральной Австралии.  Под  его  листьями,
похожими на листья трилистника, росли сухие споры. Эти споры,  размером  в
чечевицу, растерли между двумя камнями - получилось нечто вроде  муки,  из
которой выпекли грубый хлеб, несколько утоливший голод путешественников. В
этом месте нарду росло в изобилии, и Олбинет сделал  такой  большой  запас
его, что путешественники были обеспечены пропитанием на несколько дней.
   На следующий день, 24 января, Мюльреди прошел часть  пути  пешком.  Его
рана совсем зарубцевалась. До города Делегита оставалось не  более  десяти
миль, и к вечеру путешественники остановились  на  привал  под  сто  сорок
девятым градусом долготы, на самой границе провинции Новый Южный Уэльс.
   Мелкий пронизывающий дождь лил несколько часов  подряд,  укрыться  было
негде, но, к счастью, Джон Манглс  обнаружил  заброшенную,  ветхую  хижину
дровосеков. Пришлось довольствоваться этим  жалким  шалашом  из  ветвей  и
соломы. Вильсон хотел развести костер,  чтобы  испечь  из  нарду  хлеб,  и
отправился собирать  валявшийся  кругом  хворост,  но  разжечь  костер  не
удалось, ибо значительное содержание квасцовых веществ в дереве не  давало
ему гореть. Это было то самое "несгораемое  дерево",  о  котором  упоминал
Паганель, перечисляя удивительные явления, встречающиеся в Австралии.
   Пришлось отказаться от огня, а следовательно, и от хлеба и лечь спать в
сырой одежде.  А  прятавшиеся  в  верхушках  деревьев  птицы-пересмешники,
казалось, издевались над несчастными путешественниками.
   Однако страдания маленького отряда приближались к концу. И  пора  было.
Молодые женщины делали героические усилия, но их силы истощались,  они  не
шли, а еле тащились.
   На следующий день выступили  на  рассвете.  В  одиннадцать  часов  утра
показался  Делегит,  главный  городок  графства  Уэлслей,  находящийся   в
пятидесяти милях от залива Туфолда. В Делегите быстро разрешили  вопрос  о
средствах дальнейшего передвижения. Гленарван, чувствуя себя так близко от
берега  океана,  воспрянул  духом.  Быть  может,  "Дункан"   действительно
задержался и они опередят приход яхты! Через сутки они  уже  доберутся  до
залива Туфолда.
   В полдень, после плотной трапезы, путешественники  уселись  в  почтовую
карету, и пять сильных лошадей умчали их из Делегита. Дорога содержалась в
исправности, кучер и форейторы, предвидя щедрые чаевые, гнали  лошадей  во
весь опор, молниеносно перепрягая их на почтовых  станциях,  расположенных
через каждые десять миль.  Казалось,  нетерпение,  пожиравшее  Гленарвана,
передалось и им.
   Весь день и всю ночь неслись таким аллюром, делая по шести миль в  час.
На следующий день, на рассвете, глухой рокот  волн  возвестил  о  близости
Индийского океана. Надо было обогнуть залив,  чтобы  доехать  до  тридцать
седьмой параллели, места, где Том Остин должен был ждать путешественников.
   Когда перед ними развернулся океан, то все взоры устремились вдаль, ища
"Дункан": может быть, чудом спасенная яхта дрейфует невдалеке  от  берега,
как месяц тому назад  дрейфовала  у  мыса  Корриентес,  близ  аргентинских
берегов!
   Но на море ничего  не  было  видно.  Лишь  вода  и  небо  сливались  на
горизонте. Ни  один  парус  не  оживлял  беспредельного  простора  океана.
Оставалась еще одна надежда: быть может, Том Остин решил бросить  якорь  в
самом заливе Туфолда, так как море было неспокойно и лавировать у открытых
берегов было небезопасно.
   - В Идеи! - приказал Гленарван.
   Почтовая карета тотчас же  свернула  направо  и  понеслась  по  дороге,
проложенной вдоль берега, к маленькому городку Идеи,  отстоявшему  в  пяти
милях от этого места.
   Кучер остановил лошадей вблизи маяка, который указывал на вход в  порт.
На рейде стояло на якоре несколько судов, но ни  на  одном  не  развевался
флаг Малькольма.
   Гленарван, Джон  Манглс  и  Паганель,  выпрыгнув  из  почтовой  кареты,
побежали на таможню. Они расспросили служащих и просмотрели списки  судов,
прибывавших в порт за последние дни.
   Оказалось, что ни одно судно не входило в порт за истекшие семь дней.
   - А может быть, "Дункан"  еще  не  вышел  из  Мельбурна?  -  воскликнул
Гленарван, цепляясь за последнюю надежду. - Может быть, мы опередили его?
   Джон Манглс покачал головой. Капитан знал Тома Остина. Его помощник  не
мог на десять дней задержать выполнение приказа.
   - Я хочу знать, как  обстоит  дело,  -  промолвил  Гленарван.  -  Лучше
горькая истина, чем неизвестность.
   Через  четверть  часа  начальнику  порта  в  Мельбурне   была   послана
телеграмма.
   Затем они направились в гостиницу "Виктория".
   В два  часа  пополудни  Гленарвану  была  вручена  ответная  телеграмма
следующего содержания:

   "Лорду Гленарвану, Идеи, залив Туфолда.  "Дункан"  ушел  в  море  18-го
текущего месяца в неизвестном направлении.
   Ж.Эндрю".

   Телеграмма выпала из рук Гленарвана.
   Никаким сомнениям не было места! Честная шотландская яхта попала в руки
Бена Джойса и стала пиратским судном!
   Так  закончился  переход  через   Австралию,   начавшийся   при   столь
благоприятных условиях. Следы капитана Гранта и его  спутников,  казалось,
были теперь безвозвратно утеряны. Эта неудача стоила жизни  всему  экипажу
"Дункана". Гленарван  потерпел  поражение,  и  этого  отважного  человека,
которого в пампе не  заставили  отступить  ополчившиеся  на  него  стихии,
здесь, в Австралии, победила человеческая подлость.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


1. "МАКАРИ"

   Если когда-либо у тех, кто  разыскивал  капитана  Гранта,  должна  была
пропасть надежда найти его, то  это  именно  теперь,  когда  они  утратили
одновременно  все.  Куда  снаряжать  новую  экспедицию?  Как  организовать
исследование  новых  стран?  Ведь  "Дункан"  больше  не   существовал,   и
немедленное возвращение на родину было тоже невозможно. Итак,  предприятие
великодушных шотландцев не удалось. Неудача! Печальное слово,  но  в  душе
мужественного человека оно не находит отклика. И все же  Гленарван  должен
был признать, что не в силах осуществить взятое на себя дело.
   При этих тяжелых обстоятельствах Мери Грант имела  мужество  больше  не
упоминать имени своего отца. Она утаивала  от  всех  свои  душевные  муки,
думая о несчастной участи экипажа "Дункана". Горе дочери стушевалось перед
чувством друга, и она утешала Элен,  некогда  утешавшую  ее.  Мери  первая
заговорила  о  возвращении  в  Шотландию.  Джон  Манглс,  видя  ее   столь
мужественной, столь покорной судьбе, восхищался ею. Однажды  он  заговорил
было о дальнейших поисках капитана Гранта, но Мери остановила его взглядом
и позже сказала:
   - Нет, мистер Джон, будем думать о тех,  кто  пожертвовал  собой.  Лорд
Гленарван должен вернуться в Европу.
   - Вы правы, мисс Мери, - ответил Джон  Манглс,  -  это  необходимо.  Но
необходимо также, чтобы английские власти знали  о  судьбе  "Дункана".  Не
теряйте надежды. Я не  брошу  начатых  поисков,  и  если  нужно,  то  буду
продолжать их один. Или я найду капитана Гранта, или погибну!
   Джон Манглс брал на себя тяжелое  обязательство.  Мери  приняла  его  и
протянула руку молодому капитану, словно скрепляя договор. Джон обещал  ей
вечную преданность, а Мери ему - вечную благодарность.
   В этот день окончательно решено было вернуться на родину. Порешили,  не
откладывая, выехать в Мельбурн. Наутро Джон Манглс пошел справиться, когда
отплывет корабль на Мельбурн. Молодой капитан полагал, что между Иденом  и
столицей провинции Виктория существует регулярное сообщение.
   Однако его ожидания не  оправдались:  суда  в  Мельбурн  ходили  редко.
Три-четыре корабля, стоявших на якоре в  порту,  составляли  весь  местный
торговый флот. И ни одно из них не шло ни в Мельбурн, ни в  Сидней,  ни  в
Пойнт-де-Галл. А между  тем  только  в  этих  трех  портах  Гленарван  мог
надеяться найти суда, отплывающие в Англию.
   Что  оставалось  делать?  Ждать  подходящего  судна?  Но   можно   было
задержаться надолго,  ибо  в  залив  Туфолда  суда  заходят  редко.  Какое
множество их проплывает в открытом море, не заходя в залив!
   Поразмыслив и обсудив этот вопрос с товарищами, Гленарван решил ехать в
Сидней сухопутным путем, как  вдруг  Паганель  предложил  проект,  который
никому не приходил в голову.
   Географ независимо от Джона Манглса тоже побывал  в  заливе  Туфолда  и
знал, что там не было судов, идущих на Мельбурн и Сидней.  Но  один  бриг,
стоявший на рейде, готовился к отплытию в  Окленд,  столицу  И-ка-на-мауи,
северного острова Новой Зеландии.  Паганель  предложил  зафрахтовать  этот
бриг и плыть на нем в Окленд, откуда легко будет вернуться в  Европу,  ибо
этот город связан с ней регулярными рейсами.
   Предложение Паганеля заслужило серьезного внимания. К тому же Паганель,
вопреки обыкновению, не приводил  бесчисленных  доводов  в  пользу  своего
предложения, а ограничился лишь тем, что изложил суть дела, и добавил, что
переход займет дней  пять-шесть.  Действительно,  от  Австралии  до  Новой
Зеландии расстояние не больше тысячи миль.
   По странному совпадению Окленд находился как раз на той самой  тридцать
седьмой параллели, вдоль которой путешественники неотступно  следовали  от
самых берегов Араукании. Несомненно, географ мог  бы  прибегнуть  к  этому
выгодному для него доводу, даже не  будучи  обвинен  в  эгоизме,  ибо  это
давало ему возможность попутно  посетить  берега  Новой  Зеландии.  Однако
Паганель не  использовал  это  обстоятельство.  Очевидно,  он  после  двух
неправильных толкований документа не хотел выдвигать третий вариант. Кроме
того, о  каком  новом  толковании  могла  идти  речь,  когда  в  документе
определенно было сказано, что капитан Грант нашел убежище на континенте, а
не на острове. А ведь Новая Зеландия - это всего лишь острова. Как бы  там
ни было, по этой ли причине или  по  иной,  но,  предлагая  отправиться  в
Окленд, Паганель умолчал о том, что поездка в Окленд может быть связана  с
новыми поисками, а только обратил внимание на то, что между этим городом и
Великобританией имеется регулярное сообщение, которое  легко  можно  будет
использовать.
   Джон Манглс поддержал предложение Паганеля, полагая, что лучше плыть на
этом судне, чем ждать неопределенно долгое время прихода в  залив  Туфолда
другого судна. Но, раньше чем решиться на это, он считал  нужным  побывать
на бриге, о котором говорил географ. Гленарван, майор, Паганель, Роберт  и
молодой капитан сели в лодку  и  в  несколько  взмахов  весел  подплыли  к
интересовавшему их судну, стоявшему на якоре в двух кабельтовых от берега.
   Это был бриг вместимостью в двести пятьдесят  тонн,  носивший  название
"Макари". Он совершал рейсы между  портами  Австралии  и  Новой  Зеландии.
Капитан, или, точнее сказать, хозяин брига,  принял  посетителей  довольно
грубо. Они сразу поняли, что имеют дело с  человеком  невоспитанным,  мало
чем отличающимся от  своих  пяти  матросов.  Толстая  красная  физиономия,
грубые руки, приплюснутый нос, вытекший глаз, отвисшая от  тяжести  трубки
нижняя губа и зверский вид делали Билля Галлея мало приятным человеком. Но
выбора не было, и  для  переезда  в  несколько  дней  с  этим  можно  было
примириться.
   - Эй вы там, что вам здесь нужно? - крикнул Билль  Галлей  незнакомцам,
всходившим на палубу его брига.
   - Вы капитан? - спросил Джон Манглс.
   - Я, - ответил Галлей. - Еще что?
   - "Макари" идет с грузом в Окленд?
   - Да. Еще что?
   - С каким грузом?
   - Со всем, что продается и покупается. Еще что?
   - Когда он отчаливает?
   - Завтра в полдень, с отливом. Еще что?
   - Возьмете пассажиров?
   - Смотря каких, и притом,  если  они  будут  согласны  есть  из  общего
матросского котла.
   - У них будет своя провизия.
   - Еще что?
   - Еще что?
   - Да. Сколько их?
   - Девять, из них две дамы.
   - У меня нет кают.
   - Они удовольствуются предоставленной им рубкой.
   - Еще что?
   - Согласны? -  спросил  Джон  Манглс,  которого  нисколько  не  смущали
повадки и обращение капитана.
   - Посмотрим, - пробурчал хозяин "Макари".
   Билль Галлей прошелся раза два  по  палубе,  топая  грубыми,  подбитыми
гвоздями сапожищами, и вдруг, круто остановившись перед  Джоном  Манглсом,
спросил:
   - Сколько заплатите?
   - А сколько вы хотите? - спросил Джон.
   - Пятьдесят фунтов.
   Гленарван кивнул головой, давая понять, что согласен.
   - Ладно, - ответил Джон Манглс, - идет: пятьдесят фунтов.
   - Только за проезд.
   - Ладно.
   - Еда особо.
   - Особо.
   - Уговорились. Еще что? - буркнул Галлей, протягивая руку.
   - Что еще?
   - Задаток.
   - Вот половина цены - двадцать  пять  фунтов,  -  сказал  Джон  Манглс,
вручая хозяину брига пересчитанные на его глазах деньги.
   Галлей засунул их в карман, не найдя нужным поблагодарить.
   - Завтра будьте на судне. До  полудня.  Приедете  или  нет,  все  равно
снимаюсь с якоря.
   - Приедем.
   Закончив переговоры, Гленарван, майор, Роберт, Паганель и  Джон  Манглс
покинули судно, причем Билль Галлей даже не  соблаговолил  прикоснуться  к
клеенчатой шляпе, покрывавшей его рыжие всклокоченные волосы.
   - Ну и грубиян! - вырвалось у Джона Манглса.
   - А мне он нравится, - отозвался Паганель. - Настоящий морской волк!
   - Точнее, медведь, - возразил майор.
   - Уверен, что этот медведь торговал некогда  рабами,  -  прибавил  Джон
Манглс.
   - Не все ли равно? - отозвался  Гленарван.  -  Для-нас  важно,  что  он
капитан "Макари", а "Макари" идет в Новую Зеландию. Во время  перехода  из
залива Туфолда до Окленда мы мало будем видеть  его,  а  после  Окленда  и
совсем больше не встретимся.
   Элен и Мери Грант были  очень  рады,  узнав,  что  отъезд  назначен  на
завтра. Гленарван предупредил их, что на  "Макари"  у  них  не  будет  тех
удобств,  какие  были  на  "Дункане".  Но  такой  пустяк  не  мог  смутить
мужественных  женщин,  перенесших  столько  испытаний.  Олбинету  поручили
заготовить провизию. Бедняга оплакивал свою несчастную жену, оставшуюся на
яхте, она, несомненно, стала жертвой свирепых каторжников, разделив участь
всего  экипажа.  Тем  не  менее  он  с  обычным  старанием  выполнял  свои
обязанности  стюарда,  и  "отдельное  питание"  заключалось  в  изысканных
яствах, о которых, вероятно, и не мечтала команда  "Макари".  В  несколько
часов Олбинет закончил покупку запасов.
   Тем временем майор получил деньги по чекам Гленарвана  на  Мельбурнский
союзный банк. Он закупил  оружие,  боевые  припасы,  а  Паганель  приобрел
прекрасную карту Новой Зеландии, составленную Джонстоном.
   Мюльреди был здоров. Он почти не страдал от раны,  которая  нескол