йца,  но   тщетно.   И   как   только   он   заметил
приближавшегося ученого, так уже издали крикнул ему:
   - Скорей идите сюда, друг Паганель,  мы  с  Талькавом  никак  не  можем
понять друг друга!
   Побеседовав  несколько  минут  с  патагонцем,  Паганель   обратился   к
Гленарвану.
   - Талькав, - сказал он, - очень удивлен одним, в самом  деле,  странным
явлением.
   - Каким же?
   - Тем, что нигде кругом не видно ни индейцев, ни даже их следов. Обычно
их отряды всегда пересекают эти  равнины  во  всех  направлениях:  то  эти
индейцы гонят выкраденный скот, то пробираются к самым Кордильерам,  чтобы
продавать там местного изделия ковры и бичи, сплетенные из кожи.
   - А чем объясняет Талькав исчезновение индейцев?
   - Он сам ничего не понимает и удивляется.
   - Но каких индейцев рассчитывал он встретить в этой части пампасов?
   - Как раз тех, в чьих руках находились  пленники  европейцы;  индейцев,
находящихся под властью касиков Кальфоукоура, Катриеля или Янчетруса.
   - Что это за люди?
   - Это вожди некогда могущественных племен. Лет тридцать тому  назад  их
оттеснили в горы. С  той  поры  они  подчинились  Аргентине  -  насколько,
впрочем, способен подчиниться индеец - и кочуют по пампе  и  по  провинции
Буэнос-Айрес. И я  удивлен  не  менее  Талькава  тем,  что  нам  нигде  не
попадаются следы индейцев в этих местностях, где они обычно разбойничают.
   - Но, в таком  случае,  что  же  нам  следует  предпринять?  -  спросил
Гленарван.
   - Сейчас узнаю, - ответил Паганель.
   И, поговорив несколько минут с Талькавом, он сказал:
   - То, что советует  патагонец,  кажется  мне  очень  разумным.  По  его
мнению, нам следует продолжать путь на восток до форта Независимый, и если
даже там мы не получим никаких сведений о капитане Гранте, то,  во  всяком
случае, узнаем, куда девались индейцы аргентинских равнин.
   - А форт этот далеко отсюда? - поинтересовался Гленарван.
   - Нет,  он  расположен  на  Сьерра-Дель-Тандиль,  милях  в  шестидесяти
отсюда.
   - И когда же мы доберемся туда?
   - Послезавтра к вечеру.
   Гленарван был чрезвычайно смущен этим обстоятельством. Казалось, меньше
всего можно было ожидать, что в пампе не  встретятся  индейцы.  Обычно  их
здесь   бывает   слишком   много.   Очевидно,   какое-то    исключительное
обстоятельство  заставило  индейцев  исчезнуть.  Но   если   Гарри   Грант
действительно находится в плену у одного из этих племен,  то  очень  важно
было узнать, куда же увели его индейцы: на север или на  юг?  Этот  вопрос
тревожил Гленарвана. Необходимо было не  сбиться  со  следов  капитана,  и
потому разумней всего было последовать совету Талькава и ехать до  селения
Тандиль. Там, по крайней мере, можно будет с кем-нибудь переговорить...
   Около четырех часов пополудни на горизонте обрисовался холм, который  в
такой плоской  местности  казался  горой.  Это  была  Сьерра-Тапалькем,  у
которой путники расположились лагерем на ночь.
   На   следующий   день   они    беспрепятственно    перебрались    через
Сьерру-Тапалькем: продвигаться приходилось по  отлогим  песчаным  склонам.
Перебраться через  такую  горную  цепь  людям,  перевалившим  через  Анды,
казалось делом легким. Лошадям почти не пришлось замедлять ход. В  полдень
всадники миновали заброшенный форт  Тапалькем  -  это  первое  звено  цепи
крепостей, которые тянулись вдоль южной границы,  защищая  ее  от  набегов
индейцев. Но, ко все возраставшему изумлению Талькава, индейцев и следа не
было.  Однако  около  полудня  вдали  появились   три   всадника,   хорошо
вооруженных,  на  прекрасных  конях.  Некоторое  время  они  наблюдали  за
маленьким отрядом, но, не дав возможности приблизиться к ним,  умчались  с
невероятной быстротой. Гленарван был в ярости.
   - Гаучо, - пояснил патагонец, давая этим туземцам то название,  которое
вызвало в свое время горячий спор между майором и Паганелем.
   - А, гаучо, -  воскликнул  Мак-Наббс,  -  ну,  Паганель,  ведь  сегодня
северный ветер не дует, так что же вы скажете об этих мирных пастухах?
   - Скажу, что они производят впечатление настоящих бандитов!  -  ответил
Паганель.
   - А от впечатления до действительности, мой дорогой ученый...
   - Только один шаг, мой дорогой майор!
   Признание Паганеля вызвало общий взрыв  хохота,  но  это  нисколько  не
смутило его. Он сообщил даже кое-что Интересное об этих индейцах.
   - Я где-то читал, - сказал он, - что у арабов очень злой склад рта,  но
доброе выражение глаз. А вот у дикарей Америки как  раз  обратное.  У  них
очень злые глаза.
   Ни один физиономист не мог бы правильней определить расу индейцев.
   Между тем путешественники, по указанию Талькава, ехали, держась  близко
друг  от  друга:  как  ни  был  пустынен  этот  край,  все  же   следовало
остерегаться неожиданного  нападения.  Однако  эти  меры  предосторожности
оказались  излишними,  и  в  тот  же  вечер  маленький  отряд  без  помехи
расположился на ночлег в пустой обширной тольдерии,  где  кассик  Катриель
имел обыкновение собирать свои отряды. Патагонец обследовал землю кругом и
по отсутствию на земле свежих следов пришел к  заключению,  что  тольдерия
давно пустовала.
   На следующий день Гленарван и его спутники  снова  оказались  в  степи.
Показались первые из расположенных вдоль горной цепи Тандиль эстансии.  Но
Талькав посоветовал не делать привала,  а  продолжать  двигаться  к  форту
Независимый, где только и можно  было  выяснить  причину  столь  странного
опустения края.
   Снова  стали  встречаться  деревья,  так   редко   попадавшиеся   после
Кордильер, большинство их было посажено уже после  заселения  американской
территории европейцами.  Здесь  привились  четочные  деревья,  персиковые,
тополя, ивы, акации; все они росли без всякого ухода быстро и пышно.  Гуще
всего деревья окаймляли "коррали" - обширные загоны для скота,  обнесенные
частоколом, где паслись и откармливались  целыми  тысячами  быки,  бараны,
коровы и лошади. Все эти животные были помечены  клеймом  своего  хозяина.
Множество крупных и бдительных собак охраняло их.  На  слегка  пропитанной
солью земле, расстилающейся у подножия  гор,  росла  сочная  трава,  самый
подходящий корм для скота. Вот почему именно на  этой  земле  предпочитают
строить эстансии. Во главе скотоводческих хозяйств стоят заведующий и  его
помощник, имеющие в своем  распоряжении  пеонов,  по  четыре  человека  на
каждую тысячу голов скота. Эти люди ведут жизнь  библейских  пастырей.  Их
стада столь же многочисленны, а быть может, даже более многочисленны,  чем
стада, некогда заполнявшие равнины Месопотамии.
   Паганель обратил внимание спутников на  еще  одно  любопытное  явление,
свойственное этим  плоским  равнинам:  на  миражи.  Так,  эстансия  издали
казалась большим островом, а окружающие ее тополя и ивы словно  отражались
в   прозрачных   водах,   отступавших   назад    по    мере    приближения
путешественников. Иллюзия была настолько полной, что путники снова и снова
поддавались обману.
   В течение 6 ноября отряд проехал  мимо  нескольких  эстансий,  а  также
одной-двух  саладеро.  Именно  здесь  животное,  откормленное  на   сочных
пастбищах, подставляет выю под кож  мясника.  Саладеро  -  одновременно  и
солильня. Здесь не только убивают, но  и  засаливают  мясо  животных.  Эта
отвратительная работа начинается обычно в конце весны.
   Саладеросы отправляются за животными в коррали; они ловят  их  там  при
помощи лассо, которым владеют с большой ловкостью, отводят  в  саладеро  и
здесь быков, волов, коров, овец убивают сотнями, сдирают  с  них  шкуру  и
разделывают на туши. Но нередко бывает,  что  быки  сопротивляются.  Тогда
саладеросы превращаются в тореадоров. Эту  опасную  работу  они  выполняют
изумительно ловко и чрезвычайно жестоко.  Вообще  эта  резня  представляет
ужасное  зрелище.  Ничего  не  может  быть   отвратительней   окрестностей
саладеро. Из этих страшных  загонов,  насыщенных  зловонными  испарениями,
доносятся свирепые крики саладеросов, зловещий лай  собак,  протяжный  вой
издыхающих животных, а урбусы и орасы,  эти  огромные  грифы  аргентинских
равнин, тысячами слетевшиеся издалека, вырывают в это время у  саладеросов
еще трепещущие внутренности их жертв.
   Но  сейчас  в  этих  бойнях  царили  тишина,  покой  и  безлюдье.   Час
грандиозного убоя еще не пробил.
   Талькав торопил  отряд.  Он  хотел  в  тот  же  вечер  попасть  в  форт
Независимый. Лошади, подгоняемые седоками  и  увлеченные  Таукой,  мчались
среди высоких злаков.  По  пути  всадникам  попадались  фермы,  окруженные
зубчатыми изгородями и  защищенные  глубокими  рвами.  На  кровле  каждого
главного дома фермы имелась терраса, с которой обитатели, всегда готовые к
бою, могли вести перестрелку с разбойниками.
   Гленарвану, быть может, удалось бы получить на  этих  фермах  сведения,
которых он добивался, но  безопаснее  было  доехать  до  селения  Тандиль.
Поэтому всадники, нигде не останавливаясь, поехали  дальше.  Переправились
вброд  через  две  речки:  Рио-Уэсос  и  несколькими   милями   дальше   -
Рио-Чапалеофу. Вскоре горная цепь Тандиль развернула  под  ногами  лошадей
зеленые скаты своих первых уступов, и спустя час в глубине  узкого  ущелья
показалось селение, над которым царили зубчатые стены форта Независимый.



21. ФОРТ НЕЗАВИСИМЫЙ

   Сьерра-Тандиль возвышается над уровнем моря на тысячу футов. Эта горная
цепь образовалась в первобытные времена, задолго до появления органической
жизни на земле, видоизменяясь под влиянием подземного жара. Она состоит из
чередующихся полукруглых гнейсовых холмов, поросших травой. Округ Тандиль,
носящий  имя  этой  горной  цепи,  занимает  всю  южную  часть   провинции
Буэнос-Айрес  и  разграничивается  отлогостью,  по  которой  стекают,   по
направлению к северу, ручьи, берущие свое начало на ее скатах.
   Население  округа  Тандиль  состоит  приблизительно  из  четырех  тысяч
жителей. Административный центр его - селение  Тандиль  ютится  у  подошвы
северных склонов гор, под защитой  форта  Независимый.  Протекающая  здесь
речка  Чапалеофу  придает  селению  довольно   живописный   вид.   Селение
отличалось одной особенностью, о которой не мог  не  знать  Паганель:  его
жители состоят из французских басков [народ, населяющий  Страну  Басков  и
восточную часть Наварры в Испании, а за  ее  пределами  -  западную  часть
Нижних  Пиренеев  (Франция)]   и   колонистов-итальянцев.   Действительно,
французы первые основали колонии по нижнему течению  Ла-Платы,  а  в  1828
году для защиты  новой  колонии  от  частых  нападений  индейцев,  которые
отстаивали свои владения от чужеземцев, французом Паршаппом  выстроен  был
форт Независимый. В этом деле  ему  помог  знаменитый  французский  ученый
Алсид д'Орбиньи, который превосходно знал, изучил и описал эту часть Южной
Америки.
   Селение Тандиль - довольно важный торговый пункт. На  его  "галерах"  -
высоких двухколесных телегах,  запряженных  волами  и  очень  удобных  для
передвижения  по  дорогам  равнины,  -  добираются  до   Буэнос-Айреса   в
двенадцать дней, поэтому население поддерживает с этим городом  оживленную
торговлю. Жители Тандиля возят туда на продажу  скот  из  своих  эстансий,
соленое мясо из своих саладеро  и  очень  своеобразные  изделия  индейской
промышленности, как-то: бумажные и шерстяные ткани, изысканные плетения из
кожи и тому подобное. В Тандиле имеются, не считая  некоторого  количества
довольно комфортабельных жилых домов, также школы и церкви, чтобы люди  не
прослыли невеждами как в жизни земной, так и в жизни небесной.
   Рассказав обо всех этих подробностях, Паганель добавил, что в  Тандиле,
несомненно, удастся получить интересующие их сведения от местных  жителей;
к тому же в форте всегда  находится  гарнизон  национальных  войск.  Итак,
Гленарван распорядился поставить лошадей на конюшне довольно приличной  на
вид  фонды  [постоялый  двор],  затем  Паганель,  майор,  Роберт  и  он  в
сопровождении Талькава направились в форт Независимый.
   Поднявшись немного в гору, они оказались  у  крепостных  ворот,  весьма
небрежно охраняемых  часовым-аргентинцем.  Он  пропустил  путешественников
беспрепятственно, что доказывало либо чрезвычайную беспечность,  либо  его
полнейшую уверенность в безопасности здешних мест.
   На площади крепости происходило строевое  ученье,  самому  старшему  из
солдат было лет двадцать, а самому  младшему  не  более  семи.  По  правде
говоря, что была дюжина детей и подростков, довольно ловко упражнявшихся в
фехтовании. Форменная одежда их состояла из  полосатой  сорочки,  стянутой
кожаным поясом. Ни панталон, ни коротких, до колен,  штанов,  ни  коротких
шотландских юбок и в помине не было.  Впрочем,  при  такой  теплой  погоде
можно было свободно позволить себе так  легко  одеваться.  Паганель  сразу
составил себе  хорошее  мнение  о  правительстве,  не  растрачивающем  зря
государственные средства на всякие галуны. Каждый вооружен  был  ружьем  и
саблей, но ружье было слишком тяжело, а сабля  слишком  длинна.  Все  были
смуглые и походили друг на друга, равно как и обучающий  их  капрал.  Это,
по-видимому, были,  как  впоследствии  и  оказалось,  двенадцать  братьев,
которых обучал строевой науке тринадцатый.
   Паганель не удивился. Будучи посвящен в местную  статистику,  он  знал,
что среднее количество детей в семье здесь обычно бывает более девяти,  но
его чрезвычайно изумило то, что юные  воины  маршировали  как  французские
солдаты, ловко выполняя основные двенадцать приемов зарядки ружей,  и  что
капрал отдавал порою команду на родном языке географа.
   - Вот это оригинально! - промолвил он.
   Но Гленарван явился в форт Независимый не для того,  чтобы  глазеть  на
то, как какие-то мальчуганы упражняются в строевом  искусстве;  еще  менее
интересовали его их национальность и  происхождение.  Поэтому  он  не  дал
Паганелю возможности вдосталь налюбоваться ими,  а  попросил  его  вызвать
коменданта. Паганель передал эту просьбу капралу, и один  из  аргентинских
солдат направился к домику, служившему казармой.
   Спустя несколько минут появился сам  комендант.  Это  был  человек  лет
пятидесяти, еще крепкий, с военной выправкой. У  него  были  жесткие  усы,
выдающиеся скулы, волосы с проседью,  повелительный  взгляд.  Такова  была
внешность коменданта, поскольку можно было судить об  этом  сквозь  густые
клубы  дыма,  вырывавшиеся  из  его  короткой  трубки.   Его   походка   и
своеобразная манера держаться напомнили Паганелю старых унтер-офицеров его
родины.
   Талькав,  подойдя  к  коменданту,  представил  ему  Гленарвана  и   его
спутников. В то  время  как  Талькав  говорил,  комендант  так  пристально
вглядывался в Паганеля, что это могло смутить любого  посетителя.  Ученый,
не понимая, в чем дело, хотел было попросить у него объяснений, когда  тот
бесцеремонно взял Паганеля за руку и радостно воскликнул по-французски:
   - Вы француз?
   - Да, француз, - ответил Паганель.
   - Как я рад! Добро пожаловать! Милости просим! Я тоже француз! - заявил
комендант, изо всех сил пожимая руку ученого.
   - Это ваш друг? - спросил майор географа.
   - Конечно! - ответил тот не без гордости. - У меня  имеются  друзья  во
всех пяти частях света.
   Не без усилий освободив руку из клещей,  чуть  не  раздавивших  ее,  он
заговорил с богатырем-комендантом. Гленарван охотно направил  бы  разговор
на интересующую его тему, но вояка принялся рассказывать  свою  историю  и
отнюдь не был склонен остановиться на полпути. Видимо,  бравый  малый  уже
так давно покинул Францию, что почти забыл родной язык  -  если  не  самые
слова, то обороты речи. Он говорил примерно  так,  как  говорят  негры  во
французских колониях.
   Комендант  форта  Независимый  оказался  сержантом  французской  армии,
бывшим спутником Паршаппа. Со времени основания  форта,  то  есть  с  1828
года, он не покидал этих мест и  в  настоящее  время  состоял  комендантом
форта  с  согласия  аргентинского  правительства.  Это   был   баск,   лет
пятидесяти, по имени Мануэль Ифарагер, - как видим, почти испанец.  Спустя
год жизни в  Тандиле  сержант  Мануэль  натурализовался,  вступил  в  ряды
аргентинской армии и женился на достойнейшей индианке. Скоро жена подарила
ему двух близнецов - разумеется, мальчиков, ибо достойная  спутница  жизни
сержанта никогда не позволила бы себе подарить ему дочерей. Для Мануэля не
существовало на свете профессии, кроме военной, и  он  очень  надеялся  со
временем и с божьей помощью преподнести республике роту юных солдат.
   - Вы видели? - воскликнул он. - Молодцы! Хорошие солдаты!  Хосе!  Хуан!
Мигель! Пепе! Пепе семь лет, и он уже умеет стрелять!
   Пепе, услыхав, что его хвалят, сдвинул крошечные ножки  и  очень  ловко
взял на караул.
   - Пойдет далеко, - прибавил комендант. - Когда-нибудь будет полковником
или  старшим  бригадиром!  -  Комендант  Мануэль  был  так  увлечен  своим
рассказом, что не было никакой возможности спорить  с  ним  ни  по  поводу
преимущества службы в армии,  ни  по  поводу  того  будущего,  которое  он
предназначал своему-воинственному чаду. Он был счастлив. "А все, что  дает
счастье, - реально", - сказал Гете.
   Рассказ Мануэля Ифарагера, к великому удивлению Талькава, длился добрых
четверть часа. Индейцу было непонятно, как может столько слов выходить  из
одной глотки. Никто не прерывал коменданта. Но так как любой сержант, даже
сержант французский, все же когда-нибудь умолкает, то замолчал  наконец  и
Мануэль, заставив предварительно своих гостей  зайти  к  нему  в  дом.  Те
безропотно покорились необходимости быть представленными госпоже Ифарагер,
а познакомившись с ней, нашли ее "милой особой", если только это выражение
Старого Света может быть применимо к индианке.
   Когда все желания сержанта были выполнены, он спросил  гостей,  чем  он
обязан чести их посещения.
   Наступил самый благоприятный момент для расспросов. Эту задачу взял  на
себя Паганель. Он начал с того, что рассказал  коменданту  на  французском
языке об их путешествии по пампе,  а  закончил  вопросом,  почему  индейцы
покинули этот край?
   - Э! Никого! - воскликнул сержант, пожимая плечами. - Верно!  Никого...
Мы все сложа руки... делать нечего.
   - Но почему?
   - Война.
   - Война?
   - Да, гражданская война...
   - Гражданская война? -  переспросил  Паганель,  который,  сам  того  не
замечая, начал говорить ломаным французским языком.
   - Да, война между Парагваем и Буэнос-Айресом, - ответил сержант.
   - Ну и что же?
   - Ну, индейцы все ушли на север... по пятам генерала Флорес...
   - А где же касики?
   - Касики с ними.
   - Как? И Катриель?
   - Нет Катриеля.
   - А Кальфоукоура?
   - Ни намека на Кальфоукоура.
   - А Янчетруса?
   - Никакого Янчетруса!
   Этот  разговор  был  передан  Талькаву,  который  утвердительно  кивнул
головой.  Видимо,  патагонец  не  знал  или  забыл  о  гражданской  войне,
вызвавшей впоследствии вмешательство Бразилии и разделившей республику  на
два лагеря. Индейцы могли только выиграть от этой распри, воспользовавшись
ею для грабежей. Таким образом, сержант не ошибался,  объясняя  запустение
пампы  гражданской  войной,   свирепствовавшей   в   северных   провинциях
Аргентины.
   Но это обстоятельство расстраивало все планы Гленарвана. В самом  деле,
если Гарри Грант был в плену у касиков, то они, несомненно,  увели  его  к
северным границам республики. А если так, то где искать его? Следовало  ли
предпринять новые опасные и почти  бесполезные  поиски  на  севере  пампы?
Прежде  чем  принять  такое  ответственное  решение,  надо  было  серьезно
обсудить его.
   Оставался, однако, еще один вопрос, который следовало задать  сержанту,
и майор в то время, пока его друзья  молча  переглядывались  между  собой,
спросил, не слыхал ли он о европейцах, которые попали в плен  к  индейским
касикам.
   Мануэль несколько минут размышлял, словно припомин