ле
не было человека?
     -- Существует  наука анатомия,-- начал я,-- без которой ни
один хирург не мог бы сделать операции или врач  --  определить
болезнь.  Анатомия  подробно  изучила,  как устроены у человека
кости, кровеносные сосуды,  нервы,  кишки,  мозг.  Из  анатомии
родилась  сравнительная анатомия. Эта наука изучает строение не
только человека, но и  других  животных,  сравнивает  их  между
собой, находя одинаковые системы органов, устанавливая различия
в  действии пищеварительной системы, зубов, органов движения --
конечностей. Животные, приспособившиеся к  одинаковым  условиям
существования,  всегда  похожи друг на друга. Например, крупная
рыба -- акула, вымерший морской ящер -- ихтиозавр и современный
морской зверь -- дельфин обладают почти одинаковой формой тела.
Однако их внутренние органы  --  скелет,  дыхательная  система,
воспроизведение потомства -- очень сильно разнятся.
     На  основании  данных  сравнительной  анатомии мы можем по
строению даже  отдельных  частей  животных,  например  скелета,
установить,   с   каким   родом   животных  мы  имеем  дело.  У
пресмыкающегося  никогда  не  будет   таких   костей,   как   у
млекопитающего или у рыбы, рыба будет отличаться от всех других
позвоночных животных и так далее.

     Но  этим  еще  не  исчерпывается  могущество сравнительной
анатомии. Изучая строение органов в их действии,  функции,  как
говорят  ученые,  мы узнаем, какому назначению отвечает тот или
другой орган.
     Копыта  лошади,  зебры  или  осла  --   приспособление   к
продолжительному  бегу  на  твердой  почве.  Парные раздвоенные
копыта жвачных или свиней  служат  для  передвижения  по  более
мягкой,  топкой  почве, хотя отлично служат антилопам и в сухих
степях.
     Широкие   мозолистые    ступни    верблюда,    расширенные
пальцы-лапы  страуса,  толстые,  с  короткими ногтями-копытцами
ножки нашей копытки -- все это  приспособления  для  ходьбы  по
рыхлым, сыпучим пескам пустыни.

     Слон, носорог и бегемот обладают круглыми, столбообразными
ногами,  хотя  и  являются  разными, не родственными друг другу
животными. Строение их конечностей одинаково только потому, что
столбообразные ноги наиболее выгодны для  огромных  животных  с
большим  весом  тела  и.  следовательно,  выполняют  одинаковое
назначение -- функцию.
     Зная  назначение  и  действие  каждого  типа   органов   у
современных  животных,  мы  можем,  находя  такое же строение у
вымерших животных, определить, к чему они  были  приспособлены,
выяснить образ жизни давно исчезнувших с лица Земли тварей. Тем
самым  мы получаем важнейший ключ для воссоздания условий жизни
в  прошлых  геологических  эпохах  и  для   выяснения   условий
образования  горных  пород. Для палеонтолога чрезвычайно важно,
чтобы современные животные были подробно  изучены  зоологами  и
биологами.   К   сожалению,  изученность  строения  современных
животных крайне недостаточна. Для палеонтологов особенно  нужно
изучить животных древнего типа, которые еще живут в наше время.
Именно  эти  животные  наименее  изучены,  потому  что  живут в
труднодоступных районах  тропиков  и  субтропиков.  Именно  так
уцелели  пережитки  прошлого  населения  нашей  планеты. Таковы
древние  хищники  --  кунице-кошки  горной  Азии,   Центральной
Америки    и   Центральной   Африки,   крокодилы,   исполинские
тропические  ящерицы,  слоновые  черепахи,  тапиры,   бегемоты,
носороги,   слоны,   гиены,  трубкозубы,  броненосцы,  ленивцы,
сумчатые, однопроходные, панголины и  многие  другие.  Все  эти
животные   изучены  очень  плохо.  Предстоит  еще  колоссальная
работа, прежде чем биологи будут знать их  анатомию  с  нужными
подробностями.
     Но  дело  не  только  в  анатомии.  Для  того чтобы понять
действие и назначение устройства органов этих животных, надо во
всех подробностях знать  их  образ  жизни:  движение,  питание,
размножение,  поведение  в условиях той местности и страны, где
они живут. Поэтому нужны десятки лет  терпеливых  и  длительных
наблюдений  над  жизнью этих животных. Эти наблюдения есть. Они
накоплены тысячелетним опытом охотничьих народов Африки,  Южной
Азии,  Австралии  и  Южной  Америки. Самые знаменитые следопыты
Африки -- бушмены --  знают  в  мельчайших  подробностях  жизнь
диких  зверей  и  птиц.  То  же  самое  можно  сказать о даяках
Индонезии, индейцах Центральной  и  Южной  Америки,  охотничьих
племенах  Индии. Именно у этих и у многих других народностей мы
можем почерпнуть сведения о биологии животных, которые  заменят
столетие  научных  наблюдений. Однако расовые бредни, презрение
европейских ученых  к  цветным  приводят  к  тому,  что  ученые
капиталистических стран даже не думают об этом. Здесь не только
величайшая  нелепость,  но и прямое преступление перед будущими
поколениями человечества. Охотничьи народы быстро  исчезают.  В
условиях колониализма они превращаются в городских или сельских
рабочих и навсегда отходят от промысла предков. Не менее быстро
вымирают и сами животные, исчезая с лица Земли.
     Необходимы  совершенно  срочные  меры,  чтобы  не упустить
навсегда  богатство  народного  опыта   охотничьих   племен   и
поставить его на службу науке.
     Оратор  сильно  воодушевился,  сев  на любимого конька, но
лекция прервалась. Неожиданно  показались  три  машины:  к  нам
приехали  гости из ЦК Монгольской народно-революционной партии,
совершавшие поездку по южным  районам  республики.  Мы  повезли
гостей  на  "Могилу  Дракона", засняли на кинопленку и подробно
разъяснили,  как  лучше   выехать   к   северу   через   "наше"
Нэмэгэтинское ущелье.
     Работы  на  "Могиле  Дракона" заканчивались. Подошло время
перебазировать раскопки и лагерь в другое место. Около двадцати
тонн плит с костями динозавров лежало в Перевалочном  лагере  и
дожидалось   окончания   раскопок.   Только  тогда  можно  было
разобрать деревянную  подъемную  дорогу  и  пустить  брусья  на
упаковку.   Я   настоял,   чтобы   Рождественский  и  Новожилов
отправились   еще   раз   на    "Красную    гряду"    осмотреть
необследованный  участок  между  Наран-Булаком  и горой в форме
юрты к юго-западу от колодца Даац-худук.  Поисковики  вернулись
уже  к  обеду  и  сообщили,  что  нашли  два черепа и множество
обломков костей древнейших млекопитающих  в  обрывах  прямо  на
борту  главного  русла  Эхини-Цзулуганай,  к  северу от родника
Улан-Булак ("Красный родник"). Пригодность "Красной гряды"  для
раскопок  подтвердилась  еще  раз,  и я решил переводить лагерь
туда.
     Недалеко   от   "Могилы   Дракона"   были   найдены    два
развалившихся   размытых  скелета  крупных  хищных  динозавров.
Такого материала у  нас  хватало,  и  мы  не  стали  продолжать
алтанулинские  раскопки.  Также  пришлось  отложить до будущего
времени  выемку  находок  Рождественского,  ездившего  к  самым
западным  размывам  массива  Нэмэгэту. Судя по найденным костям
крупных и мелких хищных динозавров, там мог бы  быть  еще  один
центр раскопочных работ.
     В  ночь  на  7  сентября  налетела  особенно сильная буря.
Находившиеся в Перевалочном лагере Рождественский  и  Новожилов
забились  ко  мне  в  будку.  Наперекор буре мы завели патефон.
Фанерная каморка чисто резонировала и усиливала звук.  Заглушая
рев ветра, неслись звенящие ноты "Липы вековой" и могучие звуки
серебряных   труб   из   вступления   "Лебединого   озера".  Мы
представляли себе, как были бы потрясены путники, качавшиеся на
верблюдах в ночную бурю в безлюдной Гоби, если бы ветер донес к
ним из темной дали чудесную музыку Чайковского.
     На  следующий  вечер  мы  закончили  переброску  лагеря  с
"Могилы Дракона" и окончательно подняли полуторку наверх. Сняли
лебедку,  разобрали  деревянную  дорогу и приступили к упаковке
вывезенных наверх песчаниковых плит. Стальная балка  для  талей
была более не нужна, везти ее назад не имело смысла. Мы глубоко
вкопали  ее  на  месте лагеря. На стороне, обращенной к северу,
Дурненков насверлил надпись: "АН  СССР,  МПЭ,  48--49  г.".  На
полметра  от  поверхности,  с  той  же  северной стороны балки,
закопали   тщательно   закупоренную   бутылку    с    бумагами,
указывавшими  лагеря,  расстояния  до  мест основных раскопок и
перечислявшими участников экспедиции 1949 года. Стальная  балка
послужит   прочным   ориентиром  на  многие  годы  для  будущих
исследователей. Такой знак  был  гораздо  лучше  простого  обо,
воздвигнутого  в  Центральном лагере 1948 года. Правда, под обо
там закопали испорченный походный горн, а внутри  обо  положили
бутылку  со сведениями об экспедиции и советскими газетами 1948
года...
     Уже в сумерках  я  вышел  на  обрыв  сухого  русла,  чтобы
немного  отдохнуть  и оглядеться. Ненужные больше верблюды были
пригнаны с "Могилы Дракона"  и  завтра  возвращались  в  сомон.
Внизу,  в  сухом  русле, на сером песке светилась тусклым белым
фонариком палатка погонщиков-аратов.  Вокруг  виднелись  темные
пятна  лежащих  верблюдов.  Взошла  яркая луна, в палатке потух
огонек, и она стала голубовато-белой  пирамидкой  на  свинцовых
песках, а черное плато засветилось лунными бликами.
     Восьмого  сентября  мы надолго, если не навсегда, покинули
бэль Алтан-улы. Ветер скоро развеет  щепки,  обрывки  бумаги  и
сотрет  все  следы  нашей  жизни.  Останется  только  укатанная
дорога,  глубокая  выемка  в  склоне  сухого  русла,   да   еще
несокрушимый  стальной столб будет выситься, шлифуемый свирепым
ветром, как памятник труду горсточки советских людей. Глядя  на
опустошенный  лагерь,  было трудно поверить, что совсем недавно
здесь стояли ряды палаток, штабеля досок и  брусьев,  ящиков  с
припасами.  По  вечерам  звучал  веселый  смех,  звуки гитары и
патефона спорили с однообразным  шумом  ветра.  Возвращаясь  из
рейсов,  машины  выстраивались за лагерем. Их громоздкие кузова
казались  прочной  стеной,  прикрывавшей  нас  с   востока.   С
наступлением  темноты  в  установленный  час  хлопали  выстрелы
ракетного  пистолета,   и   плоскогорье   озарялось   вспышками
ослепительного  зеленого,  голубого или белого света. Аварийных
красных ракет,  к  счастью,  не  пришлось  пускать  ни  разу...
Одну-две   минуты   спустя   под  гребнем  Алтан-улы  возникала
звездочка, одна, другая, светившие как будто из глубины  горной
громады. Это отвечал лагерь "Могилы Дракона". Если мы выпускали
две  зеленые  ракеты,  то  спустя  полчаса  из ущелья огненными
глазами дракона показывались  фары  полуторки.  Это  спешил  за
долгожданной  почтой Малеев: две зеленые ракеты означали приход
машин из Улан-Батора...
     Я долго возился с перевозкой лагеря и поломкой машины -- у
"Тарбагана" сломался хвостовик. Запасные части у  нас  были,  и
авария  означала  лишь задержку. Только ночью мы с Прозоровским
наконец отправились на "Козле" в новый  лагерь.  Мы  без  конца
петляли  по  путаным  сухим руслам, спускаясь на дно котловины.
Ночная таинственная Гоби была  океаном  холодного  ветра.  Фары
"Козла"  вырывали  из  мрака  кусты  саксаула, выступы обрывов,
ровные скаты широких  русл.  Прозоровский  согнулся  на  заднем
сиденье,  жадно осматриваясь. Иногда раздавался тоскливый вопль
кинооператора: "Эх, кадры, кадры!" И как  я  сочувствовал  ему,
много  раз  силясь  запечатлеть,  передать  другим  величие или
краски чудесных видений, мелькавших передо  мной  на  путях  по
Гоби с не поддававшейся осмысливанию быстротой!
     В  лагере  у  подножия  останца в русле Эхини-Цзу-луганай,
близ родника Улан-Булак, уже стояли три палатки.  Моя  фанерная
будка  встала  на  высокой площадке -- уступе холма над руслом.
Только на Алтан-уле она стояла на буро-желтых меловых песках, а
здесь -- на белом песке эоцена.  Взошла  луна.  Я  уже  не  раз
замечал,  что здесь, и вообще на юге, луна голубее северной, та
-- более каленосеребряная.  От  голубого  лунного  света  белые
пески  утратили  сероватый  оттенок и засеребрились. Серебряные
холмы, склоны и уступы со всех сторон окружили новый лагерь,  а
площадка  перед  моей  будкой  напоминала  роскошную серебряную
плиту. На моем столике загорелись свечи, и стало  опять  хорошо
работать,  как  будто  и  не  было  переезда  с  высокого  бэля
Алтан-улы сюда, на дно котловины, к саксаульным буграм. И ветер
завывал по-прежнему, хотя и не с таким  остервенением,  как  на
открытом плоскогорье.
     С   рассветом  в  лагере  возобновилось  оживление.  Часть
рабочих  продолжала   разборку   перевезенного   и   в   спешке
выгруженного   кое-как   имущества.   Другие   грузили   машины
коллекциями и пустыми бочками. "Волк",  "Дракон"  и  "Тарбаган"
шли  в  Далан-Дзадагад,  а  "Тарбаган"  после выгрузки в аймаке
должен был  идти  с  Рождественским  в  Орокнурский  район.  Мы
рассчитывали,  что  дождливое лето 1949 года принесет нам новые
сборы  костей  мелких  млекопитающих,  вымытых   из   третичных
отложений  на  Татал-голе. Кроме того. Рождественский собирался
раскопать место к югу от лагеря  Анда-худук,  где  Новожилов  в
1948  году  нашел  остатки  мастодонта.  Оттуда  Рождественский
возвращался прямо в Улан-Батор, а "Тарбаган" немедленно шел нам
навстречу в Далан-Дзадагад с полным  грузом  бензина,  которого
осталось   в   обрез.  Поиски  и  раскопки  Рождественского  не
увенчались успехом, и я до сих пор раскаиваюсь, что послал  его
туда,  а  не  на  Улан-Ош. В последнюю далекую разведку к горам
Улан-Дэль-ула ("Красная грива"), в  ста  километрах  к  югу  от
Баин-Далай  сомона,  отправился  Новожилов  на  полуторке.  Там
находились большие размывы красноцветных пород.
     Рабочие  сосредоточенно  долбили  раскопку   --   холодная
осенняя  Гоби  уже  поднадоела  им  всем, и ребята стремились в
Улан-Батор. Прозоровский занимался съемкой  растений  и  мелкой
гобийской  живности  --  мышей,  змей  и  ежей.  Я  принялся за
геологические исследования третичной толщи "Красной гряды".
     Эглон с Александровым  открыли  замечательный  костеносный
горизонт на небольшом плато к северу от лагеря, названного нами
"Северным Полем". На всей поверхности плато выходил слой грубых
гравийников   и   мелких  конгломератов,  а  в  нем  попадалось
множество   конкреций   --   стяжений   того   же   гравийника,
образовавшихся  вокруг  костей  древних млекопитающих, остатков
черепах и скелетов рыб.  Открытие  пришлось  как  нельзя  более
кстати.   Мы  теперь  подготовились  для  серьезной  схватки  с
"Красной грядой". Раскопки на месте находок вдоль  русла  очень
быстро  истощались.  Небольшие  пробные  площадки, заложенные в
разных   местах,    оказались    пустыми.    Сделать    большую
двухсотметровую  раскопку не хватило бы времени. А тут -- целое
большое  поле,  богатое  этими,  с  таким  трудом   дававшимися
находками!
     На  следующий день мы с Эглоном проследили распространение
горизонта "Северного Поля" на южный берег сухого русла, прямо к
моей будке. В  одной  из  промоин  открылась  громадная  плита,
сплошь  покрытая  скелетами крупных рыб из рода ильных рыб, или
амий, и по сие время живущих  в  реках  юга  Северной  Америки.
Извлечение  и  упаковка находок на "Северном Поле" продолжались
до четырнадцатого сентября. Я в это время обследовал окружающие
останцы и ущелья. К  северо-западу  от  лагеря  древнее  русло,
заполненное   конгломератом,   было  врезано  в  серые  меловые
песчаники.  Прямо  под  красными  третичными  породами  залегал
неполный  скелет  крупного хищного динозавра. Это означало, что
после мелового периода наступил размыв, вероятно, происходивший
в  палеоценовую  эпоху.  Возобновившееся  в   эоценовую   эпоху
отложение  осадков сформировало породы "Красной гряды", которые
легли на размытую поверхность меловых  песчаников.  Часть  мела
была  смыта  вместе  с  палеоценом.  Размыв  дошел  до  средних
горизонтов верхнемеловой  эпохи.  Позднее  Новожилов  прошел  с
маршрутом  дальше  меня  и  открыл  береговую  линию эоценового
бассейна.
     Четырнадцатое сентября оказалось днем, богатым  событиями.
С  утра  отправили "Козла" с Эглоном и Прозоровским. Они должны
были заснять  Баин-Дзак,  не  посещенный  Прозоровским.  Оттуда
Эглон   ехал   прямо   в  Улан-Батор,  а  по  дороге  высаживал
кинооператора в Мандал-Гоби для съемки  каких-то  недостававших
для  кинофильма  кадров.  Я должен был забрать Прозоровского на
пути в Улан-Батор около двадцатого сентября.  Население  лагеря
собралось  проводить  Яна  Мартыновича, которого любили все без
исключения. Маленькая машина  была  уморительно  нагружена.  На
заднем сиденье устроился Прозоровский, защемленный и утопленный
по  шею  в  груде  постелей  и киноснаряжения. Я с наслаждением
сфотографировал кинооператора и напомнил его  жалобы  в  начале
местности и согласился быть нашим проводником. Оба -- и  старик
полушутя-полусерьезно ворчал тогда Прозоровский,  карабкаясь  в
кузов  грузовой  машины.  Но  там  он  восседал в уютном мягком
гнезде со всеми аппаратами  под  рукой  и  просторным  обзором.
Теперь   наш   Николай  Львович  вкушал  сомнительную  сладость
дальнего путешествия на легковой машине.
     К обеду прибыли две улан-баторские машины  --  "Дзерен"  и
"Кулан".   Обе  едва-едва  дотянули  до  лагеря.  На  спуске  с
Гурбан-Сайхана  у  "Дзерена"  вырвало  кардан,  который  разбил
аккумулятор,  бензобак  и  сам  согнулся  в  дугу. Уже в лагере
выяснилась еще более серьезная авария. От удара кардана  лопнул
картер  маховика.  К  счастью,  именно у "Дзерена" на борту был
прибит запасной кардан С ним машина ходила уже  второй  год.  и
теперь   он   пригодился  У  "Кулана"  окончательно  рассыпался
аккумулятор, но Пронин брался восстановить его из трех разбитых
старых.  Вечером  явился  "Олгой-Хорхой"   с   Новожиловым.   У
полуторки   поломалась   передняя   рессора,  серьга  задней  и
рассыпался кузов. В довершение беды полуторка сожгла весь  свой
запас   бензина   --   двести  пятьдесят  литров.  Бензина  для
возвращения на базу в аймаке  осталось  в  обрез  --  восемьсот
литров на пять машин. В конце концов здесь, в насквозь знакомых
местах,  недостача горючего не была опасной. На случай нехватки
мы могли заранее встать под перевалом Гурбан-Сайхан  и  послать
полуторку в аймак за бензином.
     До  поздней  ночи  мы с Новожиловым сидели в моей будке и,
ежась от холода, рассматривали карты. Лагерь спал, слабый ветер
катился по руслу, на "Северном Поле" гулко кричал филин: "Шубу!
Шубу!" Шуба действительно очень требовалась.
     Новожилов осмотрел  на  Улан-Дэль-уле  много  обрывов,  но
осталось  неизученным  еще  несметное  количество.  Его находки
исчерпывались двумя обломками костей таза,  по  которым  ничего
нельзя  было  сказать.  В  неудачах  новых  маршрутов  истинным
утешением являлись успехи в лагере. Одно только "Северное Поле"
дало три тонны интереснейших находок. Слой  конкреций  за  моей
будкой разработал Дурненков и нашел черепаху, крупные челюсти и
части  черепов.  Я  нашел  большой  череп  диноцерата  рядом  с
раскопкой Эглона и был  немало  изумлен  этим  обстоятельством.
Подобная  же  история  случилась  с  Новожиловым.  Он  вторично
обследовал большой останец к востоку от лагеря,  в  свое  время
осмотренный  Рождественским,  который  абсолютно  ничего там не
нашел. Новожилов открыл  на  останце  целое  костеносное  поле,
названное  "Восточным". Подобные неожиданности как нельзя лучше
свидетельствовали   о    необходимости    самого    тщательного
исследования   таких   мест,   в   которых   исследователь   не
рассчитывает побывать вторично.
     На гребне останца, возвышавшегося над лагерем, я установил
теодолит. Вскоре на топографическую схему  точно  легли  важные
для   раскопок   подробности.  Появились  останцы  "Восточный",
"Контактовый", "Хайлясовый" и "Западный".  Немного  дальше,  за
"Западным",  поднимался  останец,  возглавлявший  гряду меловых
пород, уходившую  в  направлении  к  Цаган-уле.  Этот  останец,
названный  "Столовым Массивом", и другие, следо