поведник,  последний  отрог  Хэнтейской (Хэн-тей --
"Сердитый") тайги, выдвинувшийся на юг. одинокий среди  степной
зоны  Улан-Батора, всегда привлекает внимание жителя города. Ее
облик изменчив и отражает все быстрые перемены здешней погоды.
     Разные краски, угрюмые  и  веселые,  бегут,  сменяясь,  от
серых  гранитных  полей вершины через черноватую зелень высоких
кедровников  к  светло-зеленым  бархатистым  безлесным  склонам
нижних  уступов,  там,  где белыми камнями выложены монгольские
надписи и римские  цифры  в  честь  двадцатипятилетия  Народной
республики.
     В сентябре погода была неизменно ясной и тихой. Богдо-ула,
казалось,  надела  золотой пояс -- так ярко желтели в солнечном
свете осенние лиственничные  леса.  И  серые  скалы,  и  хмурые
темные   кедровники   как  будто  впитывали  в  себя  оранжевые
отблески, светлея и радуясь...
     Но гораздо больше привлекала меня  линия  удаленных  голых
гор,  правее  от величественной Богдо-улы, там, где шел тракт в
Южную Гоби. Туда, к этой  часто  застилавшейся  пыльной  дымкой
дали,  постоянно  устремлялись  мысли,  пока  шла  подготовка к
полевым работам и  волей-неволей  приходилось  задерживаться  в
Улан-Баторе
     Дружеская  встреча в монгольском Комитете наук, неизменная
поддержка и помощь в советской миссии и  торгпредстве  ободрили
нас  с  первых  же  шагов.  Мы  быстро  подружились с немногими
советскими специалистами, работавшими в университете.  Комитете
наук  и  других  организациях.  Гобийская часть республики была
почти совсем неизвестна молодой монгольской  геологии,  поэтому
нам  старались  помочь  сбором  всевозможных сведений о "костях
дракона", старых записей и отчетов путешественников.
     Сотрудники  Комитета  наук  усердно  учили   нас   сложной
монгольской  вежливости  и  пословицам,  посмеиваясь  над нашим
нелепым произношением.  Нас,  новичков  в  Монголии,  восхитила
романтическая  красочность  монгольского  языка.  Комитет наук,
по-монгольски "Шинж-лех  Ухааны  Хурэлэн",  в  точном  переводе
назывался  "Круг  Мудрых  Изучающих".  Ученый  секретарь (нарин
бичгийн дарга) переводился как "начальник тонкого письма". Даже
моя, весьма сухая, должность в Академии наук, где  я  заведовал
отделом   древних  позвоночных  Палеонтологического  института,
после перевода на монгольский звучала,  как  "лууны  яс  хэлтэс
дарга" -- "начальник отдела драконовых костей"!
     День  за  днем  мы  оборудовали  склад,  завозили горючее,
делали железные печки для палаток,  чтобы  работать,  не  боясь
ночных  морозов,  доставали  деревянные  бочки для воды, кошмы,
заготовляли нужные продукты.
     Мы спешили, но и время летело необычайно  быстро.  Наконец
троим  из  нас -- Ю. А. Орлову, В. А. Громову и Я. М. Эглону --
удалось отправиться в Гоби в  качестве  передового  отряда  для
устройства базы. Было решено начать работу с наиболее удаленных
и  трудных  мест  в  Южногобийском  аймаке  (областном центре).
Многие советовали нам начать с Восточной Гоби, более близкой  и
более  доступной. В ней при геологических работах последних лет
было обнаружено много мест с остатками ископаемых костей.
     Но мы все же направились в Южную Гоби: там, в  неизученных
районах,  были  огромные  массивы  красных  пород  -- отложений
древней Центральноазиатской  суши.  В  больших  впадинах  между
недавно  поднявшимися  хребтами  мы  надеялись  открыть богатые
местонахождения остатков ископаемых животных. Иными словами,  в
Восточной   Гоби   нас   ждал  верный  успех  средней  руки;  в
неизведанных районах Южной Гоби -- провал или крупный успех. Мы
не  могли  в   первой   экспедиции   довольствоваться   средним
результатом и поехали в Южную Гоби...
     К   началу  сентября  окончательно  определился  и  состав
экспедиции:   три    профессора-палеонтолога,    два    опытных
препаратора  и  три  шофера.  К  нам  присоединились переводчик
Лубсан Данзан, только что  окончивший  Московский  университет,
геолог,  прикомандированный от Комитета наук МНР, а также повар
и пятеро молодых рабочих.
     Наши  научные  силы  скомбинировались   удачно.   Директор
Палеонтологического   института   профессор  Ю.  А.  Орлов  был
наиболее   крупным   в   СССР   специалистом   по    ископаемым
млекопитающим,   профессор   В.  И.  Громов  --  по  позднейшим
млекопитающим  и  по   четвертичной   геологии,   я   занимался
ископаемыми  пресмыкающимися  и  геологией  древних материковых
отложений.
     Наши       весьма       опытные       лаборанты,       или
препараторы-палеонтологи,--   разносторонние   специалисты,  не
только умеющие извлекать ископаемые кости из крепких  пород,  в
которые  они  заключены.  Препаратор  --  это искусный человек,
знающий и раскопки, и монтировку скелетов вымерших  животных  в
музее,    умеющий   изготовлять   гипсовые   реконструкции   --
восстанавливать недостающие части и куски -- и многое другое.
     Более    всего    сходны    препараторы-палеонтологи     с
реставраторами  у  археологов  и  историков, а хорошие умельцы,
конечно, редки и  подчас  важны  для  науки  больше,  чем  иные
научные  сотрудники.  Таким  умельцем на все руки, вдобавок еще
скульптором и резчиком по дереву был наш начальник раскопочного
отряда  Я.  М.  Эглон  --  самый  опытный   раскопщик.   Другой
препаратор   --   М.   Ф.  Лукьянова,  единственная  женщина  в
экспедиции, была искусным специалистом  по  очистке  костей  от
породы, их закреплению и сохранению.
     Наш  автотранспорт  состоял  из трехосной трехтонки и двух
полуторатонных грузовиков ГАЗ-АА. Трехтонка предназначалась для
основной перевозки грузов и коллекций  на  базы,  а  также  как
бензовоз  в дальних маршрутах, а полуторки -- как легкие машины
для всевозможных разъездов.
     И вот наконец я выехал из Улан-Батора в середине сентября,
чтобы присоединиться к  своим  товарищам,  которые  отправились
немного  раньше  и уже совершили два коротких маршрута в районе
Далан-Дзадагада  ("Семьдесят  источников")  --аймачного  центра
Южной  Гоби,  выбранного  нашей опорной базой для южногобийских
исследований.
     В  Улан-Баторе  установилась  холодная  погода.  На  горах
вокруг  города выпал снег. От Богдо-улы до низких и угрюмых гор
Чингильте на севере небо было закрыто сплошным покровом белесых
туч.  С  востока  вершины  гор  Баин-Дзурх  ("Богатое  сердце")
отдавали   розовым--   там  солнце  начало  пробиваться  сквозь
облачный покров.
     Холодный  ветер  врывался   в   кабину.   Раскачиваясь   и
сотрясаясь,  тяжело  нагруженная  машина ползла по бесконечному
подъему. Слой снега вокруг был очень тонок, из него выступали и
мелкие камни, и пучки ковылька. Поэтому вместо  ровной  снежной
белизны  склоны  казались  пестрыми.  Черная  щебенка со снегом
давала чистый серый тон на откосах, а трава,  торчавшая  из-под
снега, окрашивала горы бледной желтизной.
     Дорога -- собственно, накат по каменистой, щебнистой почве
-- поднималась  по  сквозной долине на перевал. Все ниже ползли
суровые тучи, все сильнее свистел холодный ветер,  и  казалось,
негде  укрыться  от  холода  в  пустынных равнинах Гоби в столь
позднее время года.
     Орлы сидели поодаль  на  холмах,  и  хмурый  вид  хищников
гармонировал   с   угрюмыми   низкими  тучами.  Кое-где  важные
тарбаганы цепенели пеньками от любопытства  и  всматривались  в
машину,  затем  поспешно  бежали  к норам, смешно виляя жирными
задами.
     Песчанки во множестве суетились на дороге, ныряли  в  едва
заметные дырки в плотно укатанной почве от грозных, налетавших,
как смерч, колес.
     -- Чего  эта  мелочь  роется  на  самой дороге? -- спросил
водитель трехтонки, шофер Андросов.
     -- Дело простое. На дороге земля укатана, не осыпается над
входом -- значит, нору вырыть гораздо легче. И сама нора крепче
-- дольше стоит и трудно разрыть...
     -- Вот как! Значит, это неспроста?
     -- В природе ничего "спроста" не бывает!
     Слева  от  дороги,  на  маленькой  ровной  площадке  перед
отвесным  утесом,  лежал  труп  верблюда, застывший в необычной
позе -- с подогнутыми под себя ногами и высоко вытянутой  вверх
шеей.  Череп  свалился  и  лежал  рядом, а мертвый верблюд, как
мрачная статуя, казалось, стерег пустынную долину...
     Вообще по дороге часто встречались верблюжьи  трупы  --  в
предшествующую зиму животные гибли от снежных заносов в горах.
     Мы выбрались из долины и остановились у громадной каменной
кучи --  обо,  чтобы  подождать  отставшую  полуторку.  Это обо
высотой в полтора метра  было  сложено  из  гладких,  скатанных
камней,  поднятых  сюда  из  речных  долин  проходившими  здесь
караванами.
     Обо,  если  находится  на  перевале,  всегда   безошибочно
указывает  его высшую точку, которую не всегда точно определишь
на глаз, если по сторонам пути склоны  гор  создают  обманчивую
картину подъемов и уклонов. Обо -- когда-то бывшее своеобразной
жертвой  духу  горы -- стало потом указателем пути кочевникам и
караванам в однообразной местности.
     Впереди нас, на юге, открывался широкий скат  на  равнину.
Облачность там рассеялась, и равнина желтела в солнечном свете,
раскрывая  далекий  и  яркий  простор. Необыкновенно прозрачный
воздух  Монголии  уводил  взор  за  десятки   километров.   Там
виднелась новая горная гряда, но низкая, голубая и приветливая.
     Солнце  осветило  вершину  перевала, и сразу стало теплее.
Подошла полуторка, и  обе  машины  понеслись  вниз,  к  широкой
равнине, вырвавшись из хмурых, засыпанных снегом гор.
     К  вечеру  мы  проехали  два  сомона, которые находились в
бывших монастырях и отличались великим множеством складов.  Эти
склады  были  устроены  в  бесчисленных  деревянных домишках --
некогда отдельных кельях  лам.  Мы  остановились  на  ночлег  в
лабиринте  гранитных  глыб, недалеко от центра Среднегобийского
аймака Дунду-, или  Мандал-Гоби  ("Средняя,  или  Возрожденная,
Гоби").
     На  следующий  день  все  изменилось.  Яркое,  чистое небо
высилось   над   простором   широких    однообразных    равнин,
перемежавшихся с плоскими холмами или редкими грядами невысоких
скал. Солнце жгло серую и редкую траву -- низкую полынь, редкий
ковылек.
     Горячий   ветер  шелестел  дерисом,  металлическая  стенка
кабины со стороны солнца сильно нагрелась. Дорога стала  лучше,
ровнее,  мелкие  речки  давно исчезли, и вместо них встречались
только широкие сухие русла от временных водных потоков.  Машины
быстро   мчались,   то   поднимаясь,  то  спускаясь  с  пологих
возвышенностей, и десятки километров дороги  незаметно  уходили
назад.
     Чем  дальше  к  югу,  тем  бесплоднее  становилась  степь,
растительность делалась реже и  реже  и  все  чаще  встречались
почти   голые,   покрытые  однотонным  темно-коричневым  щебнем
участки.

     Глава вторая. ЗА ТРЕМЯ ПРЕКРАСНЫМИ

                         Знание -- высшее богатство, родной
                         очаг -- среднее, скот -- низшее.
                                        Старая поговорка

     Еще  задолго  до   прихода   наших   машин   правительство
Монгольской  Народной Республики оповестило гобийские областные
центры (аймаки) о  приезде  экспедиции,  предписывая  оказывать
всяческую   помощь.  В  Южногобийский  аймак  (Далан-Дзадагад),
долженствовавший  быть  центром  наших  исследований,   приехал
уполномоченный правительства, который в числе других дел должен
был  найти  людей,  знавших  о  находках  "костей дракона". Сам
уполномоченный  видел  кости   дракона   в   детстве,   а   его
родственники и друзья были знатоками Гоби. По его вызову старые
араты   прибыли   из   дальних   мест   и   остановились   близ
Далан-Дзадагада, ожидая приезда уполномоченного, который обещал
навестить их дома, то есть в кочевых юртах.
     Солнце  спускалось  к  скалистым  вершинам  Гурбан-Сайхана
("Трех  Прекрасных").  Хребет громоздился над плоской щебнистой
равниной,   запирая   пути   к    югу,    сурово    поблескивая
отполированными  ветром  кручами.  В небольшой промоине заросли
дериса  колыхались  на   слабом   ветру   бело-желтой   гривой,
обрамлявшей  подножие  маленького  холма.  На холме почти рядом
стояли две юрты, крытые пестрой, видавшей виды кошмой. У  входа
ближайшей  к  промоине юрты, лицом к хребту, сидели три арата и
покуривали длинные трубки.
     -- Уже  поздно,  почтенный  Балсандорж,--   сказал   самый
молодой  из собеседников Хорло,-- ваш брат Цевен напрасно надел
свое новое дели: от аймака сюда пол-уртона, и важный  начальник
не поедет на ночь.
     Старик Балсандорж погладил отросшую на две ладони бороду и
покачал головой:
     -- Нет,  мой  Лодой Дамба никогда не обманывает никого. Он
сын моего лучшего друга и мне тоже как сын... Мы  учили  детей,
что лучше сломать свою кость, чем свою честь!
     Пожилой  широколицый  арат  в вишневом дели -- Цевен, брат
старика, одобрительно  усмехнулся,  выбил  пепел  из  трубки  в
серебряную  чашечку  и показал нефритовым мундштуком на восток.
Оттуда  быстро  приближался  одинокий  всадник.  Острые   глаза
степняков   сразу   заметили,  что  он  в  неудобном  для  езды
европейском костюме.
     -- Не  успел  переодеться,  наверно,  прямо  с   совета,--
удрученно пробормотал старик.
     -- Какое  спешное  дело  заставило  его так торопиться? --
спросил Хорло.
     -- Лодой  Дамба  приехал  из  Улан-Батора   по   поручению
маршала,--  негромко  ответил  Балсандорж,-- чтобы найти людей,
знающих, где  лежат  "кости  дракона"...  Из  Советской  страны
прибыли  ученые.  Они  хотят  смотреть  эти кости, выкопать их,
изучить и объяснить нашему народу, что это  такое.  Вот  ему  и
нужны  два старика--я и Цевен. Мы оба водили караваны в прежние
времена и знаем много мест в Гоби, видели и "кости дракона"...
     -- "Кости дракона"... ха! ха!..  сказки...  как  же  могут
ученые  из  великой  Страны  Советов искать несуществующее?..--
откровенно расхохотался молодой  арат.  Старики  нахмурились  и
поглядели друг на друга.
     -- Позже  выросшие  рога  длиннее  прежде выросших ушей,--
тихо и ядовито произнес Цевен. Хорло  вспыхнул,  умолк  и  стал
смотреть  на  подъехавшего  гостя  --  невысокого  и тонкого, в
отличном светло-сером костюме.
     Лодой Дамба отряхнул пыль и  быстро  подошел  к  старикам,
широко улыбаясь.
     -- Вот  мы  и увиделись, почтенный Балсандорж! -- радостно
крикнул он и почтительно поклонился старикам,  поспешившим  ему
навстречу.
     -- Мы  получили  твое  письмо и еще вчера ждали тебя... Но
это ничего...-- прервал старик извинения  гостя.--  Зато  мы  с
Цевеном  вспоминали  места, где хранятся "кости дракона". Цевен
готов вести туда советскую экспедицию.  Мы  говорили  об  этом,
когда  Цевен  увидел  тебя,  а  сосед  Хорло  нашел смешным наш
разговор...
     -- Вовсе нет,-- запротестовал  молодой  арат,--  я  только
хотел получить разъяснение. Ведь я тоже учился в школе и узнал,
что  драконы  никогда  не  существовали.  Это дамские сказки, и
пришли эти сказки к нам из Китая. А теперь и  сами  китайцы  не
верят в драконов.
     -- Такие  же слова говорил я Балсандоржу, приехав из школы
двадцать пять лет тому назад,-- задумчиво сказал Лодой Дамба,--
а потом...-- Он умолк, глядя  на  склон  ближнего  холма.  Там,
словно  большой черный сарлык на ночлеге, вытягивалась закатная
тень.
     -- И потом вы поверили? -- опять не удержался Хорло.
     Лодой Дамба тихо рассмеялся:
     -- Придется  вам  рассказать,  иначе  получится,   что   я
инструктор ЦК Народно-Революционной партии, стою за религиозные
пережитки...
     Лодой Дамба потянул вверх свои отглаженные брюки, подогнул
под себя ноги и начал размеренным голосом:
     -- "Дракон,  пролетая,  приблизился  к земле, упал и умер.
Кости его глубоко вошли в землю и стали  каменными.  Сперва  он
ударился  о землю хвостом и задними лапами, там в горах Унэгэту
("Цветные горы") лежат теперь эти остатки. Голова  с  туловищем
упали   на   полтора   уртона   дальше   на   запад,   в  горах
Цзосту-Ундур-Хара ("Охристо-черная высота"). Вот каких размеров
дракон! "
     Так мне рассказывал  Балсандорж  двадцать  пять  лет  тому
назад,--  продолжал  Лодой Дамба.-- Юрты наши стояли у Дзабхана
("Разливающийся"), и до Унэгэту бы ло совсем недалеко.  Я,  так
же  как теперь вы, Хорло, отрицал драконов. Тогда пришел отец и
подтвердил, что тридцать лет назад он шел  здесь  с  караваном,
видел  "кости  дракона".  Мы  с  Балсандоржем  оседлали коней и
поехали.  Скоро  пошли  колодезные  тропы,   вдали   показались
невысокие  красные холмы. Холмов было много, они были круглые и
низкие и стояли попарно. Мы долго  ездили  по  ним,  я  покорно
следовал  за  Балсандоржем,  а  тот вертел головой, как гриф, и
вытирал потный лоб шапкой. Наконец он издал радостный возглас и
спрыгнул с коня. Мы подошли к ровной площадке, окруженной пятью
очень низкими холмиками. Повсюду лежали гигантские кости такого
размера, что не могли принадлежать никакому из живущих  с  нами
животному.  Ошибиться  было  невозможно,  кости  были такими же
белыми, какими становятся  у  нас  в  степях  всякие  кости.  Я
различал  бабки  величиной в двадцать бараньих, страшные когти,
кривые заостренные, больше и толще длинного ножа. И дальше,  за
холмиками,  лежали  еще десятки костей. Я стоял молча. В голове
моей, еще  совсем  недавно  освободившейся  от  ламской  науки,
помутилось.  Никто никогда не видел драконов. Я твердо знал что
драконы такое же порождение  религиозной  выдумки,  как  и  все
тысячи  духов  и демонов буддийского неба и ада, но передо мною
лежали чудовищные кости! Некоторые казались совсем свежими, как
будто мертвый дракон рухнул сюда, в эти  красные  бугры,  всего
лишь  луну  назад.  Я  осторожно  поднял  громадный  коготь  --
крепкий,  тяжелый  и  плотный  --  и  молча  прыгнул  в  седло.
Балсандорж  сжалился над моей растерянностью и рассказал, что в
Гоби есть  много  мест,  где  люди  встречали  кости  драконов.
Почему-то  всегда  кости лежат среди бесплодных обрывов красных
глин и песка. Говорят. что дракон при падении уничтожает вокруг
все живое...
     Рассказчик выпил поданную чашку чаю и прислушался.  Глухой
и  протяжный шум нарастал с запада. Внезапно налетел крутящийся
вихрь, захлопнул открытую дверь юрты и унесся в пыльном тумане.
Следом за вихрем подул  ровный  и  прохладный  ветер.  Хлопнула
кошма на раскрытом тоне, и в юрте стало темно.
     -- Пришел  ветер  на  ночь,--  сказал Балсандорж,-- сейчас
зажгут светильню... Вы так хорошо говорите, Лодой Дамба, что  я
вижу  ясно все перед собой и снова еду вместе с вами по красным
буграм...
     -- Я был сильно поражен тогда,-- отозвался Лодой  Дамба,--
словно  с высокого перевала увидел новую страну, и накрепко все
запомнил. Слушайте дальше. Мы приехали к нашим  юртам  ночью  и
еще   долго  сидели  и  разговаривали.  Мой  отец  сказал,  что
Балсандорж потому много знает о костях дракона, что его младший
двоюродный брат Цевен водил караваны по Большой Обходной дороге
через Черную Гоби и по Дороге Ветров. Там, на северной  окраине
Черной  Гоби,  в еще более пустынных и бесплодных местах, лежит
множество костей  исполинских  драконов.  Вот  туда-то  и  надо
провести советскую экспедицию!
     Балсандорж и Цевен как по команде набили трубки.
     -- Это   очень   далеко,   там,--  Цевен  махнул  рукой  в
направлении хребта,-- пойдут ли советские люди туда?..  А  если
пойдут, то пройдут ли их машины?..
     -- Я  знаю  русских  людей,--  возразил  Балсандорж,-- они
пройдут везде, где понадобится, но ты, уважаемый брат, не  стар
ли для такого пути?
     -- Я  стар  --  это  ничего, найдем проводника помоложе. Я
расскажу ему, так расскажу, что он найдет, будто  там  родился!
-- с азартом воскликнул Цевен.
     Лодой Дамба одобрительно усмехнулся...
     Две  недели  спустя  после  отъезда  уполномоченного  наши
машины, тяжело нагруженные снаряжением и горючим, медленно  шли
по   Средней  Гоби.  После  ночле