песков  эти  места
почти недоступны для любого транспорта!
     Попытка  розысков  дороги к "Могиле Дракона" на автомашине
не увенчалась  успехом.  Почти  все  сухое  русло  под  обрывом
заграждали непроходимые пески. Пришлось признать, что к "Могиле
Дракона" нет хода иным путем, чем тот, каким мы подъехали. Если
бы  у нас была лебедка, то можно было бы спустить вниз машину и
на ней пробиваться по ущельям к "Могиле Дракона",  а  вывозимый
материал  поднимать  на  лебедке  на  верх плато, куда подходил
проложенный нами автомобильный след. Но таким снаряжением мы не
располагали, и материал можно было вывозить по руслу  и  наверх
только  на  верблюдах.  Стало  быть, приходилось организовывать
верблюжий транспорт.
     Пятнадцатого июня мы вернулись в Центральный лагерь,  а  к
вечеру  этого  же  дня  прибыл из Улан-Батора Рождественский на
одной  машине.  У  него  отросла   редкая   козлиная   бородка,
придававшая   ему  сходство  с  китайским  ученым  и  никак  не
гармонировавшая с невероятно широкополой шляпой. В  Улан-Баторе
Рождественскому  пришлось  ходить в пальто Шкилева, так как его
собственное оказалось далеко запрятанным. Рост Шкилева достигал
почти двух метров, так что пальто едва не волочилось по  земле,
и  Рождественский  с юмором рассказывал, как прохожие удивленно
разевали рты при встрече с ним. Немудрено: белая шляпа, борода,
теплое длиннейшее пальто в жару, конечно, производили эффект.
     "Волк",  загруженный  бензином  для  Западного   маршрута,
остался  ждать  на  дороге у колодца вблизи Ноян сомона. Другая
машина -- "Кулан" осталась в Улан-Баторе ждать Орлова,  который
телеграфировал,  что  вылетает  из  Москвы четырнадцатого июня.
Теперь мне стало ясно, что Орлов не сможет  принять  участие  в
длинном      маршруте.      Подвергать      его,     еще     не
акклиматизировавшегося, всем невзгодам трудного  пути  было  бы
рискованно  и  неумно.  Откладывать  маршрут  еще  дальше мы не
могли. Очень много работы по раскопкам оставалось  в  Нэмэгэту.
Трезвый   расчет  привел  к  необходимости  сократить  Западный
маршрут, оставив только южную его часть длиной в тысячу пятьсот
километров.
     Три последовавших затем  дня  были  необычайно  жарки.  Мы
заканчивали  дела  в  Центральном  лагере,  писали  бесконечные
инструкции  остававшимся  Эглону,  Новожилову   и   Лукьяновой,
собирали  снаряжение в маршрут и спускали с круч оставленные до
прибытия троса монолиты. Наконец настало последнее совещание  и
на  следующий  день  на  рассвете -- выступление в путь-дорогу.
Кроме уже поджидавшего нас "Волка",  в  маршрут  шел  "Дзерен".
Таким  образом, два лучших шофера нашей экспедиции ехали с нами
надежными помощниками в предстоявших трудностях.  Провожал  нас
до  Ноян  сомона  "Тарбаган"  с  грузом  монолитов. На нем ехал
Эглон, чтобы,  используя  нашего  переводчика,  договориться  о
найме верблюжьего транспорта.
     Точный  график  автомобильных рейсов по вывозке коллекций,
завозу бензина, леса, продовольствия  мы  составляли  на  месяц
вперед.  Вместе  с  Орловым приезжал находившийся в Улан-Баторе
мой помощник по хозяйству Шкилев.
     Движок электростанции погиб. Отсутствие воздушного фильтра
и ненадежная смазка клапанов привели к  тому,  что  в  песчаных
вихрях  Гоби  маленький  мотор  оказался  недолговечным.  В  не
слишком бурную ночь мы раскладывали в  сухом  русле  костер  из
саксаула  и  сиживали  вокруг  него, беседуя и покуривая на сон
грядущий.  И  в  последний  вечер  перед  нашим  отъездом   все
собрались   у   костра.   Корнилов  напомнил  о  моем  обещании
как-нибудь рассказать о местонахождении Нэмэгэту, о динозаврах.
Момент для  этого  сейчас  был  наиболее  подходящий.  Я  начал
рассказывать...
     На том месте, где мы сидели, семьдесят миллионов лет назад
плескались  волны  теплого  моря. Едва видный берег находился в
направлении хребта Нэмэгэту, еще дальше его  на  север.  Воздух
был  жарким  и  влажным.  В  те  времена на земле отсутствовали
резкие климатические зоны, какие наблюдаются сейчас. Полюсы  не
имели   громадных   ледяных   шапок,  а  следовательно,  кольца
пассатных ветров, которые сейчас в северном и южном  полушариях
создают  постоянные  сухие ветры, были много слабее. Сейчас эти
ветры лишают влаги широкие  полосы  суши  и  на  пути  пассатов
проходят  громадные  пустыни.  В  северном  полушарии  -- Гоби,
Такла-Макан, Кара-Кум, Дешт-и-Лут, Аравийская пустыня, Сахара и
так далее.
     Но  в  меловом  периоде  все  было  по-иному.   Отсутствие
ураганных ветров позволяло расти гигантским деревьям на мягких,
полужидких  болотных  почвах.  Самые  материки  в большей части
низменные  с  плоскими,  постепенно   погружавшимися   в   море
берегами. Отсутствовала резкая граница между мелководьем моря и
затопленным, заболоченным берегом материка. Вода моря, вообще в
те  времена  менее  соленая,  у  берегов  сильно  смешивалась с
пресными водами. Вероятно, и цвет морской воды  был  другим  --
серовато-зеленым, напоминавшим темную воду материковых болот. У
нашего   ночного   костра   в   Гобийской  полупустыне  некогда
находилось дно береговой зоны моря. По этому  дну  продолжались
подводные русла огромной реки, разбившейся в прибрежных болотах
на ряд рукавов.
     Основная  масса  воды  с  большой скоростью устремлялась в
широкое подводное русло, промывшее себе ложе  в  рыхлых  песках
мелководного  моря.  В  это  ложе  подводный  поток  нес все те
остатки погибшего  населения  материка.  которые  захватывались
главным  течением  реки.  Трупы  исполинских  ящеров, черепах и
стволы деревьев вначале плыли совместно по воде. Особенно много
их становилось в половодье, когда увеличивались сила и скорость
течения.  Но  постепенно,   разлагаясь,   трупы   теряли   свою
плавучесть,  опускались  на  дно,  некоторое  время  волочились
течением по дну и, наконец, оседали  на  дне  русла,  там,  где
поток  уже  терял  свою  скорость -- далеко от берега, вместе с
песками, галечниками или глинами. Во  время  волочения  по  дну
трупы,    которые    дольше   находились   в   воде,   начинали
разваливаться. Течение разрывало их на куски, отделяло  черепа,
лапы,  куски  позвонков,  которые  и  захоронялись вперемешку с
целыми скелетами и костями от совсем рассыпавшихся трупов.  Так
возникло  костеносное  русло Нэмэгэту, где уже почти два месяца
мы рылись, добывая документы прошлого нашей планеты.
     Но что же находилось у неясной линии берега, откуда потоки
сносили всю эту массу смертных останков жизни? Там жизнь должна
была цвести очень буйно, чтобы  в  случайном  захоронении  дать
столь громадное количество останков. Прибрежные болота материка
отдавали  в  море  массу  органического  вещества  -- истлевших
частиц  растительности.  Эти  вещества  служили  питанием   для
множества  самых различных животных и, вероятно, паразитических
растений вроде грибов. Широкие мелководья были  очень  богатыми
источниками  пищи,  но  только  малое количество животных могло
процветать   здесь.   Огромные   приливные   волны,    свободно
накатываясь  из открытого моря, ходили здесь, сметая все живое,
выбрасывая на берег плавающее, топя неплавающее.  Для  освоения
этой богатой кормом области требовались особые, приспособленные
к  ней  животные,  и такие животные появились. Среди динозавров
наиболее  гигантскими   размерами   отличались   зауроподы   --
величайшие наземные животные всех времен.
     Зауроподы  достигали  в  среднем  двадцати  пяти  метров в
длину. Четыре массивные лапы с чудовищными когтями обеспечивали
им надежную опору на скользком подводном грунте. Очень  длинная
шея  и  такой  же  длины  хвост не давали им тонуть на довольно
значительной глубине -- как раз на такой,  на  какую  поднимали
уровень  воды большие приливные волны. Тяжелые кости ног таза и
хвоста делали животное устойчивым в воде, в то время как легкая
подвижная шея с маленькой головой позволяла  добывать  пищу  на
большом  расстоянии  вокруг  себя  и  на  дне.  Вес  животного,
достигавший  пятидесяти  тонн,   и   огромная   мышечная   сила
обеспечивали   победу   над   волнами.   Чудовищные   зауроподы
размножились и расселились буквально по всему миру. Но  к  тому
времени  --  к концу мелового периода,-- в какое образовывались
костеносные русла  Нэмэгэту,  материки  стали  более  высокими.
Громадные   пространства   мелководий   сильно  сократились,  и
зауроподы встречались гораздо реже, чем прежде,-- в начале мела
или в конце юры.
     Действительно, в Нэмэгэту одна находка остатков  зауропода
приходилась  на  несколько  десятков находок других динозавров.
Эти другие -- утконосые и хищные динозавры -- обитали вдали  от
материкового побережья, там, где едва синела полоска низменного
побережья,  поднимались  густейшие  заросли болотных кипарисов.
Угрюмые деревья  с  сильно  расширявшимися  книзу  стволами,  с
жесткой, словно вырезанной из картона, зеленью близко теснились
один  к  другому,  образуя  непроницаемую  стену.  Пестрые мхи,
оранжевые и  ядовито-зеленые  грибы,  лишайники  и  папоротники
неряшливыми  космами и растрепанными клочьями свисали с ветвей.
Тяжкое, мертвое молчание царило в парном, застоявшемся  воздухе
страшного  леса,  тянувшегося на необозримые пространства вдоль
берегов материка. Глубокие каналы с черной, непрозрачной  водой
там  и  сям  прорезали грозные стены деревьев. Кое-где каналы и
протоки расширялись в заросшие густой болотной  растительностью
пруды  или  озера.  Здесь, под защитой могучих лесов, пользуясь
обильной  растительной  пищей,  обитали  утконосые   динозавры.
Название  этих  ящеров  возникло  оттого,  что морды у них были
уплощены и расширены. Покрытые роговым чехлом, они  были  очень
похожи  на утиный клюв. Огромное количество зубов -- по пятьсот
в каждой челюсти -- у этих животных сливалось вместе, образуя в
верхней и нижней  челюстях  четыре  длинных  и  толстых  зубных
гребня  с  заостренными  эмалевыми  краями.  Челюсти  утконосых
динозавров превратились, таким образом, в очень  прочную  сечку
или  соломорезку  и могли обеспечить гигантское животное нужным
количеством размельченной растительной  массы.  Запасные  зубы,
нараставшие  все  время  снизу  с  внутренней  стороны заменяли
стиравшиеся. Это стало  необходимо,  потому  что  истирание  от
растений,  захватывавшихся  вместе  с песком и илом, было очень
сильным Утконосые динозавры, или траходонты, ходили  на  задних
ногах,  но  только  в  воде.  Слабый  таз,  не  соответствующий
чрезвычайной массивности костей задних ног, говорит о том,  что
животное   не   могло  передвигаться  на  суше  в  вертикальном
положении.  Траходонты   ходили   по   дну   глубоких   проток,
поддерживая   равновесие   с   помощью  сильных  передних  лап,
снабженных  плавательными  перепонками  и   приспособленных   к
гребному движению.
     За  зоной  глубоких  болот  побережья  располагались  леса
других деревьев -- родственников современных магнолий.  Там  на
более   возвышенной,   хотя  все  еще  влажной,  почве  обитали
гигантские хищники. Они тоже ходили на задних ногах, подпираясь
могучим хвостом, как и утконосые динозавры, но  не  в  воде.  а
посуше.  Вместо  копыт, характерных для утконосых динозавров, у
них были трехпалые, очень похожие  на  птичьи  лапы  с  кривыми
острыми   когтями.  Передние  конечности  создавали  невыгодный
перевес передней части тела, и они  очень  сильно  уменьшились,
обратившись  в крохотные двухпалые лапки. Зато голова сделалась
основным   орудием   нападения.   Огромная   пасть,   усаженная
кинжаловидными  загнутыми  зубами  до  тридцати  сантиметров  в
длину,  позволяла  животному  справляться  с   любой   добычей,
разрезая  и  отрывая громадные куски мяса. Череп для облегчения
веса  стал  ажурной  конструкцией  наподобие  мостовой   фермы.
Достигая  четырнадцати  метров  в длину и пяти метров высоты на
ходу, эти исполинские хищники, карнозавры. могли развиваться  и
процветать  только при наличии колоссальной массы малоподвижной
и крупной добычи. Такой добычей могли быть утконосые динозавры.
Выходя на  возвышенные  участки  берегов  для  кладки  яиц  или
находясь  вместе  со  своим  молодняком  в  неглубоких болотах,
утконосые  динозавры  становились  жертвами  хищников.  Правда,
гиганты,  найденные нами на "Могиле Дракона". достигавшие почти
девяти метров высоты, могли не бояться никаких хищных чудовищ.
     По ту сторону магнолиевых лесов, там, где на  сравнительно
сухой  почве  росли  цикадовые  растения  и  рощи серых гинкго,
обитали другие жертвы исполинских хищников -- карнозавров.  Они
не могли укрываться в черные глубины недоступных лесных проток,
как   утконосые   динозавры.   Они  должны  были  противостоять
карнозаврам на твердой почве в открытом бою.  Одни  из  них  --
панцирные динозавры, или анкилозавры,-- развили защитную броню.
Это  были  настоящие  живые  танки  по  десять  метров в длину,
покрытые костными  плитами  в  ладонь  толщиной,  с  головой  и
хвостом,  усаженными  опасными  шипами.  Хищные динозавры могли
справляться с ними, только перевернув такое животное на  спину.
Другие   динозавры   --   обитатели   открытых  пространств  --
приспособились   к   активной   защите.   Появились    рогатые,
быкообразные   ящеры,   больше   самого  крупного  современного
носорога. Черепа наибольших видов достигали почти  двух  метров
длины.  Снабженные  острыми  роговыми клювами и могучими рогами
над ноздрями и над  глазницами,  с  широким.  усаженным  шипами
костяным   воротником,   прикрывавшим   шею.  эти  животные  --
цератопсы  --  были  наиболее   фантастическими   и   страшными
созданиями из всех динозавров. Были однорогие, трехрогие и даже
пятирогие  цератопсы,  а  также стиракозавры. обладавшие вместо
костяного воротника веером из длинных шипов на затылке.  Тупые,
упорные   и   невероятно   живучие,  они  направляли  навстречу
гигантским хищникам  острые  двухметровые  рога.  Сколько  сцен
борьбы  молчаливых пресмыкающихся разыгрывалось в угрюмых чащах
и на солнечных полянах этого навсегда канувшего в прошлое мира.
Здесь же, среди рогатых и  панцирных  динозавров,  спасаясь  от
хищников   на   деревьях   или   в   норах,   жили   древнейшие
млекопитающие, более всего походившие из  современных  животных
на  ежа  (без  иголок) или сумчатого опоссума. Здесь жили и еще
какие-то быстрые животные -- может  быть,  птицы,  может  быть,
крупные  насекомые.  За  ними  гонялись мелкие хищные динозавры
очень легкие бегуны и прыгуны,  бегавшие  на  задних  ногах,  с
высоко    поднятыми    хвостами.    Эти    орнитомимиды.    или
птицеподражатели, были величиной с современного страуса.
     В  костеносном  русле  Нэмэгэту  находилось  больше  всего
остатков  обитателей  мрачной  зоны  прибрежных  лесов, а также
области,  населенной  хищниками.   Остатки   обитателей   более
глубоких  областей  материка  почти  не  доходили сюда, в русло
Нэмэгэту, и поэтому мы ничего не знали о жизни на  сухой  почве
за  полосой  магнолиевых  лесов.  Только  один  раз, среди всех
остатков динозавров, нам попалось  несколько  костей  огромного
панцирного  ящера.  Чаще  встречались  скелеты мелких хищников,
видимо, нередко забегавших в области охоты крупных карнозавров.
Остатки  других   животных   --   черепах   и   крокодилов   --
подтверждали,   что  главная  масса  животных,  захороненных  в
Нэмэгэту, обитала в болотной  прибрежной  зоне.  Здесь  были  и
такие  типичные  обитатели  болот,  как  триониксы  и  огромные
черепахи морского облика, и поразительный ящер с когтями-косами
-- терезинозавр, очевидно, тоже житель морского берега.
     ...Беседа о прошлом Нэмэгэгу затянулась за полночь, и  тут
мы  все  спохватились, что на рассвете -- отправление в далекий
путь.  Только  золотистые  уголья,  присыпанные  белым   пеплом
саксаула,   остались   от   костра.   Черная   масса   Нэмэгэту
громоздилась над нами,  упираясь  в  звездное  небо,  и  словно
напоминала   о  настоящем  --  высокогорной  пустыне,  безмерно
далекой от всякого моря, в  центре  горных  хребтов  Азиатского
материка...

     Глава четвертая. УЗКАЯ СИНЯЯ ГОБИ

                           Высокое небо -- отец мой.
                           Широкая земля -- мать моя!
                                       Старая поговорка

     Нэмэгэту   провожало   нас  тяжелым  зноем.  Моторы  машин
перегрелись на бесконечном подъеме на южный борт  котловины.  К
роднику  Даба  мы  добрались уже сильно распаренные. Хитроумный
Пронин приколотил к кузову своей машины большой вместительности
рукомойник. Налив в него  прохладной  воды  из  родника,  шофер
разделся и полез спиной под клапан, издавая нечто среднее между
ревом  удовлетворения и визгом страдания. Я решил проблему душа
более просто, а именно -- стал  на  берег  ручейка  и  попросил
окатить меня с головы до ног из обыкновенного ведра...
     Только  к  вечеру  доползли  до колодца, где стоял "Волк".
Груженный монолитами "Тарбаган" дымил, перегревался и едва  шел
-- пора  было  срочно  менять кольца. Вылежанин, стоявший здесь
уже третий день, отоспался и отъелся.  Его  густая  раздвоенная
борода  распушилась,  и  узкое  "старообрядческое" лицо приняло
совсем профессорский облик. Из всей экспедиции больше всех  был
похож  на  ученого  именно  Вылежанин. Пронин, отрастивший себе
короткую черную бородку, походил на русского боярина с примесью
татарской или цыганской крови. В общем  эти  два  наших  шофера
имели  наиболее  картинный  вид  и,  несомненно,  годились бы в
персонажи любого приключенческого фильма.
     Мы остановились на ночлег здесь же,  у  колодца.  Я  хотел
оттянуть  еще  на день выезд в маршрут в надежде, что пойдет из
Улан-Батора "Кулан" с Орловым. Исполинские  кубические  массивы
гор "Трех Чиновников" высились над нами, и я долго бродил среди
обрывов   пермских   песчаников  и  конгломератов,  которые  их
слагали. Эглон притащил несколько кусков  окаменелых  деревьев.
Это  были  уже  не  болотные  кипарисы  и  не магнолии мелового
периода. Стволы принадлежали кордаитам  --  странным  деревьям,
родственным   одновременно   папоротникам   и  хвойным.  Двести
тридцать миллионов лет тому назад необъятные  кордаитовые  леса
покрывали  материки  от  Таймыра  до  юга  Африки.  Кордаитовая
"тайга" шумела на месте Кузнецкого бассейна и  Средней  Сибири.
Немалая  доля  огромных  запасов угля этих мест образовалась за
счет этих деревьев.
     Мы двинулись  в  сомон  и  прямо  на  дороге,  у  "Опасной
пропасти"  и  на  откосах  холмов,  обнаружили множество мелких
кристаллов горного  хрусталя,  очень  чистых  и  прозрачных.  В
первый  раз  мы ехали здесь днем и в неистовом гобийском солнце
сразу заметили их сверкающие огоньки...
     Дорогой  я  думал  о  том,   как   неприятно   выехать   к
какому-нибудь  колодцу  из  чистой  просторной  пустыни. Вокруг
колодца все затоптано, выбито, загажено скотом.  От  удушливого
зноя  еще противнее становится запах мочи и жужжание назойливых
мух. Гобийские араты совсем не умеют бережно обращаться с водой
и колодцами. Если сопоставить с этим необычайно строгие  законы
о  содержании  воды  и колодцев в чистоте у арабов, которые уже
свыше четырех тысяч  лет  являются  обитателями  Аравийской,  а
позднее  и  Северо-Африканской пустынь, то станет понятным, что
монгольский народ, по существу,-- недавний обитатель  пустынной
местности.  По  всей  вероятности, он формировался в основном в
степной или лесостепной местности типа Хангая или нагорий южной
части Внутренней Монголии...
     В сомоне было безлюдно. Школьники разъехались, отправились
по кочевьям и все работники сомонных учреждений.  Нас  встретил
со  своей  обычной  широкой  улыбкой  худой, слегка сутуловатый
заведующий школой. Вечером, за ужином, он рассказывал нам  все,
что знал о достопримечательностях окрестностей сомона. Недалеко
от   вулкана   Ноян-Богдо   есть  древние  рисунки  на  скалах,
изображающие  архар