ый  источник
сепаратистской  тенденции.  Возможно,  даже  большее  значение  имеет  голос
сепаратистов или поборников автономии из Альберты, богатой нефтью, только об
этом меньше известно за границей(10).
   Те же тенденции в Новой Зеландии  и  Австралии.  В  Перте  магнат  горной
промышленности Ланг Хэнкок  заявляет,  что  богатую  минеральными  ресурсами
Западную Австралию заставляют платить за товары,  производимые  в  Восточной
Австралии, по искусственно вздутым ценам. Среди прочего  Западная  Австралия
заявляет, что не имеет политического представительства в Канберре, что  цены
на  самолетные  перевозки  направлены  против  людей,  населяющих   обширные
пространства, и что национальная политика препятствует иностранным вкладам в
промышленность Западной Австралии. Надпись, сделанная  золотом  над  дверьми
офиса   Ланга   Хэнкока,   гласит:   "Западно-австралийское   сепаратистское
движение"(11).
   В  то  же  время  в  Новой  Зеландии  возникают  собственные   трудности.
Гидроэлектростанция, расположеная на Южном Острове, снабжает энергией  почти
всю  страну,  но,  по  словам  местных  жителей,  составляющих  около  трети
населения Новой Зеландии, они за это мало что получают, и вся промышленность
по-прежнему   развивается   на   Севере.   На    недавнем    собрании    под
председательством мэра Данидина родилось  движение  за  независимость  Южной
Австралии.
   Итак, мы  видим,  что  во  всем  мире  намечаются  тенденции,  угрожающие
единству государства-нации. Та же судьба не миновала и двух гигантов - США и
СССР.
   Нам трудно представить себе реальный  распад  Советского  Союза,  который
предсказывал историк-диссидент Андрей Амальрик(12). Но в 1977  г.  советские
власти посадили в тюрьму армянских националистов, которые произвели взрыв  в
московском метро, а с  1968  г.  действует  подпольная  Национальная  партия
объединения, ставящая своей целью возрождение Армении  как  государстза(13).
Подобные группы существуют и в других республиках Советского Союза. В Грузии
тысячи марширующих демонстрантов заставили правительство объявить грузинский
национальным языком, а инострацыьиы, путешествующие по Грузии, в  тбилисском
аэропорту с удивлением услышали, что о рейсе на Москву было объявлено, как о
рейсе  на  "Советский  Союз".  А  в  то  время  как  грузины  организовывали
демонстрации против русских, абхазцы, представители национальных  меньшинств
Грузии,  собрались  на  встречу  в  их  столице  Сухуми,  чтобы  потребовать
независимости от Грузии. И эти  требования,  и  массовые  митинги  оказались
настолько внушительными, что в коммунистическое  правительственном  аппарате
многие были сняты работы, а Москва разработала для Абхазии план развития  на
750 млн, чтобы умиротворить абхазцев(14).

   В полной мере выявить интенсивность сепаратистских движений  в  различных
частях Советского Союза невозможно, но  кошмар  многочисленных  движений  за
отделение должен преследовать советское правительство. Если  бы  разразились
война с Китаем или серии восстаний в Восточной Европе, Москва  оказалась  бы
перед лицом открытых  выступлений  за  отделение  или  автономию  во  многих
советских республиках.
   Большинство американцев вряд ли могут вообразить обстоятельства,  которые
привели бы к распаду Соединенных Штатов (как еще десять лет назад  не  могли
вообразить  подобное  большинство  канадцев).  Однако   нажим   секционистов
постепенно возрастает. Ныне в
   Калифорнии в подпольном бестселлере описывается отделение северо-западных
штатов от Америки, которого они добиваются, угрожая взорвать ядерные  заряды
в Нью-Йорке и Вашингтоне. Существует и другой сепаратистский сценарий(15). В
отчете, подготовленном для Киссинджера, пока он еще занимал  пост  советника
по делам  национальной  безопасности,  обсуждалось  возможное  отделение  от
Америки Калифорнии и Юго-Запада для образования испаноязычной или двуязычной
географической   единицы   "Чикано   Квебеке"(16).   Говорилось   также    о
воссоединении Техаса с Мексикой для создания могущественной нефтяной державы
под названием "Техико".
   Недавно на отдельном газетном прилавке в  Остине  я  купил  номер  "Texas
Monthly" с острой критикой политики Вашингтона в отношении  Мексики,  и  там
была фраза: "В последнее время у нас больше общего с нашими бывшими  врагами
в Мехико-сити, чем с нашими лидерами в Вашингтоне... Янки крали  нашу  нефть
еще со времен Спиндлтона... поэтому техасцев  не  должно  удивлять  то,  что
Мексика пытается избежать подобного экономического империализма"(17).
   Там же я приобрел наклейку для автомобиля,  на  которой  была  изображена
лишь звезда Техаса и написано одно слово: "Отделение".
   Некоторые  выводы  могут  показаться  слишком  натянутыми,  однако   факт
остается  фактом:  в  Соединенных  Штатах  так  же,  как   и   в   остальных
высокоразвитых  странах,  возрастают  сепаратистские  тенденции.  Даже  если
отбросить потенциальный рост сепаратистских устремлений в Пуэрто-Рико(18)  и
на Аляске(19), а также притязания исконных жителей Америки  на  национальную
независимость, мы можем проследить расширение  раскольнических  тенденций  в
самих континентальных штатах. Согласно заключению  Национальной  конференции
государственных законодательных органов, "в Америке идет вторая  гражданская
война. Конфликт происходит между индустриальными  Северо-Западом  и  Средним
Западом и нефтяными штатами Юга и Юго-Запада"(20).
   Ведущие  деловые  издания  говорят  о  "второй  войне  между  штатами"  и
заявляют, что "неравномерность экономического развития подталкивает  регионы
к острому конфликту". Тем  же  воинственным  языком  пользуются  губернаторы
штатов и чиновники с Юга и Запада, которые  характеризуют  происходящее  как
"экономический  эквивалент  гражданской  войны"(21).  Взбешенные  тем,   что
предлагает Белый Дом  в  отношении  энергетики,  эти  чиновники,  по  словам
"Нью-Йорк Тайме", "готовы на  все,  вплоть  до  отделения  от  Союза,  чтобы
сохранить нефть и природный газ для растущей промышленной базы региона".
   Раскол происходит и внутри самих западных  штатов.  Как  говорит  Джеффри
Найт, законодательный директор Друзей  Земли,  "западные  штаты  все  больше
ощущают себя энергетической колонией таких штатов, как Калифорния"(22).
   В период перебоев с топливом и горючим в середине 70-х  годов  в  Техасе,
Оклахоме и Луизиане появилось множество автомобильных  наклеек  с  надписью:
"Пусть эти ублюдки мерзнут в темноте"(23). Слегка завуалированный  намек  на
отделение читается  в  объявлении,  помещенном  в  "Нью-Йорк  Тайме"  штатом
Луизиана, где читателям предлагается "рассматривать Америку как  страну  без
Луизианы".
   Жителям Среднего Запада  предлагается  "перестать  держаться  за  дымовые
трубы"(24), перейти к более продвинутым промышленным  технологиям  и  начать
мыслить  региональными  мерками,  а  руководители   северовосточных   штатов
организуются  для  защиты  своих  региональных  интересов(25).  Общественные
настроения  нашли  отражение  в  печатном  заявлении  Коалиции  по  спасению
Нью-Йорка, которое гласило, что "федеральная политика насилует  Нью-Йорк"  и
что "жители Нью-Йорка могут постоять за себя".
   Что означают все эти воинственные заявления, не говоря об актах насилия и
протеста? Ответ может  быть  лишь  один:  индустриальная  революция  создает
внутреннее напряжение, которое может закончиться взрывом.
   Частично   это   напряжение   обусловлено   энергетическим   кризисом   и
необходимостью перехода от энергетической и индустриальной базы Второй волны
к таковым Третьей. Мы наблюдаем (как упоминалось в главе 19), что во  многих
районах мира региональная экономика становится столь же обширной, сложной  и
внутренне дифференцированной, как национальная экономика прошлого поколения.
Это  создает  экономические  предпосылки  для  сепаратистских   движений   и
стремления к автономии.
   Но какую бы форму не принимали эти  тенденции  -  открытого  сепаратизма,
двуязычия, самоуправления или децентрализации,  центробежные  силы  получают
поддержку, потому  что  национальные  правительства  не  в  состоянии  гибко
реагировать на быструю дезинтеграцию общества.
   По мере того как массовое общество индустриальной эпохи  распадается  под
воздействием факторов Третьей волны,  региональные,  местные,  этнические  и
религиозные группы становятся все менее однородными. Условия  и  потребности
членов  этих  групп  начинают  расходиться,  что   приводит   к   внутренней
дифференциации на уровне индивида.
   Промышленные  корпорации  обычно  отвечают  на  это  явление  увеличением
разнообразия продукции и политикой агрессивного "раздела рынка".
   Национальные  правительства,  напротив,   с   трудом   меняют   политику.
Политические и бюрократические структуры, сложившиеся в эпоху Второй  волны,
неспособны к дифференцированному подходу к каждому  региону  или  городу,  к
каждой религиозной, расовой, социальной, этнической или сексуальной  группе.
Условия претерпевают дивергенцию, а люди,  принимающие  решения,  продолжают
оставаться в неведении относительно быстро изменяющихся локальных нужд. Если
они пытаются выявить эти специфические узколокализованные  потребности,  они
запутываются в мелких подробностях и оказываются не в состоянии "переварить"
эти данные.
   Пьер Трюдо в период борьбы с канадским сепаратизмом ясно заявил об этом в
1967 г.: "Система  федерального  управления  не  может  быть  оперативной  и
действенной, если какая-либо ее часть - провинция или штат  -  имеет  особый
статус и отношения с центральным правительством, отличные от тех, что  имеют
другие провинции"(26).
   Как следствие, национальные правительства в Вашингтоне, Лондоне, Париже и
Москве продолжают  вести  однородную  стандартную  политику,  пригодную  для
массового общества, в  отношении  общества,  которое  все  больше  и  больше
дифференцируется и сегментируется. Местные и личные  интересы  игнорируются,
что ведет к нарастанию возмущения. По мере прогресса дифференциации общества
следует  ожидать  все  большего  усиления  сепаратистских   и   центробежных
тенденций, угрожающих единству многих государств-наций.
   Третья волна оказывает на государство-нацию сильное давление снизу.



   Сверху вниз

   В то  же  время  мы  видим,  что  не  менее  сильная  рука  действует  на
государство-нацию  сверху.  Третья  волна  приносит  новые  проблемы,  новую
структуру коммуникации, вызывает на мировую сцену новых актеров - и все  это
в значительной мере подрывает могущество государства-нации .
   Как многие проблемы слишком малы и локализованы для того, чтобы их  могло
активно решать национальное  правительство,  так  быстро  возникающие  новые
проблемы  оказываются  для  того  же  правительства   слишком   необъятными.
"Государство-нация, считающее себя абсолютно  суверенным,-очевидно,  слишком
мало для того, чтобы играть реальную роль  на  глобальном  уровне,  -  пишет
французский политический  мыслитель  Дени  де  Ружемон.  -  Ни  одно  из  28
европейских  государств  ныне  не   в   состоянии   обеспечить   собственную
безопасность и процветание, не в состоянии обеспечить себя  технологическими
ресурсами,.,   обезопасить   себя   от   ядерной   войны   и   экологических
катастроф"(27). То же относится и к США или Советскому Союзу.
   Экономические связи между нациями  все  больше  укрепляются,  что  делает
жизненно  невозможным  для  любой  отдельной  нации   независимо   управлять
собственной экономикой или застраховаться от инфляции. Например, ни одна  из
наций не  может  регулировать  процесс,  который  с  неизбежностью  ведет  к
появлению  единой  европейской  валюты.  Политики,  утверждающие,   что   их
национальная политика способна "прекратить инфляцию"  или  "снизить  уровень
безработицы",  либо  пребывают  в  заблуждении,  либо  лгут,  поскольку  все
экономические инфекции свободно  проникают  через  государственные  границы.
Экономическая оболочка государства-нации стала легко проницаемой.
   Более того, национальные  границы,  которые  не  в  состоянии  ограничить
экономические потоки, еще менее  способны  защитить  от  влияния  окружающей
среды. Если швейцарские химические  заводы  сбрасывают  отходы  в  Рейн,  то
загрязняющие вещества  проходят  через  Германию,  Голландию  и  попадают  в
Северное море. Ни Германия, ни Голландия сами по себе не могут поручиться за
собственную воду. Нефтяные пятна, загрязнение  воздуха,  изменение  климата,
сведение лесов  и  прочие  подобные  процессы  не  признают  государственных
границ.
   Новая глобальная система коммуникации еще больше открывает  каждую  нацию
для воздействия извне. Канадцы долго возмущались тем фактом,  что  около  70
американских телестудий  передавали  программы  для  Канады.  Но  эта  форма
вторжения извне, характерная для эпохи Второй волны, ничто  по  сравнению  с
теми  возможностями,  которые  открыла   Третья   волна   с   ее   системами
коммуникации,   основанными   на    применении    спутников,    компьютеров,
телепринтеров, кабельных систем.
   "Один из способов нанести удар по нации,  -  пишет  американский  сенатор
Джордж Макговерн, - это ограничить поток информации, оборвав контакты  между
квартирами  и  иностранными  ветвями   международных   фирм...   воздвигнуть
информационную стену... В интернациональный лексикон  вошла  новая  фраза  -
"информационный суверенитет"(28).
   И все же возникает вопрос, насколько  эффективно  можно  "запломбировать"
нацию - и надолго ли. Потому что переход к индустриальной базе Третьей волны
требует развития чувствительной,  широко  открытой  "нервной  сети",  т.  е.
информационной системы, и попытки отдельной  нации  перекрыть  поток  данных
извне могут способствовать не развитию, а подрыву ее экономики. Более  того,
каждый технологический срыв приоткрывает нацию для вторжения извне.
   Все эти факторы - новые экономические проблемы, новые проблемы окружающей
среды, новые коммуникационные технологии действуют в одном направлении  -  в
направлении подрыва основ государства-нации  в  глобальном  масштабе.  Более
того, они возникают именно в тот момент, когда на мировой  сцене  появляются
новые силы, угрожающие могуществу нации.



   Общемировые корпорации

   Наиболее широко известные и мощные из этих сил  -  транснациональные  или
мультинациональные корпорации. В последние 25 лет  мы  видим  необыкновенную
глобализацию производства,  основанную  не  просто  на  экспорте  сырья  или
готовой продукции, но на межнациональной организации самого производства.
   Транснациональные корпорации (ТНК)  могут  проводить  изыскания  в  одной
стране, производить  отдельные  части  в  другой,  собирать  их  в  третьей,
продавать продукт производства в четвертой, вкладывать прибыль в пятой и так
далее. Они могут иметь дочерние ветви в десятке стран. Размеры,  значение  и
политическое могущество этих новых  игроков  в  общемировой  игре  неуклонно
возрастает с середины 50-х годов. Ныне по крайней  мере  10  тыс.  компаний,
основанных в некоммунистических высокоразвитых странах, имеют ответвления за
пределами собственной страны и более 2 тыс. - в шести или более странах(29).
   Из 382 главных промышленных фирм с общим объемом продажи в 1  млрд  долл.
242 имеют 25 и более процентов  "иностранных  составляющих"  в  виде  сбыта,
имущества, экспорта, дохода или рабочей силы. И пока экономисты  с  пеной  у
рта спорят о том, как определить и  оценить  (т.  е.  классифицировать)  эти
корпорации, становится ясно,  что  они  представляют  собой  новый  коренной
фактор в мировой системе и бросают вызов государству-нации(30).
   Чтобы оценить масштаб их деятельности, полезно знать, что в  определенный
день в 1971 г. они держали  268  млрд  долларов  в  краткосрочных  ликвидных
вкладах. Это, согласно  Международному  торговому  подкомитету  сената  США,
"более чем в два раза превосходило сумму, находившуюся в  распоряжении  всех
международных организаций во всем мире на этот день". Для  сравнения,  общий
годовой бюджет ООН составляет менее 1/268, или 0,0037 этой суммы(31).
   К началу 70-х годов ежегодный доход  "General  Motors"  был  больше,  чем
валовой  национальный  доход  Бельгии  или  Швейцарии.  Подобные   сравнения
заставили экономиста  Лестера  Брауна,  президента  "Worldwatch  Institute",
заметить: "Когда-то говорили, что солнце никогда не закатится для Британской
империи.  Сегодня  для  Британской  империи   солнце   закатилось,   но   не
закатывается для глобальных корпораций, таких, как IBM, "Юнилевер", "Хитачи"
и "Фольксваген"(32).
   Один "Exxon" имеет нефтеналивной флот,  в  два  раза  превосходящий  флот
Советского Союза(33). Экономист из Королевского военного колледжа  Австралии
Джозеф Вилжинский однажды сделал эксцентричное замечание относительно  того,
что  в  1973  г.  "прибыль  от  продажи"   всего   лишь   десяти   из   этих
транснациональных  корпораций  была   бы   достаточной   для   того,   чтобы
предоставить 58 млн членов коммунистических партий всех 14  социалистических
стран полугодовой отпуск по американским стандартам"(34).
   Несмотря  на  то  что   транснациональные   корпорации   обычно   считают
капиталистическим изобретением, около 50 "социалистических  транснационалов"
действуют через страны СЭВ,  прокладывая  газопроводы,  производя  химикаты,
добывая поташ и асбест и занимаясь  морскими  перевозками(35).  Более  того,
социалистические банки и другие организации, от Московского народного  банка
до черноморской  и  балтийской  генеральных  страховых  компаний,  совершают
сделки в Цюрихе, Вене, Лондоне, Франкфурте и Париже. Некоторые  марксистские
теоретики  теперь  рассматривают  "интернационализацию   производства"   как
необходимое и "прогрессивное" явление. Вдобавок  из  500  частных,  западных
ТНК,  прибыль  которых  в  1973  г.  превысила  500  млн  долл.,  140  ведут
коммерческие дела с одной или несколькими странами СЭВ(36).
   ТНК базируются не только в богатых странах. 25  стран  латиноамериканской
экономической системы недавно создали собственные ТНК  в  области  сельского
хозяйства, строительства  дешевых  домов  и  производства  товаров  широкого
потребления. Филиппинские компании строят глубоководные порты  в  Персидском
заливе, индийские транснационалы создают заводы по производству  электронной
техники  в  Югославии,  организуют  добычу   железной   руды   в   Ливии   и
станкостроительную промышленность в Алжире. Развитие ТНК ведет  к  изменению
положения государств-наций(37).
   Марксисты склонны  рассматривать  национальное  правительство  как  слугу
корпораций и подчеркивать общность их интересов. Тем не менее  у  ТНК  часто
существуют собственные интересы, идущие вразрез с интересами  их  "домашних"
наций, и наоборот.
   "Британские" ТНК нарушают британские эмбарго(38),  "американские"  ТНК  -
установки США относительно арабского бойкота израильских фирм(39). В  период
эмбарго ОПЕК транснациональные компании распределяли поставки между странами
в соответствии со своими  собственными  решениями,  а  не  с  национальными.
Лояльность по отношению к своей нации быстро исчезает, когда в другом  месте
открываются большие возможности, поэтому ТНК переводят из  страны  в  страну
рабочие места, обходят законы об охране природы и натравливают друг на друга
враждующие страны(40).
   "Несколько последних веков, - пишет Лестер Браун,  -  мир  был  аккуратно
разделен на независимые,  суверенные  государства-нации...  С  появлением  в
буквальном смысле сотен мультинациональных  или  глобальных  корпораций  эта
организация мира - взаимоисключающие политические единства -  видоизменяется
в результате возникновения сети экономических организаций"(41).
   По этой  причине  власть  правительства  государства-нации,  безраздельно
принадлежавшая  ему,  когда  государство-нация  была   единственной   силой,
фигурировавшей на мировой арене, теперь резко ум