Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
рно так же, как их принуждают к
военной службе через призыв, когда это считают необходимым"(6). На первый
взгляд, это предложение кажется поразительным, но оно заставляет нас
серьезно задуматься, будут ли (и могут ли) случайно выбранные представители
справляться с делом хуже, чем избранные сегодняшними методами.
Если мы на минуту позволим себе пофантазировать, мы можем подойти ко
многим другим удивительным альтернативам. Действительно, сейчас у нас есть
способы, необходимые, чтобы выбрать намного более подлинных представителей,
чем когда-либо выбирала система жюри или призыв в армию с предпочтительными
исключениями. Мы можем построить даже более нова[670] торский конгресс или
парламент будущего и сделать это, как ни парадоксально, с меньшим нарушением
традиции.
Нам не приходится выбирать группу людей по жребию и буквально катить их,
как столь многих мистеров Смитов, в Вашингтон, Лондон, Бонн, Париж или
Москву. Мы могли бы, если мы так предпочитаем, сохранить своих выбранных
представителей, однако позволив им отдавать только 50% голосов по любому
вопросу, при этом перебросив другие 50% случайной выборке представителей
общественности.
С использованием компьютеров, передовых телекоммуникаций и методов
опросов стало просто не только сделать случайную выборку представителей
общественности, но и обновлять эту выборку день за днем, поминутно
предоставляя информацию по актуальным проблемам. Когда нужен закон, полный
комплект традиционно избранных представителей, встречающихся традиционно под
куполом Капитолия, или в Вестминстере, или в зданиях Бундестага, или
японского парламента, могут обдумать, обсудить исправить законодательство и
придать ему форму.
Но когда приходит время решений, избранные представители могут отдать
только 50% голосов, в то время как нынешняя случайная выборка, представители
которой не находятся в столице, а географически рассеяны по своим домам или
офисам, с помощью электронных средств отдают оставшиеся 50%. Такая система
не просто обеспечила бы более представительный процесс, чем когда-либо
обеспечивало "представительное" правительство, но нанесла бы сокрушительный
удар по заинтересованным группам и лобби, которыми кишат коридоры многих
парламентов. Таким группам пришлось бы лоббировать людей, а не просто
нескольких выборных чиновников. [671]
Идя еще дальше, можно было бы представить себе, что избиратели округа
выбирают в качестве своего "представителя" не одного человека, а случайную
выборку из населения. Эта случайная выборка могла бы непосредственно
"предоставлять Конгрессу" - как если бы это был один человек - свои мнения,
статистически превращенные в голоса. Или она могла бы выбрать одного
человека "представлять" ее, дав ему или ей указания, как голосовать. Или...
Перемещения, предлагаемые новыми коммуникационными технологиями,
бесконечны и экстраординарны. Как только мы признаем, что наши нынешние
институты и конституции устарели, и начнем искать альтернативы, нам
откроются все виды захватывающих дух политических перспектив, никогда прежде
не возможных. Если мы должны управлять обществом, мчащимся в XXI в., мы
должны, по крайней мере, рассмотреть технологии и концептуальные
инструменты, которые XX в. сделал доступными для нас.
Здесь важны не эти специфические предложения. Работая над ними вместе,
мы, несомненно, можем прийти к гораздо лучшим идеям, более легким для
воплощения, менее радикальным по замыслу. Важно общее направление, в котором
мы решим двигаться. Мы можем вести заранее проигранную борьбу, чтобы
подавить или погрузить в глубину сегодняшние расцветающие меньшинства, или
перестроить наши политические системы, чтобы приспособить их к новому
разнообразию. Мы можем продолжать пользоваться грубыми, подобными дубинке,
инструментами политических систем Второй волны или создать чувствительные
новые инструменты завтрашней демократии на основе меньшинств.
Третья волна демассифицирует массовое общество [672]
Второй волны, и я верю, что ее давление продиктует нам выбор. Ведь если
политики во время Первой волны были "до-мажоритарными", а во время Второй
волны "мажоритарными", завтра они, вероятно, будут "мини-мажоритарными" -
правление большинства сольется с властью меньшинств.
Полупрямая демократия
Вторым строительным блоком политических систем завтрашнего дня должен
быть принцип "полупрямой демократии" - переход от нашей зависимости от
представителей к тому, чтобы представлять себя самим. Сочетание того и
другого - это полупрямая демократия.
Разрушение консенсуса, как мы уже видели, ниспровергает саму концепцию
представительства. Если между избирателями дома нет согласия, кого на самом
деле "представляет" представитель? В то же время законодатели пришли к тому,
что в придании законам формы все больше полагаются на поддержку штатных
помощников и советы внешних экспертов. Известно, что члены британского
парламента слабы перед бюрократией Уайтхолла, потому что им не хватает
адекватных штатных помощников, и поэтому власть переходит от парламента к
неизбираемой гражданской службе.
Конгресс Соединенных Штатов, пытаясь создать противовес влиянию
исполнительной бюрократии, создал собственную бюрократию - Бюджетное
управление Конгресса, Управление технологической оценки и другие необходимые
службы. Таким образом, штат Конгресса за прошедшие 10 лет вырос с 10 700 до
18 400 человек(7). Но это просто перенесло проблемы [673] извне внутрь. Наши
избранные представители знают все меньше и меньше о мириадах мер, по которым
должны принимать решения, и вынуждены все больше и больше полагаться на
суждения других. Представитель уже не представляет себя.
В самой своей основе парламенты, конгрессы и собрания теоретически были
местами, где можно примирить требования соперничающих меньшинств. Их
"представители" могли совершать сделки от их имени. При сегодняшних
антикварных и тупых политических инструментах ни один законодатель не
способен даже уследить за многими группками, которые номинально
представляет, не говоря уж о том, чтобы эффективно делать оценки и заключать
сделки для них. И чем более перегруженным становятся американский Конгресс,
германский Бундестаг или норвежский Стортинг, тем хуже положение.
Это помогает объяснить, почему становятся непреклонными группы
политического давления, занимающиеся одной проблемой. Видя ограниченную
возможность для сложных сделок или примирения через Конгресс или
законодательные учреждения, они предъявляют системе требования, по поводу
которых невозможно вести переговоры. Концепция представительного
правительства, как последнего маклера, также рушится.
Уже давно разрушается торговля, решения принимаются со скрипом,
усиливается паралич представительных институтов, и, вероятно, многие
решения, которые сейчас принимаются малым количеством псевдопредставителей,
придется постепенно передать самому электорату. Если наши избранные маклеры
не могут заключать сделки для нас, нам придется делать это самим. Если
законы, которые они создают, далеки от [674] нас или не отвечают нашим
нуждам, нам придется создавать свои собственные. Однако для этого нам
понадобятся новые институты, а также новые технологии.
Революционеры Второй волны, которые изобрели сегодняшние институты с
набором представителей, вполне сознавали вероятность прямой, а не
представительной демократии. В конституции Французской революции 1793 г.
были признаки прямой демократии: "сделай сам"(8). Американские революционеры
знали все о городских ратушах Новой Англии и формировании мелкомасштабного
органического консенсуса. Позднее в Европе Маркс и его последователи часто
обращались к Парижской Коммуне как модели участия граждан в создании и
исполнении законов(9). Но недостатки и ограничения прямой демократии также
были хорошо известны и в то время более убедительны.
"В "The Federalist" было выдвинуто два возражения против такой инновации,
- пишут Мак-Коли, Руд и Джонсон, авторы предложения о национальном
плебисците в Соединенных Штатах. - Первое, что прямая демократия не дает
возможности проверки, основывается на преходящих и эмоциональных
общественных реакциях. Второе, что коммуникации того дня не могли управлять
механизмом"(10). Существуют проблемы легитимности. Как, например,
раздраженное и возбужденное американское общество голосовало бы в середине
1960-х по вопросу о том, сбросить ли атомную бомбу на Ханой? Или
общественность Западной Германии, взбешенная предложением террористов
Баадер-Майнхоф создать лагеря для "сочувствующих"? Что если бы Канада
провела плебисцит по Квебеку через неделю после того, как к власти пришел
Рене Левеск(11)? Предполагается, что избранные представители менее
эмоциональны и более вдумчивы, чем общественность. [675]
Однако проблему чересчур эмоциональной общественной реакции можно решить
разными способами, например потребовав периода успокоения или повторного
голосования перед исполнением важных решений, принятых путем референдума или
через другие формы прямой демократии. Один из воображаемых подходов
предложен реальной программой, осуществленной шведами в середине 1970-х,
когда правительство призвало общественность участвовать в выработке
национальной энергетической политики. Признавая, что многим гражданам не
хватает технических знаний о различных видах энергии - солнечной, ядерной
или геотермальной, - правительство создало 10-часовой курс энергетики и
попросило каждого шведа, прошедшего этот или эквивалентный курс, высказать
официальные рекомендации правительству.
Одновременно профсоюзы, образовательные центры для взрослых и партии,
находящиеся на разных концах политического спектра, создали собственные
10-часовые курсы. Была надежда, что участие примут 10 тыс. шведов. Ко
всеобщему удивлению, от 70 до 80 тыс. участвовали в дискуссиях в домах и
сообществах - по американским меркам это эквивалентно 2 млн граждан,
думающих вместе о национальной проблеме. Подобные системы легко можно
использовать, чтобы уничтожить обвинения в "повышенной эмоциональности" на
референдумах и в других формах прямой демократии.
На второе возражение тоже можно ответить. Ведь старые коммуникационные
ограничения больше не стоят на пути расширенной прямой демократии. Эффектные
шаги в коммуникационной технологии впервые открывают умопомрачительное
множество путей для прямого участия граждан в принятии политических решений.
[676]
He так давно я имел удовольствие публично объявить об историческом
событии - первой в мире "электронной ратуше" - по системе кабельного
телевидения "Кьюб" в Коламбусе, Огайо. Используя эту диалоговую
коммуникационную систему, жители небольшого предместья Коламбуса через
электронные средства реально принимали участие в политическом собрании
местной плановой комиссии. Нажимая кнопку в своих гостиных, они могли
мгновенно голосовать по предложениям, касающимся таких практических
вопросов, как местное деление на зоны, коды в жилых домах, предполагаемое
строительство шоссе. Они могли не только сказать "да" или "нет", но
участвовать в дискуссии и говорить в эфире. Они могли даже, нажимая кнопки,
сказать председательствующему, когда переходить к следующему пункту повестки
дня.
Это только первый, очень примитивный показатель завтрашних потенциальных
возможностей прямой демократии. Используя передовые компьютеры, спутники,
телефоны, кабель, методы опроса и другие инструменты, образованные граждане
могут впервые в истории начать принимать множество собственных политических
решений. Вопрос не стоит: или - или. Это не вопрос о прямой демократии или
косвенной, собственном представительстве или представительстве через других.
Ведь обе системы имеют преимущества, и существуют чрезвычайно творческие,
пока неиспользуемые способы сочетать прямое участие граждан с
"представительством" в новой системе полупрямой демократии.
Мы, например, могли бы решить провести референдум по спорной проблеме
ядерного развития, как уже сделали Калифорния(12) и Австрия. Однако вместо
того, чтобы отдать окончательное решение непосредственно [677] избирателям,
мы хотим, чтобы представительный орган - например Конгресс - обсудил вопрос
и принял окончательное решение.
Таким образом, если общественность проголосовала по ядерной проблеме
"за", определенный "пакет" голосов можно было бы отдать защитникам этого
подхода в Конгрессе. Они могли бы, по силе общественного ответа,
автоматически получить преимущество в 10 или 25% в самом Конгрессе, в
зависимости от силы голосов, отданных "за" на плебисците. Здесь нет чисто
автоматического воплощения желаний граждан, но эти желания имеют
определенный вес. Это вариант вышеупомянутого предложения о национальном
плебисците.
Можно изобрести много других воображаемых устройств, чтобы сочетать
прямую и косвенную демократию. Прямо сейчас члены Конгресса и многих других
парламентов и законодательных органов создают собственные комитеты. У
граждан нет способа заставить законодателей создать комитет, который
занимался бы упущенной или очень спорной проблемой. Но почему сами
избиратели не могут иметь полномочия прямо, через петицию, заставить
законодательный орган создавать комитеты по темам, которые считает важными
общественность, а не законодатели?
Я продолжаю делать эти "сомнительные" предложения не потому, что без
колебаний принимаю их, но просто чтобы подчеркнуть более общий пункт. Есть
сильные способы открыть и демократизировать систему, которая сейчас почти
разрушена, где мало кто (если вообще кто-нибудь) чувствует себя адекватно
представленным. Но мы должны начать думать иначе, не так, как привыкли за
прошедшие 300 лет. Мы больше не можем решать наши проблемы с помощью
идео[678] логий, моделей и пережитков структур прошлого Второй волны.
Чреватые неопределенными последствиями, эти новые предложения оправдывают
тщательные локальные эксперименты, прежде чем мы применим их в широком
масштабе. Однако в связи с тем или иным предложением мы можем почувствовать,
что старые возражения против прямой демократии становятся слабее и именно в
это время возражения против представительной демократии становятся сильнее.
Опасная и даже странная полупрямая демократия, какой она может кому-то
показаться, - это умеренный принцип, который может помочь нам создать новые
работающие институты для будущего.
Разделение решений
Открыть систему большей власти меньшинств и позволить гражданам играть
более прямую роль в управлении необходимо, но при этом мы проходим только
часть пути. Третий жизненно важный принцип политики завтрашнего дня
направлен на разрушение системы принятия решения и передачи решений туда,
куда они относятся. Это не просто перетасовка лидеров, противоядие от
политического паралича. Я называю это "разделением решений".
Некоторые проблемы невозможно решить на локальном уровне. Другие
невозможно решить на национальном уровне. Некоторые требуют одновременных
действий на многих уровнях. Кроме того, соответствующее место для решения
проблемы не остается неизменным. Со временем оно меняется.
Чтобы выйти из тупика в принятии решений, осво[679] водиться от
институциональной перегрузки, нам нужно разделить решения и перераспределить
их - разделить их более широко и менять место принятия решений, как того
требуют сами проблемы.
Сегодняшние политические устройства повсеместно нарушают это принцип.
Проблемы меняются, а власть принимать решения - нет. Поэтому слишком много
решений по-прежнему сконцентрировано, а институциональная архитектура лучше
всего разработана на национальном уровне. Напротив, недостаточно решений
принимается на транснациональном уровне, и так нужные структуры решительно
неразвиты. Кроме того, слишком мало решений оставлено на субнациональном
уровне - в регионах, штатах, провинциях, населенных пунктах или в
негеографических социальных группировках.
Многие проблемы, с которыми сражаются национальные правительства, как мы
видели раньше, просто находятся за пределами их понимания. Поэтому мы
отчаянно нуждаемся в одаренных воображением новых институтах на
транснациональном уровне, которым можно передать многие решения. Мы,
например, не можем рассчитывать справиться с далеко простирающейся властью
транснациональной корпорации - которая сама по себе является конкурентом
нации-государства - через только национальное законодательство. Нам нужно
создать новые транснациональные устройства и, если потребуется, уставы
корпоративного поведения на глобальном уровне.
Возьмем проблему коррупции. Американским корпорациям, продающим за рубеж,
сильно вредят американские законы против взяточничества, потому что другие
правительства позволяют, а на самом деле побуждают своих производителей
давать взятки зарубеж[680] ным потребителям. Мультинациональные компании,
проводящие ответственную экологическую политику, будут по-прежнему
сталкиваться с нечестной конкуренцией фирм, которые этого не делают, до тех
пор, пока нет адекватной инфраструктуры на транснациональном уровне.
Нам нужны транснациональные продуктовые запасы и организации для помощи в
"горячих точках". Нам нужны новые глобальные службы, чтобы на ранних стадиях
предупреждать о грозящем неурожае, управлять колебанием цен на ключевые
ресурсы и контролировать распространение торговли вооружениями. Нам нужны
консорциумы и группы неправительственных организаций, чтобы атаковать
различные глобальные проблемы.
Нам нужны совершенные службы, чтобы регулировать выходящие из-под
контроля валюты. Нам понадобятся альтернативы МВФ, Всемирному банку,
COMECON, НАТО и другим подобным институтам или их полная трансформация. Нам
придется изобрести новые службы, чтобы распространять прогрессивные
технологии и ограничивать их побочные эффекты. Мы должны ускорить создание
сильных транснациональных служб для управления космическим пространством и
океанами. Нам придется реконструировать закостеневшую бюрократическую
Организацию Объединенных Наций от самого основания.
На транснациональном уровне мы сегодня так же примитивны и неразвиты в
политическом отношении, как 300 лет назад на национальном уровне, когда
началась промышленная революция. Передавая некоторые решения от
нации-государства "наверх", мы не только делаем возможными эффективные
действия на уровне, где находятся многие наши самые взрывоопасные про[681]
блемы, но одновременно уменьшаем бремя решений в перегруженном центре -
нации-государстве. Разделение решений необходимо.
Но передвижение решений вверх по шкале - только половина задачи. Явно
необходимо движение решений вниз от центра.
И снова характер проблемы не или-или. Это не децентрализация или
централизация в каком-то абсолютном смысле. Вопрос в рациональном размещении
принятия решений в системе, которая подвергается чрезмерно напряженной
централизации в точке, где новые информационные потоки захлестывают тех, кто
прин