ффективности - нелепый миф"(26).
   Как мы увидим, требуется нечто большее, чем  силь[634]  ное  руководство,
чтобы заставить поезда ходить по расписанию.
   Второе фатальное заблуждение о "сильной  руке"  состоит  в  невысказанном
допущении, что стиль руководства, который работал в прошлом, будет  работать
в настоящем или в будущем. Думая  о  руководстве,  мы  постоянно  выкапываем
образы из прошлого - Рузвельт, Черчилль, де  Голль.  Но  другие  цивилизации
требуют совсем иных качеств руководства. И то, что сильно в одном  человеке,
может быть неуместным и гибельно слабым в другом.
   Во  времена  Первой  волны  цивилизации,  опирающейся  на   крестьянство,
лидерство обычно доставалось по праву рождения, а не  в  результате  заслуг.
Монарху  были  нужны  определенные  ограниченные   практические   навыки   -
способность вести людей в бой, проницательность,  чтобы  натравливать  своих
баронов друг на  друга,  ловкость,  чтобы  заключить  выгодный  брак.  Среди
основных  требований  не  было  грамотности   и   больших   способностей   к
абстрактному мышлению. Кроме того, лидер обычно  был  свободен  использовать
широкие личные полномочия в самой причудливой и даже  капризной  манере,  не
контролируемой конституцией,  законодательством  или  общественным  мнением.
Если нужно было одобрение, то одобрение только узкого кружка дворян,  лордов
и министров. Лидер, способный добиться их поддержки, был "сильным".
   Лидер  Второй  волны,  напротив,  имел  дело  с  безличной  и  все  более
абстрактной властью. Он должен  был  принимать  намного  больше  решений  по
гораздо более  широкому  кругу  вопросов  -  от  манипулирования  средствами
массовой информации до управления макроэкономикой. Его решения  должны  были
быть выполнимыми через  цепочку  организаций  и  служб,  чьи  [635]  сложные
взаимоотношения он понимал и оркестровал. Он должен  был  быть  грамотным  и
способным к абстрактному мышлению. Вместо горсточки баронов ему  приходилось
стравливать между собой сложную  массу  элит  и  субэлит.  Кроме  того,  его
полномочия, даже если он был тоталитарным диктатором, были, по крайней  мере
номинально,  ограничены  конституцией,  судебным   прецедентом,   партийными
политическими требованиями и силой общественного мнения.
   При этих контрастах "самый сильный"  лидер  Первой  волны,  помещенный  в
политическую  структуру  Второй  волны,  оказался  бы  даже  более   слабым,
смущенным, неустойчивым и неуместным, чем самый слабый" лидер Второй волны.
   Подобным образом сегодня, когда мы  мчимся  на  новый  этап  цивилизации,
Рузвельт, Черчилль, де Голль, Аденауэр (или  хотя  бы  Сталин)  -  "сильные"
лидеры индустриальных обществ - выглядели бы так же неуместно и  глупо,  как
Безумный король Людвиг в Белом  доме.  Поиск  лидеров,  обладающих  подобной
решительностью, зубастостью, догматизмом -  будь  то  Кеннеди,  Конноли  или
Рейганы, Шираки или Тэтчер - это проявление ностальгии,  поиск  образа  отца
или матери, основанного на  устаревших  допущениях.  Потому  что  "слабость"
сегодняшних  лидеров  -  не  столько  отражение  личных   качеств,   сколько
последствие распада институтов, от которых зависит их власть.
   В действительности их  кажущаяся  "слабость"  -  совершенно  закономерный
результат их увеличенной "власти". Таким образом,  в  то  время  как  Третья
волна продолжает  трансформировать  общество,  поднимая  его  на  все  более
высокий уровень многообразия и сложности, все лидеры  становятся  зависимыми
от все большего [636] числа людей, которые помогают им принимать и исполнять
решения. Чем  мощнее  инструменты  в  распоряжении  лидера  -  сверхзвуковые
самолеты, ядерное оружие, компьютеры, телекоммуникации -  тем  более,  а  не
менее зависимым становится лидер.
   Эта взаимосвязь нерушима, потому что она отражает растущую сложность,  на
которую сегодня опирается власть. Вот почему  американский  президент  может
сидеть возле ядерной кнопки, которая дает ему власть  превратить  планету  в
пыль, и все же чувствовать себя таким  беспомощным,  как  будто  "на  другом
конце телефонного провода никого нет". Власть и безвластие - противоположные
грани одного полупроводникового кристалла.
   Возникающая цивилизация Третьей волны требует  поэтому  абсолютно  нового
типа руководства. Необходимые качества лидеров Третьей волны еще  не  вполне
ясны. Вероятно, сила заключается не в самоуверенности лидера, а именно в его
или  ее  способности  слушать  других;  не  в  бульдозерной  мощности,  а  в
воображении; не в мегаломании, а в осознании ограниченной природы  лидерства
в новом мире.
   Лидерам завтрашнего дня, вполне возможно, придется иметь дело  с  гораздо
более децентрализованным и вовлеченным в их дела обществом,  обществом  даже
более разнообразным, чем сегодняшнее. Они уже  никогда  не  будут  всем  для
всех. На самом деле маловероятно, что один  человек  когда-либо  воплотит  в
себе все требуемые черты.  Руководство  вполне  может  оказаться  з  большей
степени временным, коллегиальным и основывающимся на консенсусе.
   Джил Твиди в проницательной колонке в "The  Guardian"  почувствовала  эту
перемену. "Рано критиковать... Картера, - написала сна. - Возможно, он [637]
был (и  остается?)  слабым  и  колеблющимся  человеком...  Но  также  вполне
возможно... главный грех Джимми Картера - это его молчаливое признание того,
что время, как и  планета,  уменьшается  в  размерах,  проблемы...  являются
настолько общими, настолько основополагающими и настолько  взаимозависимыми,
что решить их, как проблемы, существовавшие когда-то, один человек или  одна
правительственная программа не могут". Короче говоря, предполагает  она,  мы
болезненно продвигаемся к новому типу лидера не потому, что  кто-то  считает
это правильным, а  потому,  что  природа  проблем  делает  это  необходимым.
Вчерашний силач может обернуться завтрашним 90-фунтовым слабаком(27).
   Так все обернется или нет, есть один последний,  еще  более  убийственный
изъян в аргументации необходимости  политического  мессии  для  спасения  от
бедствий. Это представление  предполагает,  что  наша  основная  проблема  -
персонал. Но это не так. Если бы даже у  нас  командовали  святые,  гении  и
герои,  мы  все  равно  в   конце   концов   столкнулись   бы   с   кризисом
представительного правления - политической технологии эпохи Второй волны.



   Всемирная сеть

   Если бы выбор "лучшего" лидера был всем, о чем  мы  должны  беспокоиться,
нашу проблему можно  было  бы  решить  в  рамках  существующей  политической
системы. Однако в действительности проблема уходит намного  глубже.  Коротко
говоря, лидеры - даже "лучшие" - пришли в негодность потому, что  институты,
через которые они должны действовать, устарели. [638]
   Начнем с того, что наши политические и правительственные  структуры  были
созданы в то время, когда нация-государство еще существовало само  по  себе.
Каждое правительство могло принимать более или  менее  независимые  решения.
Сегодня мы видим,  что  это  больше  невозможно,  хотя  и  сохраняем  миф  о
суверенности. Инфляция стала настолько транснациональной болезнью, что  даже
г-н Брежнев или его преемник не могут помешать  инфекции  пересечь  границу.
Коммунистические  индустриальные  страны,  хотя  они  частично  отделены  от
мировой экономики и  жестко  контролируются  изнутри,  зависимы  от  внешних
источников нефти, продовольствия, технологий, кредитов  и  других  предметов
первой необходимости. В 1979 г. СССР был вынужден  поднять  цены  на  многие
потребительские товары. Чехословакия удвоила цену жидкого  топлива.  Венгрия
потрясла потребителей, повысив цену на электроэнергию на  51  %(28).  Каждое
решение Б одной стране нагнетает  проблемы  в  других  или  требуте  от  них
ответа.
   Франция строит ядерный перерабатывающий завод в Cap de la Hague  (который
ближе к ЛОНДОНУ, чем редактор "British Windscale"), месте, где радиоактивную
пыль или газ в случае утечки ветры  господствующего  направления  понесут  в
направлении  Великобритании.  Разлившаяся  мексиканская   нефть   подвергает
опасности побережье Техаса, находящееся  в  500  милях.  И  если  Саудовская
Аравия  или  Ливия  поднимают  или  опускают  квоты  на  нефтепродукты,  это
оказывает  немедленное  или  отдаленное  воздействие  на   экологию   многих
государств.
   В этой туго переплетенной сети национальные лидеры  в  значительной  мере
утратили свою эффективность [639] вне зависимости от риторики,  которую  они
используют, и сабель, которыми  они  бряцают.  Их  решения  обычно  вызывают
дорогостоящие, нежелательные, зачастую опасные последствия и на  глобальном,
и на локальном уровнях. Положение правительства и  распределение  полномочий
по принятию решений безнадежно непригодны для сегодняшнего мира.
   Но это лишь одна из причин, почему  существующие  политические  структуры
устарели.



   Проблема переплетения

   Наши политические институты отражают также устаревшую организацию знания.
Каждое правительство  имеет  министерства  или  отделы,  которые  занимаются
отдельными сферами, такими как финансы, внешняя политика, оборона,  сельское
хозяйство, торговля, почта или  транспорт.  Конгресс  Соединенных  Штатов  и
другие  законодательные  органы  тоже  имеют  отдельные  комитеты,   которые
занимаются проблемами в этих сферах. Ни одно правительство  Второй  волны  -
даже самое централизованное и авторитарное - не может решить именно проблему
переплетения: как интегрировать действия всех  этих  единиц  таким  образом,
чтобы они могли регулярно  создавать  целостные  программы  вместо  мешанины
противоречивых, отменяющих друг друга результатов.
   Если  есть  нечто,  чему  мы  должны  научиться  у  нескольких  прошедших
десятилетий, так это  тому,  что  все  социальные  и  политические  проблемы
взаимно переплетены, энергия, например, воздействует на экономику,  которая,
в свою очередь, воздействует на здравоохранение, которое,  в  свою  очередь,
воздействует на [640] образование, труд, семейную жизнь и  множество  других
сфер. Попытка заниматься определенными проблемами в изоляции друг от друга -
сама по себе продукт индустриального менталитета - создает только смятение и
бедствия.  Тем  не  менее  организационная  структура  правительства   точно
отражает этот подход к реальности, свойственный Второй волне.
   Анахроничная  структура  приводит  к  взаимно  подрывающим  столкновениям
юридических сил, к воплощению расходов (каждая служба пытается  решить  свои
проблемы за счет другой) и к возникновению нежелательных побочных  эффектов.
Вот почему каждая попытка правительства решить проблему приводит к высыпанию
новых проблем, часто более сложных, чем изначальная.
   Правительства обычно пытаются  решить  эту  проблему  переплетения  через
дальнейшую  централизацию,   называя   "царя",   который   пробьется   через
бюрократию. Он делает  изменения,  выпуская  из  поля  зрения  деструктивные
побочные эффекты, или сам нагромождает  столько  дополнительной  бюрократии,
что его вскоре отрешают от трона. Централизация власти больше  не  работает.
Другая отчаянная мера - это создание бесчисленного множества взаимозависимых
комитетов  для  координации  и  пересмотра  решений.  Однако  в   результате
возникает еще один  набор  перегородок  и  фильтров,  через  которые  должны
проходить решения, и усложняется бюрократический лабиринт. Наши существующие
правительства и политические структуры устарели потому, что смотрят  на  мир
сквозь очки Второй волны.
   Это, в свою очередь, обостряет еще одну проблему.



[641]

   Ускорение решений

   Правительства Второй волны и парламентские институты были созданы,  чтобы
принимать решения в свободном темпе, подходящем для мира,  в  котором  могла
понадобиться  неделя,  чтобы  письмо  из  Бостона  или  Нью-Йорка  дошло  до
Филадельфии. Сегодня,  если  Аятолла  захватит  заложников  в  Тегеране  или
кашлянет в Куме,  чиновникам  в  Вашингтоне,  Москве,  Париже  или  Лондоне,
возможно, придется  принимать  ответные  решения  в  течение  минут.  Крайне
высокая скорость перемен захватывает правительства и  политиков  врасплох  и
вызывает чувство беспомощности и смятения, а пресса  делает  это  очевидным.
"Только три месяца назад, - пишет "Advertising Age", - Белый  дом  советовал
потребителям усиленно подумать, прежде чем потратить  свои  доллары.  Сейчас
правительство  побуждает  покупателей   продуктов   тратить   деньги   более
свободно"(29). Нефтяные эксперты предсказали взрыв цен  на  нефть,  сообщает
"Aussenpolitik", немецкий журнал по  внешнеполитическим  проблемам,  но  "не
скорость развития"(30). Спад 1974-1975 гг. ударил по творцам политики в  США
тем,  что  журнал  "Fortune"  определяет  как   "ошеломляющую   скорость   и
суровость"(31).
   Ускоряются и социальные перемены и оказывают дополнительное  давление  на
тех, кто принимает политические решения. "Business  Week"  заявляет,  что  в
Соединенных  Штатах,  "пока   миграция   производства   и   населения   была
постепенной... она помогала объединять  нацию.  Но  за  последние  пять  лет
процесс вырвался за пределы, которые могут согласовываться  с  существующими
политическими институтами". [642]
   Собственные карьеры политиков ускорились, часто захватывая  их  врасплох.
Только в 1970 г. Маргарет Тэтчер предсказывала,  что  на  ее  веку  ни  одна
женщина в британском правительстве никогда не  будет  назначена  на  высокий
пост в Кабинете(32). В 1979 г. она сама стала премьер-министром.
   В Соединенных Штатах Джимми Кто? (Jimmy Who?) ворвался  в  Белый  дом  за
считанные месяцы. Более того, хотя новый  президент  не  принимает  на  себя
полномочия до января, следующего за его избранием, Картер  стал  фактическим
президентом сразу же.  Именно  Картера,  а  не  сходящего  со  сцены  Форда,
бомбардировали вопросами о Ближнем Востоке, энергетическом кризисе и  других
проблемах чуть ли не раньше, чем были подсчитаны  голоса.  Для  практических
целей Форд немедленно стал сходящим со  сцены  политиком,  мертвой  фигурой,
потому что сегодня политическое время слишком спрессованно, история движется
слишком быстро, чтобы допускать традиционные проволочки.
   Сократился и "медовый месяц"  с  прессой,  которым  когда-то  наслаждался
новый президент. Картера еще до инаугурации ругали за подбор Кабинета, и  он
был вынужден убрать своего избранника на  пост  главы  ЦРУ.  Позже,  еще  до
середины четырехлетнего срока, проницательный политический журналист  Ричард
Ривз уже предсказывал президенту короткую карьеру,  потому  что  "мгновенные
коммуникации  настолько  сжали   время,   что   сегодня   на   четырехлетнее
президентство  приходится  больше  событий,   больше   затруднений,   больше
информации, чем на любое восьмилетнее президентство в прошлом"(33).
   Подогревание  темпа  политической  жизни,   отражающее   генерализованное
ускорение  перемен,  интенсифицирует  сегодняшнее  разрушение   политики   и
управле[643] ния. Попросту говоря, наши лидеры, вынужденные  работать  через
институты Второй волны, созданные для более медленного  общества,  не  могут
сбить масло разумных решений так быстро,  как  того  требуют  события.  Либо
решение появляется слишком поздно, либо нерешительность берет верх.
   Например, профессор Роберт Скидельски из  Школы  передовых  международных
исследований  Университета  Джона  Хопкинса   пишет:   "Налоговую   политику
фактически невозможно использовать, так как требуется слишком много времени,
чтобы провести соответствующие меры через Конгресс,  даже  когда  существует
большинство"(34). И это было написано  в  1974  г.,  задолго  до  того,  как
энергетический пат в Америке вступил в свой шестой, бесконечный год.
   Ускорение  перемен  подавило  способность  наших   институтов   принимать
решения, сделав сегодняшние политические структуры  устаревшими,  независимо
от партийной идеологии или лидеров. Эти институты  непригодны  не  только  с
точки зрения масштаба и структуры, но также с точки зрения времени.  И  даже
это не все.



   Распад консенсуса

   Если   Вторая   волна   породила   массовое   общество,   Третья    волна
демассифицирует его, сдвигая всю социальную систему на более высокий уровень
разнообразия и сложности. Этот революционный процесс  во  многом  напоминает
биологическую дифференциацию, происходящую  в  процессе  эволюции,  помогает
объяснить  один  из  сегодняшних  наиболее  часто  упоминаемых  политических
феноменов - распад консенсуса. [644]
   Во всех концах индустриального мира мы слышим, как политики  жалуются  на
утрату "национальной  цели",  отсутствие  старого  доброго  "Dunkirk  духа",
разрушение "национального единства" и внезапное,  озадачивающее  разрастание
осколочных групп с сильным влиянием.  Последние  слухи  в  Вашингтоне  -  об
"одной проблемной группе" - относятся к внезапно  появляющимся  политическим
организациям тысяч, обычно вокруг того, что каждая понимает как единственную
горящую проблему: аборт, контроль за личным оружием, права гомосексуалистов,
перевозка школьников на автобусах, ядерная энергия и т. д. Эти  интересы  на
национальном и  на  местном  уровнях  столь  разнообразны,  что  политики  и
чиновники больше не могут уследить за ними.
   Владельцы мобильных  домов  объединяются,  чтобы  бороться  за  изменение
границ округов.  Фермеры  сражаются  с  линиями  электропередач.  Пенсионеры
мобилизуются против налогов на школы. Сражаются феминистки,  чиканос,  борцы
со стриптизом и борцы против борьбы со стриптизом, а также родители-одиночки
и участники кампании против порнографии. Журнал на Среднем Западе сообщает о
создании организации "нацистов-гомосексуалистов", что, несомненно,  вызывает
замешательство   и   нацистов-гетеросексуалов,   и   Движения   за   свободу
гомосексуалистов(35).
   В  то  же  время  национальным  массовым  организациям  трудно  сохранять
единство. Говорит участник конференции добровольческих организаций: "Местные
церкви  больше  не  подчиняются  национальной  директиве".   Специалист   по
профсоюзному движению говорит, что вместо единого  политического  управления
AFL-CIO  присоединенные  профсоюзы  все  больше  разворачивают   собственные
кампании ради собственных целей. [645]
   Электорат не  просто  разваливается  на  куски.  Сами  осколочные  группы
становятся  все  более  временными,  возникают,  распадаются,  меняются  все
быстрее и быстрее и образуют бродящий поток, с трудом  поддающийся  анализу.
"Сейчас в Канаде, -  говорит  один  правительственный  чиновник,  -  как  мы
предполагаем,  продолжительность  жизни  новой  добровольческой  организации
будет от шести до восьми  месяцев.  Групп  становится  больше  и  они  более
эфемерны". Таким  образом,  сочетание  ускорения  и  разнообразия  порождает
абсолютно новый вид политики групп.
   Именно такое развитие уносит в небытие наши представления о  политических
коалициях, альянсах и единых фронтах. В обществе Второй  волны  политический
лидер мог соединить друг с  другом  полдюжины  крупных  блоков,  как  сделал
Рузвельт в 1932 г., и рассчитывать на то, что  образовавшаяся  в  результате
коалиция на много лет останется неизменной. Сегодня  необходимо  спрессовать
сотни  и  даже  тысячи  мелких  и  недолговечных  групп  со   специфическими
интересами,  и  сама  коалиция  тоже  окажется  недолговечной.   Она   может
продержаться достаточно долго,  чтобы  выбрать  президента,  а  затем  снова
развалиться на следующий день после выборов, оставив президента без базы для
поддержки его программ.
   Эта демассификация политической жизни, отражающая все глубокие  тенденции
в технологии, производстве, коммуникациях и культуре, которые  мы  обсудили,
еще  больше  разрушает  способность  политиков  принимать  жизненно   важные
решения. Привыкшие жонглировать несколькими хорошо  организованными  и  ясно
очерченными избирательными объединениями, они внезапно оказал