о  мы  имеем  дело
уже не с прежним уровнем развития технологии, на котором базировалась Вторая
волна. Мы стоим на пути  к  радикально  новой  энергетической  системе  и  к
радикально новой технологической системе.
   Но даже эти примеры ничтожно малы в сравнении с техноударом,  сотрясающим
сегодня наши лаборатории по молекулярной биологии.  Биологическая  индустрия
образует четвертую группу промышленности  завтрашнего  дня  и,  может  быть,
имеет самое большое значение по сравнению со всеми остальными*.



   Генная индустрия

   Наряду с  информацией  о  генетике,  удваивающейся  каждые  два  года,  о
специалистах по генной инженерии,  работающих  сверхурочно,  "New  Scientist
Magazine" сообщает, что "генная инженерия проходит  обычную  фазу  -  стадию
апробации и готова теперь войти в бизнес".  Выдающийся  научный  комментатор
лорд Ричи-Калдер объясняет: "Подобно тому как  мы  производим  пластмассы  и
металлы, мы теперь также производим живые материалы".
   Основные  компании  уже  пребывают  в  яростных   поисках   коммерческого
применения новой биологии. Они мечтают о помещении  ферментов  в  автомобиль
для      мониторинга      выхлопов      и      передачи      данных       по
загрязне---------------------------------------* В "Шоке  будущего",  где  я
много  лет  назад  предварительно  коснулся  некоторых  из  этих  проблем  я
предположил, что мы в конце  концов  сможем  "предварительно  проектировать"
человеческое тело, выращивать машины, химически программировать мозг, делать
идентичные самим себе углеродные копии посредством клонирования и  создавать
совершенно  новые  и  опасные  формы  жизни.   "Кто   будет   контролировать
исследования в этих областях?" - спрашивал я - Как будут использованы  новые
открытия? Сможем ли  мы  выпустить  на  свободу  ужас,  к  которому  человек
совершенно неподготовлен?"
   Некоторые читатели полагают, что прогноз был притянут за уши.  Однако  он
был сделан до 1973 г., до открытия процесса рекомбинации ДНК. Сегодня тот же
больной вопрос задают  протестующие  горожане,  комитеты  Конгресса  и  сами
ученые, поскольку локомотив биологической  революции  стремительно  набирает
скорость. (Прим. автора. ) нию на микропроцессор, который затем отрегулирует
двигатель.  Они   говорят   о   том,   что   "New   York   Times"   называет
"металлоголодными микробами, которые можно использовать для добычи металлов,
находящихся в следовых количествах, из морской воды". Они уже и  потребовали
и выиграли право запатентовать новые формы жизни. "Eli Lilly", "Hoff  man-La
Roche", "J. D. Sirl", "Upjohn & Merk", не говоря уже о "General Electric", -
все участвуют в гонках.
   Нервные   критики,   включая   многих   ученых,   выражают   обоснованное
беспокойство,  рисуя  образы   "разлива"   не   нефти,   а   микробов,   они
предупреждают,  что  это  может  привести  к  распространению   болезней   и
уничтожению целых  народов.  Однако  создание  и  случайное  распространение
вирулентных  микробов  -  только  одна  причина  для   тревоги.   Совершенно
рассудительные и респектабельные ученые говорят о перспективах,  потрясающих
воображение.
   Сможем ли мы создать человека с желудком, как  у  коровы,  переваривающим
траву и сено, вследствие чего облегчится решение продовольственной проблемы,
поскольку человек перейдет на потребление более низких звеньев пищевой цепи?
Сможем  ли  мы  биологически  изменить  рабочих   так,   чтобы   их   данные
соответствовали требованиям работы, например, создать пилотов с  многокоатно
ускоренной реакцией или рабочих на конвейере, нервная система которых  будет
приспособлена для выполнения монотонного труда? Попытаемся ли мы  уничтожить
"низшие" народы и создать "суперрасу"? (Гитлер пытался это сделать,  но  без
генетического оружия, которое может скоро  выйти  из  наших  лабораторий.  )
Будем ли мы клонировать солдат, чтобы они сражались вместо нас? Будем ли  мы
использовать  генетическое  прогнозирование  для   предупреждения   рождения
нежизнеспособного младенца? Будем ли мы выращивать для себя запасные органы?
Будет ли каждый из нас иметь, так сказать, "банк спасения", полный  запасных
почек, печени и легких?
   Как бы дико ни звучали эти идеи, каждая из них имеет своих сторонников  и
противников в научном сообществе, свое неожиданное коммерческое  применение.
Два критика генной инженерии Джереми Ривкин и Тед Говард в своей книге  "Кто
бы сыграл роль  Господа?"  пишут:  "Возможно,  что  широкомасштабная  генная
инженерия будет введена в Америке во многом подобно тому, как  были  введены
поточные линии, автомобили, вакцины, компьютеры и все прочие технологии.  По
мере того как новые достижения в генетике становятся коммерчески  выгодными,
нужды нового потребителя... будут эксплуатироваться и будет создан рынок для
новых технологий"(33). Сфер потенциального применения мириады.
   Новая   биология,   например,   потенциально   способна   помочь   решить
энергетическую проблему. Ученые  сейчас  работают  над  идеей  использования
бактерий,  которые  могут  превращать  солнечный  свет  в  электрохимическую
энергию. Они говорят о "биологических солнечных элементах".  Выведем  ли  мы
новые формы жизни, чтобы заменить АЭС? И если да, то  стоит  ли  нам  менять
опасность радиоактивных выбросов на опасность биоактивных выбросов?
   В  области  здравоохранения,   несомненно,   можно   будет   лечить   или
предупреждать многие болезни, которые сейчас неизлечимы, так же как и новые,
возможно, еще более тяжелые, которые появятся из-за небрежности или по злому
умыслу. (Подумайте, что может наделать жадная до прибылей компания, если она
создала и тайно распространила некую новую болезнь, от  которой  только  она
одна имеет лекарство. Даже  заболевание  средней  тяжести,  вроде  простуды,
сможет создать обширный рынок для излечивающего его лекарства,  производство
которого монопольно контролируется(34)).
   Президент калифорнийской компании "Cetus", с которой коммерчески  связаны
многие генетики  с  мировым  именем,  считает,  что  в  последующие  30  лет
"биология по значению заменит химию"(35). А в официальном  правительственном
заявлении Москвы говорится о "более  широком  применении  микроорганизмов  в
народном хозяйстве"(36)...
   Биология  снизит  или  исключит  необходимость  использования   нефти   в
производстве пластмасс, удобрений, одежды, красок, пестицидов и тысяч других
продуктов.  Она  резко  изменит  производство  дерева,   шерсти   и   других
"натуральных" продуктов. Такие компании, как "United States Steel",  "Fiat",
"Hitachi", ASEA или IBM несомненно создадут собственные биологические отделы
еще прежде, чем у нас произойдет сдвиг от производства к "биофактуре", давая
толчок к выпуску целого ряда  товаров,  которые  до  сегодняшнего  дня  было
невозможно себе представить. Говорит  Теодор  Дж.  Гордон,  глава  Фьючерной
группы: "Однажды взяв старт в биологии, мы  должны  думать  о  таких  вещах,
как... можете ли вы создать "тканесовместимые" материалы или не  отторгаемый
организмом протез молочной железы".
   Еще раньше генная инженерия будет применяться в  сельском  хозяйстве  для
увеличения мировых запасов продовольствия. "Зеленая революция" 60-х годов, о
которой много  писали,  в  значительной  степени  подтвердила  существование
колоссальной ловушки для фермеров, живущих в  мире  Первой  волны.  "Зеленая
революция" потребовала невероятного количества получаемых  на  основе  нефти
удобрений,   которые   приходилось   закупать   за    границей.    Следующая
биосельскохозяйственная  революция  ставит  перед  собой  задачу   уменьшить
зависимость  от  искусственных  удобрений.  Генная  инженерия  нацелена   на
высокоурожайные культуры, устойчивые к вредителям, культуры, которые  хорошо
растут и на песчаных, и на засоленных почвах. Ведутся работы  над  созданием
совершенно новой пищи и волокон и более простых, дешевых,  энергосберегающих
способов хранения и обработки продуктов  питания.  Словно  для  того,  чтобы
уравновесить  некоторый,  вызывающий  благоговейный   ужас,   риск,   генная
инженерия может однажды предоставить  нам  возможность  покончить  с  широко
распространенным в мире голодом.
   Можно скептически относиться к этим  радужным  обещаниям.  Все  же,  если
некоторые из защитников генетики наполовину правы, ее  влияние  на  сельское
хозяйство может быть  огромным,  изменив  в  итоге,  помимо  всего  прочего,
отношения между бедными и богатыми странами. "Зеленая революция"  привела  к
большей, а не меньшей зависимости бедных от богатых. Биосельскохозяйственная
революция должна совершить обратное.
   Пока  еще  слишком  рано  с  уверенностью  говорить  о  том,  как   будет
развиваться биотехнология. Но уже слишком поздно возвращаться к нулю. Мы  не
можем закрыть наши открытия.  Мы  можем  только  бороться  за  контроль  над
использованием наших знаний, за  то,  чтобы  предотвратить  их  необдуманное
применение, за то, чтобы сделать их межнациональными, за то, чтобы уменьшить
корпоративное, национальное и межнаучное соперничество во всей  этой  сфере,
пока еще не поздно.
   Непреложно ясно одно: мы больше не заперты в  электромеханический  каркас
традиционной технологии Второй волны трехсотлетней давности, и мы еще только
начинаем осознавать все значение этого исторического факта.
   Так  же  как  и  тогда,  когда  Вторая  волна  объединила  уголь,  сталь,
электричество, железнодорожный  транспорт  для  производства  автомобилей  и
тысяч других, меняющих жизнь вещей, сейчас мы не  ощутим  истинного  влияния
новых перемен, пока не  достигнем  стадии  объединения  новых  технологий  -
компьютеров, электроники, новых материалов из  открытого  космоса  и  глубин
океана - с генетикой и всего этого, в свою очередь, с  новой  энергетической
базой.  Соединение  этих  элементов  вместе  высвободит   поток   инноваций,
непохожий ни на что виденное  прежде  в  истории  человечества.  Мы  создаем
драматически новую техносферу для Третьей волны цивилизации.



   Технореволюционеры

   Масштабы такого продвижения  вперед,  его  значение  для  будущего  самой
эволюции требуют руководства.  Принять  политику  "руки  прочь",  "проклятие
торпедам" - значит вынести приговор себе и нашим детям. Ибо по  своей  мощи,
масштабам и скорости перемены ни на что в  истории  не  похожи,  а  в  нашей
памяти  все  еще  свежи  воспоминания  об  известиях  о  почти  произошедшей
катастрофе  у  Фри-Майл-Айленд,  трагическом  крушении   ДЦ-10,   с   трудом
поддающемся ликвидации обширном нефтяном пятне у мексиканского  побережья  и
сотнях других технологических  кошмаров.  Можем  ли  мы  перед  лицом  таких
несчастий решиться контролировать развитие и сочетание завтрашних, еще более
мощных технологий, используя те же недальновидные и эгоистические  критерии,
которые применялись в эпоху Второй волны?
   Основной вопрос, задаваемый новым технологиям на протяжении последних 300
лет как в капиталистических, так и в социалистических  странах,  был  прост:
работают ли они на экономический рост или на военные нужды?  Ясно,  что  эти
критерии более не адекватны ситуации. Новые технологии должны пройти намного
более жесткие тесты - экологические и социальные, а  также  экономические  и
стратегические.
   Когда  мы  внимательно  посмотрим  на  раздел  в   отчете   американского
Национального фонда науки, названный "Технология и  социальные  потрясения",
мы обнаружим, что большинство потрясений связано с технологиями Второй, а не
Третьей волны(37). Причина ясна: технологии Третьей волны еще не применяются
в широких масштабах. Многие из них еще  только  зарождаются.  Тем  не  менее
перед нами  уже  мелькнула  опасность  электронного  смога,  информационного
загрязнения,  космических  войн,  генетических  нарушений,  вмешательства  в
климат  и  того,  что  можно  назвать   "экологической   войной",   например
искусственных землетрясений, вызванных вибрацией на  расстоянии.  Переход  к
новой технологической базе таит угрозу  многих  других  опасностей.  Поэтому
неудивительно, что в последние годы наблюдалось массовое, часто  предвзятое,
сопротивление общественности новым технологиям. В  начальный  период  Второй
волны также были попытки преградить путь новой технологии.  Еще  в  1663  г.
лондонские рабочие  разбили  новые  механические  лесопилки,  угрожавшие  их
заработкам. В 1676 г. изготовляющие подвязки рабочие разрушили свои  машины.
В 1710 г. бунтовщики протестовали против введения новых рамочных станков для
изготовления  чулок.  Позже  разъяренная  толпа  разрушила  дом  Джона  Кея,
изобретателя бегущего челнока, применяемого в текстильном  производстве.  Он
покинул Англию вместе с семьей. Наиболее часто упоминаемый случай  произошел
в 1811 г., когда "разрушители машин", называвшие себя луддитами,  уничтожили
свои текстильные станки в Ноттингеме(38).
   Все же эта ненависть к станкам проявлялась спорадически и спонтанно.  Как
заметил один историк, "многие из этих случаев были  не  столько  результатом
враждебного отношения к самому станку, сколько способом оказать давление  на
ненавистного работодателя". Неграмотные рабочие, мужчины и женщины,  бедные,
голодные,  доведенные  до  отчаяния,   видели   в   станке   угрозу   своему
существованию.
   Сегодняшние  выступления  против  передовой   технологии   носят   другой
характер. В них участвует быстро  растущая  армия  людей  -  не  обязательно
бедных и голодных, - которые не обязательно  настроены  против  техники  или
экономического роста, но которые видят  в  неконтролируемом  технологическом
рывке угрозу для себя и всего человечества.
   Некоторые фанатики, если им дать шанс,  вполне  могут  применить  тактику
луддитов. Немного надо, чтобы представить  себе  бомбардировку  компьютерной
установки,  или  генетической  лаборатории,  или   недостроенного   атомного
реактора. Еще легче можно нарисовать себе картину ужасающей  технологической
аварии, которая приведет к "охоте на  ведьм"  среди  ученых,  которые  "были
причиной  всего   этого".   Некоторые   демагоги-политики   будущего   могут
прославиться,  расследуя  дело  "Кембриджской  десятки",  или   "Оакриджской
семерки".
   Однако  большинство  современных  технореволюционеров  не   является   ни
бомбометателями, ни луддитами. В  рядах  технореволюционеров  тысячи  научно
подготовленных   людей   -   инженеров-ядерщиков,   биохимиков,   чиновников
здравоохранения, генетиков, а также миллионы простых граждан. Опять-таки,  в
отличие от луддитов, они хорошо  организованы  и  действуют  по  плану.  Они
издают собственные технические  журналы  и  ведут  пропаганду,  участвуют  в
судебных процессах и разрабатывают законы, организовывают  пикеты,  марши  и
демонстрации.
   Это движение, на которое часто  нападают  как  на  реакционное,  является
фактически неотъемлемой частью зарождающейся Третьей волны.  Ибо  его  члены
стоят на пороге будущего, ведя политическую и экономическую борьбу  по  трем
направлениям, а в сфере технологии они борются за новую энергетику, о чем  я
писал выше.
   Итак, с одной стороны -  силы  Второй  волны,  с  другой  -  мечтающие  о
возврате в Первую волну, а силы Третьей волны борются против них обеих. Силы
Второй волны представляют те,  кому  нравится  старый,  бездумный  подход  к
технологии:  "Если  это   работает,   производите.   Если   это   продается,
производите. Если это делает нас сильнее, создавайте". Набитые  устаревшими,
"промышленными" представлениями о прогрессе, многие из адептов Второй  волны
в прошлом делали капиталовложения  в  сомнительные  технологии.  Когда  речь
заходит об опасности, они только пожимают плечами.
   Кроме того,  существует  еще  небольшая  группа  романтиков-экстремистов,
крикунов, враждебных всему, за исключением наиболее  примитивных  технологий
Первой волны, которые, кажется, будут рады возврату к средневековым ремеслам
и ручному труду. Сытые, принадлежащие, как правило, к среднему  классу,  они
сопротивляются техническому прогрессу так же слепо и огульно, как и те,  кто
ратовал за приход Второй волны.  Представители  этой  группы  фантазируют  о
возврате к тому миру, который большинство из нас - и большинство  из  них  -
найдет отвратительным.
   Во  всех  странах  все  больше  людей,  составляющих   ядро   технической
революции, выступают  против  обеих  крайностей.  Сами  того  не  зная,  они
являются агентами Третьей волны. Она начинают не с  технологий,  а  с  того,
какое общество в будущем мы хотим иметь. Они признают, что сейчас у нас  так
много технических возможностей, что мы  не  можем  все  их  консолидировать,
развивать и применять. Поэтому, доказывают они, необходимо произвести  более
тщательный отбор и выбрать  те  технологии,  которые  отвечают  долгосрочным
социально-экономическим задачам. Вместо того чтобы сделать технологию  нашей
целью,  они  хотят  установить   контроль   общественности   над   основными
направлениями технологического прорыва.
   У  технореволюционеров  еще  нет  четко   сформулированной   всесторонней
программы. Но если мы углубимся  в  смысл  их  многочисленных  манифестаций,
петиций, заявлений  и  исследований,  мы  сможем  выделить  несколько  идей,
дополняющих  новый  взгляд  на  технологию,  и  четкую  политику  управления
переходом к будущей Третьей волне.
   Технореволюционеры исходят из предпосылки о хрупкости  биосферы  Земли  и
считают, что чем мощнее становятся наши новые технологии,  тем  больше  риск
нанести непоправимый ущерб нашей планете. Поэтому  они  требуют,  чтобы  все
новые технологии  были  предварительно  оценены  с  точки  зрения  возможных
вредных эффектов, чтобы опасные технологии были изменены или  заблокированы.
Короче, они  настаивают  на  том,  чтобы  технологии  завтрашнего  дня  были
подчинены более жестким экологическим требованиям, чем технологии эры Второй
волны.
   Технореволюционеры  ставят  вопрос  так:  или  мы  будем   контролировать
технологию, или она будет контролировать нас; "мы" просто  больше  не  можем
быть обычной крошечной прослойкой элиты из ученых,  инженеров,  политиков  и
бизнесменов. Время требует демократизации процесса принятия  технологических
решений. Антиядерные кампании, развернувшиеся в Западной Германии,  Франции,
Швеции, Японии и США(39), борьба  против  "Конкорда"  или  за  контроль  над
генетическими исследованиями - все это  наглядное  свидетельство  требований
сегодняшнего дня.
   Технореволюционеры утверждают, что технология не должна быть  громоздкой,
дорогой или сложной, чтобы быть "умной". Неуклюжие технологии  Второй  волны
казались более эффективными, чем они  были  на  самом  деле,  потому  что  и
корпорации, и социалистические предприятия переложили на  общество  в  целом
ненормально высокие затраты на борьбу с загрязнениями, с безработицей или  с
отчуждением труда. Когда осознаешь истинную цену  той  или  иной  продукции,
понимаешь неэффективность экономических механизмов Второй волны.
   Итак,  Технореволюционеры  считают  "подходящими"   технологии,   которые
гуманизируют труд, способны предотвратить загрязнение  и  обеспечить  охрану
окружающей среды. Они предпочитают проекты, рассчитанные на  местный,  а  не
государственный или мировой рынок. По всему миру технореволюционеры проводят
тысячи экспериментов с маломасштабными технологиями, начиная  с  выращивания
рыбы и  производства  продуктов  питания  и  кончая  производством  энергии,
переработкой отходов, дешевым строительством и простым транспортом.
   Одни эксперименты наивны и переносят нас назад, в мифологическое прошлое,
другие более практичны. Некоторые  сочетают  новейшие  материалы  и  "умные"
станки со старой техникой. Например,  Джин  Гимпел,  специалист  по  истории
средневековой технологии, создал элегантные модели простых станков,  которые
могут пригодиться в  неиндустриальных  странах.  В  них  используются  новые
материалы и старые способы производства. Волна ин