ись в осаде. Со
всех сторон бесчисленное множество новых объединений  с  расплывчатой  [646]
структурой требует одновременного внимания к реальным, но узким и незнакомым
нуждам(36).
   Специфические требования захлестывают законодательную власть и бюрократию
через каждую трещину, каждую сумку почтальона и посыльного, через форточку и
из-под двери. Этот  громадный  поток  требований  не  оставляет  времени  на
обдумывание.  Кроме  того,  поскольку  общество  меняется  со  все   большей
скоростью и запоздалое решение может быть хуже, чем  отсутствие  какого-либо
решения, каждый требует  немедленного  ответа.  В  результате  Конгресс,  по
словам члена  Палаты  представителей  Н.Й.  Майниты,  члена  Демократической
партии из Калифорнии, постоянно настолько загружен, что "люди встречаются на
бегу. Это не позволяет согласованно размышлять"(37).
   Обстоятельства в разных странах различны, но не отличается  революционный
вызов, который Третья волна бросает устаревшим институтам  Второй  волны,  -
слишком  медленным,  чтобы  соответствовать   темпу   перемен,   и   слишком
недифференцированным, чтобы справляться  с  новыми  уровнями  социального  и
политического  многообразия.  Созданные  для  намного  более  медленного   и
простого общества, наши институты увязли и действуют  несинхронно.  На  этот
вызов невозможно ответить и простым латанием правил. Ведь он наносит удар по
самой основной  предпосылке  политической  теории  Второй  волны:  концепции
представительства.
   Таким  образом,  усиление   разнообразия   означает,   что,   хотя   наши
политические  системы  теоретически  основаны  на   правлении   большинства,
по-видимому, невозможно формировать большинство даже на проблемах,  решающих
для выживания. В свою очередь этот [647] распад консенсуса означает, что все
больше  и  больше   правительств   являются   правительствами   меньшинства,
основанными на меняющихся и неопределенных коалициях.
   Отсутствующее   большинство   превращает    в    посмешище    стандартную
демократическую риторику. Это вынуждает нас задаваться  вопросом,  может  ли
какое-либо избирательное объединение быть "представленным" при  конвергенции
скорости и разнообразия. В массовом индустриальном обществе, когда люди и их
нужды  были  достаточно  однородными  и  имели  под  собой  твердую  основу,
консенсус являлся достижимой целью. В демассифицированном  обществе  нам  не
хватает не только национальной цели, нам не хватает также цели для  региона,
штата или города. Разнообразие в каждом избирательном округе  конгресса  или
парламента  во  Франции,  Японии  или  Швеции  настолько  велико,  что   его
"представитель" не может законно претендовать на то, что  говорит  от  имени
консенсуса. Он не может выражать общую волю по той простой причине,  что  ее
не  существует.  Что  происходит  в  таком  случае  с   самим   понятием   о
"представительной демократии"?
   Задаваться этим вопросом не означает нападать на демократию.  (Мы  вскоре
увидим, как Третья  волна  открывает  путь  для  обогащенной  и  расширенной
демократии.) Но  один  факт  становится  неизбежно  ясным:  не  только  наши
институты Второй волны,  но  сами  предпосылки,  на  которых  они  основаны,
устарели.
   Построенная в неправильном  масштабе,  неспособная  адекватно  заниматься
транснациональными  проблемами,  неспособная   заниматься   взаимосвязанными
проблемами, неспособная идти вровень  с  тенденцией  ускорения,  неспособная
справиться с высокими уровнями [648] разнообразия, перегруженная  устаревшая
политическая технология индустриальной эры разваливается у нас на глазах.



   Взрыв решений

   Слишком большое количество решений, слишком быстрых,  по  поводу  слишком
многих странных и незнакомых проблем, а вовсе  не  воображаемое  "отсутствие
лидеров"   объясняет   сегодня   явную   некомпетентность   политических   и
правительственных решений. Наши институты шатаются от взрыва решений.
   При работе  со  старомодной  политической  технологией  наша  способность
принимать эффективные правительственные решения  резко  падает.  "Когда  все
решения должны были приниматься в Белом доме,  -  пишет  Уильям  Шаукросс  в
журнале "Harper", касаясь политики Никсона-Киссинджера по Камбодже,  -  было
мало времени полностью рассмотреть какое-либо из них"(38). В самом деле,  из
Белого дома выжимают решения  по  любым  вопросам  от  загрязнения  воздуха,
стоимости лечения и ядерной энергии до уничтожения рискованных игрушек (!) -
и один из советников президента признался мне: "Все  мы  здесь  страдаем  от
будущих потрясений!"
   Исполнительные службы немногим лучше. Каждый  департамент  раздавлен  все
увеличивающимся грузом  решений(39).  Любой  из  них  вынужден  каждый  день
проводить в жизнь бесчисленное множество  инструкций  и  создавать  огромное
количество решений под огромным и все усиливающимся давлением.
   Так, недавнее исследование, проведенное Национальным фондом культуры США,
показало: совет [649]
   Фонда тратил по четыре с половиной минуты на рассмотрение каждого разряда
заявок на гранты. "Количество заявок... намного превысило возможности  Фонда
принимать качественные решения", - говорится в отчете.
   Существует мало хороших исследований, касающихся этого тупика в  принятии
решений. Одно из лучших - анализ Тревора Армбристера инцидента "Пуэбло" 1968
г., когда американский корабль-шпион был захвачен корейцами  и  между  двумя
странами  возникла  опасная   конфронтация.   По   мнению   Армбристера,   у
представителя  Пентагона,  который  осуществлял  "оценку  степени  риска"  в
операции "Пуэбло" и одобрил эту операцию, было всего несколько часов,  чтобы
оценить  степень  риска  в  76  предложенных   разных   военных   операциях.
Впоследствии   чиновник   отказался   оценить,   сколько   времени   он    в
действительности потратил на рассмотрение "Пуэбло"(40).
   Но Армбристер цитирует слова чиновника  Службы  военной  разведки  (DIA),
раскрывающие секрет: "Вот  как  это,  по-видимому,  сработало...  однажды  в
девять часов утра у него на столе оказалась книга и распоряжение вернуть  ее
к полудню. Это книга размером с каталог  Sears,  Roebuck.  У  него  не  было
физической возможности детально изучить каждую операцию". В цейтноте риск по
операции "Пуэбло" был определен как "минимальный".  Если  представитель  DIA
прав, в то утро каждая операция получила в среднем две  с  половиной  минуты
внимания. Не удивительно, что службы не работают.
   Чиновники Пентагона, например, потеряли след 30 млрд долл.  в  зарубежных
заказах на оружие  и  не  знают,  отражает  ли  это  колоссальную  ошибку  в
бухгалтерии, неуплату по счетам за приобретения в полном  [650]  объеме  или
то,  что  деньги  были  целиком  переведены   на   другие   цели.   В   этой
многомиллиардной ошибке, по словам ревизора Министерства обороны, содержится
"смертоносный потенциал пушки, свободно болтающейся  на  нашей  палубе".  Он
признает: "Печаль в том,  что  мы  на  самом  деле  не  знаем,  насколько  в
действительности велика эта [путаница]. Возможно, пройдет пять  лет,  прежде
чем мы сумеем [все это]  рассортировать"(41).  И  если  Пентагон  со  своими
компьютерами и надежной системой информации  становится  слишком  большим  и
сложным, чтобы управлять надлежащим образом, как в этом случае, что говорить
о правительстве в целом?
   Старые институты принятия  решений  все  больше  отражают  беспорядок  во
внешнем  мире.  Советник  Картера  Стюарт  Эйзенштат  говорит  о  "дроблении
общества на группы по интересам"  и  соответствующем  "дроблении  полномочий
Конгресса на подгруппы"(42).  Перед  лицом  этой  новой  ситуации  президент
больше не может с легкостью навязывать Конгрессу свою волю.
   Традиционно  президент,  используя   свои   полномочия,   может   скроить
соглашение  с  полудюжиной  пожилых  и  сильных  председателей  комитетов  и
рассчитывать, что они обеспечат число голосов, необходимое для одобрения его
законодательной программы. Сегодня председатели комитетов Конгресса не могут
обеспечить  больше  голосов  молодых  членов  Конгресса,  чем   AFLCIO   или
Католическая  церковь  могут  добыть  у  своих  сторонников.  Старомодным  и
находящимся под сильным давлениям  президентам  может  показаться  достойным
сожаления то, что люди,  в  том  числе  и  члены  Конгресса,  больше  думают
собственной головой и менее покорно воспринимают  приказы.  Однако  все  это
делает невозможным для Конгресса, организованного так,  как  [651]  сегодня,
непрерывно уделять внимание какой-либо проблеме или  быстро  реагировать  на
нужды государства.
   Упоминая "безумную повестку дня", отчет Палаты Конгресса по прогнозам  на
будущее  живо  подытоживает  ситуацию:  "Кризисы,  все   более   сложные   и
разворачивающиеся со скоростью света, такие как голосование в течение недели
по поводу прекращения газового регулирования,  Родезии,  Панамского  канала,
нового  Департамента  образования,  продуктовых   марок,   санкций   AMTRAK,
размещения  твердых  отходов,  видов  животных,  находящихся  под   угрозой,
превращают  Конгресс,  когда-то  бывший  центром  тщательных   и   вдумчивых
дебатов... в национальное посмешище"(43).
   По-видимому, политические процессы в разных странах различны, но во  всех
них действуют похожие силы. "Соединенные Штаты  -  не  единственная  страна,
которая кажется потерянной и  застойной,  -  заявляет  "U.S.  News  &  World
Report". - Взгляните на Советский Союз... Никакого ответа на предложения США
по контролю за ядерными вооружениями. Долгие  проволочки  в  переговорах  по
торговым соглашениям и с социалистическими, и с капиталистическими странами.
Запутанные переговоры с президентом  Франции  Жискаром  д'Эстеном  во  время
государственного  визита.  Нерешительность   в   ближневосточной   политике.
Противоречивые  призывы  к  западноевропейским   коммунистам   противостоять
собственным правительствам и сотрудничать с  ними...  Даже  в  однопартийной
системе почти невозможно проводить твердую политику или  быстро  реагировать
на сложные проблемы"(44).
   В  Лондоне  член  Парламента(45)  рассказывает   нам,   что   центральное
правительство  "явно  перегружено",  в  сэр  Ричард  Марш,  бывший   министр
Кабинета,  а  ныне  [652]  глава  Британской  ассоциации  издателей   газет,
заявляет, что "структура Парламента остается относительно  неизменной  более
250 последних лет и просто не  приспособлена  к  тому  виду  управленческого
принятия  решений,  который   необходим   сегодня...   Весь   он   полностью
неэффективен,.. - говорит он. - и Кабинет немногим лучше"(46).
   А как насчет Швеции с ее  шатким  коалиционным  правительством,  едва  ли
способным решить ядерную проблему, почти десятилетие раздирающую  страну  на
части? Или Италии с ее терроризмом и периодическими политическими кризисами,
которая неспособна сформировать правительство даже на полгода?(47)
   То, с чем мы сталкиваемся, - это новая  и  угрожающая  истина.  Возникшие
политические потрясения и кризисы не могут  быть  урегулированы  лидерами  -
сильными или слабыми - до тех пор, пока  эти  лидеры  вынуждены  действовать
через неподходящие, разрушенные, перегруженные институты.
   Политическая  система  должна  не  только  быть  способной  принимать   и
проводить решения, она должна действовать в верном масштабе, она должна быть
способной интегрировать в корне отличные друг от друга политики, она  должна
быть способной принимать решения с нужной быстротой,  отражать  разнообразие
общества и реагировать на него. Если она не  справляется  с  любым  из  этих
пунктов, то порождает бедствия. Наши проблемы больше  не  являются  вопросом
"левых" или "правых", "сильного руководства"  или  "слабого".  Сама  система
принятия решений превратилась в угрозу.
   Сегодня поистине удивительно, что наши  правительства  вообще  продолжают
функционировать. Ни один президент  корпорации  не  попытался  бы  управлять
[653] большой компанией с организационным расписанием,  набросанным  гусиным
пером предка, жившего в XVIII в., чей опыт управления состоял единственно  в
руководстве фермой. Никакой разумный пилот не  стал  бы  пытаться  совершить
полет на сверхзвуковом самолете с антикварными навигационными и контрольными
приборами, какие были в  распоряжении  Блерио  или  Линдберга.  А  ведь  это
приблизительно то, что мы пытаемся делать в политике.
   Быстрый моральный износ наших политических систем Второй  волны  в  мире,
ощетинившемся  ядерным  оружием   и   аккуратно   балансирующем   на   грани
экономической или экологической катастрофы, создает  чрезмерную  угрозу  для
всего общества: не только для  "аутсайдеров",  но  и  для  "инсайдеров",  не
только для бедных, но и для богатых и  неиндустриальных  частей  мира.  Ведь
непосредственная опасность для всех нас заключается не столько в  умышленном
применении силы теми, кто  ею  обладает,  сколько  в  неумышленных  побочных
эффектах  решений,  разработанных  политико-бюрократическими  машинами   для
принятия решений, настолько опасно  анахроничными,  что  даже  самые  лучшие
намерения могут привести к убийственным результатам.
   Наши так называемые  "современные"  политические  системы  скопированы  с
моделей, изобретенных до наступления фабричной системы - до консервированной
пищи, охлаждения, газового освещения  или  фотографии,  до  печи  Бессемера,
пишущих машинок, телефона, до того, как Орвиль и  Вильбур  Райты  встали  на
крыло, до того, как автомобиль и аэроплан сократили расстояние, до того, как
радио и телевидение  начали  творить  свою  алхимию  над  нашими  умами,  до
индустриализованной смерти Аушвица, до нервно-паралитического [654]  газа  и
ядерных  ракет,  до  компьютеров,  копировальных  машин,   противозачаточных
таблеток, транзисторов и лазеров. Они были созданы в интеллектуальном  мире,
который почти невозможно себе представить, - мире, существовавшем до Маркса,
Дарвина, Фрейда и Эйнштейна. Тогда единственная  самая  важная  политическая
проблема, с которой мы столкнулись, - моральный износ наших  самых  основных
политических и правительственных институтов.
   Пока нас сотрясает один кризис за другим, честолюбивые Гитлеры и  Сталины
выползут из-под  обломков  и  скажут  нам,  что  пришло  время  решить  наши
проблемы, отбросив прочь не только наши устаревшие  институциональные  суды,
но также и нашу свободу. Мы мчимся в эру Третьей  волны,  и  те,  кто  хочет
расширить человеческую свободу, не смогут сделать это, просто  защищая  наши
существующие институты. Нам - как отцам-основателям Америки два века назад -
придется изобрести новые.



   Глава 28

   ДЕМОКРАТИЯ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО ВЕКА


   Отцам-основателям: Вы мертвые революционеры.  Вы  -  мужчины  и  женщины,
фермеры, торговцы, ремесленники, адвокаты, печатники, памфлетисты,  продавцы
и солдаты, которые все  вместе  создали  новую  страну  на  дальних  берегах
Америки. Среди вас те пятьдесят пять, которые в 1787 г. пришли вместе, чтобы
создать, в жаркое  лето  в  Филадельфии,  удивительный  документ,  названный
Конституцией Соединенных Штатов. [655]
   Вы - изобретатели будущего, которое стало моим настоящим.
   Этот лист бумаги с Биллем о правах, дополненным в 1791 г., - явно одно из
ошеломляющих достижений в истории человечества.  Я,  как  и  многие  другие,
постоянно вынужден задаваться вопросом, как вы сумели, в жестоком социальном
и экономическом беспорядке, под самым непосредственным  давлением,  проявить
такое большое  понимание  возникающего  будущего.  Слушая  отдаленные  звуки
завтрашнего дня, вы чувствовали, что цивилизация умирает и рождается новая.
   Я понимаю, что вас побудило к этому,  -  вы  были  вынуждены,  вас  несла
приливная волна событий, вы боялись крушения  неэффективного  правительства,
парализованного неподходящими принципами и устаревшими структурами.
   Редко столь  величественная  работа  делается  людьми  с  такими  разными
темпераментами -  блестящими,  антагонистическими  и  эгоистичными,  людьми,
страстно преданными разным региональным и экономическим интересам и, однако,
настолько    огорченными,    оскорбленными    ужасной     "неэффективностью"
существующего  правительства,  что  они  собрались   вместе   и   предложили
радикально новое правительство, основанное на поразительных принципах(1).
   Даже сейчас эти принципы  трогают  меня,  как  трогают  они  бесчисленные
миллионы людей планеты. Признаюсь, мне  трудно  читать  без  слез  некоторые
пассажи, например, Джефферсона* или Пейна**, так они красивы и выразительны.
---------------------------------------*  Джефферсов  Томас  (1743-1826)   -
американский просветитель, автор проекта Декларации независимости США.
   ** Пейн Томас (1737-1809) - просветитель радикального направления. [656]
   Я хочу поблагодарить вас, покойные революционеры, за  то,  что  я  прожил
полвека американским гражданином, под властью закона, а не людей, и особенно
за  драгоценный  Билль  о  правах,  который  дал  мне  возможность   думать,
высказывать непопулярные мнения, хотя временами и в самом  деле  глупые  или
ошибочные, писать, не боясь запретов.
   Ведь то, что я должен сейчас написать,  мои  современники  слишком  легко
могут неправильно понять. Некоторые, без сомнения, отнесутся к этому  как  к
бунтарству. Однако это горькая правда, которую вы, я думаю,  быстро  уловили
бы. Ведь система управления, сформированная вами, включая сами принципы,  на
которых вы ее построили, становится все более морально изношенной, а потому,
если не обращать на это внимания, все более угнетающей и опасной для  нашего
благополучия.  Ее  нужно  радикально  изменить  и  изобрести  новую  систему
управления - демократию XXI в.
   Вы лучше, чем мы  сегодня,  знали,  что  никакое  правительство,  никакая
политическая система, никакая конституция, никакая хартия или государство не
вечны, и точно так же  решения  прошлого  не  связаны  с  будущим  вечно.  И
правительство,  созданное  для  одной  цивилизации,   не   может   адекватно
справиться со следующей.
   Поэтому вы бы поняли, почему даже Конституцию  Соединенных  Штатов  нужно
пересмотреть и изменить - не сократить федеральный бюджет, не  включить  тот
или иной узкий принцип, но расширить ее  Билль  о  правах,  с  учетом  угроз
свободе, какие невозможно было вообразить в прошлом,  и  создать  совершенно
новую структуру управления,  способную  принимать  разумные  демократические
решения, необходимые для нашего выживания в новом мире. [657]
   Я пришел без какой-либо удобной заготовки завтрашней  конституции.  Я  не
верю людям, которые думают, что у них уже есть ответы, когда мы  еще  только
пытаемся  сформулировать  вопросы.  Но  настало  время,   когда   нам   пора
представить  себе  абсолютно   неизведанные   возможности,   обсуждать,   не
соглашаться, спорить и создавать от самых основ демократическую  архитектуру
завтрашнего дня.
   Не в атмосфере гнева и догматизма, не во внезапном  импульсивном  порыве,
но при самом широком обсуждении и мирном участии  общественности  нам  нужно
собраться вместе, чтобы вновь создать Америку.
   Вы бы поняли эту необходимость. Ведь человек именно  вашего  поколения  -
Джефферсон - по зрелом размышлении заявил: "Некоторые смотрят на конституции
с ханжеским благоговением и относятся к ним как к  Ковчегу  Завета,  слишком
священному, чтобы к нему прикасаться. Они приписывают  людям  прошлого  века
мудрость больше человеческой и  полагают,  что  сделанное  ими  не  подлежит
поправкам... Я, конечно, не  защищаю  частые  и  непроверенные  изменения  в
законах и конституциях... Но при этом я знаю, что законы и институты  должны
идти рука об руку с развитием человеческого разума...  Когда  сделаны  новые
открытия, обнаружены новые истины и с  изменением  обстоятельств  изменились
манеры и взгляды, институты также должны двигаться вперед и не отставать  от
времени"(2).
   За  эту  мудрость,  помимо  всего   прочего,