инфракамерой на изготовку. Прильнул к объективу. И в  тот
же миг я отделился от балюстрады, группируясь на  лету.  Приземлился  на
четыре точки рядом с кустом, что рос там, надо  думать,  специально  для
того,  чтобы  послужить  мне  укрытием  на  первую  секунду  -   и,   не
останавливаясь, пополз вдоль стены. Пол первого  этажа  был  поднят  над
грунтом на метр с лишним, плюс еще сантиметров восемьдесят балюстрады  -
это означало, что, ползя вплотную к фундаменту, я оставался незамеченным
для находящихся на нижних балконах -  если  только  кому-то  из  них  не
придет в голову перегнуться и глядеть прямо вниз. Но пока еще  никто  не
догадался. Девушка внизу, ее мужчина  -  наверху,  и  мой  топтун  -  на
среднем уровне между ними вели  оживленные  переговоры,  не  ограничивая
себя рамками  вежливости.  Но  их  обмен  любезностями  меня  больше  не
интересовал. Однако этого нельзя было сказать о другом обмене  мнениями,
свидетелем которого мне пришлось стать, когда я проползал под  очередным
балконом. Голоса были очень  знакомы,  а  содержание  реплик  показалось
весьма интересным, так что я даже остановился, чтобы  не  пропустить  ни
словечка:
   - Это дохлый номер. Нет у него никаких партнеров, и никто  не  станет
рисковать. И ни на кого он нас не наведет. Так что ужин за тобой.
   - Не спеши. Такие дела  в  одиночку  не  делаются.  Будь  уверен:  он
подстраховался. Если только он не сильно изменился с тех пор, как я  его
нанимал...
   - Он же давно отошел от оперативки, а значит, и партнеров у  него  не
могло остаться, согласен?
   - На этот раз обожду соглашаться. Союзников у  него,  судя  по  нашим
данным, всегда было в достатке. И  вряд  ли  он  порвал  с  ними  раз  и
навсегда. А любителей поработать за хорошие деньги всегда хватало. Я  не
хочу, чтобы кто-то из них перебежал нам  дорогу  и  мы  оказались  перед
пустым хранилищем.
   - Если они даже есть - как им было узнать, где мы его  перехватили  и
куда упрятали?
   - Если бы у них не было своих способов связи, к ним никто и  не  стал
бы обращаться  -  тем  более  мы.  Подожди  -  он  быстро  разберется  в
обстановке и позовет свою команду. Уверен - они  появятся  тут  в  самом
скором времени.
   - Но ведь в памяти его ты ничего не нашел.
   - Это ничего не значит. Чтобы разобраться  в  его  знаковой  системе,
нужно гонять машину месяц, а то и больше. А тут что  у  нас  есть?  Свои
мики - вот и все...
   Последние слова прозвучали ближе и яснее предыдущих и  сопровождались
звуком  отодвигаемого  кресла  и  неторопливых  шагов,  Верига   (голос,
несомненно,  принадлежал  ему)  встал  и  приблизился  к  балюстраде.  И
выплеснул что-то на землю, блеснувшая в  тусклом  свете  струя  жидкости
разбилась о грунт в метре от меня, несколько  брызг  попало  на  лицо  и
пришлось сделать усилие, чтобы не выругаться  от  неожиданности.  Вериге
оставалось лишь перегнуться через перила, чтобы увидеть меня буквально у
себя под ногами. Но он, наверное, смотрел налево - туда, где  перебранка
медленно затухала. Может быть. Верига и посмотрел  бы  вниз  -  хотя  бы
чисто  механическим  движением,  -  но  очередная  реплика   собеседника
отвлекла его.
   - Увидишь: через час он будет спокойно спать в своей  постели,  и  ни
одна собака его не потревожит.
   Судя по голосу, Верига повернулся ко мне спиной.
   - Пиво согрелось, - пробормотал он. - Как моча... Его коллега тему  о
пиве не поддержал:
   - А если он действительно одиночка - что скажешь тогда?
   - Скажу, что ты был прав, и его  можно  использовать.  Хотя...  может
быть, безопаснее будет просто устранить - раз и навсегда.  Решать  будем
завтра. Мы ведь договорились ждать до утра, разве не так?  Я  более  чем
уверен: кто-то придет. А когда и второй окажется у нас, разговаривать  с
ними будет куда легче.
   - Еще пива?
   - Не откажусь...
   Снова ножки кресла скрежетнули по полу. Я не стал ждать продолжения.
   Пополз, соображая на ходу. Значит, все-таки предполагают, что у  меня
есть  партнер,  но  не  знают,  кто  он.  Все  правильно.  Хорошо,   что
предупредили. Повезло, что пиво не попало на меня: был бы весь в  грязи,
и меня обязательно запомнил бы любой встречный - а они наверняка  будут.
А сухую пыль стряхну с одежды, да в темноте она и не  бросится  в  глаза
никому...
   На ноги я поднялся, когда дом остался уже далеко позади.
   Окна "культурного центра" были по-прежнему темны. Но  это  совершенно
ничего не означало. У входа два телесно одаренных мужика оглядели  меня,
но не сделали никакой попытки задержать. Дверь передо мною  гостеприимно
распахнулась, позволив музыкальной фразе  вырваться  изнутри  на  улицу,
музыка была бравурной, я бы даже сказал - лихой,  там,  внутри,  похоже,
веселились вовсю: грустить или тихо размышлять под  такой  аккомпанемент
не смог бы даже закаленный отшельник, будь он  и  совершенно  глухим.  В
обширном холле я не увидел никого, если  не  считать  парочек  в  темных
углах, истово предававшихся древнему ритуалу  сближения;  все,  впрочем,
оставалось  в  пределах  приличия.  Я  миновал  холл,  не  задерживаясь,
направление мне указывала все та же музыка,  мало  чем  отличавшаяся  от
грохота, какой производит товарный поезд, груженный  пустыми  бочками  и
мчащийся  под  уклон.  Сквозь  камнепад  ударных  временами  прорывались
протяжные глиссандо духовых, больше ничего  различить  было  нельзя,  но
ритм был задан четкий, убедительный, так что, еще не дойдя  до  зала,  я
начал уже пританцовывать и так - вприпляску вступил в центр веселья.
   И сразу же остановился, приторможенный неожиданностью.
   Неожиданностью для меня оказались глаза и рты. Их было очень много, и
они  были  единственным,  что  можно  было  видеть  в  кромешной   мгле,
заполнявшей зал.
   Множество круглых, светящихся фосфорическим зеленоватым светом глаз и
губ - шевелящихся, возможно, даже издающих  какие-то  звуки,  совершенно
неразличимые в грохоте оркестра, наверняка на порядок  усиленные  мощной
техникой. Я не сразу сообразил, что это был всего лишь светящийся  грим,
модный макияж; я давненько уже не посещал подобных сборищ. Глаза  и  рты
летели, вихрились, исчезали  и  вновь  загорались,  когда  невидимые  их
обладатели,  выполнив  очередную  фигуру,  оказывались  лицом  ко   мне.
Светящиеся пятна вокруг глаз и губ были выполнены по-разному -  у  одних
обозначали лишь узкую каемку, у других захватывали чуть ли  не  половину
лица; но так или иначе - в такой обстановке опознать кого бы то ни  было
не взялся бы, думаю, даже классный ясновидец. Да я и не знал,  кого  мне
искать, оставалось только надеяться, что тот, кто пригласил  меня  сюда,
сам меня и найдет. Так что самым разумным  оказывалось  стоять  тут,  на
месте, до востребования.
   Легко сказать. Пробыть здесь, на выбранном  мною  местечке  у  двери,
даже одну минуту было не так-то просто и требовало основательных усилий.
Не берусь определить,  сколько  веселящихся  находилось  сейчас  в  этом
помещении, но если чего-то тут не хватало, то свободного места. Толкотня
шла неимоверная, и чаще всего люди налетали именно на меня - потому  что
у меня не светилось вообще ничего, я  был  тут  в  полном  смысле  слова
темной личностью. Прислонившись к стене, я  выставил  кулаки,  изобразив
подобие боксерской стойки, и принялся обороняться. И делать это пришлось
усердно и порой даже свирепо. Правда, почти никто не пытался дать сдачи:
тут хотели веселиться, оставляя драку до лучшего  времени.  Яркие  круги
возникали  и  возникали  прямо  передо  мной,  тела  натыкались,   порой
раздавалось женское "Ax!" - тогда я задерживал руку, не нанеся удара или
не сделав хотя бы толчка. И тем не менее,  как  я  ни  защищался  -  уже
минуты через две начал уставать и решил, что намеченных шестисот  секунд
тут, пожалуй, и не протерплю.
   И не выдержал бы -  если  бы  в  миг,  когда  последние  капли  моего
терпения проступили на коже соленым потом и испарились, очередные  глаза
-  зеленые  лучащиеся  круги,  -  поравнявшись  со  мною,  не  поспешили
отпрянуть, но остановились и уперлись  в  меня  взглядом.  Они  смотрели
осмысленно, не как на что-то непонятное, неожиданное и досадное, но так,
словно увидели именно то, что хотели найти. Я невольно опустил руки.
   Мне были знакомы эти глаза. И знаком изгиб светившихся под ними губ.
   - Э... - начал было я. Но меня прервали:
   - Тес...
   Я почувствовал, как меня берут под руку и увлекают  за  собою.  Не  к
выходу, около которого я стоял, но прямо в беснующуюся, топочущую и, как
я теперь понял, поющую что-то (а вернее, просто орущую) толпу. Толчки  -
локтями, плечами, задами - со всех  сторон  обрушились  на  меня  -  как
доставали они и любого другого, и того человека, за которым я  следовал,
в том числе. Он шепнул мне на ухо - странно, что я разобрал эти слова  в
не утихающем громе:
   - Потерпи, не обращай внимания...
   Я последовал совету. И мы прошли еще несколько метров и остановились,
как  мне  показалось,  в  самом  центре  сутолоки.  Я  только   собрался
возразить,  как  почувствовал,  что  в  руку  -  ту,  за  которую   меня
придерживали, - суют что-то - маленькое, плоское, жесткое:
   - Спрячь хорошо. Этого не должны найти.
   - Что?..
   - Просили передать от "Т". Они довольны. Теперь слушай...
   Шепот в самое ухо я  слушал  примерно  с  минуту.  Закончился  же  он
словами:
   - Теперь кричи!
   - Что?
   - Ори что попало. Тут надо, как все...
   И я заорал. Пользуясь тем, что все равно никто не разберет, кричал  я
то, что никак нельзя услышать в  приличном  обществе.  Может  показаться
странным, но я почувствовал, что на душе становится легче. Я  уподобился
толпе, и  уже  без  обиды  принимал  толчки  и  пинки,  пока  мы,  вновь
двинувшись, пробирались к выходу. Но  при  этом  я  все  еще  ничего  не
понимал.
   - Слушай, как ты...
   - Что? Не слышу.
   - Я говорю: как ты тут оказалась? И что ты знаешь о...
   - Эй! Где ты?
   Но она  исчезла,  и  пытаться  разыскать  ее  глаза  и  губы  в  этом
столпотворении нечего было и надеяться. Да и времени у  меня  оставалось
все меньше.
   Единственное, что мне удалось тут найти, была дверь - не та,  правда,
через которую я вошел, но эта ведь и должна была  вывести  меня  отсюда.
Здесь, однако, выхода на улицу не оказалось - зато начиналась  лестница,
ведущая наверх.
   Так мне и  было  сказано.  Я  поднялся.  Лестница  привела  в  тесный
коридорчик с несколькими дверями, на них были таблички  -  как  в  любой
конторе. Я попробовал их одну за другой; все оказались запертыми. В  том
числе и та, что,  по  данному  мне  наставлению,  была  нужна.  Пришлось
применить силу; тонкая пластина не выдержала  атаки.  За  ней  оказалась
тесная комнатка, два конторских стола с обычной оргтехникой, два  стула,
но, главное, что я и искал, - стандартная дверца давно знакомого облика.
За ней должна была оказаться ВВ-кабина. Я всей душой надеялся, что так и
будет: не для того же меня  вытащили  сюда,  чтобы  просто  обмануть.  Я
распахнул дверцу, да, все было на месте, включая  пульт  и  дисплей,  на
котором нужно было установить маршрут  переноса.  Куда?..  На  мгновение
мелькнула мысль: а не послать ли все куда подальше и не вернуться ли  на
Теллус - пусть тоже не совсем безопасный сейчас, но там мне  куда  лучше
известны ходы и выходы... Я подбил эту мысль, как птицу на лету,  и  она
сгинула.
   Нет, начатое будем доделывать до конца. Серпа - вот что мне  нужно  и
куда я намерен незамедлительно попасть. Тем более что там меня, надеюсь,
еще не перестали ждать. Верительные грамоты, полученные мною на  Симоне,
разумеется, тоже остались у Вериги, но они были точно скопированы в  мой
мик, и восстановить их я смогу без труда, как только получу чистый  лист
бумаги. Итак...
   Вэвэшник принял заказ без возражений. Я осторожно затворил  за  собой
дверцу. Перевел  дыхание.  Помедлил  секунду,  сам  не  знаю,  почему  -
наверное, по той причине, что мысленно вновь увидел ту, что  только  что
помогла мне так кстати. Я послал ей импульс благодарности, и не  только.
Хотя она уже наверняка находилась далеко  отсюда,  и  могла  не  принять
моего послания.
   После этого я нажал наконец кнопку старта.
   В посольстве меня встретили без радости и без удивления, похоже,  там
успели  привыкнуть  к  частой  смене  послов  -  да  и  не  только   их.
Единственным, кто вроде бы искренне обрадовался моему прибытию, оказался
унтер, перебросившийся на Серпу без приключений, но  никак  не  сумевший
объяснить ни моего отсутствия, ни той роли,  какую  ему  предстояло  тут
играть. Хорошо хоть, что ему не пришло в голову выдать  себя  за  нового
посла однако он тем не менее  находился  под  некоторым  подозрением,  а
точнее - под негласным арестом до самого мгновения моего прибытия.
   На меня вначале поглядывали с опаской. Это было  понятно:  от  всякой
новой  метлы   ожидают   изменения   существующих   порядков,   каких-то
перемещений, реформ во всем на свете -  всеобъемлющих  и  бессмысленных,
какими они обычно и оказываются, одним словом - демонстрации  характера,
создания крутого облика. В этом смысле я их одновременно  разочаровал  и
утешил: сотрясения основ не произошло.  Первому  секретарю  я  сразу  же
заявил - несколько туманно, зато весьма решительно:
   - Всем протоколом и текучкой ведайте вы. Я не собираюсь размениваться
на мелочи, моя область - решение серьезных политических проблем.
   Это и его, и весь прочий аппарат  утешило  (как  я  вскоре  выяснил),
потому что такие же, почти слово в слово, заявления делал  каждый  новый
Чрезвычайный и Полномочный, и на самом  деле  они  означали,  что  посол
гореть на работе не собирается, чтобы не дай бог и впрямь не погореть на
ошибках, а намерен заниматься лишь представительством, сиречь - общаться
с равными себе  и  вышестоящими,  что  в  переводе  на  нормальный  язык
означало - жить в собственное  удовольствие  за  казенный  счет.  Всякий
новый посол - а их тут приходилось по одной целой и двадцати пяти  сотых
на календарный год - достаточно дорого  платил  за  свое  место  и  был,
естественно, заинтересован в том, чтобы  окупить  расходы  и  возместить
понесенный ущерб как можно скорее.  Мне  хотелось  произвести  такое  же
впечатление, чтобы мои подлинные интересы оставались  скрытыми;  похоже,
это мне удалось.
   Вообще быть послом мне понравилось: не приходилось думать ни о  хлебе
насущном, ни о крыше над головой, и даже все передвижения  в  посольском
лимузине с ливрейным шофером оплачивали симонианские  налогоплательщики,
хотя они меня никогда в глаза не видали, как и я их (поскольку  ни  одна
"Т" -  организация  никогда  никаких  налогов  не  платила,  и  ни  одно
правительство не решалось их востребовать). Об этой - приятной - стороне
государственной службы я как раз и размышлял, когда длинный  скользун  с
государственным флажком Симоны на капоте нес меня по  центральной  улице
серпенской столицы по направлению к посольству Армага, где в этот летний
вечер устраивался большой прием в честь  годовщины  поднятия  армагского
флага, рисунком своим напоминавшего то  ли  матрац,  то  ли  старомодную
пижаму, - над новым миром, тогда еще необитаемой  (если  не  говорить  о
немногочисленных аборигенах) планетой.
   Когда скользун, сработав реверсом, завис, а затем мягко опустился  на
амортизаторы, дверцу распахнули,  и  я,  стараясь  держаться  как  можно
величественнее (хотя Симона ни  у  кого  не  вызывала  ни  почтения,  ни
страха, но я просто обязан  был  делать  вид,  что  об  этом  ничуть  не
догадываюсь), ступил на коврик и на секунду-другую задержался, оглядывая
посольское здание. Оно и в самом деле стоило внимания, поскольку здешний
президентский дворец, как и многоэтажная правительственная  обитель,  по
сравнению с этим домиком смотрелись  убого-провинциально.  Армаг  всегда
остается Армагом, подумал я, и мне на мгновение сделалось не по  себе  -
скорее всего от неосознанных предчувствий.
   Впрочем, уже через несколько минут я о них забыл,  вступив  в  яркий,
пестрый, шумный и веселый мирок праздничного приема.  Не  потому  забыл,
что все это меня захватило. А потому,  что  сразу  же  ощутил  множество
уколов - легких, но несомненных; именно так я воспринимаю  мгновенные  и
острые профессиональные взгляды, перехватить которые  почти  невозможно,
хотя тренированная нервная система  фиксирует  их  без  всякого  усилия.
Ощутил  я  и  с  десяток  попыток  пошарить  в  моем  сознании  и   даже
подсознании; я понял, что люди здесь не любили терять время понапрасну и
приступали  к  работе  сразу  же.  Я  пока  ограничился  лишь  пассивной
блокировкой, и пока поднимался по отлогой и широкой лестнице  туда,  где
приглашенных встречал Ч. и  П.  Армага  с  супругой,  почувствовал,  как
любопытство, вызванное моей  персоной,  стихает  и  место  его  занимает
сдержанное уважение: профессионалы увидели себе подобного, и  теперь  им
оставалось строить предположения  и  искать  для  меня  место  на  схеме
здешнего соотношения сил, задач и влияний, то гнездышко, которое занимал
на этой виртуальной и в  то  же  время  более  чем  реальной  карте  мой
приснопамятный предшественник, было, видимо, признано не соответствующим
моему уровню, который еще не успели определить окончательно, однако  уже
оценили как значительно более высокий.  Весь  этот  кратковременный,  но
достаточно напряженный процесс  не  прошел,  разумеется,  мимо  внимания
хозяина дома, и когда я, наконец, добрался до него,  ухитрившись  никого
даже не толкнуть - не говоря уже о том, чтобы наступить на ногу лакею  с
обязательными напитками, - улыбка  посла  оказалась  более  сердечной  и
рукопожатие -  более  крепким,  чем  можно  было  ожидать  представителю
малозначительного мира.  Я  тоже  улыбнулся  ему  от  всей  души  и  при
рукопожатии постарался передать  то  дружеское  чувство,  какое  у  меня
возникло и которое не помешало бы ни мне, ни ему хорошенько  прицелиться
в случае, если бы между нами возникли недоразумения.
   Хотя ни одному из нас не  хотелось  бы,  чтобы  такое  произошло.  Но
живешь и действуешь, в конце концов, по обстоятельствам, если  ты  не  в
силах изменить их.
   После того, как мы столь  сердечно  приветствовали  друг  друга,  он,
произнеся положенные для таких случаев формулы, добавил сверх протокола:
   - Надеюсь на добрые отношения с вами - как и с вашим миром.
   - Со своей стороны, намерен делать все возможное для этого, - ответил
я, успев тем временем поцеловать руку его супруге.
   - Возможно, еще сегодня улучим минутку посидеть в тишине, - это  было
совершенно недвусмысленным предложением. - Дорогая, ты  позаботишься  об
этом?
   -  До  приезда  президента  или   после?   -   Вопрос   его   супруги
свидетельствовал о том, что она присутствовала тут вовсе не для мебели.
   - Скорее после. Не исключаю, что Рас  захочет  побеседовать  с  нашим
коллегой неофициально еще до вручения  грамот.  Так  что  мы,  возможно,
споем трио.
   Она тут же знаком подозвала кого-то из персонала:
   - Проследите, чтобы в музыкальной гостиной был порядок.
   После чего мы снова обменялись улыбками,  и  я  освободил  место  для
очередного гостя и направился в гущу собравшихся - завязывать знакомства
и собирать впечатления, чтобы потом, на досуге, привести их  в  систему,
то есть оценить позицию на дипломатической доске и ценность  фигур.  Уже
ясно было, что королем и ферзем в игре тут являются  президент  и  посол
Армага, не вполне понятным пока оставалось - кто есть кто; кто - символ,
как король, и кто - главный игрок.
   Я надеялся, впрочем, что уже сегодня это станет для меня ясным -  как
и многое другое. Конечно, в таких случаях суета противопоказана. Но  мне
приходилось спешить. Слишком мало времени оставалось у меня  на  решение
главной задачи. Хотя мне  и  сейчас  не  было  ясно  -  что  именно  так
ограничивало меня в сроках. Было, наверное, что-нибудь такое. Что?  Этой
инф