лобы - ведь матрос ничего не заплатил.
   Утром он еле поднялся, вышел из дома и направился в  школу.  Промозглый
осенний ветер бил ему в лицо. Кайл прошел  мимо  гавани,  обогнул  длинные
одноэтажные склады и подошел к школе. Здесь было его убежище, в  школе  он
видел место, куда может убежать от ужаса, окружающего его  дома.  Учителя,
конечно, догадывались о том, чем занимается его мать, предполагали,  какой
может быть жизнь у Кайла и его сестры, но помалкивали. Товарищей  у  Кайла
не было, но в школе ему было неплохо. Конечно, как и всех учеников младших
классов, старшие дразнили и обижали его, но в общем не больше, чем других.
К тому же Кайл хладнокровно сносил щипки и тычки школьников, понимая,  что
того, кого не любят, даже не будут дразнить.
   Школа служила Кайлу отдушиной. Учился он неплохо, отметками не блистал,
но и в неуспевающих никогда не числился. Он всегда старался прийти в класс
подготовленным и, как бы поздно ему ни приходилось ложиться,  уроки  делал
постоянно.
   Но в тот день ему было не до учебы. Кайл знал, что домой он  больше  не
вернется. Кайл не мог больше видеть то, чем занималась его мать, тем более
теперь, когда она заставила и Кристал делать то же самое. А еще  он  очень
боялся, что пьяный матрос вернется и выполнит свою угрозу.
   Первую  ночь  самостоятельной  жизни  он  провел  в  собственном  доме,
сооруженном из картонных коробок и ящиков. Натаскав в  него  бумаги,  Кайл
сжался клубочком и всю ночь продрожал, иногда впадая в забытье. Было очень
холодно и сыро, от влажного ветра коробки намокли. Кайлу снилась то  мать,
то Кристал, и все они сначала ругали его, потом орали и  били.  Выхватывая
друг у друга ремень, они хлестали им Кайла и что-то кричали.
   Ранним утром Кайл очнулся от своего  тяжелого  сна,  осторожно,  словно
чуткая к каждому шороху  складская  крыса,  подкрался  к  воде  и  умылся.
Желудок сводило от голода. Кайл  не  мог  ни  о  чем  думать,  кроме  еды.
Умывшись в пропахшей мазутом воде, он  вытащил  из-под  коробок  книжки  и
пошел в школу.
   Почти пять недель Кайл жил так. Отсыпался он в своем жилище у одного из
складов, выпрашивая еду у приятелей в школе. Когда же он  чувствовал,  что
может упасть от голода, то воровал из сумок завтраки и ел  их.  Постепенно
он опустился до того, что начал красть еду даже  на  глазах  у  товарищей,
голод довел его до такого состояния, что ему становилось все равно, побьют
ли его за это и как сильно.
   Учительница, сухая, как щепка, старая  дева  с  морщинистым  лицом,  не
подавала и виду, что замечает, как сидящий перед  ней  мальчик  на  глазах
теряет вес, как глухо и надрывно он кашляет и как треплется его одежда. Да
и зачем замечать, если вел он себя хорошо и уроки делал исправно? А  между
тем Кайлу становилось все хуже и хуже.
   Каждую  ночь,  едва  заслышав  чьи-то  крадущиеся  шаги,  он  в  испуге
вздрагивал, вылезал из-под коробок и жался в тень, к стене склада.  Больше
всего Кайла пугали его соседи, двое пожилых бродяг, поселившихся  в  таких
же ящиках неподалеку от него. И хотя он  часто  видел,  как  они  зажигали
костер и готовили еду, он не подходил к ним. Даже острые приступы голода и
запах их стряпни не могли подавить в нем страха.  Почти  каждую  ночь  ему
снилось то страшное: "Ну что ж, сейчас я и  тебя..."  И  ни  разу  за  все
прожитые у склада недели никто: ни мать, ни Кристал - не сделали ни единой
попытки отыскать Кайла. Сначала он  ждал,  что  кто-нибудь  из  них  вдруг
появится у школы, потребует, чтобы он вернулся домой, но шли  дни,  и  его
надежды угасли. Потом он начал думать, что Кристал  стесняется  подойти  к
нему и тайком приходит к школе, чтобы  посмотреть  на  него  издалека.  Он
часто оглядывался, в надежде увидеть  ее,  но  никого  не  было.  Не  было
Кристал. И однажды вечером он сам побрел в тот район, где жил. Кайл  долго
стоял в тени деревьев, но все-таки ему удалось  увидеть  сестру.  Не  видя
его, вихляющей походкой она прошла почти рядом с ним.  Лицо  Кристал  было
крикливо и вульгарно накрашено. Старое платье матери сидело на ней  плохо.
Парни свистели ей вслед, она махала им рукой и еще сильнее виляла бедрами.
Не в силах смотреть на сестру, Кайл опустил голову и ушел.
   В том, что его Кристал стала такой, Кайл винил себя. Он хотел  защитить
ее, вырвать ее от матери, увезти  с  собой  на  одном  из  тех  прекрасных
пароходов, которые видел в гавани, но понимал, что это всего лишь мечта. С
таким же успехом он мог пригласить ее полететь с ним на Луну.
   Кайл чувствовал, что давно заболел, но не знал, что у  него  воспаление
легких. Ему повезло. Ночью, когда он бредил и кричал в своих коробках, его
голос услышал один из бродяг, которыми всегда  полны  пристани.  Бездомный
алкоголик оказался жалостливым типом, он вытащил Кайла из  его  убежища  и
положил у дверей одного из складов, в  надежде,  что  какой-нибудь  сторож
обнаружит полуживого  мальчишку  с  горячей,  как  печь,  головой.  Так  и
случилось.
   Очнулся Кайл в больнице, и первой его  мыслью  было  не  говорить  свое
настоящее имя. Кайл не хотел больше видеть ни мать,  ни  Кристал.  На  все
вопросы о своей семье он упорно молчал. Даже когда в больницу пришли  двое
полицейских и стали допытываться, кто он, как его зовут и как он  очутился
у склада, Кайл упорно сжимал губы и только мотал головой.
   Один  из  полицейских,  которому  надоело   упорство   мальчишки,   как
показалось Кайлу, с тревогой в голосе произнес:
   - Парень, тебя поместят в приют.  А  это  совсем  не  мед,  пойми  меня
правильно.
   -  Тебе  там  точно  не  понравится,  -  произнес  второй  полицейский,
подтверждая свои слова кивком. - Подумай...
   В приют Кайла повезли в полицейском фургоне. В  тусклом  свете  зимнего
солнца серые здания приюта выглядели мрачно. Кайл подумал, что он попал  в
тюрьму, потому что именно такой он ее себе и  представлял.  Внутри  зданий
было холодно, пустынно и неуютно.  Кайл  обратил  внимание  на  выложенные
плиткой полы,  до  черноты  затертые  поколениями  прошедших  через  приют
мальчишек.
   Полицейский привел его в кабинет директора,  посадил  на  стул,  а  сам
встал рядом. Директор, молодая  женщина,  положила  перед  собой  какой-то
бланк, строго посмотрела на Кайла и спросила:
   - Как тебя зовут?
   - Я не помню, - прозвучал ответ.
   Директриса ему  не  поверила  и  укоризненно  покачала  головой.  Чтобы
оживить память Кайла, полицейский  легонько  ткнул  его  кулаком  в  щеку.
Директриса нахмурилась, и полицейский отдернул руку.
   - У каждого человека должно быть имя, -  задумчиво  произнесла  она.  -
Если у тебя его нет, назови любое. А если не хочешь, я сама придумаю  тебе
имя.
   Так он и стал Кайлом Манкрифом, тезкой знаменитого в то время  красавца
героя "мыльной оперы", страстной  поклонницей  которого  была  добродушная
директриса.
   Тот  полицейский,  который  допрашивал  Кайла  в   больнице,   оказался
абсолютно прав: Кайлу  приют  не  понравился.  Он  терпеть  не  мог  плохо
приготовленную  отвратительную  еду,   не   выносил   замашки   персонала,
считавшего приютских мальчишек паршивым стадом, и все  же  в  приюте  было
лучше, чем дома. Кайл не имел ничего  против  убийственного  серого  цвета
зданий и спокойно относился к  жесткой  сетчатой  кровати.  Дома  он  спал
намного хуже, в приюте, по крайней мере, давали  настоящие  одеяла,  очень
колючие, но теплые.
   Он безропотно сносил оскорбления и обиды преподавателей, жестокие шутки
товарищей. Сходился с ребятами он легко, но в их междоусобицах участия  не
принимал. Когда надзиратели не знали, кто из мальчишек выкидывал очередную
проказу,  то  наказывали  весь  класс,  и  тогда  Кайл  стойко  выдерживал
очередное наказание.  Словом,  он  терпел  все,  кроме  одного  -  попыток
вступить с ним в половую связь. "Я тебе не голубой", - отвечал он, хотя не
имел еще никакого опыта в сексе. Однажды трое ребят то ли в шутку,  то  ли
всерьез набросились на Кайла и попытались его раздеть. Кайл дал  им  такой
отпор, что, когда на шум драки  пришли  надзиратели,  они  увидели  жуткую
картину - разъяренный Кайл в кровь избивал обидчиков. Его едва оторвали от
одного из мальчишек. Нападавшие хором заявили, что драку начал Кайл, и его
отправили в карцер. Неделю он просидел в одиночке  на  хлебе  и  воде,  но
после того, как он вышел, к нему уже никто не приставал.
   Большую часть времени в приюте Кайл отдавал  учебе.  Видя  его  тягу  к
занятиям,  товарищи  постепенно  оставили  его  в  покое,  считая  немного
"чокнутым". Они знали, что Кайл не был трепачом и доносчиком, ни  к  какой
шайке не принадлежал, значит, ему можно было доверять. Так  Кайл  завоевал
свое одиночество. Впоследствии он даже заразил своей страстью к знаниям  и
несколько других ребят. Сначала они просто приходили к нему списать уроки,
затем увлеклись и начали  учиться  всерьез.  Некоторые  приходили  к  нему
научиться писать буквы, наивно полагая, что,  став  хотя  бы  мало-мальски
грамотными, они смогут вырваться из приютского ада.
   Кайл стал первым учеником по всем предметам, а писал так, что  ему  мог
бы позавидовать любой каллиграф. И еще он много читал.  Кайл  рано  понял,
что книги дают ему возможность  хотя  бы  мысленно  вырваться  за  пределы
приюта и уйти в другие  миры.  Только  благодаря  чтению  и  упорству  его
любимого учителя ему удалось не только исправить свою речь, но  и  сделать
ее много богаче. Видя  неординарность  Кайла,  его  учитель  взял  с  него
клятвенное обещание никогда не говорить тем  ужасающим  языком,  на  каком
болтали его приятели. Кайл мог изъясняться почти изысканно, многие никогда
бы не догадались, что перед ними стоит  не  выпускник  престижной  частной
школы, а бывший оборвыш и мелкий воришка.
   - Если ты хочешь чего-нибудь  добиться  там,  -  беспрестанно  повторял
учитель, показывая рукой в окно, - ты должен говорить, как  джентльмен,  а
не как подвальная крыса.
   В приюте все мальчики учились какой-нибудь профессии. Кайл стал изучать
основы  бухгалтерского  дела.  Он  добился  прекрасных  результатов,  и  в
качестве  награды  администрация  приюта  разрешила  ему  заочно  окончить
бухгалтерские  курсы.  Кайл  ухватился  за  этот  шанс  и  занимался   как
одержимый,  он  понимал,  что  бухгалтерия  -  это  его  тропка   в   мир,
открывающийся за стенами приюта.
   Он вышел в этот мир с дипломом бухгалтера и направлением  на  работу  в
Балтимор. Это место добыла  ему  директриса,  которая  с  первого  же  дня
следила за ним. Опытный педагог, она  нутром  чувствовала,  что  из  Кайла
обязательно получится большой человек.  Директриса  привязалась  к  своему
любимцу и при расставании даже всплакнула.
   Через полгода работы в балтиморской фирме Кайл получил повестку явиться
в военкомат. Туда он не пошел, а направился прямиком в  Канаду,  поскольку
еще в приюте насмотрелся по телевизору кровавых новостей из Вьетнама. Кайл
не желал подыхать в джунглях, за десять тысяч километров от Штатов, да еще
неизвестно за что, поэтому он предпочел лететь в Торонто.
   Но прежде Кайл решил побывать в своем родном городке, желание  отыскать
Кристал не покидало его. Он хотел взять ее с собой в Канаду, а может быть,
в Южную Африку. Куда угодно, лишь бы вырвать  Кристал  из  той  погани,  в
которую ее втолкнула мать. Он пришел в свой старый дом, но не нашел там ни
матери, ни Кристал. Кайл начал расспрашивать соседей, но никто из  них  не
мог сказать ему ничего существенного. Мать и сестра бесследно  исчезли,  и
никто не мог сказать куда. Некоторые предполагали, что они обе умерли.
   Кайл улетел в Торонто один, уцепился  за  первую  попавшуюся  работу  -
клерком-посыльным в торговой фирме и начал делать  карьеру.  Поначалу  ему
приходилось развозить на маленьком грузовичке тяжелые коробки с бумагой  и
канцелярскими принадлежностями. Кайл мотался по фирмам,  расположенным  на
окраине, солидным, с шикарной  бархатной  мебелью  и  коврами  на  полу  и
стенах. Он видел преуспевающих деловых людей, почти физически слышал тихое
шуршание денег и решил во что бы то ни стало пробиться в  большой  бизнес.
Начал он с внешнего вида. Почти всю свою зарплату  он  тратил  на  одежду.
Годы, проведенные в приюте, где  каждое  последующее  поколение  мальчишек
донашивало обноски предыдущего, выработали у Кайла страсть  выглядеть  "на
все сто". Непонятно, откуда у него брался вкус, но не прошло  и  полугода,
как  Кайл  стал  выглядеть  как  манекен  из  отдела  одежды   в   дорогом
супермаркете. Но он не только умел выбирать одежду, он еще умел  и  носить
ее.
   Высокий, прекрасно одетый молодой человек привлекал  внимание,  и  Кайл
начал встречаться с девушками, в основном секретаршами из тех  фирм,  куда
его посылали. Но в мечтах или во сне он видел лишь одну Кристал, маленькую
двенадцатилетнюю девочку, которую он так и не смог защитить. Даже когда он
как-то набрался храбрости и пригласил к себе на ночь краснощекую рыженькую
машинисточку, он все равно думал о Кристал. Любовь его была  неумелой,  он
стеснялся своей тайной страсти, а она в свою очередь подавляла его.
   Не прошло и года, как Кайл уже работал бухгалтером  в  одной  из  фирм,
куда до этого занесли его канцелярские принадлежности. И хотя его товарищи
по работе частенько подсмеивались над Кайлом, называя  его  "расфуфыренным
янки", по служебной лестнице он поднимался на удивление быстро.
   А вскоре он познакомился с Нэнси, дочерью  одного  из  вице-президентов
фирмы, человека весьма состоятельного. Симпатичная, но уродливо толстая, с
полными ногами,  Нэнси  была  девушкой  неглупой,  застенчивой,  с  мягким
характером и прекрасным чувством юмора. Манкрифу понравились ее  глаза,  в
которых иногда вспыхивало почти детское озорство.
   Встретились они на одном из пикников. Только увидев Нэнси,  Кайл  сразу
догадался, что судьба бросает ему очередной шанс. Внешние данные Нэнси его
не пугали, он не был привередлив в женщинах,  по  крайней  мере  таким  он
считал себя сам. Когда отец и мать Нэнси узнали,  что  их  дочь  увлеклась
"расфуфыренным янки", их едва не хватил удар, но потом, заметив,  как  она
расцвела и изменилась, они не только  поостыли,  но  начали  относиться  к
Кайлу более чем благосклонно. Деньги отца позволяли им  заботиться  только
об одном - чтобы их дочь была счастлива. Кайла они считали  бриллиантом  в
плохой оправе и наперебой убеждали друг друга, что "этот янки" в  общем-то
неплохой малый, честный, работящий, а значит, вполне подходит на роль мужа
Нэнси.
   К тому времени, когда президент Картер объявил амнистию всем  тем,  кто
во время вьетнамской войны уклонялся от призыва на  военную  службу,  Кайл
уже был обручен с Нэнси. Отец ее души не  чаял  в  своем  будущем  зяте  и
неоднократно  намекал  на  то,  что  скоро  уйдет  на  пенсию   и   кресло
вице-президента освободится и что он знает одного  человека,  который  его
займет. Возвращаться в Штаты Кайл и не думал, он ждал брака  с  Нэнси,  но
внезапно почувствовал, что безнадежно влюбился в четырнадцатилетнюю сестру
Нэнси, Джудит.
   Почти год он каждую ночь безуспешно боролся за то, чтобы  его  мечты  о
Кристал не разрушались юной смешливой девушкой с развитыми  формами.  Кайл
охранял свою тайную страсть, ограждая ее от навязчивого образа Джудит,  но
он неотступно преследовал его. В то лето она бегала по дому и саду в одной
тонкой футболке и шортах. Джудит была столь хороша и соблазнительна,  что,
когда она в купальнике шла по пляжу к озеру, валяющихся  на  песке  парней
приподнимало  с  земли.  А  Джудит  видела,  что  нравится   мужчинам,   и
наслаждалась своей рано проявившейся сексуальной мощью. Для Кайла  настала
черная полоса, он не мог увидеть, Нэнси без того, чтобы не  встретиться  с
Джудит, а встретившись, не мог оторвать от нее глаз. Юная красавица начала
оттеснять собой Кристал, его любимую, потерянную Кристал,  потому  что  он
хотел только ее. Кайл  начал  тяготиться  обществом  Нэнси,  ограниченной,
бесформенной толстухи.
   Он улетел в Штаты, не оставив Нэнси ничего - ни  письма  с  объяснением
своего поступка, ни прощальной записки. Очутившись на родине,  Кайл  снова
начал пробиваться в люди. Его попытки снова увенчались  успехом,  довольно
быстро  он  нашел  работу  на  Уолл-стрит,  в   инвестиционной   компании,
занимавшейся поисками стартового капитала для  начинающих  бизнесменов,  в
основном посвятивших себя разработкам высоких технологий. Он встречался  с
сотнями ученых, корифеев в своих  областях,  но  наивных  и  непрактичных,
когда дело касалось бизнеса.  У  большинства  из  них  планы  были  просто
фантастическими, но Кайл умел за всей нереальностью  увидеть  рациональное
зерно и быстро соображал, какие потрясающие вещи можно получать  из  голых
идей в ближайшем будущем.
   Себе он поклялся, что никогда и не взглянет на молоденьких  девушек,  а
тем более на девочек, но выполнить клятву оказалось намного  сложнее,  чем
ее дать. Гнет в душе его становился невыносимым, казалось, он  усиливается
с  каждой  ночью.  Кайлу  была  нужна  сестра,  нежная,  любящая  Кристал,
единственная  девушка,  которую  он  мог  полюбить  и  защитить.   Страсть
превратилась в навязчивую идею. Каждый вечер Кайл выходил из дома и  долго
бродил по улицам в поисках  Кристал.  Он  пристально  вглядывался  в  лица
стоящих под уличными фонарями девочек и, не  увидев  знакомого  лица,  шел
дальше. Он не обращал внимания ни на оклики, ни на призывные  взмахи  рук.
Он искал. Кайл понимал, что сейчас его Кристал выглядит совсем не так, как
несколько лет назад. Он понимал, что она постарела, и тем  не  менее,  как
только на улицах зажигались огни, он упорно стремился туда. Его тянуло  на
поиски, и Кайл ничего не мог с этим поделать. Ему начало казаться, что  он
сходит с ума.
   Чтобы избавиться от своего болезненного увлечения, Кайл  стал  посещать
гимнастические залы, оттуда бежал на религиозные собрания, затем обратился
к психиатрам, но исцеления не находил нигде.  С  наступлением  вечера  его
неотвязно, неотступно преследовало одно и то  же  -  желание  идти  искать
Кристал. И он шел. Вскоре он смирился с собой,  принял  свою  страсть  как
неизбежность. Затем пришла мысль о самоубийстве.
   Больше всего Кайла беспокоила его секретарша,  умная  и  проницательная
молодая женщина по  имени  Виктория  Кессель.  Своим  невероятно  развитым
чутьем  она  сразу  уловила,  что  Кайл  посещает  психиатров.  Сопоставив
кое-какие факты из  его  биографии,  она  безошибочно  определила  причину
беспокойства Кайла, то есть она  узнала  о  Кристал.  Сознание  того,  что
Виктории Кессель известна  его  тайна,  наполняло  сердце  Кайла  страхом.
Как-то он заговорил с секретаршей "по душам",  пытаясь  выведать,  что  ей
известно. Та открытым текстом выложила все,  однако  не  только  не  стала
порицать своего шефа, а даже пожалела его. "Какие бы страшные бесы вас  ни
мучили, - заявила она, - я никогда не буду  осуждать  вас.  Я  вам  только
сочувствую".
   Кайл был ошеломлен и напуган откровением секретарши, но  нет  худа  без
добра - теперь у него был хотя бы один человек, которому он мог  полностью
доверять. А чуть позднее он  понял,  что  обязан  доверять  ей,  поскольку
другого выхода  у  него  не  было.  Виктория  Кессель  была  властолюбивой
женщиной, она  любила  держать  окружающих  в  узде  и  знала,  как  этого
добиться. Очень скоро Кайл оказался одним из тех, кого Вики крепко сдавила
в своих нежных, ухоженных лапках.
   Кайл хорошо представлял себе нравы Уолл-стрит, где кокаин, шантаж, секс
и алкоголь всегда считались вполне приемлемыми  и  допустимыми  средствами
для достижения нужных целей. Соответствующим было  и  отношение  к  ним  -
более  чем  спокойное.  О  пьяных  оргиях  все  знали,  и  никого  они  не
шокировали. Но психопатия?! Безумие?!  Тут  разговор  особый,  этого  даже
расхристанный Уолл-стрит не мог принять. Секретарша  так  часто  и  громко
жалела  его,  что  он