правление  проектом  сосредотачивалось  в  руках  относительно   молодого
человека по фамилии Кэррел, который еще не так давно  был  вторым  пилотом
города  и  дублером  Городского  Управляющего.  Ближайшей  целью  проекта,
согласно Кэррелу, было разъяснение  теоретических  молекулярных  структур,
возможных для атомов антиматерии, но ни для кого не являлось секретом, что
большинство  молодых  людей  в  группе,  при  активной  поддержке  Шлосса,
надеялись достигнуть настоящего  создания  не  только  простых  химических
соединений - что могло быть вопросом всего лишь нескольких декад  и  этого
было мало для этих радикалов - но видимого,  макроскопического  артефакта,
полностью состоящего из  антиматерии.  Амальфи  подозревал,  что  на  этом
невообразимо взрывоопасном предмете без сомнения они  могли  бы  написать,
если к тому времени у них уже будет краска из антиматерии и что-то, в  чем
ее можно будет хранить, предупреждение Noli me tangere [не  тронь  меня  -
(фр.)].
     Все это было,  конечно,  очень  хорошо.  Но  для  Амальфи  совершенно
представлялось возможным принять участие в этом проекте, так как он не был
ученым. Конечно, у него имелась полная возможность просто  закончить  свою
жизнь. Он не был неуязвим, и даже бессмертен не по-настоящему.  Бессмертие
- просто ничего  не  значащее  слово  во  вселенной,  где  фундаментальные
законы, будучи стохастическими по природе, не  позволяли  никому  избежать
случайностей, и где жизнь, несмотря на то, насколько она  продлевала  срок
своего существования, была всего лишь по сути местным и временным разрывом
во Втором Законе Термодинамики. Тем не  менее,  сама  эта  мысль  даже  не
приходила на ум Амальфи - он не был типом, склонным к самоубийству. Да  он
еще  никогда  не  чувствовал  себя  настолько  менее  усталым,  в  меньшем
отчаянии, чем он чувствовал себя  сегодня.  Скорее  всего,  он  просто  до
ярости  был  раздосадован  скукой  и  слишком  привычным  к  тысячелетиями
выработанным в нем образом мышления  и  эмоционального  приоритета,  чтобы
привыкнуть к одной планете и одному типу социального  порядка,  и  ту  уже
совершенно  не  имело  значения,  насколько  утопичного.  Тысячелетие  его
постоянного перехода из одной культуры в другую настроило в  нем  огромный
поступательный момент, который,  как  теперь  ему  казалось,  непреодолимо
тянул его вперед к  непреодолимой  инертной  стене,  обозначенной  "НЕКУДА
ИДТИ".
     - Амальфи! Так значит, это ты. Я должен был предположить.
     Амальфи рывком переключил ключ "пауза" и резко развернулся  на  своем
стуле. И все-таки, он сразу узнал этот  голос,  знакомый  ему  уже  многие
века. Ему частенько приходилось его слышать за все то  время,  примерно  с
3500 года,  когда  город  принял  на  борт  своего  владельца,  как  главу
астрономической секции. Легко раздражимый и трудный  маленький  человечек,
обманно мягкой натуры, который никогда в действительности не  был  главным
астрономом, в котором город действительно нуждался, но который  достаточно
часто смог продираться сквозь массу суровых испытаний чтобы  предотвратить
возможность собственного обмена Отцами Города  в  другой  город  Бродяг  в
течении того периода, когда подобные обмены еще были возможны  для  города
Амальфи.
     - Привет, Джейк, - вздохнул Амальфи.
     - Привет, Джон, - произнес астроном, с  любопытством  посматривая  на
открытый пульт. - Хэзлтоны подсказали мне, что я могу тебя найти  бродящим
по этому старому судну, но признаюсь,  что  я  позабыл  об  этом,  к  тому
времени,  когда  решил  все  же  прийти   сюда.   Я   хотел   использовать
вычислительную секцию, но я не смог войти -  машины  все  сновали  туда  -
сюда, взад вперед на своих рельсах, словно стая обезумевших  двухсоттонных
балетных танцоров. Мне подумалось, что один из мальчишек забрался сюда,  в
контрольную комнату и баловался с пультом управления. Что ты задумал?
     Это был весьма точно нацеленный вопрос, который до  сих  пор  Амальфи
даже не осмеливался задать себе. Даже сама мысль о  том,  чтобы  объяснить
Джейку насчет проекта по анализу передач, была равносильна  увиливанию  от
ответа на него. Не то чтобы Джейка это волновало,  но  и  для  внутреннего
состояния Амальфи подобный ответ представлялся  очевидным  тупиком.  И  он
произнес:
     - По настоящему - не знаю. У меня появилось желание  снова  побродить
по этому  месту.  Мне  не  нравится  видеть,  как  здесь  все  ржавеет.  Я
по-прежнему продолжаю считать, что все это еще может принести пользу.
     - Все это так, это так, - подтвердил Джейк. - Кроме того,  нет  нигде
других таких компьютеров,  подобных  Отцам  Города,  на  Новой  Земле,  да
пожалуй и где-либо  еще  в  Магеллановых  Облаках.  Я  довольно  частенько
обращаюсь к ним, когда попадается что-то сложное для работы. То  же  самое
делает и Шлосс, насколько мне известно. Помимо всего прочего, Отцам Города
известно огромное количество информации, которая никому здесь  практически
недоступна, и хотя они весьма стары, они по-прежнему достаточно  быстры  в
действии.
     - Я думаю, что тут есть и еще кое-что, большее, - произнес Амальфи. -
Город всегда был могущественным, да и  остался  таковым.  Главный  реактор
проработает еще как минимум миллион лет и некоторые  из  спиндиззи  должны
находиться в работоспособном состоянии. Правда, при условии, что мы найдем
что-то большое, для чего нам потребуется вся та  подъемная  сила,  которая
сконцентрирована у нас там внизу, в трюме.
     - А зачем это нам? - спросил астроном,  очевидно,  не  очень  в  этом
заинтересованный. - Все это уже в прошлом и с этим покончено.
     - Но так ли это в действительности? Я не могу не думать  о  том,  что
эта машина, такая по сложности и совершенности, как этот город, в принципе
не может когда-либо стать ненужной. И я имею ввиду не только  те  побочные
возможности, вроде как время от времени консультирования с Отцами  Города,
или подключения  к  реактору,  для  получения  части  его  полного  вывода
энергии. Этот город был предназначен для полета  и  клянусь  Господом,  он
по-прежнему должен летать.
     - А зачем?
     - Если сказать честно, то я не знаю. Быть может для  исследований,  а
может - для работы, той работы, к которой мы привыкли. Должны  же  быть  в
этом Облаке какие-то  задачи,  которые  по  плечу  не  менее,  чем  машине
подобных размеров - хотя совершенно очевидно, что мы еще не сталкивались с
подобной задачей. Быть  может,  стоило  бы  полетать  да  поискать  что-то
подобное.
     - Сомневаюсь я в этом, - ответил Джейк. - Так или иначе, но наш город
хорошенько был потрепан с того нашего маленького разногласия с ГМТ,  когда
они нас просто завалили своими ракетными бомбами - да и здесь, то, что его
постоянно заливало дождями, тоже не принесло дополнительной пользы.  Кроме
того, как мне помнится, этот старый спиндиззи, что на 23 улице,  взорвался
к чертям, когда мы  здесь  приземлились.  Я  думаю,  едва  ли  этот  город
пошевелится, если ты попытаешься его вновь поднять, хотя без сомнения,  он
весьма громко будет при этом стонать.
     - В любом случае, я и не предполагал поднять в воздух всю эту махину,
- возразил Амальфи. - Я достаточно хорошо понимаю, что это не  может  быть
сделано. Но этот город _с_в_е_р_х_с_л_о_ж_е_н_ для такого  поля  действия,
как это Облако. И есть еще  много  такого,  что  можно  было  бы  оставить
позади. Кроме того, у нас, как мне  кажется,  появились  бы  непреодолимые
трудности в том, чтобы наскрести что-то чуть большее, чем  остов  команды,
но если бы нам удалось восстановить хотя бы часть, мы все-таки  смогли  бы
снова поднять его...
     - Часть города? - спросил удивленно Джейк. - А как  ты  предполагаешь
разделить город, расположенный на гранитном основании? В особенно тот, что
создан изначально, как одно целое  на  этом  основании?  Ты  очень  быстро
обнаружишь,  что  большинство  движителей,  который   тебе   исключительно
необходимы, находятся в окраинных районах и не могут быть ни отрезаны,  ни
переведены ближе к центру. Так с самого начала был задуман и построен этот
город - как одно целое.
     И конечно же это была сущая правдой. Амальфи произнес:
     - Но предположим, это можно  сделать?  Какие  ощущения  при  этом  ты
испытывал бы сам, Джейк? Ты был Бродягой почти пять веков. А теперь,  хотя
бы чуть-чуть, разве ты не скучаешь по тому времени?
     - Ничуть, - отрывисто ответил астроном. -  Сказать  правду,  Амальфи,
мне это никогда не нравилось. Просто больше некуда было деться.  Я  думал,
что вы все просто посходили с ума, со всеми этими скитаниями  по  небесам,
вашими непрерывными стычками с  полицией  и  вашими  войнами,  и  потом  -
периодами голода  и  всем  остальным.  Но  вы  предоставили  мне  летающую
платформу, на которой я мог работать и взглянуть на звезды и их системы  с
достаточно близкого расстояния, и которых я никогда бы не смог так  хорошо
рассмотреть  в  любой,  технически  возможный  телескоп  на   какой-нибудь
планетной обсерватории, и кроме того, меня кормили. Но снова сделать  это,
теперь, когда у меня есть выбор? Конечно же нет! На самом деле,  я  пришел
сюда, чтобы  проделать  кое-какую  вычислительную  работу  по  этой  новой
звезде, проявившейся там в пространстве,  где-то  за  Малым  Облаком.  Она
ведет себя возмутительно  -  и  на  самом  деле,  для  меня  -  это  самая
хорошенькая теоретическая проблема, с которой я сталкивался  за  последнюю
пару столетий. Я бы хотел знать, когда ты закончишь свою возню с пультами.
Мне по настоящему нужны Отцы Города, когда они освободятся.
     - Я уже закончил, - сказал Амальфи, вставая с  кресла.  Словно  после
раздумья, он повернулся к пультам и стер инструктаж по  проблеме,  которую
он задавал, проблему, которая, как  он  теперь  хорошо  понимал,  являлась
несущественной.
     Он оставил Джейка удовлетворенно бормочущим себе что  под  нос,  пока
тот занимался проблемой своей новой звезды и без каких-либо намерений  или
определенного  направления,  направился  вниз,  в  центр  города,  пытаясь
припомнить его, когда это был  живой  и  трепещущий  организм.  Но  пустые
улицы, черные окна,  полная  неподвижность  самого  воздуха  под  голубыми
небесами Новой Земли, были словно оскорблением  для  него.  Даже  ощущение
тяготения под ногами казалось в этих знакомых местах мимолетным отрицанием
целей  и  ценностей,  которым  он  отдал  большую   часть   своей   жизни.
Самодовольное тяготение,  так  легко  поддерживаемое  исключительно  самой
массой планеты, без постоянного далекого шума  спиндиззи,  который  всегда
прежде - с поры его далекой, практически невспоминаемой юности -  указывал
на то, что гравитация была вещью,  созданной  человеком  и  поддерживаемой
человеком.
     Удрученный, Амальфи покинул улицы и направился в трюмы  города.  Там,
по крайней мере, его память о  городе,  как  о  живом  существе  не  будет
насмешкой для неестественно естественного дня. Но, в конце  концов  и  это
оказалось ничуть не лучше. Пустые хранилища для зерна и ряды холодильников
напомнили ему, что больше не существовало необходимости хранить  в  городе
припасы для путешествий, которые могли продлиться не меньше столетия между
посадками на планеты. Пустые  цистерны  для  сырой  нефти  гулко  и  пусто
звенели, но не при его прикосновении, а просто при звуке его шагов,  когда
он проходил мимо них. Пустые  спальни,  полные  этих  странных  призраков,
которые после себя оставляют люди не умершие, а просто ушедшие, перешедшие
к другому образу жизни.  Пустые  классы,  которые,  что  было  обычно  для
городов Бродяг, создавались маленькими,  словно  насмехались  над  памятью
того  множества  детей,  которых  Бродяги  теперь  производили  на   своей
собственной планете - Новой Земле, более не связанные необходимость учета,
сколько детей необходимо городу Бродяг  и  скольких  он  мог  с  комфортом
обеспечить. И в самом низу, на пороге основания, он столкнулся с последним
знаком и сигналом его приближающегося поражения: сплавленными массами двух
спиндиззи, разрушенными  настолько,  что  их  совершенно  невозможно  было
отремонтировать тогдашней посадкой  в  3944  году  на  Проклятой  Пустоши.
Конечно же, возможно построить и  установить  новые  спиндиззи,  а  старые
можно снять. Но весь этот  процесс  занял  бы  долгое  время.  И  не  было
доступных ремонтных доков, подходящих для подобной работы на Новой  Земле,
так как больше не существовало городов. Как и самого их духа.
     Тем не менее, в холодном мраке и унынии отсека спиндиззи Амальфи  все
же решил попытаться.


     - Но черт возьми, чего ты  предполагаешь  этим  добиться?  -  спросил
рассерженно Хэзлтон, по крайней мере раз в пятый. - Мне кажется, ты просто
сошел с ума.
     И все же, на Новой Земле не имелось никого другого, кто бы  осмелился
разговаривать с Амальфи с подобным безрассудством. Однако Марк Хэзлтон был
управляющим городом при Амальфи еще с 3301 года и очень хорошо знал своего
бывшего босса. Скрытный, с трудным  характером,  ленивый,  импульсивный  и
иногда опасный человек, Хэзлтон пережил многие свои  промахи,  за  который
Отцы Города иного другого управляющего могли бы просто расстрелять -  и  в
действительности, по их требованию, был расстрелян его предшественник -  и
ему удалось, кроме того, пережить свое,  частенько  ничем  неподкрепленное
мнение, что он мог читать мысли Амальфи.
     Со всей определенностью можно было утверждать,  что  не  существовало
другого экс-Бродяги на Новой Земле, который мог бы скорее понять  нынешнее
состояние Амальфи, но  в  этот  момент  Хэзлтон  не  показывал  достаточно
хорошую демонстрацию этого. Кроме того, он и  его  жена  Ди  -  девушка  с
планеты по имени Утопия, которая очутилась на борту города примерно  в  то
же время, когда там же оказался и доктор Шлосс при уничтожении  Герцогства
Горта - наверное позабыли,  что  традиция  Бродяг  запрещала  мэру  города
Бродяг жениться или заводить детей, и то, что Амальфи  занимал  пост  мэра
Нью-Йорка с 3089 года само по себе стало кондиционированием практически за
пределами изменения для подобного состояния ума. И в особенности,  ему  не
нравилось,  что  его  постоянно  окружали  дети  и  внуки  его  городского
управляющего, в особенности тогда, когда ему было исключительно необходимо
получить совет от кого-то, кто помнил традиции  достаточно  хорошо,  чтобы
понять, почему другой человек все еще их придерживается.
     Тем не менее, одной из способностей Марка, являлась та, что  в  своей
лучшей форме, он мог реагировать в большей степени, как симбиот, а не  как
по настоящему отдельное, живое существо. Когда дети  после  ужина  вежливо
покинули их, Амальфи понял, что это было сделано по приказу  Хэзлтона.  Он
также догадывался, что это сделано не потому, что Марк хотя  бы  чуть-чуть
подозревал о неудобствах, испытываемых  его  другом  в  присутствии  столь
многих плодов процесса ассимиляции. Скорее всего, дело просто в  том,  что
городской  управляющий  интуитивно  угадал  необходимость  для  Амальфи  в
конфиденциальной беседе и соответственно  организовал  подобный  разговор,
смешав общественное расписание Ди без всяких угрызений совести.
     Дети отнесли свое непонятно  раннее  удаление  в  виду  приближающего
время сна для внуков, хотя, как знал Амальфи, когда весь клан собирался на
ужин, они, по  традиции,  делали  из  этого  большое  шоу,  и  весь  вечер
оставались вместе в соседнем здании,  настоящем  муравейнике  спален,  где
Хэзлтоны взращивали свою  бесчисленную  семью.  Обитель  же  Хэзлтонов,  в
которой они сейчас находились, была по большей  своей  части  только  лишь
огромной общественной  комнатой,  в  которой  они  только  что  поужинали.
Теперь, когда ужин закончился, Амальфи едва сдерживался от  ерзания,  пока
вся процессия больших и маленьких Хэзлтонов не проявила  свою  вежливость.
Даже самые маленькие - и каждый из них - должны были произнести прощальную
речь великому  человеку,  таким  образом  представляя  свою  не  столь  уж
значительную персону.  Их  родители  давно  уже,  еще  с  их  собственного
детства, поняли, что постоянно занятый мистер Мэр не мог  беспокоить  себя
запоминаем того, кто кем являлся.
     Амальфи никогда бы в голову не пришло похвалить  сокрытие  детьми  их
разочарования того, что им приходиться столь рано уходить, поэтому он и не
понимал, что они разочарованы. Он просто слушал  их,  не  слыша.  Но  один
мальчишка среднего возраста  все  же  привлек  его  внимание,  в  основном
потому, что с того момента как он появился, Амальфи заметил,  что  ребенок
просто не отрывал глаз  от  почетного  гостя.  Это  его  смущало.  Амальфи
подозревал, что он либо забыл надеть  какую-то  необходимую  часть  одежды
либо убрать какие-то следы его подготовки  к  вечеру.  Когда  же  ребенок,
заставивший Амальфи потереть свой подбородок, пригладить брови  и  пальцем
поковырять в ушах, чтобы  убедиться  в  отсутствии  в  них  мыльной  пены,
заговорил, Амальфи обратил на это внимание.
     - Уэбстер Хэзлтон, сэр,  и  я  надеюсь  увидеть  вас  снова  по  делу
огромной важности, - произнес  мальчик.  Он  произнес  эту  фразу,  словно
репетировал ее многие недели, со звенящей убежденностью, которая почти что
побудила Амальфи назначить встречу там же и сейчас же.
     Вместо этого он пробурчал.
     - Уэбстер, э?
     - Да, сэр. Я был внесен в Большой Список на рождения,  когда  Уэбстер
попросился покинуть город.
     Амальфи ощутимо тряхнуло. Давно, несколько сот лет назад, Уэбстер был
инженером-ядерщиком,  который  выбрал  то,  чтобы  покинуть  город   перед
посадкой на Утопии в примерно 3600 году. Конечно же заняло много  времени,
чтобы заполнить все те провалы  в  городском  реестре  после  убийственной
попытки городов-бандитов предотвратить выполнение их контракта для планеты
Он и после  значительных  потерь  при  контакте  с  городом,  подверженным
эпидемии в джунглях Служителей. И  тогда,  сперва  рождалось  еще  слишком
много девочек. Уэбстер, тем не менее,  невообразимо  долгое  время  шел  к
своему появлению. По его внешнему  виду,  он  не  мог  быть  никак  старше
четырнадцати лет.
     Вклинилась Ди.
     - В действительности же, Джон, Уэб родился много времени спустя после
того, как был оставлен Большой  Список.  Но  ему  нравиться  иметь  своего
патрона-гражданина. Вот и все. Как в старые времена.
     Мальчишка коротко глянул своими чистыми коричневыми глазами на  Ди  и
затем, словно исключив ее из их мужской вселенной, произнес:
     - Спокойной ночи, сэр.
     Амальфи слегка сдержал себя. Никто не мог так просто не принимать  во
внимание Ди, даже Амальфи. Уж он  то  это  знал  хорошо.  Однажды  он  уже
пытался.
     Процессия продолжалась, и постепенно он снова потерял  к  ней  всякий
интерес, пока наконец не обнаружил, что находится наедине с Марком и Ди  -
если можно было так назвать комнату столь больших  размеров  и  в  которой
эхом   отдавалось   столь   много   сильных   личностей.   Аура   яростной
семейственности осталась позади домашнего очага Хэзлтонов, и встала  между
Амальфи и тем, что он пытался объяснить, так что его изложение проходило с
нежелательными запинаниями. И произошло это именно  тогда,  когда  Хэзлтон
спросил его, чего он этим хочет добиться.
     - Добиться? -  спросил  Амальфи.  -  Я  не  ожидаю,  что  чего-нибудь
добьюсь. Я просто опять бы хотел очутиться там, наверху, вот и все.
     -  Но  Джон,  -  заговорила  Ди.  -  Задумайся  хотя  бы  на  минуту.
Предположим, тебе удастся убедить несколько человек еще  из  тех,  прошлых
дней, отправиться с тобой. Но это все  больше  уже  не  имеет  смысла.  Ты
просто превратишься в некое  подобие  Летучего  Голландца,  плывущего  под
проклятием, направляющегося в никуда и ничего не делающего.
     - Может быть и так, - ответил Амальфи.  -  Но  эта  картина  меня  не
пугает, Ди. На самом деле, она даже  придает  мне  ощущение  что-то  вроде
вывер