Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
льшая "бранная" история: и на Таганке, и на Бронной. Теперь все
битвы прошлых лет кажутся глупыми: с кем боролись? против кого боролись? за
что боролись? Все перемешалось, перессорилось, перепуталось. А что осталось?
Лев Дуров, лучший артист лучших спектаклей Анатолия Эфроса, его сподвижник и
опора в Центральном детском театре, в Ленкоме и на Малой Бронной... Он
по-прежнему играет роли в кино и в театре и сохраняет форму, несмотря на все
беды и болезни. Об этом я пел ему в 1981 году, на сцене его театра, в
присутствии тысячи радостных лиц, избранных гостей пятидесятилетнего юбилея
Левы. Александр Ширвиндт вел этот чудо-вечер, а я со сцены спел Леве на
мотив песни Булата Окуджавы ("Моцарт на старенькой скрипке играет") 21
декабря, в день рождения тов. Сталина:
Дуров на старенькой сцене играет,
Дуров играет - а сцена поет!
Дуров рождения не выбирает:
Сталин родился, а Дуров - живет!
Леша Кузнецов в нашей семейной киноистории - лицо иностранное. Артист
Театра им. Евг. Вахтангова, он сыграл возлюбленного королевы Анны
Австрийской - лорда Бэкингема. Сыграл, с чисто вахтанговским блеском смакуя
свой образ и иронизируя по поводу идеализма Бэкингема. За весь период съемок
я виделся с ним, может быть, дважды, но его присутствие в фильме для меня
особо радостное. А.Кузнецов учился на том курсе, где Ю.П.Любимов поставил
"Доброго человека из Сезуана", чем покорил тогдашний театральный мир. Леша
играл Водоноса и был в этой роли клоуном-интеллектуалом. Позднее, уже на
Таганке, Водоноса играли и Алексей Эйбоженко, и Валерий Золотухин.
В семейной кинокомпании все хороши. В поздней экспедиции, на съемках "20
лет спустя", новые (и достойнейшие) братья и сестры поддержали репутацию
доброго семейства. Дима Харатьян. Анатолий Равикович. Алексей Петренко - он
один из тех редких мастеров, о котором без преувеличений можно сказать
"потрясающий" или даже "гениальный".
Остановлюсь на имени Светлана Яновская. Она только что окончила
художественный факультет Школы-студии при МХАТе, успела выпустить пару
спектаклей и фильм, и вдруг попала в адское пекло, каким оказался наш фильм
после превращения его из государственного в частно-коммерческий. Мы не
понимали и не смогли понять этой новой самодеятельности. Дорогая пленка
"Кодак" по государственным расценкам покупалась на "Мосфильме" и тут же
перепродавалась - по коммерческим - нашему фильму.
В глазах рябило от обилия странных лиц. Приходили и уходили спонсоры,
рэкетиры, спортсмены. В ушах гудело от звуков новой речи на темы маркетинга,
бартера и "ко-продакшен". В номерах отелей совещались и мудрили
администраторы и опекуны новой компании, перезванивались Москва с Одессой,
Таллин с Будапештом, а все вместе - с Берлином. В результате этих активных
процессов кто-то получал "иномарки", торговал трикотажем и продуктами
питания, одновременно распоряжаясь съемками и нуждами мушкетеров "20" и "30
лет спустя". Забегая вперед, скажу, что все кончилось для здоровья людей
благополучно и даже, кажется, до сегодняшнего дня никого не убили. Напротив,
под Таллином сложилась большая дружба с тюрьмой, ее начальством и лично
арестантами. Дело в том, что при начале экспедиции группу обокрали. Группа
недосчиталась как оружия, так и готового платья. Имеется в виду, например,
костюм Атоса. Дальше, по команде своего мушкетеролюбивого начальства
арестанты с удовольствием изготовляли исторически достоверные клинки,
кинжалы, шпаги и ножны. А с костюмами пришлось бы худо, например, пришлось
бы Атосу выступать, закутавшись в материю наподобие индийского сари, а может
быть, и просто в трикотажных изделиях щедрых спонсоров из Будапешта (что под
Берлином). Но так же, как в первом сериале была Таня, так же для съемок 1990
года Ангел Удачи подарил Хилькевичу и нам, актерам, Свету Яновскую.
Чуть старше двадцати лет, взятая на ответственную работу вместе с другими
коллегами, она оказалась единственной художницей по костюмам. Сама сочиняла,
рисовала эскизы, доставала, возила, кроила, примеряла. Так как костюмы,
сшитые в Москве, были украдены в Таллине, многое для героев и массовки она
делала сама прямо в гостинице. Ее помощницы заболевали или отлынивали, она
же к третьему месяцу экспедиции работала уже за десятерых. Однако, увидев ее
посреди этого ада, никто бы не подумал о муках творчества и жертвах
капитализма. В это же время все заработанные деньги, которые выдавали ей
нещедрой и дрожащей рукой владельцы трикотажа и иномарок, она тратила на
многочасовые переговоры с Америкой, куда в тяжелом состоянии был
транспортирован ее отец, оператор Александр Яновский, только что отснявший
фильм "Дамский портной".
В киносемье мушкетеров прибавилось молодых лиц. О двух одаренных
исполнителях роли де Бражелона я говорил выше. Подругу Д'Артаньяна в фильме
"20 лет спустя" играла прелестная Катя Стриженова. Ее фамилия - вернее,
фамилия ее мужа - дает повод к мушкетерско-лирическому отступлению.
ОТСТУПЛЕНИЕ
За семь лет до "Трех мушкетеров" в Москве, в Останкино, снимали
фильм-спектакль по роману А.Дюма-отца "20 лет спустя". Критика была дружно
возмущенной. Зрители писали восторженные письма. Добрейший телережиссер
А.Сергеев был влюблен и в книгу, и в актеров. Конечно, фильм получился
слабым: режиссер потакал любому капризу своих питомцев и приговаривал: "Вы -
моя слабость". Зато компанию он собрал редкостную...
Кардинал Ришелье - Владимир Зельдин.
Королева Анна - Татьяна Доронина.
Герцогиня де Шеврез - Руфина Нифонтова.
Ее сын виконт Де Бражелон - Игорь Старыгин.
В роли Атоса - блестящий романтический актер Олег Стриженов.
Портос - Роман Филиппов.
Д'Артаньяна играл Армен Джигарханян.
Арамисом тогда был "скромный автор этих строк".
Когда отсняли первую серию, помню, все в студии подошли к монитору: на
экране медленно, под музыку, ползли имена исполнителей. Сверху, с пульта,
прогремело: "Армен Борисович, в "Вечерней Москве" объявлен приказ.
Поздравляем, вы - народный артист республики!" В титры внесли изменения, и
снова поехали имена и звания: народный, заслуженный, народный... Один я -
просто артист. Олег Стриженов смеется: "Мы все как будто так себе, из
"народных театров", а "артист" один - Смехов". Я отшутился: "В нашем фильме
народных артистов как "Зельдин в бочке"!"
Съемки не запомнились никак. Запомнились перекуры на лестнице в
Телецентре. Разговоры о гибели Изольды Извицкой, партнерши Стриженова в
"Сорок первом", у Г.Чухрая.
"Работы Изольде не давали, за судьбой не следили, но начальники Госкино
таскали ее по заграничным гулянкам - вот она, наша "кинозвезда"! А характер
безвольный, погибла без работы..." - сокрушался Олег.
Врезался в память разговор о друге Стриженова Леониде Енгибарове. Я
передал от Леонида привет, поскольку накануне съемок "печальный клоун"
посетил Театр на Таганке, второй раз смотрел наш "Час пик", а после
спектакля, на сцене театра, для сотрудников, показал несколько своих
номеров. Любимов в "Часе пик" добился труднейшего в искусстве: мы работали в
жанре трагикомедии. А Енгибаров был гений этого жанра. Нас с ним связал один
отказ в одной роли и по одной и той же причине... Марк Розовский написал
славный сценарий про чудака-добряка "Синие зайцы". Мы с Енгибаровым порознь
"пробовались" для этой роли. И оба понравились. И обоих худсовет отверг - за
"нерусскую внешность". Енгибаров смеялся: "Если б я признался, что я совсем
не еврей, они бы мне мой нос простили!"
Для Стриженова (как, кстати, и для В.Высоцкого) Леонид Енгибаров был
больше, чем клоун. Он был Поэтом Цирка. И умер он через год, в тридцать семь
лет, как Пушкин, Хлебников, Маяковский, Рембо...
Вот кто мне запомнился на съемках - Армен Джигарханян. Все у него было
готово, все тщательно отработано дома, а на съемку являлся с лучезарной
улыбкой простака, ждущего указаний. И партнеров подкупал братской нежностью,
и режиссера предельно уважал, но только прозвучит: "Внимание! Съемка!" -
преображался в солдата-трудягу, помудревшего и помрачневшего Д'Артаньяна. И
все его широкие улыбки исчезали с лица, будто их и не было никогда.
МУШКЕТЕРЫ В ПРОКАТЕ
"Трех мушкетеров" не выпускали год из-за тяжбы авторов с постановщиком.
Но единственную копию фильма с успехом возили по Домам кино - в Киев, в
Одессу, в Ташкент. Я не мог там быть, но слышал от Хилькевича фантастические
речи об убитой наповал публике, о невероятных бурях оваций. Не очень верил,
но было приятно. В Московском Центральном Доме кинематографистов я был в
самом начале показа, потом уехал в театр. Наутро получил несколько хороших
отзывов, но запомнил больше всего звонок моего учителя по вахтанговской
школе Владимира Этуша: что работа его ученика похвальна и серьезна и что он
не заметил, как прошло четыре часа!
Мушкетеров попросили приехать на съемку очередной "Кинопанорамы". Мы были
веселы, проскакали на лошадях от башни до бюро пропусков в своих плащах и
костюмах. В передаче шутили и задевали друг друга (больше всего, по
традиции, доставалось Арамису). Я прочитал свое шуточное стихотворение,
написанное в Одессе, в конце съемок. На экране шутка вышла урезанной,
целомудренная цензура сократила сомнительную рифму к "галопу" и просьбу
насчет моей могильной ограды: в эпоху Брежнева о смерти нельзя было
говорить, народу полагалось верить в бессмертие вождей и прочих лиц.
Припомню стишок, ибо он по-своему отразил наше общее настроение.
К сему - комментарий.
О гороскопах: я родился в августе, под знаком Льва (по "европейскому
гороскопу"), снимались мы в год Лошади (по "азиатскому").
О Высоцком: рядом с нами снимался фильм "Место встречи изменить нельзя".
Голос Хилькевича действительно напоминает хрипловатый баритон Владимира.
Когда я исполнял этот стих в громкоговоритель, посреди киностудии, всем было
весело, в том числе и Высоцкому. Увы, время встречи вернуть нельзя.
Итак, цитирую:
В год Лошади Атос, родясь под Львом
(Под знаком Льва, по еврогороскопу),
Впервые сел на лошадь. Город Львов
При этом вел себя по-городскому:
Гремел - трамваями, бездельничал - людьми...
А рынок Галицкий ломился от черешен.
На мостовой - копыта! Львов, гляди:
Кино сымают! Случай интересен...
В год Лошади Атос, родясь под Львом
(Под знаком Льва, по еврогороскопу),
Пал с лошади! Свидетель - город Львов.
Упал с галопу, повредив родную... спину...
Летали каскадеры и дублеры,
Летали кони, взрывы, шпаги, пыль...
Летали самолетом мушкетеры.
На убыль сказка шла и наседала быль...
Летали Фрейндлих, Табаков и Дуров.
Боярский жил - в седле, раскован и рисков.
Являла Терехова перл кинокультуры,
Венчая Звездный Кино-Гороскоп!
Летели дни старательного лета.
Гремел вверху Высоцковидный хрип:
Знаток Дюмы, кина и пистолета,
Хилькевич Юра в "мушкетерство" влип!
Когда умру, то, Бога ради,
Мне надпишите на ограде:
"МУЖчина. КИньщик. И акТЕР".
А сокращенно: "МУЖ-КИ-ТЕР"!
Перед вечерней съемкой мне польстила Рита Терехова, попросив продиктовать
стишок: "Дай слова списать!"
Год спустя, в мае, на сцене Колонного зала в Москве праздновали День
радио. К нему присовокупили и телевидение, и по этому случаю артист Юра
Богатырев попросил меня придумать что-нибудь смешное про "Кинопанораму".
Накануне Юра вел передачу, где четверо мушкетеров встречались в студии с
чемпионами и чемпионками по фехтованию. Я исполнил Юрину просьбу, но перед
праздником заболел и дома, по радио, слушал собственное сочинение в
роскошном исполнении Ю.Богатырева, М.Боярского, Л.Гурченко и Н.Михалкова.
Ночью позвонил Юра (один из самых интеллигентных актеров, не говоря уж о
таланте художника) и благодарил и возмущался: руководство не разрешило со
сцены объявлять имя автора "капустника"!
Из этого капустника - фрагмент на мотивы песен из фильмов "Я шагаю по
Москве", "Карнавальная ночь" и "Три мушкетера":
Бывает так на свете хорошо,
в чем дело, сразу не поймешь.
А это просто ЧАС пришел:
берешь, включаешь, ждешь...
Сверкнет улыбкой круглое лицо -
ведущему* ура!
Мелькают кадры, за кольцом кольцо,
ведет себя ведущий молодцом
на кино-пано-ра...
И улыбка, без сомненья,
вдруг коснется ваших глаз,
и хорошее самомнение
развивается у нас!
Если вы с работы тянетесь устало
(дома - дел по горло и забот - гора),
вспомните, включите
Рязанова Эльдара -
Как рукой усталость снимет
Кино-пано-ра...
Пора-пора-порадуемся
на хороший фильм!
Спасибо, телевизор: просветил нас, простофиль!
По ки-по ки-по кинопанораме знает зритель,
кому он прокричит:
Мерси, "Мосфильм!"
- А если студия Горького?
- Мерси, дет-Горе-фильм!
- А если в Киеве?
- Мерси, Довже!
- А если в Грузии?
- ТбилисЕ, мерси!
- А если в Азербайджане?
(И все хором) - Мерси, Баку!
Тогда же, год спустя, я вылетал из Киева в Таллин, где в Молодежном
театре начинал работу как режиссер. Был конец лета. Сильные грозы задержали
в портах десятки рейсов. В залах ожидания тысячи людей сидели, сердитые, на
своих мешках и чемоданах. Провожавшие нас пытались навести справки.
Настроение падало. Выхода, казалось, нет, кроме возвращения к друзьям, за
стол... Я беспокоился за завтрашнюю первую репетицию. Друзья сказали: в
аэропорту точная информация - только в зале депутатов Верховного Совета.
Пробуем пройти - запрещено. Вдруг из окошка кассы нам машет женщина: "Вы -
Атос?" И все пошло как в сказке (спасибо т.т. Дюма и Хилькевичу). К нам
подскочил парень, он отвел нас в спецкоридор, нажал спецшифр на спецзамке, и
мы с Галей оказались во Дворце Особого Отношения. Здесь, отделенные каменной
стеной от шумного мира, просторно раскинулись залы с коврами, зеркалами и
люстрами. Милая дежурная у пульта с множеством телефонов (прямая связь с
Кремлем и всеми столицами СССР) призналась, что вчера смотрела первую серию,
а сегодня вот дежурство, и посмотреть вторую - не удастся. Нас напоили чаем
с "депутатскими" конфетами. Дежурная каждые десять минут давала информацию о
возможном полете в Таллин. Дальше - три сцены.
Сцена первая. В пустой зал входит единственный депутат. Его помощник
представляет нас друг другу. Маленький смуглый толстяк оказался министром
лесной и деревообрабатывающей промышленности Узбекской ССР. Он угощал нас
своим коньяком, а по телевизору уже пошла вторая серия. Мой авторитет
возрастал. Я хамски поинтересовался, где в Узбекистане набрали столько лесов
для его министерства. Он улыбнулся: "Но мы же вот смотрим кино и верим, что
у нас есть мушкетеры?"
Сцена вторая. Милая дежурная посовещалась с начальством, и на ночь нас с
Галей определили в шикарный номер, а на визитке стояло: "депутат А.Смехов" -
очевидно, мне заодно присвоили имя Атоса.
Я бросился было за вещами, меня любезно остановили: "Не беспокойтесь,
ваши вещи - наша забота. Отдыхайте, при первой же возможности вам позвонят и
на машине подвезут к трапу". Как хорошо быть депутатом! И мы уснули, а в три
утра нас разбудили: "Машина ждет, у вас есть двадцать минут, в Таллин уже
позвонили, товарищи из Министерства культуры вас встречают".
Сцена третья. Самозванных депутатов подвезли к трапу. Поодаль толпились
пассажиры. Измученные бесконечным ожиданием, с измятыми лицами и красными
глазами, провожали они недобрыми взглядами двух странных депутатов:
простенько одетых, без галстуков и габардинов, а в руках - два рюкзака.
Провожающий усадил нас в пустой салон, удивился, что мы не в первом классе,
и удалился, а "простой народ" повалил по билетам. За время полета мы успели
позабыть о своем "депутатстве". Однако в аэропорту Таллина нам напомнили:
попросили пассажиров не вставать со своих мест, разглядели нашу парочку и
вывели первыми на сушу. Там усадили в автомобиль - без украинской
любезности, по-эстонски сухо. Довезли, указали на общий зал с пассажирами, и
мы влились в родную стихию.
Два года спустя после премьеры фильма я стал постоянным получателем
писем. Поскольку в "киномоду" я вошел в возрасте сорока лет, головокружение
мне не грозило. Два правила усвоил благодаря Вл. Высоцкому: читать каждое
письмо и никогда не отвечать. Читать, ибо человек потратил на тебя эмоцию и
часть своей души. Не отвечать, ибо в нашей больной стране почти не бывает
цивилизованного уровня самооценки. Человек спрашивает: "Как Вы дошли до роли
Атоса? Почему не Портос или Арамис? С Вашей классной внешностью
гармонируется скорее Арамис"; или пишет: "Умоляю, ответьте мне"; или:
"Пришлите, пожалуйста, автограф". Любой ответ может вызвать агрессивную
реакцию адресата. У меня все-таки было два-три случая, от которых опытный
Владимир предостерегал. В ответ на мой вежливо благодарный автограф
немедленно пришла просьба ответить подробней на вопросы о семье и жизни.
Затем прошел месяц ожидания моего письма, а дальше - пулеметная очередь все
более "обвинительных" посланий: "Я думала, вы благородный, как Атос, а вы -
как все..." - это самая скромная из обид.
Письма приходили и из так называемых братских стран. Например, помню
приветствие девочки Снежаны из Софии:
Ты лети, лети письмо
Прямо к Веня в окно.
Если Веня будет спать,
Разбуди ее читать.
И дальше в таком же духе - про любовь к Атосу. А внизу подпись: Снежана
такая-то, 10 лет.
Или стихи из другого письма:
Я вас люблю и день, и ночь
и снова ночь и день.
Но я ни разу не коснусь,
Тебя, мой милый Вень!
Было письмо из пионерского отряда имени Атоса: "Пришлите себя цветного,
черно-белый вы у нас уже есть". Детские письма с фотографиями девочек или
мальчиков в усах и при шпагах вспоминаются приятно. Через двадцать лет
где-нибудь в Бостоне, Питере или Берлине после моего концерта может подойти
солидная дама и сообщить: "А я не только воспитана на вашем фильме, но даже
играла Атоса на школьном вечере и посылала вам свою фотографию".
И я спрошу: "Вы обижаетесь, что я тогда не ответил?"
В ответ обязательно: "Что вы! Все правильно! Как можно реагировать на
детские завихрения!"
Три года спустя нас с М.Боярским пригласили выступить на вечере подобных
"завихрений". Под Ленинградом, в Зеленогорске, во Дворце спорта трудились
отряды юных "мушкетеров" и "гвардейцев", при полной амуниции, при шпагах,
плащах и шляпах. Мы чуть-чуть рассказали о съемках, а потом каждый читал или
пел, по отдельности.
Семь лет спустя. У меня концерты в Молдавии. В Дубоссарах на заборе близ
Дома культуры с любопытством узнал о себе следующее: "Народный Атос
республики Вениамин Смехов выступает с рассказами и с песнями из фильмов".
Ни песен, ни слов о кино я им в благодарность не произнес, но подивился
магической силе рекламы - народу собралось "выше крыши".
Десять лет спустя, в Париже. Недалеко от площади Nation, в гостях у
близких друзей, Володи и Франсуаз. Выходим из дому и видим надпись на
соседнем доме: "Д'Артаньян".
Володя говорит: "Это к твоему приезду, всего неделю назад открылся
ресторанчик".
Факт не заслуживает особого внимания, поскольку для Парижа имя гасконца
вполне привычное. Даже то не заслуживает внимания, что клиенты ресторана
принадлежат к "сексуальным меньшинствам". Но интересное открылось чуть
позже.
Спустя еще лет пять д