ситуацию с расстояния. Высоцкий - не просто артист. Если бы  он  был  просто
артист - я бы не стал тратить столько нервов и  сил...  Это  особые  люди  -
поэты. Мы сделали все,  чтобы  риск  уменьшить.  И  врачи  здесь,  и  Марина
прилетела... Вот наш Стас Брытков, он могучий мужик, я его одел в  такой  же
свитер, он как бы из стражи  короля...  и  если  что,  не  дай  Бог...  Стас
появляется, берет принца на руки и быстро уносит со сцены, а  король  должен
скомандовать, и ты, Вениамин, выйдешь и в гневе сымпровизируешь... в размере
Шекспира: "Опять ты, принц, валяешь дурака? А ну-ка, стража! Забрать его!" и
так далее... ну ты сам по ходу сообразишь... И всех прошу быть  как  никогда
внимательными... Надо, братцы, уметь  беречь  друг  друга...  Ну,  идите  на
сцену... С Богом, дорогие мои..."
   Начал  сурово,  закончил   мягко.   Кстати,   ни   один   не   усмехнулся
фантастическому  заказу  Юрия  Петровича:  чтобы  я   "сымпровизировал"   за
Шекспира... Когда все было  позади,  Любимов  сообщил  "господам  артистам":
"Такого "Гамлета" я ни разу не видел! Это была прекрасная работа! Так точно,
так глубоко Володя  никогда...  да  близко  рядом  я  не  поставлю  ни  один
спектакль!"

   ...Пятнадцатилетним юбилеем в 1979 году Любимов интересовался больше, чем
всеми предыдущими праздниками: "Вениамин, ты собираешься в апреле устраивать
капустник?" - несколько раз торопил меня вопросами. Предлагал  свою  помощь,
готов был оказать давление на любого  из  звезд,  кто  понадобится  мне  для
шуточного спектакля.  И  когда  я  спросил:  "Юрий  Петрович,  откуда  такое
внимание к этой некруглой дате?" - он ответил: "Кто знает, возможно, круглее
не  будет".  Судьбе  было  угодно  подарить  нам  и   двадцатипятилетие,   и
тридцатилетие - и все же  пятнадцатилетие  надо  признать  особой  чертой  в
биографии любимовской школы.
   "Дом  на  набережной"  и   "Борис   Годунов"   -   последние   в   списке
спектаклей-событий. Дальше надо говорить об эстафете влияний и  о  том,  как
вдохновила эстетика Театра  на  Таганке  режиссеров  последующих  поколений:
П.Фоменко, М.Захарова, Р.Стуруа, А.Васильева, Л.Додина.
   Последний аргумент, объясняющий любимовское "упрямство" видеть свое  дело
в черном свете, - вечер памяти Высоцкого. Сегодня уже невозможно поверить  в
мучения, выпавшие на долю этого спектакля.  Те  самые  стихи  и  песни,  что
теперь звучат по радио и телевидению, изданы и переизданы в книгах, газетах,
журналах, - собрание лучших сочинений поэта и актера составляли плоть нашего
вечера 1981 го-да. Его показали расширенному художественному совету.  В  его
защиту собирались подписи знаменитых современников. Казалось, сочувствием  к
певцу и его творчеству охвачены все люди страны, у  которых  есть  память  и
душа. Спектакль запретили. Для того чтобы показывать его в  дни  рождения  и
памяти поэта - в январе и в июле узкому кругу родных и близких,  требовались
величайшие усилия Любимова. В виде особой милости за три года четырежды  нам
позволили сыграть "Владимира Высоцкого". После третьего показа (и очередного
отказа), собравшись на обсуждение спектакля, мы занесли в протокол следующее
коллективное признание: все сотрудники театра, прежде всего актеры,  полагая
для себя делом чести сохранить в репертуаре спектакль  "Владимир  Высоцкий",
не видят возможным дальнейшую  жизнь  "Таганки",  если  спектакль  не  будет
разрешен к исполнению.
   Спектакль был снова запрещен. Вопрос нашей чести повис в  воздухе.  Перед
отъездом на постановку в Англию, в 1983 году, Любимов заручился в инстанциях
обещанием исправить беспрецедентное  положение.  Находясь  за  границей,  он
несколько раз напоминал о необходимости включения в репертуар и  "Годунова",
и "Владимира Высоцкого" как выполнение  обещания  и  свидетельство  реальной
заботы о жизни театра. Особые (и особо наивные) надежды Любимов возлагал  на
милость генсека Ю.Андропова: когда-то наш  режиссер  отговорил  юного  Игоря
Андропова идти в актеры, за что папаша был благодарен своему тезке...
   В декабре 1983 года соединилось в одной  точке  множество  исключительных
обстоятельств.  Тяжелая  болезнь  Любимова.  Лечение  в   клинике   Лондона.
Ухудшение отношения Запада к Советскому Союзу после  инцидента  с  корейским
самолетом. Конфликты по ходу постановки в Лондоне. Оскорбительная выходка  в
адрес Любимова  со  стороны  сотрудника  посольства  Филатова,  впоследствии
наказанного. На критическую массу тягостных  совпадений  Любимов  реагировал
по-своему. Было бы в Москве расположение, было бы желание предотвратить  то,
что грозило совершиться - одного слова "сверху" хватило бы. Но что гадать  -
если бы да кабы. Идеологи ЦК и КГБ оказались крупными  драматургами:  "Одним
ударом - две судьбы".
   Юрий Любимов и Анатолий Эфрос -  два  безусловных  Мастера.  У  обоих  за
спиной международная слава новаторов. Две разные  школы,  две  разные  ветки
одного ствола - российского  театра.  Когда-то  Любимов  посчитал  полезным,
чтобы таганковские актеры поработали  с  его  другом.  Не  для  вавилонского
смешения театральных пристрастий, а с целью приобщиться к тому сильному, чем
обладает чужая школа. В 1975 году А.В.Эфрос поставил на "Таганке"  "Вишневый
сад".   Мнения   резко   разделились.   Подавляющее    большинство    труппы
приветствовало  спектакль,  но  Любимов  и  Эфрос  разорвали   между   собой
отношения.

   Из дневника 1975 года (скоропись, спешка в работе).
   Впервые - большая роль в кино, по Джеку Лондону,  "Смок  и  Малыш".  Живу
между небом и Вильнюсом, небом и Москвой,  небом  и  Кольским  полуостровом.
Вожу с собой Чехова - готовлюсь к роли Гаева, но, увы, на расстоянии...
   24 февраля.  Утро.  11  ч.  -  Эфрос.  Вишневый  дым.  Ведомственный  ряд
ассоциаций - о Москвине, о МХАТе, о Чехове... Гаев мой  -  тю-тю.  "Анатолий
Васильч, извините". -  "Нет,  что  ты,  я  знаю,  ты  уезжаешь,  но  я  жду.
Неизвестно, когда я выпущу". Мерси. Я буду мечтать.
   8 мая.  Вечер  -  Малая  Бронная...  "Женитьба".  Эфрос  дал  Гоголя  вне
Островских ассоциаций - блаженным абсурдом общества воинствующих  обормотов.
Занозисто  пронзителен  Жевакин  -  Лева  Дуров,  маслянисто  страшноват   и
безоблачно хорош  Яичница  -  Броневой,  постепенно  хорош  и  Подколесин  -
туготрудный Коля Волков, однако весь массив вспышки к Агафье и твердая вера,
что теперь уже  никак  нельзя  спешить  со  свадьбой,  что  надо  -  любить,
узнать... и это хорошо отыграно и  Ольгой  Яковлевой  (перекресток  абсурда,
идиотизма,  страсти  -  и  острой  печальной  нежности)...  А  тут  циник  с
Калининского проспекта, Бог весть как  залетевший  в  гоголи  -  Кочкарев  -
Козаков Миша - тянет под венцы да за банкет... Слезы у Агафьи... стол у Иван
Кузьмича...  Потом  уголок  секса  рукикосновенчества...   словом,   палитра
Эфроса... задумчивый  отбор  в  пользу  одиночества  на  земле...  Уехали  с
Козаковым домой к Регине. Там - ночь за вкусным  столом,  где  Орли-судак  и
Олег Даль, Игорь Эйхенбаум - герой "Normandii Neman" и орехи, его племяшка -
жена Даля, ее мама, ананас и общие беседы. За евреев, за арабов, за русских,
за Булата, за Бродского... И я одинешенек пью вторую водку.  Вышли,  усадили
Далей с Эйхами.... Все взаимно - милы, но Миша... штучка с ручкой,  конечно.
Кваша в сравнении - голова, хотя  они  оба  -  не  Высоцкий,  да  и  тот  не
Тендряков, как и сей последний - не  Некрасов,  о  котором  кратко  скажу  -
голова, хоть и не Булат.
   24 мая. Прилетел. Прогон "Кузькина". В зале  -  Лелик  Табаков,  Белла  и
Мессерер, Максакова, Броневой, Эфрос, кинорежиссеры Назаров, Наумов. Элита -
и я с ней - хвалит  "Женитьбу".  Эфрос:  "Ну,  Веня,  хорошо  снимашься?"  -
"Плохо, А.В., не нравится кино". - "Да,  литовцы  злые  и  коварные,  очень!
Лучше прилетай репетировать".
   11 июня. Утро - "Вишневый сад"  на  "Таганке".  Эфрос  в  зале.  Демидова
молодец, но в 1-м акте забегалась и недоиграла, Шопен* - Лопахин  не  вполне
нашелся, играет, впрочем, неплохо,  Сидоренко  -  Дуняша  отлично,  Епихо  -
Рамзес** - молодцом, Гаев - Штернберг мил, Яша  -  Шуляковский  натурален  и
пошл. Шарлотта - Полицеймако сгущена поначалу, но заиграет безусловно,  Фирс
- Ронинсон уж слишком.... ну фиг с  ним.  Погода  сплетена,  декораций  нет,
теперь пора всем заполнить нутрями. Люблю Эфроса. Вчуже?  Не  знаю.  Марьяна
Строева - гуторит, агитирует.  Эфрос  -  10  мин.  подарил.  "Нет,  не  надо
характерности, а Смехов - как есть, такой добрый и беззащитный,  всем  хочет
лучше! "Меня мужик любит" - и никчемный... Вот и я такой же... Ну... нет, не
Завадский, а - Пастернак. Смоктуновскому ничего не  стоит  сыграть.  Я  тебя
повожу по роли, нужно не много... учи текст".
   18 июня. Театр. Прогоны Вишневого Эфросада. Мается добрый Витя Штернберг.
Не деликатесы эти Демидовы, не греют парня душевностью, а у него (и у меня?)
нет ответного самовлюбия. Отсель - тоска: "Вень, когда ты в Гаева войдешь?"
   28 июня. "Вишневый сад". Худсовет. Славина крыла Демидову. Корили  скуку.
Я - за Высоцкого и Шаповалова в Лопахине, за расшифровку чеховского  письма.
За 2-й акт и желанную напряженку. Золотухин, Сидоренко, Джабрик  -  отлично.
Эфрос трижды рвал страсти - на Любимова  ("молчи,  Юра,  не  веди  себя  как
начальник!") и рыкнул на Глаголина (тот что-то пузыри пускал, что  не  любит
слова  "гениальный  художник"...).  Эфрос:  "Я  делаю  не  классиков  и   не
исторический материал,  а  про  жизнь  вообще.  Долго  не  мог  найти  среду
понимания. Мне все равно, поняли или нет... Демидова мне нравится. У меня  в
театре за 18 лет совместной работы только двое могут все..." Ю.П. реверансно
учил Анатолия четким акцентам. Но, в общем, все же молодец и -  два  близких
таланта. А.Эфрос очень красив и блестящ, но... рододендрон для  меня,  любит
быть непонятным. Однако Гаева поиграть чешется...
   5 июля. С Таней Жуковой - информация - вчера шло дикое собрание, и  какой
талантливый, но чужой Эфрос (только хвалит, мы все в  невесомости,  и  четко
граничит главных от "сошек") и как вообще все нехорошо. Любимов -  сухой  со
мной. Высоцкий обижен, что я не еду на концерты в Донецк 15-20 июля... Все -
как посторонние. Странно.
   5  ноября.  "Вишневый  сад".  Премьера.  Публика  без  бублика:  Арбузов,
Аксенов, Гаевский, Рыбаков, Влади, Максакова,  Сперантова...  Мои  мам-папы.
То-се. Беньяш, Наташа Крымова, Паперный с хором:  "Веня,  вы  должны  играть
Гаева". Однако участь "Сада" incognito: Эфрос в обиде. Успех. Сыграно -  ах!
Высоцкий (серьезно занят Лопахиным, не собой) и -  очень  здорово!  -  Эфрос
топчется за кулисой,  слушая  свое  дитя.  "Кто  смотрит?"  Я  называю.  Он:
"Арбузов?! Он же считает, что я не понимаю Чехова".
   1  февраля  1976  года.  Иду  на  "Послушайте!"  Истошничаем.  И   звучит
Плехановка, и все, как надо, как было. Эх, Любимов, Любимов - ничаво  ты  не
придумаешь нового, кроме хорошо и честно сохраняемого старого.
   От Демидовой, по "секрету": "Веня, репетируй Гаева! Эфрос говорит - я его
люблю, только удивила его речь на худсовете... Я ему тоже сказала -  Анатоль
Васильч, он же, Веня, не знал про отношения,  он  приезжал  со  съемок...  А
теперь Володя в марте едет в Париж, и будут репетиции с Гафтом, только этого
никто не должен знать, чтобы не поранить Володю..." Я не понял, что за  раны
для актера, но за такие перспекты порадовался: что Вова - в Париже, что Валя
- на Таганке.

   Категорическое отрицание Любимовым антипатичного ему создания не помешало
"Вишневому саду" занять свое место в репертуаре  до  1980  года,  до  смерти
Высоцкого, единственного исполнителя роли Лопахина.  (Позднее  Эфрос,  новый
главный режиссер "Таганки", возобновит свой спектакль с другим актером.)
   В мире или в ссоре, Эфрос и Любимов -  оба  в  списке  лучших  режиссеров
России. По счету искусства  автору  "Таганки"  музыка,  исполненная  на  его
инструменте, резала ухо. Но оставил Ю.П. "Вишневый сад"  в  репертуаре.  Что
касается истины в вопросах вкуса - вот вам две точки зрения:
   Первая: режиссура Эфроса - чудо сценической  полифонии,  где  под  тканью
словесного покрова необъяснимо пробивается  потаенная  драма  героев,  берет
дрожь за этих людей... Хотя в чем, собственно, дело? Текст пьесы говорит  об
известном  -  но  откуда  тревога?  Какие  воздушные  нити,  волшебное  поле
магнетизма   человеческого    общения!..    Работы    Эфроса    полны    той
одухотворенности,  которая   в   спектаклях   "Таганки"   если   изредка   и
присутствует, то не по желанию постановщика.
   Вторая: режиссура Ю.Любимова раскрывает через пьесу не только людей и  их
проблемы, она дает всякий раз картину  мира.  В  его  театральных  симфониях
темы, сплетенные воедино:  проблемы  человека,  проблемы  страны  и  история
человечества. В этой объемной картине есть место и для сухого  репортажа,  и
для мощного  хора  страстей,  и  для  детальной  обрисовки  эпизода,  и  для
элегантных кружевных сценических изделий...
   Уверенные в первом тезисе не приемлют второго,  и  наоборот.  Итак,  отец
таганковского семейства убедился в том, что соединение двух театральных школ
- неприемлемо. Это было в 1975 году.
   Но разве история искусства могла интересовать начальников  1983  года,  в
приказном порядке лишивших театр одного хозяина и назначивших другого?
   В данном случае судьба припасла беду, к  которой  мы  не  были  готовы...
Любимов остается за границей, Эфрос соглашается взять его театр...  Это  как
если бы Таиров перешел  на  место  изгнанного  Мейерхольда  в  1938  году...
Предложить (повелеть?) Мастеру войти отчимом в теплый дом,  не  поговорив  с
детьми и при живом отце... Вот что такое приказ о новом главном режиссере  в
марте 1984 года.
   Нас вызывали, требовали забыть того, кто нас сделал  актерами  "Таганки",
угрожали политикой, если  мы  плохо  примем  нового  хозяина.  В  доме,  где
двадцать лет жили в атмосфере гласности и демократии, в каком-то  судорожном
раже наводился новый порядок. Нам внушали, что  мы  "сами  по  себе  большие
артисты", что Любимов - враг, что он  нас  и  страну  предал,  что  Эфрос  -
спаситель, что с ним "Таганка" обретет новую жизнь... и будет много  званий,
заграничных гастролей, квартир, заодно и ролей, и прочих атрибутов славы...
   Вернемся на два месяца назад.
   Январь 1984 года. Театр  обратился  в  Политбюро  с  просьбами  разрешить
"Годунова", сыграть  25-го,  в  день  рождения  поэта,  спектакль  "Владимир
Высоцкий", вернуть  Любимова.  По  телефону  сообщили  в  ответ:  "Работайте
спокойно. Прекратите волнения".
   Февраль. Множество попыток добиться правды  об  Эфросе  -  Москва  гудела
слухами о его тайном назначении и  тайном  же  согласии.  Коллеги  Эфроса  -
Товстоногов, Ефремов, Ульянов - настойчиво отговаривали от этого  ошибочного
шага. Артистам своего Театра на Бронной Анатолий Васильевич ответил - ничего
не знаю, чепуха.  Алле  Демидовой,  Сергею  Юрскому  -  всем,  кто  пробовал
напрямую узнать, - тот же ответ. После этого театр  пишет  письмо  министру:
просим  назначить  нашего  товарища,  кинорежиссера   Н.Губенко,   временным
руководителем художественного  совета  и  всей  "Таганки".  Устно  отвечено:
кандидатура хорошая, работайте спокойно.
   Начало марта. Приказ  об  увольнении  Любимова.  Затем  -  исключение  из
партии. Срочный вызов  ведущей  группы  артистов  в  Управление:  обеспечьте
спокойствие для дальнейшей жизни театра.
   19 марта на спектакле "Товарищ, верь!.." (накануне ввода нового главрежа)
- сама собой произошла церемония  прощания  с  прошлым.  После  грандиозного
успеха пушкинского вечера - объятия и рыдания за кулисами...
   20 марта, в 11 часов - собрание труппы. Для обеспечения спокойствия,  для
пресечения поступков, которые могут испортить жизнь театру и Юрию  Петровичу
(в соответствии с намеками начальства), мы собрались на час раньше.  Логикой
и авторитетом  ведущая  группа  убедила  взбудораженное  семейство:  никаких
реакций, никаких истерик, мы обязаны сберечь самое дорогое - наш  репертуар.
Только дисциплиной можно  достичь  доверие  властей,  и  тогда  нам  помогут
вернуть Ю.П. ...
   12 часов дня. Все в сборе. Начальство зачитывает приказ. Директор  театра
предоставляет слово Эфросу. Умно и обаятельно  последний  сообщил,  что  его
цель - сохранить все, что он более всего любит и ценит: дух и творения  Юрия
Петровича. Но вот, мол, так все  случилось,  уверен,  что  мы  будем  хорошо
вместе работать. Будут новые спектакли - другие, чем были у вас,  и  другие,
чем были у меня. Директор спросил: нет ли вопросов, тогда собрание считаю...
Не успел. Один за другим выступили несколько человек. Говорили, что  сегодня
- похороны театра. Спрашивали у Эфроса, как он мог прийти, ни с кем  из  нас
не посоветовавшись. Напоминали ему, что в час его испытаний, пятнадцать  лет
назад, за него пошли бороться товарищи, а первым среди  них  был  Любимов...
(Это когда Эфроса снимали с главрежей Театра  имени  Ленинского  комсомола.)
Эфрос на все вопросы отвечал мягко, печально и  одинаково:  я  вас  понимаю,
ничего не поделаешь, но поверьте мне, пройдет время, и вы увидите,  что  все
сделано правильно... Я тоже выступил и тоже получил ответ: "Ты прав, Веня, я
должен был, наверное, поговорить с теми, кого хорошо знаю - с  Боровским,  с
Демидовой, с тобой...  Я  должен  был,  но...  я  другой  человек.  Я  люблю
работать..."
   ...В апреле 1984 года Театру на Таганке исполнялось двадцать лет. Способы
отметить день рождения в родном доме сменялись по следующей схеме:
   Способ первый. Днем 23-го - прием гостей, речи, встречи, юмор  и  серьез.
Вечером - "Добрый человек из Сезуана", публика  -  друзья  театра.  Ночью  -
праздничное представление и чаепитие в кругу близких.
   Второй. Убранство  -  поскромнее.  Прием  отменить.  Спектакль  оставить.
Публику фильтровать. По окончании - разойтись.
   Третий. Только спектакль - и с обычной публикой, гостей не надо.
   И последний. 23 апреля в Театре  на  Таганке  объявлен  "выходной  день".
Охрану усилить, в театр никого не пускать...
   Приехавшие  с  разных  концов  страны   театралы-почитатели   без   конца
фотографировали унылый служебный вход, объявление о выходном дне и... могилу
Высоцкого на Ваганькове.
   А что артисты? Каждый отметил по-своему, но все - под страхом  наблюдения
со стороны.
   Тринадцать человек были приглашены на вечер в ресторан Дома  литераторов,
где мы объяснились в любви к хозяину стола  Б.Окуджаве,  он  -  к  нам,  все
вместе - к "Таганке", обменялись сувенирами и уехали в дом к Жанне Болотовой
и Николаю Губенко. И снова звучали здравицы в честь нашего  двадцатилетия  и
шестидесятилетия Булата Окуджавы. С нами еще и Б.Ахмадулина, и Б.Мессерер  -
свои. Чужие тоже сопровождали нас весь день - за соседним столиком ресторана
ЦДЛ, и во дворе дома Н.Губенко, и по всему пути нашего "преследования".
   В 9 утра мы с женой выехали из дома. За нами - "Жигули" с антеннами. Галя
ведет наблюдение: куда мы - туда они. На Шаболовке после телесъемки вышли  с
актерами  из  проходной.  "Хотите,  машину  с  кэгэбэшниками  покажу?  Номер
такой-то?" И только я выехал со стоянки телестудии, из-за угла - они! Актеры
глянули на номер и убедились: они самые. И так  -  весь  день,  до  5  утра.
Приехали  домой,  Галя  выглянула  в  окно,  и,  как  в   дешевом   сериале,
"разведчики" подъехали к нашей машине, скользнули лучом  фонаря  и  исчезли.
Никому не пожелаю этого чувства - любить свой дом под  неприкрытым  надзором
агентов КГБ.
   ...Родина - не абстрактное понятие. Для нас родина - наше  дело.  Актеров
не смогли заставить отречься от Любимова: у нас  на  памяти  были  отречения
учеников от Мейерхольда. А через тридцать лет эти  ученики  писали  мемуары,
выступали со словами любви к Мастеру. Мы хотели спать с  чистой  совестью  -
кто упрекнет  нас  в  этом?  Но  мы  люди  искусства,  и  политическая  игра
постепенно запутала многих из нас. До сих  пор  в