ружие, наркотики, фальшивые деньги. Все более или менее значительные
преступники выловлены, бандитские группировки исчезли, маньяков изымают  еще
на стадии поиска жертвы,  а  преступления  остались  только  такие,  которые
трудно предусмотреть и пока невозможно предотвратить, муж с женой  поругался
и ткнул ножом, два собутыльника не разделили последний стакан...
   ...Но и с этим уже есть прогресс: составлены группы наиболее  склонных  к
неадекватным действиям, их стараются не допускать как к важным объектам, так
и к важным лицам. В настоящее  время  преступление  можно  совершить  только
голыми  руками  или  теми  средствами,  что  отыщутся  на   месте,   а   эти
рассматривают  меня  через  оптические  прицелы,  один  преспокойно  швыряет
взрывчатку под  джип...  Да  джип  взорван,  несколько  машин  сгорело...  к
счастью, я в состоянии платить за место в  охраняемом  шестиэтажном  гараже,
моей ?бээмвэшке? такие случайности не грозят. Но все-таки эти совершили, как
говорят в газетах, теракт не для того, чтобы кого-то  убить,  а  просто  для
демонстрации... Не думаю, что  на  меня  в  самых  разных  организациях  нет
увесистого файла с подробнейшими  данными.  Интернет  позволяет  осуществить
абсолютнейший  контроль  над   всеми   людьми,   полнейшую   слежку,   этому
противопоставить нечего.
   Вовсе  не  обязательно  ставить  везде  телекамеры,   достаточно   просто
автоматизированной  системы  учета,  Интернет-услуг,   Интернет-шопинга.   К
примеру, приехал какой-то хмырь на курорт в Сочи, пару недель ходил купаться
и загорать, завтракал и обедал, мылся  в  ванной  или  под  душем,  сидел  в
туалете, и все это время компы  бесстрастно  отмечают  самое,  казалось  бы,
невиннейшее: что предпочитает на сладкое,  что  на  крепкое,  сколько  минут
занимает кабинку в туалете, храпит  ли,  пьет  ли  газировку,  каким  стилем
плавает, ест ли рыбу... И вот, к примеру, этот гад украл миллион и  скрылся,
сделал себе не только фальшивый паспорт, но и пластическую операцию морды  и
всего тела. Фигушки, этого было достаточно в двадцатом веке.
   Но не в нашем, двадцать первом. Форму носа изменить легче, чем  привычки.
Если ты в Сочи заказывал рыбу без соуса, то и в Майами закажешь. А комп  все
фиксирует.  Если  раньше  по  Интерполу  отправляли  всего  лишь  портрет  и
отпечатки пальцев, то сейчас еще двенадцать тысяч примет, которые ты  и  сам
не замечаешь за собой. А комп замечает все. Он сравнивает всех  и  всюду.  И
едва хоть одна деталь совпадет, он получает сигнал, проверить  тебя  еще  по
ста тысячам дополнительных признаков. И вот очень скоро перед  твоей  дверью
появляются агенты Интерпола... Но это, конечно, меня  не  касается.  Вернее,
это я приветствую, ибо преступность снизилась  до  долей  процента.  Всякий,
совершая преступление, знает точно, что  рано  или  поздно  его  поймают.  И
скорее  рано,  чем  поздно.   Хуже   другой   аспект   тотальной   слежки...
Прогнозирование!
   Да, на таком богатом собранном материале можно не только легко вычислять,
кто куда спрятался, но и довольно  точно  прогнозировать  развитие  событий,
предсказывать, когда тот  или  иной  человек  совершит  преступление  против
собственности или против... государства.
   То есть против правящей системы.
   Для тоталитарных  режимов  настал  самый  благоприятный  период  во  всей
истории человечества! Недовольных можно выявлять заранее. Задолго  до  того,
как они что-то совершат, выступят, натворят, привлекут внимание.
   Лидеров оппозиционных партий можно  еще  при  зарождении  этих  партий  и
движений либо брать под полнейший контроль, либо сразу порочить так, что  от
них с отвращением отвернутся собственные родители.
   Я не знаю другого действенного метода против тоталитарных режимов, чем...
понизить ценность  самой  человеческой  жизни.  Сейчас,  когда  мы  все  так
цепляемся за жизнь, когда она провозглашена величайшей ценностью всех времен
и народов,  когда  ради  спасения  жизни  допустимо  любое  предательство  -
диктаторы на коне, скинуть  их  невозможно.  Они,  осуществляя  тоталитарный
контроль  за  всеми  нами,  могут  угрожать  нам,  нашему  богатству,  уюту,
благополучию, жизни наконец. И ничего этому нельзя  противопоставить,  кроме
презрения к материальным благам и великолепного пренебрежения самой  жизнью!
Таким образом, любой тоталитарный режим  лишается  единственного  рычага  на
всех нас...
   У меня это инстинктивно, я просто ставлю духовные ценности  выше,  а  тем
самым вызываю подъем тамильского сепаратизма.
   - Владимир Юрьевич, - донесся ясный и чистый голос, что окатил  меня  как
холодной водой.
   Кристина сидела напротив, ее серые глаза смотрели внимательно.
   - Владимир Юрьевич, вы совершенно меня не слышите... Где  вы  летаете?  У
вас такой вид, что крылья вам подрезали. Или ткнули в них  горящим  факелом.
Владимир Юрьевич,  я  не  ваша  женщина,  которую  вы  должны  оберегать  от
неприятностей. Я -  сотрудник.  Я  получаю...  намерена  получать  от  ваших
доходов двенадцать процентов, а это немало, и потому я очень заинтересована,
чтобы вы были... на коне. Лучше на белом. Что случилось?  Лицо  у  нее  тоже
было спокойное, деловое и странно красивое даже без эротики.
   - Вы уверены, - буркнул я, - что женщин оберегают от неприятностей?
   - Вы оберегаете, - ответила она ровным голосом. - В своих книгах. А,  как
известно, в своих героях отражается автор.
   - Не ошибитесь, - сказал я недовольно. - Это распространенная ошибка.
   - Но все же, Владимир Юрьевич? Я заколебался, ибо  сейчас  сквозь  нежную
кожу этой двадцатипятилетней... или сколько  ей  там,  женщины  проглядывают
даже не ум или образование, а гибкие мускулы стандартной киноамазонки, что в
бесчисленных сериалах сносит острым мечом подлым мужчинам  головы,  отрубает
им руки, жестоко бьет по причинным местам, что вызывает вой восторга женской
половины кинозала, протыкает мужчин копьем или  просто  острой  палкой,  что
больнее и зрелищнее, рубит, бьет, расчленяет, а сама даже не поморщится...
   - Кто вы, Кристина? Светлая улыбка на миг стала грустной, но тут же  губы
растянулись  и  приподнялись  уголками  в  классической  форме  веселого   и
безмятежного настроения, что должно обезоруживать  собеседника  и  создавать
нужный настрой.
   -  Я  та,  -  ответила  она  легко,  -  кто  успел  повидать  многое,   а
перепробовать... Но в жизни и людях не разочаровалась. На жизнь  зарабатываю
сама. Как вы могли  заметить,  могла  бы  зарабатывать  больше  в  других...
областях или полостях, как вы говорите, но я делаю  то,  что  мне  нравится.
Итак, что вас тревожит?
   - Ладно, - сказал я.  -  Если  уж  вы  такой  оловянный  солдатик,  то...
получайте по всей программе.
   И пересказал ей ночной  разговор.  Даже  рассказал  о  взорванном  джипе.
Кристина сперва явно не верила, на улице  чисто,  все  убрано,  а  на  месте
взрыва уже другие машины, их владельцы рассудили, что снаряд дважды  в  одну
воронку не падает.  Я  видел  в  ее  глазах  непонимание,  недоверие,  затем
призадумалась, усомнилась, дважды ее рот в удивлении приоткрывался, а  когда
я закончил, она сказала медленно:
   - Даже не знаю, что и сказать... Неужели вы, Владимир Юрьевич,  настолько
могущественны?
   Я пожал плечами:
   - Дело не в этом. Дело в том, что так считают они.
   - Но они... неужели такие дураки? Нет, не думаю. Значит, вы в самом  деле
стоите намного больше. Не знаю,  не  прогадала  ли  я  с  этими  двенадцатью
процентами . Я  вас  считала  всего  лишь  писателем,  чьи  книги  почему-то
набирают популярность!
   Я буркнул:
   - Спасибо за ?почему-то?. Она сказала, защищаясь:
   -  Но,  простите,  ведь  в  литературных  кругах   считают   вас   полным
ничтожеством!.. А ваших читателей - полными дебилами. Это не моя выдумка,  я
успела заглянуть на литературные сайты. Там  либо  холодное  молчание,  либо
озлобленный вой. К тому  же  модератор  критику  оставляет,  а  если  кто-то
посмеет в вашу защиту - тут  же  стирает.  Вы  очень  непопулярны,  Владимир
Юрьевич!..
   - На это есть причины, - ответил я, меня покоробило от мысли, что и  этой
красотке надо объяснять, и сказал почти резко:
   - И хрен с ними! Я ориентируюсь на читателей, а не на устроителей сайтов,
держателей серверов, критиков, собирателей съездов  и  прочего-прочего,  что
отношения к творчеству не имеет!..
   Она торопливо кивнула :
   - Да-да, верю на слово. Но вы... кто вы?
   - Все мы, - сказал я с неохотой, - занимаемся только тем,  чем...  хотели
бы заниматься. Менделеев, к примеру, лучше всех корзины плел. Соседи считали
его, уже академика, чемоданных дел мастером. Император Диалектиан  выращивал
лучшую в мире капусту. Я, к примеру, умею на ушах стоять. Как-нибудь покажу.
Она улыбнулась.
   - Я тоже умею не только договоры. Как-нибудь покажу, если хотите...
   - В другой раз, - ответил я чересчур поспешно.
   - А вам не кажется, что не помешало бы расслабиться?
   - Пусть расслабляются слабаки. А я еще не вышел из боя.  Ее  серые  глаза
неотрывно провожали меня, а я, в самом деле собранный и тугой, как  пружина,
зашагал взад-вперед по комнате.
   - Герой, - произнесла она со странной интонацией, -  герой  зачуял  запах
битвы...

ГЛАВА 8

   Снизу позвонила консьержка,  сообщила,  что  очередь  по  облагораживанию
дошла и до нашего дома, через полчаса отключат свет на десять минут, а потом
еще холодную и горячую воду на полчаса. В подъезде поставят цветы,  добавила
она поспешно, на стенах будут картины, но с жильцов ничего не возьмут.  Я  в
раздражении  бросил  трубку.  Без  воды  полчаса  -  не   замечу,   но   без
электричества в эту жару, когда холодильник надрывается от натуги,  кондишен
вкалывает, не говоря уже о компе, без которого я  как  без  рук...  Кристина
поинтересовалась с сочувствующей усмешкой:
   - Снова неприятности?
   - Да, - огрызнулся я. - Под названием ?благоустройство?.
   - Благоустройство - всегда хорошо, - рассудила она.
   Через полчаса по ту сторону двери послышался стук,  грюк  лязг.  Крепкого
вида ребята сняли кожух с  металлического  ящика  на  стене,  что-то  меняли
целыми блоками. Один позвонил в дверь, я  открыл  с  опаской,  но  он  очень
вежливо сообщил, что в связи с общей программой благоустройства моя квартира
поставлена на сигнализацию. Они должны поставить еще одну коробочку у меня в
квартире, укажите удобное место, запомните код, это включать, это выключать,
а это вот вам на браслет к часам,  чтобы  могли  вызвать  милицию  с  любого
места...
   Последнее  мне  показалось  чуточку  лишним,  но  сейчас   какие   только
прибамбасы не выпускают.
   Кристина наблюдала с интересом, прокомментировала:
   - А мой дом в очереди на реконструкцию уже семь лет стоит. Хоть  бы  лифт
заменили, раз в неделю застревает. Или застря„т?
   -  Застреваниет,  -  буркнул  я.  -  Все  равно  какая-то  подозрительная
активность... Если не ошибаюсь, в коридоре устанавливают и вэбкамеру. А  еще
одну - возле лифта Я выносил ведро с мусором,  видел  раньше  такие  ставили
только в достаточно крупных центрах ...
   - Раньше их вообще не было, - сказала она рассудительно. - Как и  компов.
А теперь компы в часах, в пряжках, в портсигарах... Не берите в голову.
   - Может быть, это из-за взрыва? Она подумала, наморщила нос:
   - У нас все возможно. Нет, чтобы в местах будущих взрывов, так они?
   - Ладно, у нас идиотов хватает не только в милиции.
   Она поправляла и перепечатывала на своем пальмтопе текст договора,  внося
мои исправления, а я вернулся к своему ноутбуку. Некоторое время  за  спиной
слышался легкий  стук  по  клавишам,  потом  донесся  вздох,  то  ли  Барбос
вздохнул, то ли Кристина, стук прервался. Послышались шаги Я чувствовал, как
затылок мой начал нагреваться это ее сиськи совсем близко. Осторожно  скосил
глаза не поворачивая головы. Кристина смотрела на экран монитора, я видел по
легкому подрагиванию ее глазных  яблок  с  какой  скоростью  хватает  текст.
Целыми блоками захватывает, уже через пару секунд протянула разочарованно:
   - Разговоры, разговоры... Когда же у вас там до дела дойдет?
   - До тела? Она оживилась.
   - Точно!.. Когда ваш герой, это же  вы,  верно?..  ухватит  там  меня  за
сиськи?.. Как вы написали, ?вызывающе торчащие??.. Ну так примите  вызов!  Я
ответил наставительно:
   - Не все  принимать  нужно.  У  меня  нет  комплекса  кавказцев,  которые
считают, что женщины сочтут их никчемами, если не будут постоянно приставать
к ним с сексуальными домогательствами. Я достаточно раскомплексован, так что
не трясите передо мной ни  сиськами,  ни  ягодицами...  Нет-нет,  трясите  и
дальше, но я хочу  сказать,  что  это  автоматом  не  спровоцирует  меня  на
хватание!..
   - ...Заваливание на постель, - продолжила  она  мечтательно,  -  срывание
остатков одежды, грубое насилие... Эх, что делать, раз  нельзя,  то  нельзя.
Будем работать. Много, как говорят, вы работаете.
   Будем работать, сказал и я мысленно. Ты еще не  знаешь,  лапушка,  что  в
литературе, как и в любом виде искусства, существует разделение на искусство
и на подделки под искусство. К примеру, любовь - искусство,  а  вот  секс  -
подделка. Понятно, подделки строгать легче и проще,  особого  мастерства  не
требуется, а нетребовательных читателей всегда больше. Мы сами, если  на  то
пошло, вышли из нетребовательных, ибо в раннем  детстве  глотаешь  все,  как
утка, потом как акула,  и  только  с  возрастом  или  воспитанием  начинаешь
отличать белое от черного Но я на подделки не иду.  Хотя,  конечно,  все  мы
подделки хаваем охотнее, чем что-то подлинное. К примеру, как только человек
получает в руки фотоаппарат или телекамеру, он тут же начинает снимать  свою
собачку, кошечку и крохотных детишек.
   Ибо нет человека, который не умилился бы при виде этих  братьев  меньших,
дети в том же ряду, а профессионал избегает этих непрофессиональных приемов.
Казалось бы, нет ничего проще: посади ребенка в хвост самолета, что  вот-вот
отвалится, я о хвосте самолета, и переживание  зрителей  обеспечено  на  обе
серии! Но тот фильм делали в расчете на слюни и слезы  домохозяек.  Уважения
зрителей и читателей этим не  заработаешь.  Хотя  кассовый  успех,  увы,  от
классности не зависит. Рубль высоколобого и грузчика одинаков,  а  грузчиков
побольше, они уже и банкиры, и депутаты, и члены правительства...
   Потому надо хотя бы в начале пути  стараться  избегать  подделок.  Беречь
честь смолоду, а там, поди, удастся ввести в привычку беречь всегда. Так же,
как в детективе, где  есть,  скажем,  запреты  на  использование  близнецов,
немотивированного убийства сумасшедшим или упавшим предметом с крыши, так  и
в литературе вообще есть негласные  запреты  на  секс,  умильных  детишек  и
всяких там кошечек, попавших в беду.
   Конечно, полностью исключить их из литературы невозможно, да и заподозрят
в каких-то комплексах, время  такое  подозрительное,  но  пользоваться  надо
дозированно.  У   меня,   кстати,   есть   и   один-два   ребенка,   две-три
?кошечко-собаки?, три-четыре эротичные сцены, но это на тридцать книг!  А  в
нелитературе этого добра целое море, все лотки завалены этой жвачкой!
   Кристина снова вернулась к своему договору, а я уставился в монитор.  Как
она, зараза, сказала, что я работаю много - с ехидцей сказала! В  подтексте,
мол, много пишут только слабые писатели. А сильные выдадут  сразу  ?Войну  и
мир? - этого для бессмертия хватит. Дурочка, красивая дурочка. Вот еще  одна
крамольная истина, которую никто даже не может представить: для того,  чтобы
писать хорошо, - надо писать много. Еще  со  времен  Советской  власти,  что
регламентировала все, утверждалось  правило:  писатель  должен  выдавать  не
больше одной книги в  три  года.  Было  такое  постановление,  так  и  жили.
Исключение делалось  только  для  лауреатов  Ленинских  премий.  Услужливыми
интелями, наша интеллигенция вообще самая лакейская  на  земном  шаре,  было
подобрано обоснование что, мол, надо  тщательно  обрабатывать  язык,  форму,
работать над произведением,  переписывать  по  много  раз,  как  это  делали
великие Толстой, Достоевский, Пушкин...  Да  и  в  самом  деле  -  разве  не
достаточно одной лишь ?Войны и мира?, чтобы обессмертить имя?  Или  ?Евгения
Онегина?... Остальное можно бы и не писать вроде. Но при  таком  писании  на
гонорары не проживешь, так что советские писатели  подрабатывали  подлейшими
выступлениями. Толстого, переписывающего свои  романы  по  двадцать  раз,  и
прочих великих привлекают, чтобы прикрыться их авторитетами. В  этом  случае
спорить не принято, народ у нас такой, но все  же  стоит  напомнить,  что  у
Толстого вышло 90 томов немыслимой толщины, каждым можно слона  прихлопнуть,
как муху. У Достоевского тоже солидное собрание сочинений, не могу  сказать,
сколько томов, у меня есть только избранное. Даже у Пушкина, погибшего в  37
лет, собрание насчитывает много томов...
   А сколько бы их было, если бы наши великие писали  по  книге  раз  в  три
года? Дело в том, что писательство, как и любое ремесло, оттачивается только
в процессе работы. Я часто сравнивал это  со  спортом  не  потому,  что  сам
провел много часов, накачивая мускулатуру  или  пытаясь  пробежать  на  долю
секунды  быстрее,  а  потому,  что  аналогия  со  спортом  очевидна.  Нельзя
нарастить мастерство, лежа на диване. Надо работать по много часов. Работать
до пота. Да, возразит тот же образованник, которого у нас почему-то  считают
интеллигентом, вот и работай, переписывай одно  и  то  же,  оттачивай  язык,
шлифуй фразы, выгранивай метафоры! Он прав, но только наполовину.
   Оттачивать себя в  языке  это  совершенствовать  язык  и  остановиться  в
развитии новых тем, идей, сюжетов. Всяк пишущий знает что именно в  процессе
написания приходят десятки новых  идей,  сюжетов,  поворотов.  Именно  тогда
нестерпимо хочется эту бросить, как устаревшую, и ухватиться за новые, более
яркие!
   Если остановиться и очень долго оттачивать первую вещь, то до более ярких
вещей может просто не дойти очередь. Не дожить, говоря проще.  Я  не  думаю,
что ?Севастопольские рассказы?, которые принесли Льву Толстому  известность,
сделали бы его признанным гением, как бы великолепно ни  отточил  он  стиль,
язык, образы!
   Мои пальцы привычно отбирали в библиотеке  сэмплы,  а  раздраженный  мозг
бубнил, как шаман на великом камлании: да, писатель должен писать много.
   Сколько? У каждого своя мера грузоподъемности, как и чувство того,  когда
вещь считать законченной и сдавать в печать. Но он должен переходить от вещи
к вещи, ибо только в этом залог его роста.
   Правда,  если  слишком  быстро   переходить,   вещи   останутся   сырыми,
неотшлифованными, а то и  вовсе  незаконченными.  В  конце  концов,  вызовут
справедливое  разочарование.  Нужна  золотая  середина   между   бесконечным
оттачиванием стиля - любую  вещь  можно  совершенствовать  еще  и  еще  -  и
желанием  поскорее  реализовать  на  бумаге  новые   вспыхнувшие   в   мозгу
ослепительные, просто ослепляющие темы, идеи, образы!
   К тому же в литературе, как и везде, действует золотое правило: из всего,
что создано, только десять процентов заслуживает  внимания.  Все  остальное,
говоря доступным языком... гм... как бы ни оттачивали стиль.
   Но разве все читаем у Дюма, а он настрогал две сотни романов или  больше?
Или у Толстого? Достоевского? Пушкина?.. Все те же десять процентов.
   И пусть  даже  оставшиеся  девяносто  Пушкина  выше  лучших  десяти  Васи
Васькина из Урюпинска, все же читаем пушкинские десять, а девяносто  если  и
покупаем, то лишь как дань уважения мастеру.
   Остановись Пушкин  отшлифовывать  свои  детские  стихи  до  совершенства,
добрался бы до ?Евгения Онегина??
   И еще - писателя, как и спортсмена, судят не по  массе  его  труда  а  по
пикам, рекордам, всплескам. Кто знает, сколько на самом  деле  поэм  сочинил
Гомер, сколько шахматных баталий  проиграл  Ботвинник  и