..  когда  жмут
сроки, навязанные издательством, когда свои собственные, а  когда  потому  и
сдаешь сырое, что подпирает новая ярчайшая идея, супертема, необычные герои,
- это будет книга! А эту, ладно, сдам, как есть, зато покажу  себя  во  всем
блеске в следующей. Покажу, все попадаете. Правда, с  той  книгой,  что  как
сверхновая звезда сияет  даже  в  солнечный  день,  история,  скорее  всего,
повторится. Ну так уж устроено восприятие писателя, как и любого  художника,
что мысленно видим целый мир, но при попытке перенести его на бумагу, холст,
кинопленку,  хард  пропадает  девяносто  девять  всего-всего.  Кому  удается
перенести хотя бы пять, объявляем талантищами, кто перенес десять - гениями.
   - А вот хрен в задницу, - сказал я себе люто. - С этой  книгой  такое  не
пройдет! Пока не вылижешь весь текст, скотина, пока не выловишь все  баги...
даже микроскопические!.. и не думай, и не мечтай... понял?
   - Понял, - ответил я себе  покорно.  -  Ты  прав,  гад,  эту  книгу  надо
вычистить до блеска. Но глазные яблоки то  и  дело  поворачивало  в  сторону
Кристины. А буковки оставались плоскими, взгляду  не  удавалось  зацепиться.
Там всего лишь значки, а я ведь ставил их так, чтобы изменить мир!.. Ну  что
я за скот, а? От жвачника звук пошел громче. В Думе бурно  обсуждают  проект
нового закона. Мне стало не по  себе:  под  контроль  государства  стараются
поставить человечка уже прямо и не знаю как. Компы уже без  сидюков,  а  это
явно не по воле фирм-изготовителей, чувствуется мощь государства. Даже  мощь
сговорившихся государств. Сейчас с трибуны один из депутатов  докладывает  о
проекте насчет полного запрещения лазерных дисков.  Мол,  Интернет  третьего
поколения позволяет  мгновенно  получать  любую  информацию  любого  объема.
Лазерные диски совершенно не нужны, а если кто-то  их  держит,  то  законный
вопрос: зачем?
   - Закручивают гайки, - пробормотал я. - Ладно, пусть... Уже не успеют.
   Каждый знает, что специальные поисковые программы периодически  проверяют
по всему земному тару компы по случайно выбранным фразам, так что  пиратская
копия  книги  находится  быстро.  А  это  -   немалый   штраф.   За   ?сору?
литпроизведения на свой комп взимается небольшая плата, после чего спецпрога
исключает из числа исследуемых. Или же наоборот,  заносит  в  ?куплено?,  не
знаю, деталями не интересовался. Я знаю, что правило работает беспощадно,  а
так как покупка электронной книги обходится в сто раз дешевле, чем бумажной,
то я никогда не пирачу. Тем более что мне не  так  уж  и  много  книг  надо.
Сильных авторов уже знаю, к книжной полке с новинками подхожу, как к минному
полю, аннотациям и рекламам не верю.
   В окошечке Аутлука быстро сменялись цифры. Кристина помалкивала, и  тогда
я сам, движимый хрен знает чем, чуть ли не чувством вины, мол, разоблачил  и
разрушил такую прекрасную игру, сказал:
   - Кристина, просмотри почту.
   - Ой, - сказала она испуганно, - это же такое личное!.. Можно ли мне?
   - Можно, - ответил я великодушно, а сам запоздало  подумал,  стоит  ли  в
самом деле, - там одни рекламки,  а  остальные  письма  -  деловые.  Или  от
читателей.
   - Хорошо, - ответила она послушно, - спасибо за доверие...  А  ссылки  на
новые порносайты заносить в папку ?Избранное? или же в отдельный файл?
   - Уши оборву, - пообещал я. - Удаляй все.
   - Ой, - сказала она, - как же вы тогда... Впрочем, как скажете,  Владимир
Юрьевич. Но, может, самые интересные оставить?
   - Прибью, - пообещал я.
   Она послушно щелкнула левой кнопкой. Конечно, девять из  десяти  писем  -
реклама товаров, услуг, десятое - от читателя, который хочет, чтобы я прочел
его роман и помог пристроить. И так почти в каждом десятке, наконец Кристина
наловчилась отправлять в корзину  большую  часть  почты,  даже  не  вскрывая
конвертов. Ее это заняло на четверть часа, за это время  пришло  еще  восемь
писем. Я видел, как она щелкнула по пиктограмме конвертика. тот развернулся,
на миг мелькнул английский шрифт, тут же  прога  перевела  все  на  русский,
сохранив все графические навороты буквиц и собственных разработок.
   - Ого, - сказала она  с  уважением.  -  Из  Международного  комитета  при
ЮНЕСКО... Дорогой мистер и все такое... Любезности  и  патока  на  абзац,  а
дальше... ага, приглашение на конференцию!.. Не в Мухосранск, а на  какой-то
остров в  Средиземном  море...  королевские  особы...  виднейшие  светила...
благословение папы римского... Свободный обмен мнениями...
   - В корзину, - велел я.
   - Жестокий вы, Владимир Юрьевич, - сказала она.  -  У  вас  было  тяжелое
детство?
   - Очень, - согласился я. - Так что, Кристина, лучше не перечь.
   - Все сделаю, - заверила она  елейным  голосом,  -  что  скажете.  И  как
хотите. Хоть на рояле. Или на столе, за неимением рояля. Вы и на такие конфы
не ездите?
   - Я что, похож на дикаря? Она осмотрела меня с  головы  до  ног,  сказала
нерешительно:
   - Если честно, то да. А почему не ездите, спросить можно? Я поморщился.
   - Спросить можно все. А вот отвечать... Ладно, я сегодня чегой-то  совсем
добрый. Наверное, съел что-нибудь. Лапушка, немногие в состоянии идти в ногу
со временем. Я могу. Остальные все еще тащатся в веке карет и хомутов. Когда
не было Инета, телевидения, даже фотоаппаратов, то нужно было  таскать  свои
задницы, чтобы узреть, к примеру, египетские пирамиды! Другого  пути  просто
не было. Но сейчас я одним щелчком мыша вызову на экране  Египет,  другим  -
пирамиды, третьим - выберу, что с ними делать, то есть бродить ли виртуально
по всем грязным подземельям или же взобраться на  самую  вершину,  а  оттуда
взирать на весь Египет?.. Я получу информации... да и удовольствия больше от
виртуального путешествия, чем от лазания,  аки  тупой  обезьян  или  человек
девятнадцатого века, по всяким кайрам.
   Она смотрела с сомнением. Брови приподнялись, ей  это  идет  удивительно,
лицо становится еще более женственным,  хотя  и  так  уже  почти  пародийно,
чуть-чуть чересчур, а глаза стали задумчивыми.
   - Вы говорите так убедительно... Но я  чую  какую-то  не  правду.  Вы  не
Сатана, случаем?
   Я думал, покачал головой:
   - Пожалуй, нет. Я - тот, который еще не пришел.  Серые  глаза  стали  еще
больше, хорошенький ротик  приоткрылся,  это  у  нее  изумление.  Произнесла
нерешительно:
   - Тот, который еще не пришел... Как таинственно! Как загадочно... А когда
придете?
   Я подумал, поправился:
   - Пришел, но еще не сказал.
   - А-а, понятно... Мне уже раздеваться?
   - А вот фигушки, - ответил я. - Работайте, Кристина, работайте. Иначе  на
ваши двенадцать процентов можно будет только на троллейбусе  в  один  конец.
Что там еще за письмо с аттачментом?
   - Прайс-листы, - ответила она  со  вздохом.  -  Покупают  же  люди  такие
вещи...
   - Пока вижу, что продают, - ответил я задето. -  Да  и  то,  продают  или
только пытаются продать?..
   Она сдержанно улыбнулась.
   - Владимир Юрьевич, а вас это задело, задело... Вот уж не думала! Так что
насчет конфы в Средиземном? Послать вежливый отказ?
   - Это ж Инет, - напомнил я. - Просто не отвечаешь, это и есть отказ.
   - Просят подтверждения, что получили...
   - Придурки из прошлого века! Это же  Инет,  здесь  либо  получаешь,  либо
письмо прет взад с уведомлением, что адрес не найден.
   - Иногда письма теряются, - напомнила она.
   - Бывают сбои...  хоть  и  редко,  глюки.  Что  написать?  Голос  ее  был
печальный, а блеск глаз как бы слегка пригас. И плечи чуть опустились. Я  не
сразу понял, что с нею, а когда сообразил, сердце наполнилось жалостью.  Кем
бы она ни была, но далеко не всех посылают  на  экзотичные  моря.  Девяносто
девять из ста сотрудников всю жизнь не поднимаются из  пыльных  архивов,  не
покидают своих крохотных засекреченных кабинетов.
   - Что, - спросил я непонимающе, - неужели в самом деле захотелось черт-те
куда к черту на рога, куда Макар телят не гонял?.. Это же  хрен  знает  где!
Она сказала тихим голосом:
   - Ах, Владимир Юрьевич! Это вы, мужчины, всегда за горизонт, в будущее...
А  мы,  женщины,  всегда  в  прошлом.  И  Средиземное  море,  Кипр,  Эллада,
Афродита... Я смерил ее взглядом.
   - У вас, Христя, пропорции куда эффектнее, чем у  Афродиты.  В  поясе  вы
тоньше, ноги длиннее, бедра шире, грудь крупнее. Она сделала большие глаза:
   - Правда?
   - Точно, - заверил я. И добавил безжалостно:
   - У каждой десятой женщины пропорции  сейчас  лучше,  чем  у  Афродиты...
Видать, выбраковка шла строгая. Кристина поморщилась:
   - Как вы все умеете испортить!..
   - А что?
   - Я уж думала, что это я одна такая уникальная... Я сказал великодушно:
   - У вас в самом деле фигура... Впрочем, что я говорю? Как будто вы  этого
не знаете! Она улыбнулась:
   - Знаю, но так приятно услышать подтверждение.
   - А вот фигушки, - ответил я. - Не дождетесь. Но если  так  не  терпится,
ладно... Напишите, что  принимаем  приглашение.  Но  только  не  отправляйте
сразу, я проверю на предмет грамматики. Два места, мое и моего литагента.
   Ее глаза распахнулись, плечи и грудь приподнялись, она набрала воздуха  и
так застыла, глядя на меня выпученными глазами.
   - Вы... вы серьезно?
   Я с неудовольствием пожал плечами.
   - А что делать? Если мир все еще дик... но я, увы, живу в этом мире. И  в
эту эпоху, где люди все еще по старинке предпочитают, хотя могли бы... эх, с
людьми жить, по-людски выть.
   В  голове  была  легкость,  как  у  Хлестакова,  когда  того  понесло.  Я
чувствовал, что поехать на Средиземное море - это не  большая  дурость,  чем
ездить на велосипеде или делать пробежки трусцой. Но я на вело шпарю, другие
пробежничают, хоть вроде бы не босоногие пятницы,  среди  них  есть  даже  с
учеными степенями...
   - Да-да, - сказала она торопливо:
   - А вы в самом деле... меня возьмете?
   Я сделал паузу и важно кивнул. Была бы умнее, догадалась  бы,  что  из-за
нее и еду. Все-таки из-за женщин и делаем основные дурости.
   Она  завизжала  тихонько-тихонько,  страшась  меня   рассердить,   а   то
передумаю, унеслась на кухню. Я вернулся к ноутбуку,  но  минут  через  пять
Кристина уже появилась на пороге с огромным подносом в обеих руках.
   - Повелитель, - сказала она покорным голосом, - сейчас жарко,  вам  нужно
восстановить водный баланс в организме... Откушайте винограду! Или  вот  эти
сочные груши.
   Я отмахнулся:
   - С балансом у меня в ажуре.
   - Не скажите, - возразила она, -  моча  слишком  желтая,  а  это  признак
обезвоживания!
   - Моча? Ты где ее увидела?
   - Когда вы изволили пописать в раковину для мытья рук, то одну  каплю  не
смыли, не заметили...
   - Зараза, - сказал я с чувством. - Не фиг к таким вещам  присматриваться!
Еще в жопу ко мне загляни! Она поспешно поставила поднос.
   - Сейчас, сейчас...
   - Пошла! - заорал я. - И вообще, научись отличать каплю чая от...  прочих
каплей! Я чай вытряхиваю не на кухне,  там  сразу  забивается,  а  здесь,  в
сральнике. Это капля чая, поняла? И  вообще,  какого  хрена  я  перед  тобой
оправдываюсь?.. Я ж говорю, делом надо заниматься!.. Когда эта конфа?  Через
неделю? Значит, через неделю. Кристина обратила внимание,  что  я  последние
слова сказал очень раздельно, даже чуть вскинул голову. Слабо усмехнулась:
   - Думаете, вас не расслышали?
   - А кто их знает, - огрызнулся. - Возможно, козла забивают в  двенадцатой
кваке.
   - Да, - согласилась она, - там такой грохот...
   - Что, - поинтересовался я, - забивали?
   - Нет, я дальше дракона в шестом левеле не  прошла...  К  вам  звонят?  Я
удивился, вышел в прихожую. На лестничной площадке  переминался  с  ноги  на
ногу Томберг, бледный, как-то обвисший, поникший. Я торопливо открыл  дверь,
подхватил его под руку. Теперь я чувствовал, что это в  самом  деле  старик,
что держался доныне то ли благодаря остаткам здоровья, то ли благодаря своей
дисциплине. Кристина быстро открыла холодильник. Когда я  ввел  Томберга  на
кухню, на столе уже  блестел  большой  стакан,  Кристина  протянула  руку  к
пакетам с соком.
   - Вам какой? Томберг сказал слабо:
   - Ох, да не беспокойтесь так... Мне, право, неловко... Кристина  смотрела
с беспокойством. Томберг выглядел живым мертвецом. Лицо стало  желтым,  кожа
обвисла, словно он тяжело болел и к тому  же  голодал.  Под  глазами  висели
мешки, похожие на рыбацкие сети, забитые мелкой рыбой. Дыхание вырывалось  с
хрипами, сипами, в груди клокотало, будто закипал и никак  не  мог  закипеть
старый дырявый чайник.
   Я торопливо налил ему и себе сока,  Кристина  плеснула  в  высокий  бокал
тоника. Пальцы Томберга приняли  стакан  с  безучастностью.  Обычно  Томберг
стеснялся даже того, что я наливаю ему дорогого сока, сам пьет  только  воду
из-под крана, да и то неотфильтрованную, на соки  пенсии  не  хватает.  Даже
молоко только полпроцентное, что почти вода, оправдываясь печенью, хотя я-то
знаю, что с печенью все в порядке.
   - Как они могут, Володенька? - спросил он жалобно. - Вчера впервые  зашел
по этой вашей штуке... по модему в этот Интернет...  Попал  на  литературный
сайт, который вы мне рекомендовали... Володенька, как они могут?..
   - Что?
   Он повторил потрясенно:
   - Как могут так... себя вести?.. Почему так ругаются? Разве ж так говорят
писатели?
   - Вы пейте, пейте, - попросил я.
   - Хотите, апельсинового добавлю?.. Там витамины...
   Старый мир ушел с приходом Интернета, подумал я, а  с  Интернетом  прежде
всего пришло... даже не пришло,  а  нагло  вломилось  время  резких  оценок.
Вообще время резкости, ибо Интернет есть Интернет,  он,  по  большей  части,
анонимен. Даже ваш лучший друг может прийти на  ваш  сайт  и,  укрывшись  за
ником, выдаст такое, что мало  не  покажется  Выдаст  все,  что  не  решится
сказать в глаза, ведь он друг и не хочет портить с вами отношения.
   В Интернете ведутся злые споры  на  все  темы.  Туда  же  может  забрести
придурок, который попросту покроет матом и правых, и левых. И ничего  с  ним
не  сделать,  разве  что  стереть  писанину  Потому  люди  Интернета  быстро
привыкают к резким оценкам, сами не сдерживают свои эмоции, не  скупятся  на
эпитеты. Самые точные социологические опросы среди  населения  -  анонимные.
Так вот,  Интернет  весь  анонимен.  Можно  сказать,  что  раньше  вся  наша
культура, все общество было пропитано ложью, а сейчас пришло время правды...
Не скажу, что это бардзо, ведь  вся  культура  -  ложь,  искусство  -  ложь,
правила этикета - маска лжи, но куда придем без этой необходимой брехни один
другому в глаза?
   - Я подумал, - сказал Томберг упавшим голосом, - а тем ли занимаюсь?..  Я
думал, что я - писатель, но когда пришел на тот сайт и  прочел...  Нет,  то,
что говорят о литературе, я не могу... И что от нее хотят...
   - Да бросьте, - сказал я фальшивым голосом, - сходите на другие сайты.  Я
дам адреса.
   - А что там? - поинтересовался он безнадежным голосом. Я признался:
   - То же самое.
   - Вот видите!.. А я так не могу...
   Надо мочь, ответил я мысленно. Или не жить вовсе.  Я  тоже  занимаюсь  не
своим делом: пишу книги. Да, я умею писать, но все же я не  писатель.  Те  в
ФСБ считают меня инфистом, но я только частично инфист... С другой  стороны,
если на то пошло, практически все на земле занимаются  не  своим  делом.  Ни
один даже самый тупоголовый подросток не хочет стоять  у  токарного  станка,
предпочел  бы  выхаживать  в  белом  воротничке,   инженеры   мечтают   быть
бизнесменами, бизнесмены мечтают быть директорами банков,  директора  банков
мучаются, что не президенты, президенты страдают, что  не  умеют  танцевать,
играть на гитаре, петь, делать стойку на ушах... И каждый мечтает,  что  вот
сейчас еще поделает эту чертову работу, что нужна другим,  а  ему  лишь  Для
пропитания, а потом когда-то засядет за свою главную работу... Понятно,  что
я тоже.  Более  того,  в  свободное  от  работы  время  делаю.  Если  бы  не
необходимость зарабатывать на Жизнь, может, уже бы сделал?.. Точно, давно бы
сделал.
   - Надо мочь, - повторил я вслух. - Мы живем не в самом совершенном  мире,
хотя уже и не в пещерном, когда писатели вообще были не нужны.
   - Но, Володенька, - сказал он со стоном, - сейчас-то что творится?..  Что
происходит?.. Ничего не понимаю!
   Да, ответил я мысленно, это понять  трудно,  а  принять  -  еще  труднее.
Всегда во все века значение литературы росло.  Медленно,  неуклонно,  однако
росло. В наш век уже  поняли  и  признали,  что  писатели  -  выше  королей,
президентов, канцлеров. Теперь мы говорим  ?Дон  Кихот?  или  ?Сервантес?  и
совсем не представляем, какой король в то  время  правил  Испанией,  за  что
тогда воевали, какие были битвы, в которых Сервантес бывал ранен, а потом  и
вовсе потерял руку... Или - Шекспир. Да, Англия тех лет дала  Шекспира,  это
ее вклад, а не династии бесчисленных драчливых королей... Но что  сейчас?  С
точки зрения нормального  писателя,  привыкшего  к  поступательному  течению
жизни, -  какой-то  обвал!..  Писателей  снова  перестали  уважать!..  Любой
лавочник, что торгует у нас перед домом арбузами, уже выше по рангу...
   Я  кивал  сочувствующе,  подсовывал  печенье  в  ажурной  вазочке.  Этого
Томбергу не скажешь, но мне смешны  стоны  об  упадке  литературы  сейчас  и
попытки  сравнивать  ее  с  временами  Пушкина  и  Толстого.  Сейчас   любой
старшеклассник может писать лучше, чем писал Пушкин, но уже  никогда-никогда
литература не будет пользоваться таким влиянием, как в  те  давние  времена.
Тогда на всю Россию была вообще  горстка  грамотных,  которые  просто  умели
читать. А на того,  кто  ухитрялся  эти  слова  как-то  складно  составлять,
смотрели, как на колдунов, магов, волшебников. Создавались  легенды,  что  к
ним снисходит вдохновение с небес, только так можно писать  стихи,  прозу...
Да и сами литераторы, что с них возьмешь -  люди-с!  -  охотно  поддерживали
сказочку о своих вдохновлениях, экстазах творчества...
   Сейчас пишут все.  Не  только  грамотны  все,  но  и  пишут  все.  Стихи,
рассказы, романы. Тут же публикуют в Сети. Записывают на лазерные диски. Это
закат литературы, когда умеют и пишут все. Но...
   ...Как после короткой  ночи,  когда  рушится  традиционное  книгоиздание,
разоряются издательства, типографии не знают, кому втюрить никому не  нужное
оборудование  -  совсем  новое,  ультрасовременное,  цифровое!  -  так  и  в
литературе наступает серый тревожный рассвет. Уже вспыхнули в  небе  облака,
скоро из-за края земли высунется краешек  солнца,  наступит  новый  яркий  и
радостный день.
   - Вы с печеньем, - повторял я, - с печеньем!  А  то  сок  резковат,  а  с
печеньем в самый раз...  В  то  же  время  Томберг  не  из  старого  племени
кукушатников, что  сейчас  дало  новую  поросль  уже  на  новых  технологиях
Интернета, компьютерных видеокниг. На съездах и  конвентах  они  собираются,
хвалят друг друга, раздают друг другу премии, называют один другого великими
и величайшими, а жизнь идет  мимо.  Среди  читателей  величайшими  считаются
совсем другие имена... Увы, Томберг и здесь на отшибе. Черт, сердце щемит от
желания помочь, а не знаю чем.
   - А еще эти сериалы, - сказал  он  убитым  голосом.  -  Они  меня  совсем
добивают!.. Ну как можно писать сериалы? Ведь разве Толстой  писал  сериалы?
Или Достоевский? Я  смолчал.  ?А  вот  Толстой  не  писал  сериалы!?  Многим
кажется,  что  это  звучит  убийственно  для  тех,  кто  пишет   романы   ?с
продолжением?. А могут сослаться еще и  на  Шекспира  или  Гомера.  Нет,  на
Гомера нельзя, у него ?Одиссея? - прямое продолжение  ?Илиады?.  А  ?Энеида?
Вергилия и того хуже - какой-то римский козел  вздумал  продолжить  суперхит
Гомера, чтоб на чужом... хвосте в рай въехать  и  капусты  срубить!  Но  вот
Шекспир - в самый раз. У него там такая мочиловка, что на последней странице
уже и ступить некуда, чтобы не в лужу крови, там труп на трупе, все  гибнут,
попробуй  напиши  продолжение!  Разве  что  ?Вос