и так далее, дальше загибайте  пальцы
сами. Если перечислить все, то придется разуть всю семью и дюжину  подружек.
Из ста тысяч русских слов...  у  Льва  Толстого,  как  клянутся  толстоведы,
словарный запас под 400 тысяч, на долю обиходных приходится меньше  четверти
процента, но именно они составляют девяносто восемь процентов нашей речи.  К
слову о журналистике и писательстве: чем меньше журналист выходит  за  рамки
обиходных слов, тем его  профессиональный  уровень  выше,  в  то  время  как
писатель должен употреблять обиходные слова лишь в том случае, если не нашел
слов  ?закруговых?.  Я  повернулся  к  черной  доске,  наконец-то  найду  ей
применение. Кусочек мела привычно лег в пальцы.
   - Смотрите, - я размашистым движением  нарисовал  круг  размером  на  всю
доску. Если бы не бортики, то вылез бы и на стену.
   - Видите круг? За спиной целый хор подтвердил:
   - Видим...
   - Такое да не увидеть?
   - Это мишень?
   - А где яблочко?
   - Будет и яблочко, - пообещал я и нарисовал в центре огромного круга  еще
кружок размером с яблоко. Лесное, что редко бывает крупнее ореха.
   - Вот и яблочко. Заметно?
   - Заметно, - подтвердили голоса.
   - Я без упора всю обойму...
   - Ха, я все пули положу одна в одну!
   Мне  послышались  за  спиной  металлические  щелчки  взводимых  затворов.
Торопливо провел от крохотного кружка прямые  линии  к  большой  окружности.
Теперь мое творение напоминало огромное велосипедное колесо.
   - Вот все это и есть наш словарный запас, - объяснил я.
   - Маленький кружок в центре - это слова обиходные. Ими пользуемся  каждый
день во всех случаях жизни. Вот  эти  дольки  лимона...  сейчас  надпишу  на
каждой... ага, вот это - слова, что пришли из ФИДО и компьютерного  жаргона,
это - новейшие заимствования  вроде  ?консенсусов?,  ?пиаров?,  ?имиджей?  и
прочей хренотени, а вот это, напротив, слова диалектные, существующие только
в определенных местах огромной России... это  вот  -  вовсе  так  называемые
устаревшие, хотя они могут обрести и другую жизнь, с другим значением... Это
- жаргонизмы, это - макаронизмы, канцеляризмы... Все понятно?
   Они тщательно срисовывали, тут их сканеры  бессильны,  кое-кто  из  самых
ленивых  или   продвинутых   юзеров   догадался   сфотографировать,   быстро
обрабатывал, подгонял к удобной схеме.
   - В серединке, - повторил я, -  слова  обиходные.  Масштаб,  понятно,  не
соблюден, иначе обиходку пришлось бы рисовать с амебу  средних  размеров,  а
границу  остальных  слов  русского  языка  проводить  по  орбите   Солнечной
системы... Если писатель употребляет слова из центра,  то  в  лучшем  случае
уподобляется журналисту, который быстро пересказывает автокатастрофу,  чтобы
тут же переключить ваше внимание на курс  доллара.  Слова  здесь  привычные,
обкатанные, картину ими не нарисуешь. Даже при огромном таланте  и  огромном
мастерстве. Талант, даже дикий, инстинктивно стремится подальше от центра  в
поисках ярких, незатертых слов, что прикуют внимание,  вызовут  определенные
ассоциации. От редких слов пахнет свежестью, читатель  сразу  ощутит  ветер,
запахи, услышит грохот, стук... Я отряхнул мел с пальцев, закончил:
   - Вывод: если хотите стать журналистом - пользуйтесь  только  словами  из
яблочка! Если хотите сделать прозу яркой, красочной, волнующей - ищите слова
от центра как можно дальше. Никто не смотрел на меня, все двигают  пальцами,
глаза неотрывно следят за дисплеями.
   - Русский язык, - добавил я, - в котором нет жесткой  английской  системы
закрепления слов в предложении, даже на  бумаге  дает  удивительную  свободу
интонации. В зависимости от того, куда всобачите слово,  меняется  смысл.  К
примеру, ?У попа была собака?. Все понятно: поп являлся владельцем собаки, а
не кошки или другой живности. Если же  слова  переставить:  ?У  попа  собака
была?, то сразу тоже все понятно. Была, да сплыла. Или ?Собака была у попа?.
Все ясно! А у попадьи - коза или зебра. Как видим, ключевое  слово  ставится
всегда в конце фразы. Конечно, в устном разговоре можно  поставить  ударение
на любом слове,  подмигнуть  или  повысить  голос,  сделать  пристойный  или
непристойный жест, тем самым меняя смысл, но сейчас мы говорим о расстановке
букв на бумаге! Они быстро отмечали в компах, а  Карелов,  словно  готовился
жить робинзоном, черкал карандашом в блокноте.
   - Избегайте украшательства, - сказал я. - Понимаю,  трудновато.  Это  уже
как бы на пути от простой арифметики к алгебре. К примеру,  написал  человек
фразу: ?Не стреляйте в лебедей?. Чувствует, банально. И он добавляет то, что
считает литературностью: ?белых?.  На  слух  неискушенного  человека  звучит
вроде бы красивше: ?Не стреляйте в белых лебедей?. Доморощенный эстет отыщет
в этой фразе музыкальность, особый ритм  и  пр.  красивости.  Но  даже  этот
неискушенный чувствует в этой фразе фальшь, неискренность, хотя не понимает,
что именно не так... А человек грамотный, их теперь как собак  нерезаных,  -
сразу: а в серых можно? Тогда уж в черных вовсе дуплетом? Ну, а раз сознание
за что-то шероховатое цепляется, то кто-то копнет и  глубже:  в  лебедей  не
стрелять, а в гусей можно? И в голубей? И собак, и кошек?.. Да и  про  людей
не сказано, что этих двуногих стрелять низзя!.. То есть писать надо все-таки
просто.  Не  примитивно,  а  просто.  Настоящая  простота   подобна   яркому
солнечному лучу в чистом воздухе. И только профессионалы знают, что  с  виду
простой солнечный свет при разложении не такой уж и белый! То есть вы должны
следовать  правилам:  нужные  слова  в  нужном  месте  -  раз,  произведения
прекрасны  как  раз  отсутствием  прикрас,  главным  достоинством   писателя
является знание того, что писать не нужно.  Это,  понятно,  в  дополнение  к
тому, что сказал раньше.
   - Здорово, - сказал Карелов с восторгом. - Я уже вижу, где  надо  у  себя
пройтись с топором, а то и бензопилой... А самое важное, что  меня  сразу  с
копыт, что в романе должен быть сдвиг характера...
   - Да, - сказал я, - именно. Сдвиг в характере! Это запишите все в  разных
местах, чтобы натыкались почаще. Почему продолжение всегда или почти  всегда
хуже первой книги, серии? Потому, что если в первой книге герой может пройти
путь от дурака к мудрецу, от труса к герою, то что  на  вторую,  на  третью?
Можно, конечно, искать бесчисленные  клады,  провожать  все  новых  и  новых
принцесс из пункта А в пункт Б, завоевывать для себя  королевства,  но  если
герой на последней странице все тот же, каким и появился на первой,  если  в
характере не произошло изменений, то, как бы блестяще ни был написан  роман,
он просто еще одна доска в заборе! Пусть  даже  из  хорошего  дерева.  Пусть
выстругана хорошим мастером. Поэтому в  романе...  для  малых  форм  это  не
обязательно, там другие законы, - так вот в романе,  который  претендует  на
призовое место, герой в конце должен уйти и нравственно иным,  чем  появился
на  первых  страницах.   Он   должен,   как   говорили   в   старину,   либо
?перевоспитаться?, либо просто подняться на очередную ступеньку. Не карьеры,
понятно. Он просто должен понять  в  жизни  нечто  важное.  То  есть  должен
произойти сдвиг в характере! Выделите болтом, цветом, скопируйте в  буфер  и
пропустите в самых неожиданных местах.

ГЛАВА 25

   Я выждал, пока они манипулируют с файлами, прошелся взад-вперед, вспомнил
с сожалением, что опять не составил план лекций... Да черт  с  ним,  планом.
Уже говорил, что в литературе учиться можно с середины или даже с конца.
   - Мне трудно поверить, - заговорил после паузы, - что пишущие  фантастику
такие уж полные-преполные идиоты, что сами верят, будто в 23-м и  тем  более
30-м веке люди будут с такой же психологией, взглядами  и  даже  привычками,
что и сегодня!.. Мне отец рассказывал, что застал то  время,  когда  мужчины
стрелялись по любому поводу, ?смывая кровью пятно с чести?, а  обесчещенные,
то  есть  попросту  изнасилованные  или  даже  согрешившие  плотью   женщины
бросались под поезд, с крыши, топились  и  вешались  и  всячески  кончали  с
собой, ?ибо стыдно в глаза смотреть?. Когда я говорил о таком, то  идиоты  с
соплями до полу тут же с пеной у рта начинают спорить,  доказывая,  что  это
нехорошо, в смысле - кончать с собой, но мы плюнем  на  придурков  и  пойдем
дальше. Дело не в том, хорошо это или плохо, а в том, что  взгляды  меняются
очень радикально. Совсем недавно человеческие жертвоприношения  были  вполне
обыденным делом, угодным морали и просвещенному обществу! Я  развел  руками,
сказал саркастически:
   -  Но  вот  по  далеким  векам  ходят  дяди  с  атомными   бластерами   и
суперкомпьютерами в наручных часах, которые, говорю о дядях, интеллектом  не
отличаются от нынешних тинейджеров. Тех самых, что собираются  в  подъездах,
расписывают стены, гадят и поджигают ящики. Они летают по всей  Вселенной...
даю справку: только в нашей Галактике около 100 млрд звезд, а  во  Вселенной
100 млрд галактик!.. но взгляды и  психика  у  этих  героев  -  сегодняшнего
пэтэушника, который знает только свой двор, а  дальше  -  чужие!..  Интриги,
заговоры, попытки создания Звездных федераций  и  попытки  раскола  Звездных
империй - это все списано с эпохи феодализма. Смешно  и  говорить,  что  это
может повториться хоть в какой-то мере. Ребята, Интернет  настолько  изменил
мир, что он, мир, никогда уже  не  будет  хоть  в  малой  степени  похож  на
предыдущие! Печально это или радостно... то и другое, да еще и тревожно,  но
это так. Нас, нашу планету, ждут совершенно невероятные эпохи. Так  что  все
эти конструированные миры будущего,  что  на  полках  книжных  магазинов,  -
брехня. А раз брехня и автор сам  это  знает,  то  отпадают  все  требования
насчет  достоверности,  и  остается  только  одно:  должно  быть  интересно.
Литературно. Правильно написано.
   Коровин, молчаливый и хмурый студент, что-то показывал на своем  мониторе
соседу. Тот вскидывал брови, кивал, но глаза были отсутствующими.
   - Еще один совет профессионала, - сказал я. - Никогда  не  ссылайтесь  на
мнение друзей и знакомых! Они всего лишь люди. Нормальные. И сколько  бы  вы
им ни твердили, что хотите услышать о своем  произведении  правду  и  только
правду, пусть самую горькую, но всяк видит по вашим глазам, вашему  чересчур
небрежному тону, что страстно жаждете услышать только восторженный отзыв.  А
все остальные - дураки, идиоты, ничего не понимают, завистники, сволочи...
   Коровин смутился, рывком придвинул к себе ноутбук.
   - Всяк, - продолжил я громче, довольный, что угадал, - даже  самый  тупой
из ваших знакомых  знает,  что,  глядя  на  штангистов  в  соревновании  или
прыгунов, легко сказать, кто чемпионистее: кто поднял штангу тяжелее или кто
прыгнул выше. И в то же время знают, что с книгой доказать  правоту  не  так
просто. Недаром даже у фигуристов целая толпа  экспертов,  да  и  то  оценки
разные... А с книгой так и вообще черт-те что! Не зря же какой-то  обиженный
дурак запустил расхожую среди таких же обделенных умением писать фразу:  нет
плохих книг - есть плохие читатели!.. Ваши знакомые вам скажут,  что  у  вас
все гениально, замечательно, клево,  класс!  Скажут,  глядя  прямо  в  глаза
честным таким, светлым взором. Никому не хочется терять  друга  из-за  такой
мелочи! И почему не сделать другу приятное? Хочешь услышать похвалу, ну  вот
тебе и похвала... И чем выше похвала, тем друг ближе.  Как  там,  в  детском
мультике: а кто меня похвалит лучше всех, тому дам сладкую конфетку... Но  в
то  же  время  все  мы,  даже  не   эксперты,   видим,   когда   соревнуются
фигуристы-мастера, а когда на лед выходят третьеразрядники. А если  новички,
то вообще коровы на льду! То же самое и с книгами. Сейчас я вам рассказываю,
как войти в ранг мастеров. А карабкаться выше,  к  чемпионству  -  уже  дело
вашего труда, упорства, пролитого пота. Бережняк явно принял  чей-то  емэйл,
ибо оглянулся, кивнул. Бархатный придвинулся к нему, заглянул на экран. Лицо
осветилось улыбкой, на меня взглянул со злорадством.
   - Не верьте хвалебным рецензиям, -  сказал  я,  -  в  конце  которых  вам
отказывают в публикации по какой-то  мелкой,  не  относящейся  к  литературе
причине.  Я  сам,  перебравшись  в  Москву,  некоторое  время   подрабатывал
рецензиями.  Не  лишне  рассказать,  как  делаются  рецензии,   которые   вы
получаете. Я успел застать время прошлого режима,  когда  все  было  намного
строже, ибо в руках государства,  но  и  тогда...  вот  захожу  в  редакцию,
спрашиваю, нет ли подработки. Редактор кивает на  стопки  рукописей:  возьми
штук пять из ?самотека?. Я спрашиваю: а можно десять?  Нет,  говорит,  хотел
зайти К., а ему тоже жрать почему-то хочется. Или для заначки на баб, но это
неважно. Смотрю, а у него на столе рукопись ?Тихого Дона?, а сверху ?Война и
мир?. Понятно, это гад оставил  для  себя.  Тоже  рецензирует.  По  правилам
рецензировать надо все, что публикуется,  но  что  скажешь  о  классиках?  А
платят за листаж. За толщину рукописи, если кто в подлодке. Так что понятно,
халяву себе, а где надо хоть чуть погорбатиться - нам, подработникам.  Итак,
беру штук пять рукописей, а лучше - шесть-семь, тащу  домой.  Быстро  листаю
первые страницы: так, бред, и это бред, и это... Гм, а  четвертая  вроде  бы
чего-то стоит. Посмотрим дальше...  А-а-а,  тоже  бред,  это  только  первые
страницы как-то сумел, явно где-то  содрал...  Пятая  и  шестая  тоже  чушь,
дальше читать не стоит,  уже  ясно.  А  вот  седьмая...  гм,  седьмую  стоит
прочесть. Та-а-ак, а из этого автора что-то сделать можно. Конечно, если  не
заартачится, что скорее всего, а выполнит все пожелания,  которые  на  самом
деле ультиматум, если говорить честно... Итак,  за  вечер  одолев  все  семь
романов, тут же пишу рецензии. На шесть из них - одинаковые,  авторы  же  не
узнают, что только имена подставляю другие, все из разных городов  вовсе!  В
рецензии говорю, какая великолепная рукопись, какой  изысканный  и  образный
язык, какая  волнительная  тема  и  как  своеобразно  и  музыкально  решено,
создано,  показано  и  пр.  А  в  самом  конце:  так  жаль   отклонять   эту
талантливейшую рукопись талантливейшего автора, так как в этом  издательстве
нет такой серии... или есть,  но  уже  полный  комплект,  а  потом,  видимо,
закроем, и что горячо рекомендуем обратиться в  другое  издательство.  Лучше
послать к конкурентам, пусть и они  потеряют  время,  а  вообще-то  рукопись
талантливая, автор талантливый и пр.
   Две трети, да что там две трети, почти у всех вытянулись  лица.  Понятно,
именно такие отзывы получают, бедолаги.
   - А как иначе? - спросил я. - Только такие рецензии и можно писать. Иначе
жалобами к директору, главному редактору, министру культуры засыплют, а то и
по судам начнут таскать. А вот  к  вежливому  отказу  с  кучей  похвал  хрен
прицепишься!.. Зато та рукопись,  где  что-то  можно  сделать,  подвергается
нещадному разносу.  Критикуешь  сюжет,  подсказывая,  как  лучше  повернуть,
ругаешь слабо прописанные образы, корявый язык, штампы и пр. А в конце: если
автор сделает эти исправления,  то  рекомендую  эту  книгу  издать  массовым
тиражом. То есть, как бы автор ни ярился, читая рецензию, конечно же -  злую
и несправедливую, но если не полный идиот, то втянет язык в место, где спина
зовется уже иначе, и быстро переделает, как указал тренер.
   Все сидели хмурые, злые. Как-то по-другому представляют начальные  минуты
триумфа.
   - Так что, еще раз, - повторил  я,  -  если  у  вас  на  руках  хвалебная
рецензия - это не аргумент. Никто не любит, когда  его  вызывают  к  шефу  и
спрашивают: зачем обидел человека? Мало того, что рукопись зарубил, да еще и
обидел! Мягче надо, мягче. И самое  страшное:  а  то  перестанем  давать  на
рецензирование!.. Сейчас рукописи в издательства  идут  валом.  Если  раньше
всякий раз приходилось перепечатывать на пишущей машинке - вторые или третьи
экземпляры не принимались! - то теперь, в век принтеров,  емэйлов,  Инета...
Раньше рецензия, по инструкции, должна была  быть  не  меньше  чем  на  пяти
страницах. Теперь же зачастую умещается на одной. А то  и  в  одном  абзаце.
Конечно, в этом случае место остается только на  то,  чтобы  автора  назвать
гениальным и... отказать. А чаще  просто  отвечают:  извините,  нам  это  не
подходит. Почему? Просто не подходит. Следующий! На меня смотрели  почти  со
страхом. Я им же рассказывал,  что  они  делают  тайком  от  всех,  даже  от
родителей,  если  кто-то  еще  не   выпорхнул   из   родительского   гнезда,
рассказываю, что им ответили, все точь-в-точь, будто именно это я и писал...
Да, после этого будут слушать еще внимательнее. Уважительность, так сказать,
на марше. Бархатный совладал с собой первым, возразил:
   - Но я вчера  смотрел  по  телеканалу  ?Культура?  интервью  с  писателем
Гугашвилиным. Он рассказывал, что свои рассказы всегда читал друзьям, все на
ура, и только тогда он в печать...
   - Сцена, - объяснил я. - Для публики! А я  вам  то,  что  за  сценой.  На
экране я сам  видел,  как...  одного  моего  знакомого  мэтра  корреспондент
спрашивает с придыханием в голосе: как, дескать, рождаются великие  замыслы,
а мэтр, напыжившись и приняв глубокомысленный вид, рассказывал о неком  сне,
который он воплотил в жизнь, или неком озарении... Словом, у него есть такой
дар, которого у остальных свиней нет. Но я-то знаю его как  облупленного!  И
спит он, как бревно, без всяких творческих снов, и работает  каторжно...  Но
такие высокопарные рассказы звучат, признаю. Они нравятся как самому  мэтру,
так и корреспонденту, а экзальтированные теледуры вовсе в восторге. Дескать,
существует же на свете нечто непознанное, высшее, что  озаряет  избранных!..
Вы не смущайтесь,  и  если  просят,  то  почему  не  молоть  ту  же  чепуху?
Слушателям, а особо - слушательницам  это  нравится.  Но  упаси  небо  самим
поверить в этот бред! Не все, что продаете, стоит жрякать самим. Он  смотрел
с неприязнью, но все же, я видел по глазам, на ус мотает. И будет точно  так
же рассказывать, если уже не вещает о своих озарениях давно. Я обратился  ко
всей аудитории:
   - Не обижайтесь, собирайте все выловленные  ляпы  и  ошибки,  благодарите
и... в большинстве случаев просто выбрасывайте. Это  в  случаях,  когда  вас
учат, ?как надо? писать. ?Как правильно?. Но в одном  случае  из  ста  стоит
прислушаться и поправить.
   Впервые поднял руку хмурый мужчина с худым желчным лицом. Он  кивнул,  он
заговорил сухим, скрипучим голосом:
   - Хорошо, если бы вы коснулись еще одного животрепещущего вопроса...
   - Какого? - спросил я.
   -  Взаимоотношения,  -  пояснил   он.   -   Взаимоотношения   авторов   с
издательствами.
   - Да какие взаимоотношения? - ответил я, хотя прекрасно понимал вопрос. -
Все просто...  Вы  пишете,  издательство  публикует...  Или  в  смысле,  как
отправлять? Да сейчас все просто: хоть в рукописи, хоть в  распечатке,  хоть
на дискете, сидюке, зет-флеше, емэйлом...
   Он сказал чуть злее, я оказался чересчур туп:
   - Нет, другое. Как строить свои взаимоотношения, как подать  себя,  чтобы
приняли, как  раскрутить,  как  рекламировать,  как  создать  свой  имидж  и
прочее-прочее.
   - А-а-а-а, - протянул я, -  вот  вы  о  чем...  Пусть  я  буду  выглядеть
отставшим от жизни... хотя на самом деле я ее обгоняю, но таких  советов  не
дам. Более того, твердо стою  на  прежнем:  хорошая  книга  пробивается  без
всякой рекламы, раскрутки и прочей дряни. А ?раскрученные?  авторы,  как  вы
могли заметить, вскоре сникают, уходят с  надутых  первых  мест  в  десятые,
сотые, а то и пропадают вовсе. Брехня, что без раскрутки  ни  один  автор  в
современных условиях не выплывет наверх. Не хвастаюсь, но у меня, к примеру,
никакой раскрутки не было: ни одного  интервью  газетам  и  телевидению,  ни
одного фото, ни одного рассказа о своей гениальности,  ни  одной  рекламы  в
метро или по ящику. Но если книга того стоит, то любой, купи