президента, но что мне все президенты, короли  и  канцлеры?..
Уже тем, что я - писатель, я выше всех правителей мира. А уж как  инфист...?
Михаил отворил дверь, отступил. Я шагнул, но успел додумать, что особенность
информационной войны еще в  том,  что  нет  разделения  на  захватывающих  и
местных. Сразу стирается даже разграничение ?Друг/враг?. Я их бомблю, а они,
пораженные ударной волной, уже начинают считать союзником того, кто на самом
деле враг. Этот кабинет  показался  мне  одним  из  залов  Эрмитажа.  То  же
богатство обстановки, те же музейные вещи, такие ценные для дикарей. На  том
конце длиннейшего стола восседал старый царственный лев, таким выглядел этот
стареющий человек. Лицо показалось знакомым, но фамилию  вспомнить  не  мог,
портрет видел только в школьном учебнике. Он  изволил  встать,  подчеркивая,
что моему появлению придают немалое  значение,  даже  вышел  из-за  стола  и
благосклонно пожал руку.
   - Р-р-рад, - проговорил он государственным голосом. - Я  рад...  да-да...
Мне говорили, говорили... Специалист по  информационным  войнам?..  Да,  это
новое слово военного искусства... У вас какое звание?
   Я сел в указанное мне кресло. Михаил опустился напротив,  но  не  раньше,
чем сели мы с ректором, а Шпак так и вовсе остался по ту сторону царственной
двери.
   - Рядовой, - ответил я. И добавил злорадно:
   - Запаса. Он вскинул седые брови, лохматые и похожие на  осыпанные  инеем
ледяные торосы. Очень медленно повернул голову к Михаилу.  Тот  вскочил,  он
взглядом усадил, словно вогнал кувалдой гвоздь, сказал укоризненно:
   - Эх... Впрочем, это наша вина, Всегда приятно, когда не  тебя  винят,  а
признают свою вину. К такому человеку  сразу  чувствуешь  симпатию.  Я  тоже
ощутил, хотя этот прием расположения к себе собеседника далеко  не  нов,  но
сказал с удовольствием:
   - Да, конечно. Ректор кивнул:
   - Мы заметили, что на вас напали... уже за это вас должны  были  повысить
хотя бы до лейтенанта. Более того, вы, не дожидаясь  подхода  основных  сил,
вступили в бой... за это вы достойны  звания  капитана.  Вступили  в  бой  и
нанесли  ряд  ощутимых  ударов!  Это  уже  -  майор.  Но  полагаю,  что  для
преподавательской роли больше подходит звание полковника... Итак,  полковник
Факельный, добро пожаловать в нашу крепость. Как вы уже понимаете,  по  этой
крепости бьют особенно сильно. Я тоже кивнул.
   - Знаю. Причем  девять  ударов  из  десяти  приходится  от  ?своих?.  Они
искренне уверены, что тем самым помогают стране и народу.
   - Вы в курсе всех проблем, -  отметил  он.  -  Не  беспокойтесь,  вам  не
придется носить форму, отдавать честь и все такое. Но  жалованье  вам  будет
идти, как полковнику, что в горячей  точке  в  разгар  боев.  Плюс  полевые,
повышенный риск...
   Я прервал как можно вежливее:
   - Извините, для меня это не проблема. Я зарабатываю неплохо. Просто мне в
самом деле интересно  передать  часть  знаний  молодым  ребятам.  Есть  вещи
настолько элементарные, что их поймет ребенок, но их до  сих  пор  не  знают
взрослые люди!.. Не потому, что не понимают, а просто не знают.
   Ректор поинтересовался все так же благосклонно:
   - У вас есть план... э-э... лекций? На чем будете строить?.. Я  посмотрел
на Михаила. Он встал, отрапортовал, чуть ли не навытяжку:
   - К сожалению, еще не существует  такой  науки...  или  даже  дисциплины,
как ?информационная война?, хотя понятно, что идет она с библейских  времен.
К тому же  товарищ  Факельный  будет  читать  лекции  не  по  самой  технике
информационной войны, а по близко прилегающей  дисциплине...  Он  ее  назвал
?Как стать писателем?. Ректор послушал, благосклонно склонил голову.
   - Да надо давать разностороннее... да-да. А то если только  саму  технику
войны, то... несолидно. Может быть, даже посещать всем курсом театр оперы? А
то и вовсе - балета?.. Я слышал, что знаменитую ?Аиду? написали на заказ  ко
дню открытия Суэцкого канала. Было заказано, чтоб оперу смастерили  точно  в
срок и на заданную египетскую тему... Я думал, что он  шутит,  но  его  лицо
оставалось совершенно серьезным. Для этого стареющего льва, что с  поля  боя
ушел в  администрирование,  теперь  куда  важнее  расширение,  что  означает
дополнительное финансирование, набор новых  сотрудников,  раздувание  штата,
усиление влияния...
   - Но все же касайтесь и самой войны, - закончил  ректор.  -  А  программа
должна быть, должна... Без программы как-то не то... Несолидно, главное... Я
чувствовал беспомощность, ибо никогда не смогу дать  программу,  по  которой
строится мой метод воздействия. Специалисты с  умным  видом  перебрасываются
терминами:   ?оценка   ситуации?,   ?методы    воздействия?,    ?определение
публики?, ?ключевые сообщения?, ?стратегия?, ?тактика?, ?график?, в то время
как мне проще забросить что-то вроде: ?лучше мертвый, чем юсовец?, ?встретил
коллаборациониста - убей?, такие изречения обладают запоминающейся формой  и
бьют по самым болевым точкам.  Для  него,  мелькнула  мысль,  информационная
война остановилась на разбрасывании листовок с  надписью:  ?Рус,  здаваиси!?
Хотя нет, это нам такие сбрасывали, а мы через громкоговорители обещали, что
пленных будем по всем гаагским и женевским, а  которые  выживут,  то  еще  и
коммунистами  станут.  Все,  что  ему  наверняка  уже  говорили  про   новые
технологии, отскакивало, как горох от Кремлевской стены.
   Он все еще верит только одной технологии: пуля - дура, штык - молодец.
   - Я смогу читать только то, - предупредил я, - что знаю. Я думал, это уже
решено...
   Ректор поморщился.
   - Да, - сказал он с явной неохотой, -  да,  конечно..  Ну  конечно  же!..
Просто с методикой надежнее.
   - Когда она есть, - возразил я. - И конечно...
   - Что?
   - Когда опираются на  материалы,  -  закончил  я  скромно,  -  написанные
авторитетами.
   Он посмотрел на меня в упор почти враждебно.
   - А для вас авторитетов нет?
   Михаил нервно задвигался. Воздух в кабинете сгустился. Я чувствовал,  как
с десяток камер фэйсконтроля записывают мое лицо, движения лицевых мускулов,
применяя зондаж, вплоть до костей.
   - Нет, - ответил  я  легко.  После  рассчитанной  паузы  добавил  так  же
спокойно:
   - В моей области,  конечно.  В  области  футбола  для  меня  авторитет  -
Осташенко, а в рыбной ловле на мормышку - мой дед...
   Михаил перевел дыхание, вставил поспешно:
   - По перехваченным данным, уже две зарубежные разведки создали коллективы
по ?делу Факельного?, так  они  называют  эту  операцию.  Детали  узнать  не
удалось, но они придают огромное значение  его  перевербовке,  компрометации
или даже устранению. Скажу лишь, что на эту операцию выделено впятеро больше
средств, чем на похищение нашего сверхсекретного истребителя ?СУ-49?...
   Ректор взглянул на часы.
   - Да, - сказал он, - раз уж мы проиграли холодную войну, то  надо  сейчас
хоть в чем-то наверстывать. Или пока что крепить оборону.
   Я тоже посмотрел на запястье,  до  начала  лекции  оставалось  пятнадцать
минут.
   - Мы не проиграли, - сказал я с нажимом. - Это нам был умело навязан миф,
что  мы  проиграли...   чтобы   вызвать   у   нас   чувство   разочарования,
растерянности, пассивности. И этого... мол, все  мы  косорукие,  все  делаем
через задницу. ничего делать не умеем, а Запад все делает лучше. Мы не пали!
Просто мы первые отказались от холодной войны Мы первые сказали, что мир  на
самом деле разделен не коммунизм и капитализм, все это борьба родных братьев
в одном  мешке,  а  на  индустриальную  эпоху  и  постиндустриальную...  Оба
смотрели на меня, вытаращив глаза.
   - Однако, - продолжил я, - многие поверили  в  эту  чушь  и  вот  смотрим
фильмы ?победителей?, по всем каналам транслируются вещи, пропагандирующие и
навязывающие их ценности, их мировоззрение, хотя их мораль  -  хуже  некуда.
Ректор что-то хрюкнул, но не обиделся, как я  опасался.  Молодец,  уже  выше
таких чисто человеческих обид.
   - Но такой поток...
   - Многословие, - возразил я, - как вариант управления, принятый юсовцами,
- вариант работы слабого игрока. Такой старается  заинтересовать  другого  в
своем мнении и потому болтает, болтает,  говорит  одно  и  то  же  в  разных
вариантах, даже проговаривается, только бы удержать слушателя, брякает  себе
во вред...
   Ректор кивнул, глаза были понимающие.
   - Но они стараются подавить массой, - сказал он. - Есть термин, что когда
количество информации превышает порог критического  осмысления,  то  человек
просто усваивает ее в таком виде, в каком ее подают. У них ставка как раз на
это.
   - Это серьезный просчет, - объяснил я. - Они исходят из  того,  что  люди
везде одинаковы. Но у нас, в отличие от Юсы и почти любой  западной  страны,
во всех слоях общества существует резкое недоверие к  любой  информации.  Вы
можете назвать это наследием Советской власти,  когда  пропаганда  сидела  в
печенках, но на самом деле у нас не верили так  же  и  царю,  и  князьям,  и
самому Рюрику.
   Это чисто наше свойство, которое юсовцы не видят из-за того, что мы ходим
в юсовских джинсах, слушаем юсовские песни и смотрим юсовские фильмы. Но  мы
пока еще не юсовцы! на этом отличии можно построить многое...
   Михаил уже стоял, глаза встревоженные.
   - До аудитории придется бежать,  -  сказал  он  озабоченно.  -  У  нас  с
дисциплиной строго!
   Ректор кивнул, сдержанно улыбнулся:
   - Добро пожаловать в нашу крепость, полковник Факельный!

ГЛАВА 11

   Я едва поспевал за  Михаилом,  коридоры  здесь  не  только  широкие,  для
танковых колонн, но и длинные, черт бы их побрал, хотя бы  на  лисапете  или
роликовых коньках...
   Михаил бросил на ходу:
   - Вас обидело?
   - Что?
   - Да это... звание полковника. Я отмахнулся. - Да хоть в сержанты. Это же
игры.
   - Какие игры, - ответил он серьезно. - Сегодня же  начнут  оформлять  все
документы. Пойдет по красной линии, завтра приказ о присвоении, назначении и
все, что следует.
   Он говорил важно, значительно, я вот прям щас пойду на ушах по  коридору,
ликуя. Я усилием лицевых мышц задавил  усмешку.  Мюрат,  Ней,  Даву  в  моем
возрасте уже были маршалами. И покоряли мир.  А  моя  мощь,  знаю,  побольше
мюратовской. А если  честно,  только  об  этом  нельзя  никому,  побольше  и
наполеоновской.
   Мы добежали до нужной двери, когда умолк последний звонок. Михаил  открыл
передо мной дверь, я прошел деревянными шагами  до  стола,  остановился,  не
представляя, что делать. Обычно лектор раскладывает по столу бумаги,  папки,
тем самым настраивая себя и других на нужный лад, а у меня, как  у  хохла...
словом, ничего нет.
   Михаил вошел следом, сказал громко:
   - Здравствуйте!.. Можете сесть.
   Немаленький, но и не огромный зал,  ровные  ряды  столов,  а  за  ними  -
ученики.  Около  сорока  человек,  возраст  самый  разный,  от  двадцати  до
сорокалетних, из них пятеро женщин. Сидят, смотрят на меня внимательно.
   Как же, видят ?живого? Владимира Факельного. Почти никто меня не видел на
страницах  газет  или  по  жвачнику,  но  зато  мое  имя  известно   каждому
проходящему мимо книжных лотков. И многие читали.
   - Имею честь представить Владимира Факельного, - сказал Михаил  четко.  -
Он будет  вести  курс  писательского  мастерства.  Это  важная  составляющая
профессии,  которую  мы,  с  легкой  руки  Владимира  Юрьевича,  тоже  будем
именовать инфистикой. То есть эта профессия, существующая с пещерных времен,
наконец-то получит название, статус и свое  место  в  обществе.  А  в  рядах
войск... она уже получила. Один из слушателей, за последним  столом,  поднял
руку. Михаил кивнул,  парень  поднялся,  высокий,  чернявый,  со  свободными
движениями и живыми, чересчур живыми глазами.
   - Можно поинтересоваться, - спросил он, -  какое  у  товарища  Факельного
звание? В зале послышались смешки. Михаил окинул всех суровым взглядом.
   - В целях конспирации, - сказал он веско, - у товарища  Факельного  всего
лишь звание полковника. Чтобы не слишком выделялся из вашего стада! На самом
же деле... ну, вы  знаете,  что  в  нашей  конторе  есть  сержанты,  которые
постарше генералов. И  есть  водопроводчики,  на  плечах  которых  невидимые
погоны оч-ч-чень высокого ранга... Уяснили? А теперь я оставляю вас. Товарищ
Факельный, вы с ними построже. У нас чуть что - к стенке!
   - У меня методы пожестче, - ответил я с гнусной улыбкой. - Я их  превращу
в талибов. Или даже в ходжистов. Михаил в шутливом ужасе отшатнулся, в  зале
засмеялись. Когда за Михаилом захлопнулась дверь, я повернулся к залу. Сорок
пар внимательных глаз смотрят на меня. Сидят ровно, руки на столе. У каждого
на пальце есть  колечко...  меня  тоже  на  пальце  -  тонкое,  скромное,  с
одним-единственным камешком. Кольца такого типа, чем скромнее и тоньше , тем
дороже, ибо в них целый набор микрочипов, начиная от  анализаторов  здоровья
до спутникового Инета. У меня, как и у всех, кто  работает  с  компами,  там
есть и функции мыши  с  лазерным  указателем  курсора,  прокрутки  и  прочих
прибамбасов. Правда, научиться пользоваться такой мышью непросто, у меня эта
дура в первые дни вообще выпрыгивала за экран.
   - Здравствуйте, - сказал я. - Я никогда в жизни не читал лекций, так что,
если будет сумбурно, переспрашивайте.  Да  и  вообще  такой  дисциплины,  по
которой буду выкладывать свои... соображения, еще нет. Не существует. Потому
я буду читать несколько хаотично. К счастью, литература - не математика, где
нельзя приступать к изучению нового материала, пока не  усвоишь  предыдущий.
Здесь  можно  брать  полезные  знания  кусками,  как  из   справочника   или
энциклопедии. И конечно, я буду делиться опытом.
   Вообще творчество, казалось бы, все от Бога, а я тут... Но  я  заявлял  и
заявляю, что писать может каждый, стать писателем может всякий! Сейчас же  и
монополия государства на издания рухнула,  и  печатать  стало  легче:  компы
вместо  ручки  с  чернильницей,  современные  фотонаборные   машины   вместо
старинных а-ля ленинская ?Искра? - раздолье! В писательство ринулись многие.
Одни с жаждой заработать,  другие  в  поисках  славы,  третьи  с  намерением
осчастливить человечество, четвертые... Есть  и  пятые,  и  сотые,  всех  не
перечесть Немаловажно и то, что все те, кто жаловался при Советской  власти,
что их зажимают и не печатают, при свободе печати  оказались,  так  сказать,
экспонированными...  и  куда-то  тихо-тихо  исчезли.  К  удивлению  простого
читателя, на Олимпе вместо ожидаемой давки и треска ребер  оказалось  пусто,
как  в  ограбленной  Трое  после  раскопок  Шлимана!  Приходи  и  садись  на
литературный трон!  В  то  же  время  полки  магазинов  и  лотки  при  столь
благоприятных условиях для творчества  завалены...  ну  такой  шушерой,  что
лучше бы подержал в руках толстую старую жабу. Что случилось,  почему  такая
катастрофа? Где масса прекрасных книг?
   Они смотрели внимательно, никто не шевелился, не  пытался  отвечать,  ибо
вопрос - риторический.
   - Знают, - продолжил я, - только профессионалы.  Секрет  прост  -  писать
надо уметь. При любой  власти  дважды  два  равняется  четырем,  а  ?сабака?
пишется через ?о?. Никто ничего не записывал, слушают, смотрят. Я ощутил что
первоначальная скованность проходит, начинаю заводиться,  говорю  быстрее  и
злее, словно опять в  бою,  словно  это  те  противники,  которых  я  должен
победить, то есть перевербовать и сделать своими  сторонниками,  ибо  только
такие победы и есть настоящие победы.
   - Долгие годы,  -  сказал  я  громче,  -  профессия  поэта  или  писателя
окружалась тайной. Насаждалась мысль, что это от  Бога,  дар  небес,  особое
состояние души и прочий вздор, которым, однако, очень хорошо морочить голову
восторженным дурам. Да и сами люди к этому готовы. Нам всем хочется  чего-то
необычного! Всегда с растопыренными, как у коров, ушами и челюстями до  пола
слушаем о  ясновидении,  телепатии,  НЛО,  Бермудском  треугольнике,  Несси,
снежном человеке, деревьях-людоедах, творческом озарении...  А  писательская
братия охотно морочила голову не одно тысячелетие. Причины просты:  получать
от царей подарки - избранники небес!  -  покрасоваться  перед  восторженными
почитателями, ну и, конечно же, не допустить наплыва конкурентов.
   Да   и   ситуация   благоприятствовала:    один    грамотный    на    сто
квадратно-гнездовых верст, отсутствие Гуттенберга... Да что там  Гуттенберг!
В начале века какой процент населения России умел читать хотя бы по складам?
Но  вот  сейчас...  Читать  умеет  всяк,  а  значитца,   и   писать.   Дверь
приоткрылась, кто-то заглянул, неслышно притворил створку.
   - Но все же, - продолжил я, - несмотря на обилие нарисованных  пегасов  и
толстых баб с крыльями, что венчают венками из лаврового  листа  удостоенных
божественного озарения гениев, утверждал и утверждаю: научить писать хорошие
книги можно каждого. Еще  проще  -  бестселлеры,  которые  приносят  немалые
деньги. Это не голословно: по собранным мной еще тогда литприемам  несколько
моих  друзей,  не  помышлявшие  стать  писателями,  все   же   из   интереса
попробовали, стали публиковаться, трое стали членами Союза  писателей  СССР.
Кто знает, что такое быть принятым и  заполучить  заветную  красную  книжицу
члена СП СССР так тогда назывался Союз писателей,  а  совсем  не  совместное
предприятие,  тот  поймет,  какими  привилегиями  стали   пользоваться   эти
экспериментаторы!
   И к каким архивам, спецхранилищам их допустили! Но главное  -  к  Книжной
Лавке Писателей...
   Я перевел дыхание, уперся ладонями в кафедру. На меня смотрят  сорок  пар
глаз, молоденькие девушки на задней парте  перестали  перешептываться.  Одна
попробовала строить мне глазки, но то  ли  заслушалась,  то  ли  сочла  меня
все-таки слишком старым.
   - Да, - сказал я с нажимом, - научить писать можно любого.  Каждого!  Как
каждого можно сделать мастером спорта, научить играть на скрипке или  рояле.
Конечно, не все мастера спорта - чемпионы или рекордсмены, не все скрипачи -
Паганини, но ведь и не все писатели... - э-э... Шекспиры? Но на прилавках их
книги, многие авторы получают огромные гонорары. Наши,  отечественные,  свои
гонорары держат в тайне, что в связи с нашей  налоговой  политикой  понятно,
но, к примеру, за каждый  свой  роман  Стивен  Кинг  получает  около  десяти
миллионов долларов, а ведь и он понимает, что не Толстой и даже не  Шекспир.
В аудитории рассмеялись. Да, это они  понимают.  Но  еще  не  понимают,  что
современный автор - это  и  самое  мощное  оружие.  Это  им,  возможно,  уже
сказали, но пока еще не понимают. Не осознают. Не чувствуют, что в их  руках
может оказаться такая мощь. Правда, сама по себе она не окажется. Здесь, как
в спорте, - надо качать мускулы.
   - Мы как раз поговорим о том, - сказал я, - что нужно, чтобы стать просто
писателем-профессионалом.
   То есть человеком, который пишет и издает книги, на гонорары  от  которых
способен прокормиться. Как для чемпиона в  любом  виде  спорта  сперва  надо
стать мастером спорта... сказки о новичках, устанавливающих мировые рекорды,
оставим детям, так и для того, чтобы встать на уровень Шекспира, Толстого  и
пр., сперва надо  овладеть  хотя  бы  простейшими  приемами  воздействия  на
читателя.
   За первым столом красивый молодой мужчина с изысканными манерами  вежливо
поднял руку.
   - Прошу, - сказал я.
   - Простите, - заговорил он мягким бархатным голосом, -  а  эти  приемы...
где-нибудь опубликованы?
   - Когда я их опубликую, - ответил я, - они будут преподаваться в  средних
школах. А вы сейчас это получаете первыми.
   - Благодарю вас, - произнес он с чувством  и  сел.  Я  не  понял,  то  ли
полагает, что посадил меня в лужу,  то  ли  в  самом  деле  хотел  уточнить,
насколько свежи мои познания. Что-то становлюсь  слишком  подозрительным,  а
ведь били меня не так уж и много.
   - Кто-то, - сказал я, - остановится на этом уровне: деньги, бабы,  слава,
- но кто-то захочет пойти