дальние.  Ни  в  коем  случае  не  стоит  умалять
значение этой армии ?мастеров спорта?! Литература, как и спорт,  как  наука,
преподавание  и  прочее,  -  не  держится  на  двух-трех  вершинных  именах.
Писателей, как ученых или музыкантов, нужны тысячи. И каждый сеет ?разумное,
доброе, вечное? в меру своих сил и способностей. Не каждый читатель способен
усвоить сложные истины в изложении Толстого или Достоевского. Но зато сможет
к ним приобщиться в наивном  пересказе  Пупы  Васькина.  Бархатный  красавец
улыбнулся уголками рта и посмотрел на меня, как на упомянутого Васю Пупкина.
   - Итак, - сказал я тверже, - начинаем с нулям. Да, я начал  собирать  эти
литературные приемы давненько, чтобы объяснить друзьям,  что  это  такое  же
ремесло, как им у них, инженеров. Собирал и пропагандировал.  А  потом,  уже
будучи членом Союза  писателей  СССР,  лауреатом  украинских  премий,  когда
прошел по конкурсу на элитные Высшие  литературные  курсы  при  Литературном
институте, потрясенно узнал, что изобретаю велосипед. Приемы  литвоздействия
уже, оказывается, существуют!  Общие  для  всех.  Базовые.  Отличия  стилей,
методов и прочего начинаются наш самом пике, шпиле, когда писатель  в  самом
деле приобретает оригинальность, свое лицо.
   Но каждый из пишущих все-таки  изобретает  этот  базовый  велосипед  сам,
расходуя  на  черную  работу  драгоценные  годы,  а  потом   трусливо   таит
накопленное, чтобы не подсмотрели, не увидели, не воспользовались на халяву,
он же кровью и выбитыми зубами...
   За партами посмеивались, смотрели на меня светло и открыто. Да, я для них
уже дряхлый старик, мне почти сорок лет, в этом возрасте  уже  не  пишут,  а
передают накопленный опыт им, молодым. В самом деле, не тащить же за собой в
могилу?
   - А вот когда станете мастерами, - закончил я, - тогда и начнется  борьба
гроссмейстеров!.. До мастеров я вас доведу... по крайней мере, могу  довести
тех, кто этого хочет. Кто желает изобретать велосипед -  не  осуждаю,  но  и
мешать не буду. Эти лекции для тех, кто готов учиться  на  чужих  ошибках...
чтобы свои ошибки делать уже на уровне гроссмейстера, где вам ни я,  ни  кто
другой не поможет. Но именно тогда вы обретете настоящую мощь... мощь Магов!
   Я перевел дыхание, вроде бы слушают внимательно, добавил:
   -  Следует  учесть,  что  человек  читающий...  пусть  даже  потребляющий
детективчики самого низкого пошиба... все  же  по  интеллектуальному  уровню
выше   человека...   смотрящего   фильмы.   Даже   элитарные...   высокие...
интеллектуальные и так далее.
   Молодой мужчина, что сидит рядом с  бархатным,  весь  в  черной  кудрявой
бороде и очках, худой и желчный, благовоспитанно поднял руку. Я  остановился
тут же, рефлекс вежливости, обрывая себя даже на полуслове, кивнул:
   - Да, слушаю вас.
   Он красиво возделся, проговорил хорошо поставленным голосом:
   - Курсант Бережняк. У меня вопрос... Почему вы так  считаете?  Мы  знаем,
что киноманы ? достаточно интеллектуальная и развитая публика...
   - Почему? - повторил я. - Да потому, что читающий сам  создает  для  себя
фильм. И сколько бы человек ни прочли одну и ту же книжку... столько  разных
фильмов они и создадут в своем  воображении.  Раскрывая  книгу...  мы  видим
белый  лист  с  разбросанными  по  нему  закорючками.  А  в  мозгу   исходит
колоссальнейшая работа по перекодировке этих символов в  зрительные  образы.
Мозг включается и работает мощно во всю силу... развиваясь и накачивая  свои
мышцы. А в кино или на телеэкране  подается  уже  готовая  картинка.  Кем-то
приготовленная... разжеванная. И все до единого зрители видят одно и то  же.
Бездумно. Мозг не работает. Он только потребляет. Готовое. Это не комплимент
пишущим, на фиг я буду перед вами расшаркиваться,  а  предостережение  -  Мы
готовимся воздействовать на человека, интеллектуально более  развитого,  чем
киноман или  гэймер.  Исключения  не  в  счет,  я  говорю  об  общей  массе.
Бородоносец Бережняк улыбнулся и пожал плечами, но видно,  что  со  мной  не
согласен.
   - Об общей массе, - повторил я с нажимом. - А в массе  даже  самый  тупой
качок, читая желтый боевик про очередную банду, сам для себя создает длинный
и красочный фильм. Другой качок, глотая  эту  же  дрянь,  создает  для  себя
совсем иной фильм. Если первый, наткнувшись на фразу ?Вошла  очень  красивая
девушка?, видит перед собой длинноногую блондинку с двумя прыщиками спереди,
то второй видит коротконогую толстушку восточного типа, с широкой задницей и
выменем до пояса. Учитывая, что в их мозгах, треща  от  непосильной  натуги,
жернова  все  же  двигаются,  мы  должны  расположить  эти  кодовые  значки,
именуемые буквами, так, чтобы даже самые тупые  увидели  картинки.  Лучше  -
двигающиеся, так называемые Motion picture, и, кроме  того,  чтобы  там  еще
слышался топот, визг тормозов и  прочие  звуки,  а  сверх  всего  -  запахи,
которые не скоро появятся  в  кино.  Это,  так  сказать,  программа-минимум.
Заставить читающего увидеть  то,  что  видите  для  него  вы.  А  уже  потом
включается более сложная программа: заставить читающего проникнуться  вашими
мыслями, идеями, бросить его бить не правых, а левых или наоборот - неважно.
Или послать на уборку улиц, что, понятно, заставить  сделать  куда  труднее,
чем бросить с вилами наперерез на красных или  белых.  Для  исполнения  всех
этих грандиозных задач  и  планов  надо  лишь  правильно  расставить  буквы.
Очкасто-бородоносный Бережняк, которого я уже мысленно записал в ?минус?, то
есть в оппозицию, скептически улыбался.
   - Первое, - сказал я почти зло, - что необходимо будущему писателю, - это
несокрушимая уверенность, самоуверенность, вплоть до наглости! Понятно, вряд
ли такую черту характера обязательно выявлять на людях, не  оценят  сволочи,
но быть уверенным в себе на все сто  и  больше  необходимо,  архиважно,  как
говорил основатель государства. И полагать  искренне  и  железобетонно,  что
если не сегодня к вечеру, то уж завтра точно  соберете  урожай  нобелевок  К
концу недели можно будет ходить по  центральной  площади,  где  рядком  ваши
памятники в натуральный  рост  статуи  Свободы,  а  женщины  начнут  срывать
чепчики и бросаться под ваш ?Роллс-Ройс?.
   Они посмеивались, переглядывались. Я ерничаю, но видно же, что это и есть
главная цель писательства.
   Да-да, урожай нобелевок, памятники, портреты во всех изданиях, все узнают
на улицах, просят автографы, миллионные гонорары...
   Мечтайте, мечтайте, подумал  я.  Это  в  самом  деле  достижимо  даже  на
простейшем уровне. А вот когда достигнете, тогда поймете,  что  есть  и  еще
ступенька на неведомый этаж. Тот самый, где обитают Маги.
   - Зачем наглость? - переспросил я себя. - А иначе не получится! Человек с
нормальной  психикой  привык  два  раза  в  месяц  получать  зарплату.  Хоть
маленькую, но регулярно. Хоть плохо работать, хоть  терпимо,  но  все  равно
получать. Не зарабатывать, а именно получать. Мол, мне дают зарплату за  то,
что хожу на работу. А если еще и работаю, то премию. Даже  теперь,  в  эпоху
рынка. А писатель? Первый барьер у писателя, как и  художника,  -  получится
или не получится нечто годное  для  продажи?  Нормальный  человек  откажется
сразу: полгода писать,  горбиться  над  клавиатурой,  а  вдруг  да  придется
бросить на полдороге?
   И все уже сделанное коту под хвост? Да ни за что! На службе зарплата  или
жалованье все-таки два раза в месяц. Нормальный  человек  привык  за  каждое
шевеление пальцем получать денежку. А у наглого  да  самоуверенного  никаких
сомнений: получится, да еще как! Еще и медалями  обвешают!  Их  лица  слегка
посерьезнели.
   - Затем, - сказал я, - после долгих трудов  на  горизонте  грозно  встает
другой барьер: возьмут в издательстве или не возьмут?.. И даже когда взят  и
этот барьер, а он непростой, то страшненькие вопросы все лезут и лезут,  как
тараканы от нехороших соседей: заплатят или не заплатят? Человек  нормальный
просто не рискнет  даже  начинать  при  таких  условиях.  А  наглый  говорит
уверенно: получится, возьмут, заплатят,  да  еще  много  и  сразу!  Из  этих
ненормальных, понятно, девяносто девять процентов отсеется, все  это  знают,
но все-таки каждый из вас уверен, что отсеются другие, а  именно  вы  будете
тем, кто выживет и соберет все пряники. Украдкой поглядывают друг на  друга,
все понятно, все вы как на ладони. Не просто каждый уверен в себе, но и  уже
прикидывают, кто раньше сойдет с беговой дорожки, кто позже, а с кем добегут
почти до финиша.
   - Так что о талантах, - продолжил я, - вдохновении,  озарениях  и  прочих
туманных материях здесь, в моей лекции, искать не стоит. То -  показуха  для
того, чтобы легче снимать красивых дур, да  и  отвязываться  от  них  проще,
ссылаясь на некий зов. Это - лекция профессионала для тех, кто  хочет  стать
профессионалом.  И  жить  исключительно  на  гонорары.   Бархатный   мужчина
скептически улыбался. Понятно, он и сейчас живет на деньги богатых  и,  надо
полагать, влиятельных родителей. Я  посмотрел  на  него  злорадно  и  сказал
громко, с нажимом:
   - Еще желательно, хоть и не обязательно до зарезу, чтобы автору  отпилили
ноги, перебили позвоночник или хотя бы выбили глаз. Словом,  любое  уродство
приветствуется, ибо тогда жизненная мощь, что идет в кулаки и ниже,  намного
ниже, вынужденно сублимируется в духовную энергию. В аудитории захихикали.
   - К примеру, - сказал я невозмутимо, - когда двум крутым рыцарям в битвах
отрубили: одному - руку, другому - ногу, то, не в состоянии работать мечами,
волей-неволей заработали головами. Которые, естественно, были без надобности
молодым и красивым.
   В результате  один  после  неудачных  попыток  писать  стихи,  рассказики
сотворил роман ?Дон Кихот?, а второй, которому ногу, после неудачных попыток
писать стихи и рассказики создал особый рыцарский  орден  монашеского  типа,
члены которого не носили ряс. Их целью было  создание  нового  справедливого
общества, девизом которого стало ?Великая цель оправдывает  любые  средства?
или ?Все средства хороши для достижения  великой  цели?,  а  личным  девизом
этого рыцаря стало ?Штиль хуже самой страшной бури?.
   Грамотные уже  догадались,  кто  этот  буревестник  революции  и  что  за
коммунизм он строил.
   Бархатный наклонился  к  Бережняку,  что-то  шепнул.  Тот  удовлетворенно
кивнул.
   -  Эрудированный  человек,  -  добавил  я,  -  может  вспомнить   бравого
комсомольца, который, если бы ему не  перебили  хребет,  стал  бы  в  лучшем
случае  заурядным  секретарем  комсомола  или   даже   райкома   партии,   а
прикованнопостельный написал ?Как закалялась сталь?!
   К слову, среди членов Союза писателей,  как  нигде,  безногих,  безруких,
слепых, прикованных к постели... Если у  вас  все  цело,  это  хуже,  но  не
безнадежно. Ведь могут быть еще спасительные комплексы,  которые  никому  не
видны, но вы чувствуете себя не совсем полноценным и  стараетесь  стать  еще
круче, а литература как раз тот спортивный зал, где совершенствоваться можно
до бесконечности.
   Теперь  все  смотрели  на  меня  с  недоумением.  Когда  истина  чересчур
парадоксальна,  ее  невольно  прикрываешь  самоиронией,  начинаешь  как   бы
подсмеиваться над своими словами. Мол, не принимайте их  слишком  всерьез...
но все же как-то принимайте, зерно в этом есть...
   - Но даже, - продолжил я тем же тоном, - если вы  красавец  и  атлет,  но
ведь не все женщины мира ваши? Где-то  в  Австралии  о  вас  не  знают,  как
обидно, хоть топись с горя, а если написать потрясную  книгу,  то  и  оттуда
прибегут бросаться под ваш автомобиль, а  мисс  Вселенная  будет  добиваться
вашего внимания. К тому же писательство  дает  редчайшую  и  соблазнительную
возможность одним прыжком к золотой медали. Кому  нужны  смешные  институты,
кандидатские, докторские, звания академиков, когда только старость получаешь
возможность научного творчества... А так: умеешь читать? Хотя бы по складам?
Значит, уже можешь и писать.  Да  слушают  внимательно.  Врубились,  что  за
иронией часто прячется смысл более глубокий, чем за возвышенными речами, где
каждое слово с прописной буквы.
   - Третье необходимое условие, - сказал я, - сжечь мосты за спиной.  Чтобы
отступать уже некуда. Тот же нормальный человек  после  двух-трех  неудачных
попыток махнет рукой и скажет: зачем стучаться, когда не открывают?  Сколько
усилий пропало зазря...
   А тут у меня зарплата идет себе и  идет.  А  вечера  вместо  того,  чтобы
горбиться над клавой, можно провести с очень раскрепощенными  и  без  всяких
комплексов... Зато тот, у кого работа дрянь, - ну,  не  хотел  я  оставаться
литейщиком, как настойчиво советовали критики и доброжелатели, не  хотел!  -
тому   отступать   некуда.   Тот   будет   ломиться,    накачивать    мышцы,
совершенствоваться, и... победа придет! То есть, объясняю на пальцах,  очень
желательно, чтобы работа у вас была дрянь.
   Ну, скажем, вы дворник, а вам жаждется стать старшим  дворником.  Или  вы
вице-президент компании, а вам не жить без полного президентства, но это  не
светит, не светит: у президента подрастают детки... Один путь - в  писатели.
Туда ведь можно одинаково с любой должности. Вы же видите, и  наш  президент
страны, который самое Красное Солнышко, и Моня  Левински  одинаково  берутся
писать книги!
   А этот мой труд можно рассматривать как  краткую  инструкцию  по  быстрой
переквалификации с низших должностей: президент - слуга  народа,  в  высшие:
писатель - властитель дум и судеб. Бархатный поднял руку и, дождавшись моего
кивка, спросил:
   -  Я  что-то  не  понял,  простите...  вы  что  же,   начисто   отрицаете
необходимость таланта? Я покачал головой.
   - Для тех, кто в танке, напоминаю, что, когда речь заходит о скрипке  или
рояле, никто вроде бы не  отрицает  необходимости  таланта,  хоть  никто  не
знает, что это, но принято так говорить, вот и говорят.
   Комильфо, как говорят грамотные. В то же время  всякому  ясно,  что  надо
играть гаммы, развивать пальцы, тренироваться или  хотя  бы  выучить,  какая
клавиша пищит, а какая рычит.
   Но когда речь о  литературе,  то  всяк  уверяет,  что  надобен-с  талант,
талант! О мастерстве ни слова, о профессионализме - молчок,  о  литературных
приемах - ни гу-гу, ни кукареку. Только талант, талант, талант-с!
   Бархатный улыбнулся, сел.
   - На этом заблуждении, - продолжил я, - крылья как раз и горят.  Написать
роман может действительно  всякий.  Даже  президент  лично,  без  специально
созданного  для  этого  случая  Всероссийского  Центра  По   Написанию   Для
Президента Книги. Даже издать на свои  деньги.  Толстый  романище,  в  яркой
обложке, с золотым тиснением. С голыми  бабами  или  без,  с  виньетками.  С
серпом и молотом или орлом-мутантом. С золотым обрезом, если вы  всего  лишь
директор банка или президент страны, а  хочется  выйти  в  писателя.  Только
читать такой роман сможет разве что сам  автор.  Он  в  диком  восторге,  он
искренне не понимает, почему все эти двуногие идиоты плюются, не понимают  в
искусстве, гады.
   Бережняк придвинулся  к  бархатному,  словно  черпая  добавочную  силу  в
соратнике, поинтересовался:
   - А почему?
   - Секрет прост. Пишущему, напоминаю, нужно всего-то расставить  на  листе
бумаги условные значки. Их что-то около тридцати, точно не помню, плюс-минус
пять, только и всего. А мозг читающего трещит от нагрузки, человек  начинает
видеть  фрэймы,  образы,  картины.  У  него   учащается   сердцебиение,   он
задерживает дыхание, смеется, плачет, а со стороны вроде бы просто таращится
на лист бумаги с ровными  рядами  довольно  простеньких  значков...  Да,  но
смеется и плачет, если написано профессионально. Если же нет, человек  видит
как раз значки на листе бумаги.
   А сама перекодировка идет только в мозгу счастливого автора: смотрит на и
значки и добавляет мысленно то, что не сумел выложить на бумаге. И  негодует
на идиотов, что не понимают  его  великое  творение.  На  этот  раз  слушают
внимательно и серьезно. Поглядывают на  экраны  пальмтопов,  так  явно  идет
запись моей речи, оцифровка и моментальная перекодировка в текстовый файл.
   - Итак, - сказал я, - начнем о том, как правильно располагать  эти  самые
значки! Вообще-то автор выступает в роли того мудрого  раввина,  которого  в
разгар поста застукали с голыми бабами в бане, когда закусывал вино свининой
и орал похабные песни: друзья, делайте, как я говорю, а не как поступаю! Да,
из-за коммерческих соображений, да и из желания успеть опубликовать  начатое
годы тому автор порой выпускает роман... ну, мягко говоря,  который  мог  бы
улучшить. Тем более что знает как. Но вы-то не связаны ни  сроками  выпуска,
ни  возрастом!   Можете   выстроить   книгу   совершенной,   вычистить   все
шероховатости, а все алмазики превратить в бриллианты! И  взять  разом  всех
баб, все ордена и премии!..
   Итак, начинаем книгу о литературных приемах...
   Неожиданно резко прозвенел звонок. Я вздрогнул, привык к более мелодичным
звукам, а этот прямо-таки казарменный, солдатский.  Инстинктивно  отошел  за
стол, ибо хотя у слушателей возраст не совсем школьный,  но  я  сам  в  свое
время заканчивал ВЛК, мы тоже были не дети, все уже  лауреаты  и  признанные
гении, но, когда звучал звонок, все вскакивали  и,  не  дослушивая  лектора,
сбивая друг друга с ног, мчались в буфет. Помню,  лектор,  старый,  седой  и
похожий на классический образ композитора, покачал головой и обронил  фразу,
что вот читает он лекции в ВПШ, в Военной  академии,  в  Академии  наук,  но
везде человек, садясь за  парту,  превращается  в  школьника  со  всеми  его
прелестями. И даже почтенные генералы, заслышав звонок, вскакивают точно так
же живо и бегут, застревая в дверях,  в  буфет,  в  буфет...  Все  сидели  и
выжидающе смотрели на меня. Я через силу Улыбнулся:
   - Ладно, о приемах на следующей лекции. Лекция окончена, все свободны!
   Они поднимались, очень вежливые  и  воспитанные,  закрывали  сверхплоские
пальмбуки.
   Я, не веря  глазам,  наблюдал,  как  уступают  друг  другу  проход,  даже
задерживаются за столами, давая пройти другим,  а  уж  женщин  так  и  вовсе
пропустили вперед, несмотря, что все равны и любую можно отпихнуть с дороги.
   На часах табло показывало, что время лекции уже закончилось.  Ого,  да  я
орел, если так быстро справился с первой в жизни лекцией, сам бы не поверил.
Неужели  превращаюсь  в  говоруна?  Который  не   столько   пишет,   сколько
рассказывает, как пишет, как придумывает, что  задумывает,  в  какой  момент
гениальная мысль посетила его сверхгениальную голову?
   В коридоре стоял Михаил, двигал пальцем на  тачпаде  пальмбука.  Судя  по
движениям, играет в аркадку. Увидев, как выхожу, сунул пальмик  в  нагрудный
карман, подошел с протянутой рукой.
   - Спасибо!
   - Я еще ничего не сказал, - ответил я.
   - Вы сделали больше. Вы заставили слушать с горящими глазами.

ГЛАВА 12

   На следующий день после первой в жизни лекции, когда я не  выслушивал,  а
говорил сам, нагрянули гости. Из-за границы. Это когда-то мы вместе учились,
ходили на черный  рынок,  на  сэкономленные  от  школьных  завтраков  деньги
покупали  полузапретные  боевики,  а   теперь   мы   в   разных   суверенных
государствах. Они живут на Украине, а я вот уже москаль. И чтобы приехать ко
мне, теперь мало просто купить билет...  Полдня,  как  водится,  бестолковые
разговоры, воспоминания, возгласы ?А помнишь??, потом неизбежное  возлияние.
В последнее время совсем не  пью,  но  в  таких  случаях  приходится.  Я  же
понимаю, что живу именно в этом времени, этой  эпохе,  здесь  такие  обычаи,
комильфо, и если попал в свинячье стадо, то  приходится  хрюкать,  чтобы  не
разорвали, не затоптали. На другой день тяжелая голова, ни одной  мысли.  Не
то чтобы писать, даже править не решился: пропущу  баг,  а  в  моей  Главной
Книге это абсолютно недопустимо. Весь день возил их по Москве, конечно же  -
по м