визиты.
Я уже проверила, ошибок нет. Обратите внимание на третью страницу,  там  два
момента, которые можно толковать двояко... К вам сейчас гости?
   - Да, - ответил я небрежно, - Марина, это одна из моих  знакомых,  заедет
взять клипсы. Вчера... или пару дней назад забыла в ванной. Или  неделю,  не
помню.
   Она кивнула, ее карандаш все так же острым концом пробегал над строчками,
как вездесмотрящий сканер.
   Ни слова, что клипсы  безвкусные  или  что-нибудь  в  таком  духе,  чтобы
уязвить  другую  женщину.  Серые  глаза  внимательно  просматривают   пункты
договора.
   Я вышел на балкон, воздух чуть посвежел, но только за счет  ветра,  а  на
ртутном столбике все те же тридцать пять в тени. Марина,  вспомнил,  молодая
женщина, красивая, стройная, следит за фигурой.  Без  материальных  проблем,
как сейчас говорят.  Работает  на  цветопробах  в  небольшой  фирме,  хорошо
зарабатывает. У  нее  роскошная  дача,  все  от  бабушки,  все  от  бабушки.
Вообще-то мне везет на женщин без материальных проблем. Наверное, те, у кого
они есть, быстро разочаровывались во мне: не бросался решать их проблемы,  а
если походя и решал, то ничего не старался выторговать из покровительства, а
это оскорбляет, ?ах, я тебе совсем не нужна?, и вскоре  я  замечал,  что  на
кухне у меня хлопочет почему-то брюнетка, а в прошлый раз вроде  бы  стучала
тарелками блондинка, даже в постели изгибается чуть иначе... Ах да, это  уже
другая женщина!  Надо  осторожно  спросить,  как  ее  зовут.  Наверное,  уже
говорила,  но  не  запомнил,  мысленно  вел  рыцарский  отряд  через  горный
перевал...
   Звонок в дверь прогремел не через двадцать минут, а через  сорок,  как  и
ожидалось. Я все равно вздрогнул, бросил взгляд на  сочную  грудь  Кристины,
поспешил  к  дверям.  Марина  ворвалась  веселая,  свежая,  пахнущая   всеми
дезодорантами. От нее пошла во все стороны  волна  бодрящего  холода,  будто
только что выпорхнула  из  морозильника.  Даже  румянец  на  щеках,  как  от
морозца, а губы блестят молодо и ярко, упругие, как поспевшая черешня.
   - Все работаешь? - сказала она весело. Громко чмокнула, потрогала меня за
причинное место, подмигнула со словами: ?ого, уже накопилось? и сразу  пошла
к ванной. И там, в коридоре, через дверной проем увидела Кристину.  Кристина
уже в майке сидела на том же месте  и  с  таким  вниманием  всматривалась  в
текст, что, случись рядом извержение Везувия... Голубые глаза  Марины  сразу
стали зелеными. Она с деревянной улыбкой шагнула в комнату.
   - Здравствуйте!.. Вот уж не ожидала...  Хотя  можно  бы  и  привыкнуть...
Кристина подняла голову, сдержанно улыбнулась:
   - Здравствуйте. Меня зовут Кристина, я - литературный  агент.  Сейчас  по
поручению издательства мы утрясаем проект договора,  который  устроил  бы  и
автора, и издательство.
   - О, - сказала Марина.
   Она остановилась в дверном проеме, глаза ее  обшаривали  Кристину  сверху
донизу, словно искали следы моих ладоней. Кристина улыбнулась  ей  еще  раз,
рассеянно  доброжелательно,  профессионально,  так   сказать,   как   должен
улыбаться продавец каждому входящему  в  его  магазин,  и  снова  ее  взгляд
побежал по строчкам.
   Марина в некотором затруднении переступила с ноги на ногу, потом решилась
и села в кресло. Кристина, все верно,  слишком  хороша,  чтобы  у  нее  было
что-то со мной: ослепительно красива, аристократична, идеальная фигура  -  и
все даже не со знаком ?плюс?, а с ?экстра-плюс?, всего даже чересчур:  такие
держатся возле мультимиллионеров, те тоже понимают, что от них  нужно  таких
хищным красоткам, но принимают правила игры.
   - Очень важный договор? - спросила она светским голосом. - Володя, не пои
меня своим гадким кофе, как ты всегда  делаешь!..  Принеси  стакан  холодной
воды... Любой, хоть нарзана!.. И я  оставлю  тебя  работать  в  такую  жару.
Кристина кивнула, глаза ее бежали по строчкам договора.
   - Да, - сказала она отстраненно, - очень  важный.  Речь  идет  о  больших
деньгах... очень  больших.  Автору  достанутся  совсем  крохи,  но  он  рад,
деньги-то большие. На Западе авторы, рангом даже ниже Владимира, получают за
каждую  книгу  пятнадцать-двадцать  миллионов  долларов.  У  нас,   конечно,
масштабы меньше, но не настолько, чтобы он  не  получал  пятнадцать-двадцать
тысяч... Карандаш  ее  легко  порхал,  ставя  галочки,  подчеркивая,  обводя
наиболее важное, зачеркивая повторы или неприемлемое,  а  Марина  сказала  с
деревянной улыбкой:
   - Да-да... не в тысячу же раз!..
   Но глаза ее сказали, что  она  считает  Кристину  не  моим  литгентом,  а
литагентом издательства, те ворочают миллиардами, а такие  красивые  пираньи
могут быть только там, возле крупных денег, а писателишка им на один  острый
зуб. Вода в стакане пузырилась, сразу  усеяла  стенки  блестящими  шариками.
Марина пила мелкими быстрыми глотками, морщила нос.  Взглянула  на  часы,  в
глазах уже вертятся цифры калькулятора: раз уж я занят, то куда пойти, с кем
и а каких  условиях.  На  меня  взглянула,  как  на  проигравшего,  с  такой
красоткой у меня нет шансов, подпишу все, что подадут эти  холеные  руки,  а
если где-то заартачусь, то хищная красотка ради дела вскинет  на  мои  плечи
свои роскошнейшие ноги, и тогда все, подпишусь даже  на  работу  дворника  в
своем же доме. Я закрыл за нею дверь, сходил на  кухню  за  двумя  стаканами
охлажденного сока.
   Кристина уже снова без майки, но глаза ее по-прежнему пробегали по тексту
договора.
   - О, спасибо, - сказала она, принимая сок. - Какая адская жара... Сколько
она продлится?
   - Синоптики могут пообещать и мороз с  метелями,  -  ответил  я.  -  Если
спонсором выступит магазин дубленок. Она пила медленно,  наслаждаясь  каждым
глотком. Я ухитрялся почти не  смотреть  на  ее  изумительной  формы  грудь,
Кристина  откинулась  на  спинку  кресла,   грудь   приподнялась   и   двумя
раскаленными  стволами  лазеров  нацелилась  мне  в  губы.  В  серых  глазах
заблистал смех.
   - Простите, - сказала она смиренно, - что я испортила вам секс... В такую
жару это особенно мучительно. Но если  вам  это  уже  начинает  мешать...  в
смысле, течению ясной мысли, то я к вашим услугам.
   - Спасибо, - буркнул я, - как-то обхожусь.
   - Да, - согласилась она, - ?Тайд?  отстирывает  все.  Но  если  возникнет
желание - только свистните.
   - Свистну, - пообещал я. Так свистну, добавил про себя, что глаза у тебя,
красивая сучка на лоб вылезут. Никто мне еще  так  нагло  не  предлагал  это
дело, да еще в таких медицинских терминах. Чувствую себя последним гадом.  И
каким-то проститутом, хотя предлагает она, но чувствую себя гадом я, почему?
   Вообще в отношении Кристины желание возникло  только  однажды,  да  и  то
странное: как будто бы я после ссоры  с  нею  схватил  ее,  связал  и  грубо
истрахал во все дыры и полости. Но,  проснувшись  окончательно,  устрашился,
что это уже какая-то  перверсия  -  связывать  женщину.  Свидетельство  моей
беспомощности, а там рукой подать и вообще до гомосекства или  еще  каких-то
крайностей... наверное.
   Во всяком случае мой тренированный мозг больше  не  позволял  себе  таких
вольностей, а на обнаженные прелести Кристины смотрел холодно, горячая кровь
к гениталиям  не  приливала  Почти  не  приливала,  а  когда  все-таки  туда
устремлялась горячая волна, я умело направлял ее на сдерживание  радикальных
исламистов, а то и вовсе начинал усиленно думать о своей Главной Книге... Да
лучше я опущусь на пару этажей и трахну Нюрку, простую и  податливую  девку,
ее трахает все мужское население дома, со всеми она в хороших отношениях  и,
главное, никого ни к чему не обязывает.
   Кристина, по-моему, так и не врубилась, почему  не  накидываюсь,  раз  уж
такой сладкий кусок мяса подкладывает под самый нос. Другой сам бы  подбивал
клинья, истекая слюной, юлил бы и скулил, а тут холодноватый отказ.

ГЛАВА 10

   У меня вообще вся жизнь на бутербродах, хотя иногда заказываю  что-нибудь
шикарное в ближайшем ресторане. С доставкой на дом. Мои  гонорары  позволяют
жить безбедно, даже очень безбедно, а если вдруг оказывается, что в квартире
нет даже хлеба, а в холодильнике при тугом бумажнике хоть шаром  покати,  то
это лишь придает жизни некоторое обаяние.
   На этот раз в холодильнике мясо и фрукты из самого дорогого супермаркета.
Я слышал, как на  кухне  зашумела  вода,  Кристина  внесла  в  широкой  вазе
оранжевую горку виноградных гроздьев.
   - Я все правильно сделала? - спросила она осторожно.
   - Ну, наверное, - ответил я рассеянно. - Я не спец по ритуалам.
   - Простите, Владимир Юрьевич, я не слишком вам мешаю?.. Может  быть,  мне
приходить до или  после  вашего  творческого  периода?  Одни  пишут,  как  я
слышала, утром, другие только по ночам...
   - У меня другой стиль, - отмахнулся я - Помните, Хемингуэй писал в  кафе?
У меня обычно жвачник включен... Иногда даже второй комп пашет.
   - Чудесно, - сказала она  с  облегчением.  -  А  то  я  чувствовала  себя
виноватой. А так  побуду  третьим  компом.  Вы  какие  кнопки  топчете  чаще
других?..
   - Что, собираетесь писать романы?
   - Писать нет, но знать, как вы пишете... наверное, надо? На экране лениво
плыл по синему небу пурпурный дракон. Среди  белых,  подсвеченных  оранжевым
кучевых облаков он смотрелся как драгоценный рубин. Внизу по  зеленому  полю
медленно двигался конный рыцарский отряд. Я тупо смотрел на них, не понимая,
почему выехали из замка, у них же пир, у меня это хорошо  получается,  потом
немного с бабами, здесь тоже надо дать читателю кусок сладкого мяса, а  они,
идиоты... Тонко запищал домофон. Я вскочил, метнулся  в  прихожую.  Солидный
мужской голос сказал, что он - шофер Кричевского, лекция через полтора часа,
но лучше выехать сейчас, как и договаривались.
   - Выхожу, - ответил я.  Кристина,  уже  одетая  и  причесанная,  с  самым
благовоспитанным видом, в глазах ожидание, вышла в прихожую - Выходим?
   - Да, - ответил я. - Черт, не зря ли я в это ввязался?
   - Вы ничего не делаете зря,  -  сообщила  она.  -  Даже  когда...  что-то
нелепое.
   - Нелепое?
   - С точки зрения нормального, - уточнила она.
   Она вышла  в  коридор,  чтобы  не  видеть,  как  буду  включать  потайную
сигнализацию, я догнал ее уже перед шахтой лифта. Дверцы раскрылись,  пришел
маленький лифт, мы втиснулись, по крайней  мере  я,  слишком  близко  от  ее
зовущего тела, кабинка тут же  наполнилась  ароматом  ее  духов  слишком  уж
они... э-э... намекающие, а здесь тесно, жутко тесно.
   Кристина  взглянула  быстро-быстро,  тут  же  отвела  взгляд  в  сторону.
По-моему, уловила, что, если сейчас  возьмет  меня  за  причинное  место,  я
сдамся, ведь сколько во мне  человека,  миллиграмм?  -  а  все  остальное  -
большая обезьяна, переполненная похотью. Но потом, когда обезьяна  нажрется,
во мне снова проклюнется человек, а он может все оценить иначе.
   Еще в подъезде пахнуло жаром от раскаленных стен, а когда толкнул дверь и
вывалился наружу, горячий воздух ожег кожу, будто уже на жгучем солнце, хотя
здесь пока еще тень.
   У  подъезда  застыла  длинная   черная   машина,   тонированные   стекла,
проблесковый маячок, широкие шины.
   От машины веяло надежностью.  На  прошлой  неделе  у  нас,  на  Склярова,
столкнулись джип ?Чероки? и старая ?Волга?, джип всмятку, его  сложило,  как
картонную коробку, а у танка во фраке, как называют ?Волгу?, лишь  чуть-чуть
поцарапало бампер. Говорят, даже погнуло чуть, но эту вогнутость я бы  искал
с лупой. Так вот эта машина, при всей элегантности,  как  мне  чуется,  если
столкнется с той ?Волгой?, то уже ?Волга? будет всмятку.
   Кристина сказала весело:
   - Ого!.. Завидую. Ну, я побежала.
   Я посмотрел вслед, красивым женщинам надо обязательно смотреть вслед, это
стимулирует  их  популяцию  в  обществе,  развивает  и   гордоспинность,   и
улыбаемость, даже молочные железы растут и развиваются, полагаю,  при  таком
отношении втрое лучше.
   Из машины вышел высокий подтянутый мужчина. Как держался, как двигался, я
сразу ощутил к нему расположение восхитился: да, профессионал!
   Почему обычный человечек всегда  ходит  с  угрюмой  рожей,  не  старается
расположить, к себе окружающих? Хуже того, женщины тоже сплошь  угрюморожие.
Мужчина обошел машину, распахнул дверцу с моей стороны и ждал с  приветливой
улыбкой.
   С улыбкой не шофера, не слуги, а просто хорошего приятеля.
   - Спасибо, - сказал я.
   - Меня зовут Михаил Игнатьевич, - сообщил он, - но можно просто Михаилом.
Я так долго прожил в Юсе, а для них даже Михаил -  длинное  имя,  мозгов  не
хватает выговорить.
   - Но я Майком вас звать не смогу, - предупредил я. Он улыбнулся:
   - Пристегнитесь. Вообще-то я мог бы и на своей,  моя  в  исправности,  но
стало интересно, что же это такое, когда ?присылают машину?. Да, это  другой
уровень:   вместительный   ?Кадиллак?,   предупредительный   водитель,   что
распахивает перед тобой дверцу и ждет, пока сядешь на заднее сиденье, только
потом закрывает дверцу, будто и этого я сам не в состоянии, обходит машину и
садится за руль. Мы мчались с мигалкой, хотя в этом нет необходимости, время
между часами ?пик?. Когда приблизились к Центру, Михаил убрал спецприметы, и
наш ?Кадиллак? уже почти ничем не отличался от других дорогих машин, коих  в
Центре немало. Впереди выросло  и  быстро  приближалось  высокое  здание  из
массивных  гранитных  глыб.  ?Кадиллак?  на   скорости   остановился   перед
подъездом, процедура повторилась в обратном порядке: водитель обошел  машину
спереди, открыл дверцу. и я  изволил  выйти  из  экипажа.  Изволил  выйти  с
достоинством, замедленными движениями, ни одного  лишнего  жеста,  положение
человека на заднем сиденье обязывает.
   - Теперь сюда, - сказал Михаил. Он взял меня под локоть  двумя  пальцами,
словно взялся вести слепого, только что не предупредил, что здесь ступеньки.
   - На входе, правда, маленькая процедура ...
   Голос был извиняющийся, я ж никогда не слышал о такой вещи, как пропуски,
но процедура оказалась короткой на меня взглянули,  потом  взгляд  охранника
скользнул на невидимый мне экран, он кивнул:
   - Пожалуйста, проходите.
   В холле к нам подошел еще один, пониже Михаила, плотный,  крепко  сбитый,
сказал панибратски:
   - Полковник Шпак. Меня прислали  проводить  вас  к  высокому  начальству.
Привет, Миша. Так вы и есть тот самый знаменитый инфист?
   - Я не знаменитый, - ответил я.
   - Простите, я не знал, что вы засекречены. Михаил сказал зловеще:
   - Теперь знай. И не забывай.
   Он взмахнул рукой в сторону широкой мраморной лестницы  на  второй  этаж.
Длинный роскошный красный ковер ниспадал по ступеням, как нескончаемый поток
крови, растекался аккуратным озером у нас под ногами.
   Мы направились вверх по этому потоку, как форели, преодолевая  ступеньки.
Шпак присматривался ко мне с нескрываемым интересом.
   - Не знаменитый? А у  нас  с  недавнего  времени  о  вас  начали  легенды
рассказывать.
   - А о ваших знаменитостях пишут в газетах? - спросил я. - Что-то не  вижу
портретов ваших абелей на заборах!
   Он хохотнул:
   - Верно. Но вы специалист по оружию, верно?. А что ваше оружие разрушает?
Или оно не разрушает?
   Он спрашивал с некоторым пренебрежением, то ли в самом деле я ему явно не
нравился, то ли провокационка, чтобы я прям  щас  выложил  все  свои  тайные
секреты.
   - Разрушает, - ответил я лаконично.
   - Что?
   - Самое важное, - ответил я. - Самое важное.
   - Но что?
   - Принятую человеком модель мира.
   Мы втроем поднялись  по  этой  царской  лестнице...  даже  императорской,
достойной не только императора Николая  Второго,  а  можно  выше  -  султана
Брунея. Я  держался  как  можно  солиднее,  но  все  равно  чувствовал  себя
самозванцем. Несмотря на заносчивость, что необходима в моем ремесле, се  же
не чувствовал, что уже насовершал массу  великих  дел  и  готов  ?передавать
молодежи секреты?. Да и секретов-то никаких, просто  остальные  олухи  не  в
состоянии подобрать даже то, что лежит  буквально  на  дороге.  Ну  кому  не
понятно, что писатель важнее генерала? В смысле для общества?..
   Оказывается, никому не понятно. Вот только сейчас проснулись.  Да  и  то,
готовых инфистов пока нет, в смысле, с дипломами, у нас главное - диплом, да
еще желательно, чтоб там что-нибудь по-иностранному, к примеру  -  ?graduate
in  Muchosransk?,  потому  ухватились  за  писателей.  Хотя,   конечно   же,
информационные войны лежат не просто  в  литературной  области,  но  и  бьют
только литературными снарядами, философскими  бомбами,  снайперскими  пулями
анекдотов,  эпиграмм...  И  все  еще  здесь  уникальная  область  боев,  где
наступательное оружие пока что  значительно  сильнее  оборонительного.  Чего
мандражировать, подумаешь - мраморные ступени, стены высокие, как в  церкви,
всюду портреты выпускников, видел такие же в школьном учебнике истории, зато
я - инфист номер один. А  это  в  самом  деле  значит,  что  стою  не  одной
эскадрильи ракетных самолетов! Я покосился на сопровождающих,  подумал,  что
даже их сумел бы захватить. Я вообще  люблю  поэтапный  захват:  к  примеру,
сперва беру лидеров молодежи... люблю захватывать  студентов,  то  есть  при
сохранении общей нормы вывожу отдельные группы из-под влияния правительства,
религии и пр. Вообще, такая война может проходить на фоне всеобщего  мира  и
благополучия, никто еще не чувствует,  что  я  их  накрыл  вакуумной  бомбой
повышенной мощности, но треть уже поражена, уже начинают думать иначе...  Да
ради этих моих возможностей здесь, в самом  деле,  если  не  идиоты,  должны
платить   мне   любые   деньги...   Для   инфиста   вообще   сладкое   время
безнаказанности: жертва не в состоянии реагировать и  как-то  защититься  от
моего воздействия. Тем более что оно  всегда  воплощено  в  доброжелательную
форму, как же - я ж выражаю вслух вроде бы его собственные мысли, всего лишь
чуть  раньше  формулируя,   выгранивая   доводы   поярче,   чтобы   звучали,
запоминались!
   Широкая ковровая дорожка привела к дверям немыслимых размеров. Шпак сразу
же вошел, а Михаил сказал вполголоса:
   - Это на минутку... Вас уже ждут.
   Я кивнул, мысль продолжала разматывать клубок инфизма. Главная  опасность
информационной войны для жертв в том, что нет  видимых  разрушений,  как,  к
примеру, от  бомбежек.  Население  даже  не  приводит  в  действие  защитные
механизмы, которые у него все же есть. Зато для  нападающей  стороны  полный
простор, возможность не только первого  безнаказанного  удара,  но  и  серии
мощнейших ударов. А в стране-жертве... или  среди  народа-жертвы  начинается
упадок, депрессия, переоценка идеологии, идей, ценностей, политики, внешнего
и внутреннего курса... Их уже приходи и бери  голыми  руками,  а  среди  них
только немногие смутно начинают догадываться, что против них уже давно ведут
разрушительную войну. На этом этапе важно найти и подкармливать каких-нибудь
местных   квислингов,   что   будут   высмеивать   попытки   заговорить   об
инфонападении, мол, опять охота за ведьмами, что  это  вам  везде  мерещатся
враги, надо свою экономику поднимать, а не искать врагов за рубежом...
   Двери распахнулись, меня ввели под локоток в  огромнейший  кабинет.  Я  с
любопытством уставился на исключительно красивую женщину за  столом.  Чем-то
неуловимым похожа на Кристину, только цвет волос иной, а волосы  собраны  на
затылке в артистично небрежный пучок.
   Она очаровательно улыбнулась нам, так умело перераспределив  улыбку,  что
каждый ощутил, будто именно он получил девять десятых пряника,  а  остальным
смахнули крохи.
   - Минутку, - сказала она.  Ее  пальчик  натренированно  попал  в  клавишу
старинного селектора.
   -  Евгений  Викторович  товарищи  уже  в   приемной...   Хорошо.   Да-да,
обязательно! Шпак подмигнул нам обоим. Мол,  вот  видите,  как  все  быстро.
?Подумаешь, - мелькнуло у меня в черепе.  -  Конечно,  этот  человек  сейчас
могущественнее