, если основательно перетрясти, то одного-двух  найти  можно.  Но
надо еще выяснить, что же они такое творили, что собака их все-таки укусила.
На самом же деле, если бы жители  Москвы  в  таком  же  количестве  держали,
скажем. овец, то  овцы  кусали  бы  хозяев,  прохожих  и  ?сносили  пол-лица
маленьким дочуркам? гораздо чаще!
   За спиной послышался виноватый голос:
   - Простите... Я здесь вас уже вторую неделю ловлю! Парень шел следом,  на
лице был страх перед Барбосом. но глаза не отрывались от моего лица.  Теперь
в руках книги, где же прятал, даже ручку приготовил, держит наготове, острие
направив в сторону Барбоса.
   - Меня поймать не трудно, - ответил я, чтобы что-то сказать.
   - Да... но такая собака не даст приблизиться, - промямлил он.
   - Что вы, - возразил я жизнерадостно, - конечно, даст приблизиться! Иначе
как же она сможет покусать? Он  снова  остановился,  я  подошел  сам,  взял,
подписался, спросил, как зовут, раз уж отыскал на входе в лес, это совсем не
в книжном магазине  подойти  на  встрече  с  читателями,  добавил  несколько
стандартных слов пожелания успехов в труде и личной жизни.
   - Я в восторге от ваших книг, - выговорил он пылко, - как вы все  это  из
головы придумываете?.. И все новое, новое... А ведь - я ж читал! - на  свете
только семь сюжетов, семь идей!.. Как вам удается?
   Черт, подумал я со злостью. Вот так  и  дашь  в  морду  невинному  дураку
вместо того, чтобы застрелить сволочь, запустившую в  народ  такую  ложь.  А
застрелить  бы  надо,  ложь  прикрывает  литературное   воровство,   красиво
называемое плагиатом, что под звучной благородной латынью как бы теряет свою
подловатость.
   - Тем, - сказал я голосом мэтра, а мне надо привыкать к  этой  роли,  уже
под сорок, - тем, идей и сюжетов - море. Бесконечное море!..  Только  берите
ложку побольше и черпайте. А на расподлейшую ложь, что идей и сюжетов  всего
столько-то, просто... не ловитесь. Воры хотят, чтобы воров было  больше.  Но
вы никогда не сможете  украсть  столько,  сколько  они,  Настоящие  Воры.  А
обвинять в воровстве и указывать  пальцами  будут  как  раз  на  вас.  Да  и
вообще...  воровать  нехорошо.  Он  смотрел   большими   круглыми   глазами.
Непонимающими-непонимающими. Небосвод затрещал,  вот-вот  на  голову  рухнут
хрустальные глыбы. То, что я сказал, вроде бы четко, точно и верно, да еще и
вскрываю подлый заговор, а это у нас все любят, когда вскрывают, но с другой
стороны - о семи сюжетах говорили такие импозантные и благородные мыслители,
с седыми  шевелюрами  на  плечах,  с  величественными  манерами,  обладатели
громких литературных титулов... и так  хочется  им  верить,  ибо  они  вслух
говорят красивым благородным  голосом  и  благородными  фразами  то,  что  У
каждого на самом дне души, где темно, куда  не  достигает  свет...  дескать,
можно  не  трудиться,  выискивая  повое,  его  нет,   надо   брать   старое,
перелицовывать, ставить свое имя вместо какого-нибудь Тургенева или Дюма,  и
- дело в шляпе, а гонорар в бумажнике! Он истово кивал,  соглашался,  ибо  я
незаметно подвел его к тому, что он сам хотел сказать, но никак не мог  даже
вышептать, и тогда я, уже как мэтр, подсказал благожелательно:
   - А вы пишете о чем?
   Он вздрогнул, посмотрел благодарными глазами.
   - Да я только пробую... пытаюсь... Ищу себя, хочу поделиться с  читателем
своими мыслями... Я вскинул руку, изрек категорически:
   - А вот этого и не надо.
   - Но как же...
   - По-другому, - изрек я еще авторитетнее. Он взмолился:
   - Я не совсем понял!
   - Поздравляю, - сказал я. - ?Не совсем? -  уже  что-то.  Ладно,  попробую
объяснить на пальцах. Как... ну, понимаете, если  ведете  себя  так,  то  не
удивляйтесь, что с вами так и разговаривают. Вы не первый, который заявляет,
что  хочет  ?поделиться  своими  мыслями?  и  очень  возмущается,  что   его
произведение отвергается еще на стадии рецензирования. Увы, наверняка  и  не
последний, всех разом сделать... ну, можно даже маршалами, но не...  Словом,
никому ваши мысли на хрен не нужны.
   Он в великой обиде отшатнулся, словно я смачно плюнул  прямо  в  душу.  Я
хладнокровно продолжал:
   -  Не  нужны  на  хрен.  Даже  если  считаете  их  замечательными.   Даже
гениальными. Способными спасти мир и цивилизацию. Даже если вы чемпион  мира
по армреслингу. В лучшем случае вас спросят,  какого  цвета  у  вас  трусики
спереди и какого - сзади, но мысли... на фиг ваши мысли? У каждого  читателя
их своих вагон и две тележки. Замечательных, гениальных,  небывалых.  Каждый
грузчик у пивной скажет вам, как спасти мир, цивилизацию, поднять курс рубля
и вылечить СПИД. Понятно, свои идеи и мысли он считает заведомо  интереснее.
Почему? Да потому, что свои!!! А не какого-то Хэмихуэя. Теперь на  его  лице
отразились горечь,  ненависть,  отчаяние,  в  самом  деле  -  чувствительная
натура, может в самом деле стать поэтом. А там, глядишь, если дорастет, то и
писателем.
   - Эту горькую истину, - закончил я,  -  надо  запомнить  накрепко.  Иначе
бросайте такое дело, как литература, сразу. А запомнив, ищите другие пути  к
такому читателю. Раз он любит больше себя, чем вас, что  естественно,  то  и
говорите не о себе, хотя прекрасно понимаю, хочется, а о нем -  Единственном
и Неповторимом! Расскажите ему про вкус темного пива, упомяните про  толстых
баб на жаре, затем сворачивайте на свою идею, как спасти мир... И  если  все
сделаете с литературной точки зрения тонко,  то  есть  правильно  расставите
черненькие значки по бумаге, то этот слесарь  примет  ваши  идеи  как  свои,
перестанет блудить, а пойдет спасать пингвинов, и  вообще  кинется  под  тот
танк,  на  который  укажете.  Теперь  на  лице  сталкивались  противоречивые
чувства, целые бури, штормы, тайфуны ?Мани? и ?Клары?, ураганы.  Слишком  уж
резкие и непривычные для этого мира вещи говорю. Страшновато  поверить,  что
это правда. Какой же получается неуютный мир без вдохновения, муз,  пегасов,
лавровых венков, музыки сфер, озарений, видений,  бермудского  треугольника,
тайваньских хилеров, деревьев-людоедов, деревьев  с  молодильными  яблоками,
рыцарских турниров... Я взглянул на часы. Разговаривая, мы ушли и от  тропки
с собачниками, и вообще я проляпал языком, объясняя очевидные для меня вещи,
а Барбос так и не наигрался с приятелями.
   - Увы, - сказал я, - нам пора возвращаться. Успешного вам воссоединения с
природой!.. Знаете ли, шелест  листьев,  крик  чайки...  или  дятла,  цветы,
муравьи, комары, стрекозки... Да,  вдохновляет,  вдохновляет...  Он  смотрел
вслед благодарными глазами, снова сбитый с толку. Черт, всему верит.  В  тот
раз я говорил истинную правду, кристально чистую и ясную, как вода в  горном
ручье, а сейчас говорю привычные ни к чему не обязывающие вещи,  вроде  ?Как
дела?, надо же уметь разграничивать...
   - Барбос, ко мне! Барбос примчался с готовностью, спросил взглядом: а где
палка? Или хотя бы кольцо?.. Нет. А что бросать будешь?
   - Ничего, - ответил я, - домой  пойдем.  Он  ахнул,  в  великой  обиде  и
недоумении посмотрел мне в глаза, стараясь увидеть, что я  шучу.  Обычно  мы
гуляем около часа, а если встречаем еще собачников, то и пару  часов  А  тут
прошло всего с полчаса...
   - У меня свидание, - объяснил я этой наглой зверюке, - рабочее,  деловое.
Это на простые можно опаздывать, а  на  рабочие  -  нельзя.  Тем  более  что
женщина придет ко мне домой... Он посмотрел на меня с  укоризной.  Я  развел
руками. Да, придет молодая красивая женщина, и как-то само собой разумеется,
что рано или поздно окажемся в одной постели Или место коитуса окажется не в
постели, но это неважно Во времена  молодости  моего  отца  еще  говорили  о
Единственной, что где-то ждет, но мы, более практичные и трезвые,  понимаем,
что если даже та, Единственная, и ждет нас где-то в Австралии, то мы никогда
туда не доберемся. Она может ждать даже в соседнем городе, а то и в соседнем
микрорайоне, но у нас разное расписание работ, мы выходим на разные улицы  к
транспорту,  у  нас  нет  возможности   встретиться.   Потому,   вздыхая   о
Единственной, мой отец спал с женщинами из своего конструкторского бюро, его
шофер Вася - с девками из диспетчерской, а я вот - с женщинами из  литсреды.
Помню, как-то мне приписывали в пору моего начинания  в  литературе,  что  я
спал с редактрисой в корыстных целях, но с кем еще было спать, если  я  чаще
всего видел сотрудников редакций? А почему не с уборщицей в той же редакции?
Так та редактриса была в  то  время  самой  красивой  женщиной  ?Радянського
пысьменныка?, крупнейшего издательства, да и вообще  исключительно  красивой
женщиной. А уборщицу я оставил для вас.
   Кусты  трещали,  распахивались,  как  тростник,  это  Барбос  наверстывая
упущенное, носится подобно дикому кабану. Успевая и подхватить  зазевавшуюся
лягушку, и прыгнуть на дерево где белка на вершине,  и  просто  пробежаться,
подражая лосю. А моя мысль, такая плавная и ровная, блаженно текла  и  текла
без помех и порогов. Это когда бьюсь  над  образом  или  идеей  для  романа,
приходится ломиться через каменные стены  а  сейчас  вот  легко  и  во  всех
красках представляю, что это  случится  либо  сегодня,  либо  завтра...  по,
скорее всего, сегодня. Мы будем лежать на диване, ее легкие чуткие  пальчики
будут чесать мне интимные места, а в паузах между траханьем будем говорить и
о литературе. Да, в случае с Кристиной, голову даю на отрез, что мне даже не
придется быть инициатором, сама в первый же день преспокойно и умело трахнет
меня, а потом объяснит, что это в чисто деловых целях: я буду с нею  гораздо
откровеннее, раскованнее, а она сможет лучше вести мои  дела.  В  гениталиях
приятно потяжелело, я ощутил там жар, свистнул Барбосу уже  повелительнее  и
пошел к дому. Консьержка раскланялась приветливо, я один из тех, кто  платит
без задержек, а в наше время уже и это  диво.  Барбос  повилял  ей  обрубком
хвоста и лизнул в нос. Двери лифта распахнулись сразу, а дома у меня  уже  и
кофе, и печенье, и всякие сыры с колбасками. Комп услышал меня из  прихожей,
а пока я сбросил обувь, он уже тихонько гудел,  проверялся,  гонял  вирусов,
даже в нетерпении попробовал начать дефрагментацию: я,  видите  ли,  слишком
долго задержался в душевой. У него 600 гигагерц, хард на 400 терабайт, и  то
и другое на сегодня - предел. Говорят, что вообще  750  предел  всему.  Даже
теоретический, так как эта скорость ограничена вообще  скоростью  нейтронов.
Для моей работы, если честно, и сотни  гигагерц  вполне  хватило  бы,  да  и
столько терабайтов к чему. Я пока что не сумел его  забить  и  на  четверть,
хотя сбрасываю туда фильмы без счета. но я  люблю  навороченные  компы,  как
кто-то любит новейшие и  самые  мощные  автомобили  или  роскошные  дачи  на
Карибах. У меня бабок не хватает на роскошный ?мерс?  тем  более  не  потяну
виллу за бугром, но если опять же честно, мне по фигу, на чем ездить, а дача
на Карибах мне и даром не нужна. Зато у меня самый крутой комп, самый лучший
велосипед и самая умная и красивая собака на свете ?И  даже  самый  красивый
литагент?, - добавил кто-то внутри. Я насторожился, огляделся. Черт,  а  это
откуда? Чтобы поставить на стол такой крутой комп, пришлось потрудиться,  то
же самое и в отношении лисапета,  что  по  цене  как  новенький  автомобиль.
Собака лучшая на свете уже потому, что это моя собака, а вот литагент откуда
такой эффектный?.. Это только в сказках такая халява: дал объяву, а  к  тебе
сразу красотка на шею! И с предложением всех-всех услуг. Но понятно же,  что
литагенты в массе своей - пронырливые мужички с юридическим образованием,  а
та  малая  часть  женщин,  что   тоже   литагенты,   -   серые,   невзрачные
библиотекарские мыши, бывшие редакторы, неудавшиеся редакторские  работники.
Звякнул телефон, я сказал: ?голос?, и комната сразу посветлела от теплого  и
веселого голоса:
   - Привет, это я,  Кристина.  Не  сильно  отрываю  от  работы?..  Спасибо.
Отыскала ребят, что берутся составить карту всех  похождений  ваших  героев.
Распишут до мелочей.
   Я поинтересовался:
   - Это их не слишком напряжет?
   Ее смех раскатился по всей квартире:
   - Шутите?
   - Серьезно. Не хотел бы кому-то в тягость...
   - Они счастливы! Безумно счастливы. Вы же знаете,  такие  люди  есть,  их
только найти...
   - Спасибо, - ответил я.
   - Я знаю, есть вообще толкиенутые, булгакнутые, рерихнутые...
   - А теперь уже есть и факельнутые, - сообщила она почти злорадно.  -  Это
ничего, что я уже готовлю предварительный план работы?
   - Хорошо бы взглянуть, - сказал я.
   - На предварительный? - переспросила она.  -  Окончальный  вариант  будет
готов дня через три, а предварительный - хоть сейчас. Вообще-то  предпочитаю
по емэйлу, но надо кое-что обсудить. Когда привезти? У меня с языка едва  не
сорвалось: ?Да прямо щас!!!?, но мысленно ухватил себя  за  горло  так,  что
язык выпал и посинел, глаза выпучились, а рожа покраснела. Я ослабил пальцы,
горло сделало осторожный вздох, и я сказал раздумчиво, так это  должно  было
выглядеть:
   - Ну, я стандартно работаю, как и большинство профи, до двух...  Потом  -
свободен.
   - Значит, в три?
   - Годится, - ответил я и добавил, не удержавшись:
   - Жду.
   - Договорились, - прозвучало  в  трубке.  Послышался  щелчок,  я  остался
наедине с собой и компом, но в комнате стало светлее и радостнее, словно  ее
раскатившийся смех оставался в квартире под  столом,  диваном,  стульями.  Я
повернулся к компу, на крутящемся кресле  это  в  удовольствие,  но  что-то,
что-то не восхотелось, это... творить, создавать, лепить нетленку. Абсолютно
неверна, хоть и красива фраза Льва Николаича: ?Если можешь не  писать  -  не
пиши?.
   Лев Николаич вообще был мастером многих сентенции, коим сам не  следовал,
иначе не стал бы тем, кем стал. Да и нет на свете писателя, который любил бы
по двадцать раз переписывать рукопись, как делал это  Л.Т.,  иногда  поручая
это жене, но правку все же вносил сам, а это гадкий и  не  творческий  труд.
Правда, иногда какой-нибудь Вася Пупкин победно  заявляет:  а  я  вот  люблю
править и переписывать! Ну я молчу, что ответить? Это  же  Вася  Пупкин,  не
Бальзак, который начинал писать только тогда, когда в ломбард сдавал  одежду
с себя, а сам сидел, завернувшись в  одеяло.  Это  не  Эмиль  Золя,  который
выстригал себе половину головы, чтобы сидеть  и  писать  до  тех  пор,  пока
отрастут волосы... Да  любой  великих,  чья  жизнь  хоть  малость  известна,
ненавидел писать! Любой. Любят писать только  графоманы.  И  если  следовать
фразе Льва Николаича, то в  литературе  остались  бы  одни  графоманы.  Увы,
настоящие писатели-профи только любят придумывать произведения.  Придумывать
идеи, необычные темы, незатасканные образы, яркие повороты сюжета. Но  когда
дело доходит до воплощения всего великолепия в тусклые значки на бумаге, вот
тут писатель и скисает... зато  графоман  мчится  во  всю  прыть!  Тут-то  и
начинается мерзкая. Гадостная, ненавидимая профессионалами черная работа  по
правильному размещению значков алфавита на бумаге или экране компа.
   Я обернулся в сторону кухни, гаркнул:
   - Кофе!..
   Прислушался, однако новая кофеварка работает  бесшумно,  не  проверишь  -
услышала или глуховата на один сенсор, как ее предыдущие модели. Чертыхаясь,
поднялся, на экране тем  временем  ожили  и  задвигались  персы,  в  далекие
времена их звали, сам застал ту дикую эпоху безкомпья. персонажами. Обычно я
работаю с персами,  которых  сам  создаю  и  которых  контролирую  в  каждом
движении и  каждом  слове.  Но  для  этого  романа  воспользовался  системой
андирект контрол, когда на своего  персонажа  можешь  воздействовать  только
косвенно. Я не могу его послать, скажем, повеселиться с девчонками, если он,
к примеру, дни и ночи сидит над книжками, но могу в опциях сдвинуть  рычажок
слухов, когда о нем начнут  говорить  в  компаниях  как  про  импотента  или
любителя мальчиков, и он вынужденно явится в веселую компашку  и  ?докажет?,
что с ним все в порядке.
   Андирект   контрол,   как   я   понимаю,   появилась   как   реакция   на
разглагольствования  тех  дурней,  которые  еще  в  старое  бумажное   время
доказывали, что писатель не волен над своими персонажами. ?Они  живут  своей
собственной  жизнью,  они  сами  идут  куда  хотят?.  Самым  ярким  из  этих
?свободных? был Юрий Олеша, хотя его современники утверждали что это было не
больше, чем кокетство перед читателями, а сам он всегда знал, чем  начнет  и
чем закончит  роман,  не  знал  только,  чем  заполнит  середину.  Вообще-то
андирект, в самом деле, точнее отображает жизнь,  ибо  никто  из  нас  не  в
состоянии напрямую воздействовать на окружающих людей. Разве  что  на  своих
детей, да  и  те  могут  заупрямиться,  тут  срабатывает  система  косвенных
приманок: ?не пойдешь  играть,  пока  не  сделаешь  уроки?,  ?будешь  хорошо
учиться - куплю велосипед?, а в  отношении  взрослых  такими  побудительными
причинами может быть  все,  что  угодно,  начиная  от  простой  податливости
женщин, где рычажок можно сдвинуть от минимума до  максимума,  до  изменения
жалованья и пр. Я не могу, скажем, заставить его съехать с этой  квартиры  и
переселиться в нужный  мне  район,  но  я  могу  парой  нехитрых  комбинаций
поселить рядом с ним пьяного негра Васю, который будет срать  в  лифте  и  в
подъезде, расписывать стены, блевать под дверью, в то время как в нужном мне
районе уже выстроен и сдается комиссии дом, где все жильцы заранее принимают
меры, чтобы таких в свой дом не пустить...
   Но, конечно, я предпочитаю старомодный прямой контроль  над  персонажами.
Он проще, дает эффект немедленно. Его нещадно эксплуатируют  начинающие,  но
это вовсе не значит, что профессионалы должны его избегать, как  сейчас  все
еще избегают изображений свастики, серпа  и  молота,  красных  звезд,  снопа
пшеницы, голубого цвета и прочего-прочего лишь на  том  основании,  что  эти
изображения чем-то себя ?запятнали?. Прямой контроль, в моем понимании,  это
и есть искусство,  а  этот  андирект  -  ближе  к  дипломатии,  к  средствам
воздействия на толпу всяких СМИ, вообще больше похоже на реальную  жизнь,  а
почему я, писатель, должен копировать жизнь, если реально только  искусство,
а так называемая реальная жизнь - всего лишь его бледная тень? Если я  всего
лишь следую за своими героями, то какой я творец? Не говоря уж о  Творце.  Я
всего лишь бытоописатель  жизни  героев,  а  быт  у  них  обычно  серенький,
скучненький, а подвиги и прочие яркие  моменты  бывают  редко.  Если  вообще
бывают. А искусство - это умение отбирать  только  яркие  моменты  из  жизни
своих персов, даже если это самые серенькие людишки. Вон Гоголь взял  самого
серенького человечка на свете, но не следовал за ним, скрупулезно  фиксируя,
что ест да где бывает, а сразу взял самое значительное и ключевое событие  в
его жизни: кража шинели! Наши дети... пусть  внуки,  уже  и  представить  не
смогут такой убогий мир, когда литературное произведение имело  только  один
смысл... ну, в нашем значении, один сюжет, один уровень сложности.  Конечно,
гении  древности,  всякие  Шекспиры,  ухитрялись  даже  в  буквенную   форму
заталкивать два-три смысла, вон в Коране вообще  семь  толкований  в  каждой
строчке, но то исключения, а сейчас, будь добр, подай  гарантированные  пять
уровней сложности, пять различных вариантов концовок да к  тому  же  еще  не
скатись в примитивную бульварщину!..
   Этот роман я задумал сделать инвариантным, что намного сложнее,  это  уже
уровень мастера, но я прекрасно знаю, что уровня мастера я достиг  давно.  В
этом романе я собирался сделать первую  развилку  от  выезда  из  отцовского
замка, так сказать, классический камень с надписью, вправо  -  будет  то-то,
влево - то-то, а прямо - о камень навернешься, но потом, как обычно в  таких
случаях, пришла идея, нахлынула, залила поверх ушей,  и  я  с  самой  первой
главы придумал,  как  можно