вший ее, говорит
знакомым: купи, не пожалеешь! Я и  сейчас  перечитываю  снова  и  снова.  Он
что-то пытался возразить, но я повысил голос:
   - От одного человека эта лавина катится дальше,  набирая  массу,  тиражи,
объем, переиздания. Но если книга слаба, то, как ни раскручивай, читателя не
обманешь. Умелой рекламой можно заставить купить одну книгу, но  дальше  при
одном упоминании имени автора будут воротить  нос,  и  уже  даже  гениальные
книги того же автора  будут  пробиваться  с  трудом.  Пишите  хорошо!  Ярко,
интересно. Если одного читателя привлекают философские  аспекты,  другого  -
интересные идеи, третьего - тщательно выписанные образы, четвертого - драки,
кровь и много трупов, то сделайте такую вещь, и  она  потрясет  мир,  а  вас
сделает богатым и толстым. Такую мешанину сделать невозможно? Ха, а  что  же
такое шекспировский ?Гамлет?? Он покачал головой, возразил упрямо:
   - Но как попасть в самый первый  раз?  В  каждое  издательство  ежедневно
приходят тысячи романов!
   - Ну, не тысячи, - возразил я.
   - Десятки - да, приходят. Но рецензент с  первых  же  строк  в  состоянии
определить примерный уровень читаемого. Если безнадежен  -  бросает  читать,
отказ. Если близок к публикуемости - читает дальше. А потом либо отказ, либо
рекомендация к публикации. Но вы ведь  уверены,  что  ваша  вещь  -  шедевр?
Хорошо, берем этот вариант. Рецензент видит, что рукопись - шедевр.  Тут  же
докладывает зав. редакцией. Тот смотрит - действительно, шедевр. Докладывает
главному редактору. Тот не  верит,  ибо  шедевры  -  редкость,  сам  читает.
Хватается за голову, бежит  к  директору.  Быстро  прикидывают,  сколько  по
максимуму  могут  вам  заплатить,  и...  Нет-нет,  вас   не   приглашают   в
издательство! Вам посылают письмо по емэйлу или с  курьером  с  галантнейшим
предложением назвать место и время, чтобы  встретиться  и  обсудить  условия
сотрудничества. Будьте уверены, что явятся, оставив  все  свои  дела,  самые
высокие чины издательства. Явятся  и  будут  вам  предлагать  самые  высокие
ставки, самые высокие гонорары,  самые  выгодные  условия  сотрудничества...
Взамен будут просить только одно, чтобы вы хотя бы в течение  трех-пяти  лет
отдавали все рукописи только им. Если не согласитесь, они и  это  проглотят,
ибо это мир рынка: кто предложит больше, того вы и  вправе  выбрать.  Просто
будут  вам  предлагать  по  максимуму.  И  забудьте  нелепые  рассказы,  что
издательство обманывает своих авторов! Конечно, там  коммерсанты,  в  убыток
работать не будут, но ни за что не захотят потерять талантливого автора! Это
не только прибыль, но также имидж издательства.  Каждое  гордится  звездами,
которых удалось переманить...
   Их глаза горели, а лица светились. Будем считать, сказал я себе, что  это
от жажды славы, а не от жадности. Спрашивающий уже сел, на меня посматривает
испытующе, не слишком ли крупной морковкой размахиваю перед  носом,  Мерилин
выслушала соседа, тот явно стесняется спросить сам. вскинула руку:
   - Владимир Юрьевич, а не могут ли помочь автору рейтинги в Инете?
   - Вы верите в эти рейтинги? - удивился я.
   - Ну, - протянула она, чуть смутившись, -  все-таки  мнение  читателей...
есть даже критики...
   Я покачал головой:
   - Мерилин,  пора  выходить  из  детства.  Сейчас  как  никогда  развелось
рейтингов,  списков  бестселлеров,   опросов   и   пр.   Приятно,   особенно
начинающему, видеть, как напротив его фамилии появляются цифры. Как  фамилия
поднимается в списке вверх... Даже если он сам туда заходит  и  голосует  за
себя, что в Интернете обычное дело... Увы! Если вы собираетесь быть в  самом
деле писателем, пусть даже, как говорят высоколобые презрительно, пишущим на
потребу быдлу, все равно вы не должны идти у этого быдла... или высоколобых,
неважно, - на поводу. Пусть даже эти рейтинги в самом деле  составляются  на
основе опросов читателей. А читатели, увы, не  всегда,  не  всегда...  И  не
шибко, тоже, что еще увее. К тому же их легко повернуть в любую сторону, как
муравьев пахучим запахом, а  они...  как  муравьи,  так  и  читатели,  будут
считать, что по-прежнему идут прямой дорогой к коммунизму.
   Бережняк буркнул:
   - Интернет велик. Всех повернуть не удастся.
   - Это слова, - возразил я. - Видно же, что абсолютное большинство  просто
заходит на сайт, читает новости и уходит.  Голосует  один  из  пятисот,  это
данные  статистики.  А  этот  пятисотый   -   особая   личность.   На   него
ориентироваться... К примеру, есть многочисленная группа знатоков,  как  они
себя считают в ФИДО, где эти любители фэнтези ведут бесконечные дискуссии  о
форме ушей эльфов Толкиена и  отличиях  этих  ушей  от  ушей  эльфов  Васьки
Собакина, пишущего под красивой заграничной фамилией Роланда... ээ-э... нет,
не Роланда, а Гарольда... или не Гарольда, но это неважно. Главное, чтобы не
пахло этим поганым русским духом. Эти любители  фэнтези  любое  литературное
произведение оценивают не по степени его  воздействия,  как  надо  оценивать
любое произведение искусства, будь это музыка, литература,  архитектура  или
скульптура, а по точности изображения хорошо сбалансированного  меча?,  мать
его, как же насточертел, или тех же ушей эльфов, троллей или фей. То есть  в
их тусовке оживает старое доброе совковое время, когда от писателя требовали
не столько писательские качества, как умение  проникнуться  производственным
процессом рабочего-сталевара, когда ценилось количество  часов,  проведенных
писателем  на  целине,  БАМе,  великих  стройках  коммунизма,   в   архивах,
исторических музеях... Фидошники предают анафеме роман, над которым  рыдали,
потому что у героя меч с двумя выступами  на  рукояти,  а,  по  историческим
данным, в это  время  ковали  мечи  с  тремя  выступами!!!  Все,  он  дурак,
ничтожество, его читать не стоит, его книги стоит  предать  осмеянию,  а  из
рейтингов убрать вовсе. Вот такие старички в юных телах,  вот  такой  выверт
советской эпохи с ее дикими требованиями. Эксперт -  это  существо,  которое
перестало мыслить, ибо оно знает! Я остановился на них,  по-своему  милых  и
хороших  ребятах,  действительно  знающих  фэнтези  как  никто  другой,   но
оценивающих как-то странно, потому что если ориентироваться на их  рейтинги,
то наверняка сразу задушить в себе писателя. А  какой-то  начинающий  начнет
ориентироваться, потому что глас масс - глас божий, к тому же  они  в  самом
деле читают все, знаки все, фантастику любят самоотверженно...  Но  если  вы
писатели, то создаете литературные произведения. А это значит действуете  на
воображение. То есть имажинисты. Писатели-имажинисты. А те,  которые...  гм,
знатоки, остались верны соцреализму. Ну и хрен с  ними!..  Уйдут,  как  ушла
Советская власть. Ваша задача - тревожить сердца. Чтобы человек  ударился  в
слезы: как я мог жить, как свинья?  Вот  с  сегодняшнего  дня  стану  совсем
хорошим, праведным, начну старушек переводить через улицу! Даже  если  очень
упираются. А точным  описанием  закалки  меча,  формы  седла,  географически
верным описанием излучины реки - нет, сердца не встревожите. Справочник  все
равно круче!
   Я взглянул на часы, время что-то тянется, словно Земля  начала  вращаться
медленнее, а я этого не заметил. Или это потому, что лекция последняя  перед
отъездом, а потом - остров  в  Средиземном  море?  К  счастью,  только  одна
лекция, без перерыва...
   - Все сказанное, - проговорил  я,  -  применимо  к  любой  художественной
литературе. Если кто сгорает от нетерпения  услышать  именно  о  фантастике,
единственном литжанре,  заслуживающем  внимания,  то  начнем,  только  очень
коротко, в одном абзаце, опять  же  с  базы.  Годика  в  три-пять  человечек
начинает рисовать, в четырнадцать - сочинять  стихи,  в  двадцать  -  писать
рассказики, в двадцать пять - тридцать  -  фантастику.  Конечно,  плюс-минус
небольшое количество  лет.  Замечено,  что  у  творческого  человека  сперва
начинает работать воображение, потом - сердце (ах, стихи!), потом  мозги,  а
для перехода в стаз фантаста? требуются уже очень хорошие  мозги,  способные
не только думать,  но  и  создавать  миры,  генерировать  философские  идеи.
Конечно, не все дорастают до высшего стаза, большинство остается  в  простой
прозе, еще больше - всего лишь в поэтах  или  художниках,  но  мы-то  высшая
раса, верно? Даже Бережняк не стал спорить, остальные взглядами  и  улыбками
подтвердили, что да, мы - арийцы, все остальные - быдло, вне зависимости  от
национальности, расы, партийности и сексуальной ориентации.
   - Редакторов, - сказал я, - которые говорили бы, что можно, что нельзя, -
уже нет. Но полная свобода от всех правил тоже чревата. Новичок,  ошалев  от
свободы, пихает в свой роман, а то и в  крохотный  рассказик  пришельцев  из
космоса, динозавров, мутантов, хренонавтов, сумасшедшего профессора и  умных
роботов... и вообще все, о чем успел услышать хотя бы краем уха.  Получается
редкая дрянь, вкусив которой даже читатель  не  всегда  поймет,  что  же  не
нравится. Ведь вроде бы  круто,  а  из  бластеров  палят  даже  динозавры  и
тараканы!.. Уэллс вошел в классику  еще  потому,  что  в  каждой  вещи  было
одно-единственное   фантастическое    допущение.    ?Человек-невидимка?    -
приключение ставшего невидимым  в  привычном  реальном  английском  городке.
?Война миров? - марсиане высаживаются в Англии... и все. Больше фантастичных
допущений нет. Дальше страшная реальность. И так в каждом романе,  рассказе,
повести. Нет такого, чтобы в  одной  вещи,  пусть  преогромной,  встретились
динозавры и  пришельцы  из  космоса,  звездолетчики  и  Франкенштейны.  Зато
одно-единственное допущение позволяет обыграть его со всех сторон,  показать
свой класс. Яркое цыганское платье  не  бывает  стильным.  Уже  потому,  что
слишком яркое, пестрое...  Увы,  история  развития  человечества  -  история
запретов. Не позволяя себе делать то или другое, человек выдавливал из  себя
животное. Не позволяя себе пихать в роман все, что душа просит,  человек  из
любителя, пишущего ?для себя?, превращается в профессионала. До конца лекции
оставалось десять минут. Я ощутил, что ничего не могу выдать вот так  сразу,
ибо за словом в карман не лезет как раз тот, у  кого  их  мизер,  а  у  кого
Мамонтовы пещеры, да и те забиты, как пещеры Али-Бабы... тот должен  заранее
готовить, что из всего богатства выудит к следующему разу.
   - Может быть, - выговорил я с трудом, - это и не стоило бы  начинающим...
но ведь не зря говорится - береги честь смолоду? Давайте проскочим через эти
нелегкие будни, когда пишете, конечно  же,  замечательные  книги,  а  всякое
тупье отказывает в доступе к большим тиражам, когда заставляют переделывать,
иначе в работу не берут вовсе, когда публика та-а-а-ак медленно привыкает  к
вашей гениальности, а вам самому это давно ясно... Но вот это  поняли  самые
сметливые, потом поняли и все тупые. Вы прошли огонь и воду, все  вытерпели,
вынесли, и - наконец-то! - пришла слава. Со всех сторон бегут женщины,  ради
которых все и делается,  президент  предлагает  орден  Спасителя  Отечества,
Академия искусств приглашает нагнуть выю под лавровый венок,  пионеры  несут
красный  галстук,  а  монархисты   предлагают   вам   титул   потомственного
дворянина... нет, сразу князя.
   Черт,  никогда  так  не  слушали  внимательно,  как  вот  сейчас,   когда
рассказываю про будущие пряники!
   - Огонь и воду вы прошли, - повторил я, - но начинается испытание медными
трубами! Увы, я что-то не вижу, чтобы хоть один наш писатель  его  прошел...
Во всяком случае, сразу вот так припомнить не могу. В  голову  лезут  всякие
там... ладно, не будем показывать пальцем, вы сами их прекрасно знаете, этих
гениев, целующих руку Власти в обмен за орден! А вот человека  сразу  так  с
ходу вспомнить не могу. Ладно, вполне возможно, что им будете именно вы. Они
переглядывались, некоторые зашевелили пальцами, влезли в поисковики.
   - Основным Заповедям Творца, - сказал я громко, -  практически  никто  не
следует. Если кто и следует, хотя, повторяю, я таких не могу вспомнить... то
разве что инстинктивно. Первая заповедь:  самая  трудная,  просто  немыслимо
трудная: творящий не должен принимать наград! Ни официальных из рук властей,
ибо тем самым становится им на службу, а услужливый писатель  -  это  знаете
ли... ни даже из рук общественных комитетов, клубов, фондов. Дело не  только
в том, что все кем-то да контролируются. Все равно эти группки собираются по
интересам. Получив премию из рук  кружка  по  защите  бабочек,  уже  неловко
сказать, что гусеницы грызут листья и наносят урон садам! Если взять из  рук
Нобелевского комитета... ну настоящего творца обязательно  бы  смутило  море
крови, пролитое динамитом,  на  крохи  от  продажи  которого  учреждена  эта
премия!
   Мерилин вскрикнула громко:
   - Но ведь... все берут!
   - Конечно, - согласился я, - обидно смотреть, как щеголяют  в  орденах  и
медалях молодые и старые брежневы, но на свете есть  и  другая  награда!  Об
этих, премияносцах, говорят с недоумением: ?Как  ему  удалось  получить  это
звание? Не иначе, как в родне  с  таким-то,  или  же  его  ставит  креветкой
такой-то, а этот такой-то главный в  их  тайной  распределиловке...?  Лучше,
если будут удивленно спрашивать: ?Как, вы все еще не  лауреат??,  а  властям
будут  писать  письма,  требующие  присвоить  вам  хотя  бы   звание   Героя
Человечества, Сейчас заря Нового Мира. В старом хорошо  бы  оставить  и  эту
дикость,  когда  князек  или  просто  атаман  шайки  милостиво  одаряет   из
награбленного  своих  разбойников  и  своих  шутов,   что   сумели   угодить
подхалимажем или развеселой песней.  Неважно,  как  называется  теперь  этот
князек: президент, премьер или глава Фонда, как шаман все равно шаман,  если
даже переименовался  в  папу  римского,  верховного  муфтия,  патриарха  или
архиепископа. Где сверхлауреаты, Герои, лавроносцы советской системы?.. Всяк
увидел их подлинную цену. Впрочем, видели и тогда. Как видят подлинную  цену
и нынешним лауреатам, лауреатикам и лауреатишкам - им  несть  числа.  Каждая
фирма, кружок, печатное издание  плодят  своих  самых  замечательных,  самых
талантливых, заодно сбывая лохам их  нетленные  труды.  Бережняк  покраснел,
надулся, сказал очень громко, почти закричал:
   - При чем здесь наша Россия?.. Так и на Западе!
   - Не надо ссылаться на Запад, - ответил я зло, - там этих лауреатишек еще
больше. Там  те  же  фирмы,  общества,  фонды,  кружки,  движения...  И  все
остервенело бьются за расширение, за сферы  влияния.  А  брошенная  шуту  со
стола феодала кость... ладно, барду -  способна  еще  как  повысить  рейтинг
феодала за счет благодарственной песни  сытого  певца!..  Сформулируем  так:
всякий, кто принимает орден или лавровый венок, записывается в челядь  того,
кто бросает эту кость. Даже если вам лавровый венок вручают от имени  некого
общества,  чистого  и  незапятнаного...  Предположим  невероятное,  что  это
общество никем тайно не финансируется и не контролируется. Оно в самом  деле
чистое и незапятнанное. Но все-таки вы начинаете ему  служить.  Ведь  просто
неприлично кусать руку, которая вас гладит или кормит.  Но  тогда  где  ваша
свобода?
   Звонок прозвенел на полминуты раньше, но я все-таки договорил.
   Я чувствовал, что меня трясет. Из-за того, что не подготовился к  лекции,
говорил хоть и нужные веши, но сумбурно, и не сказал самого главного, самого
важного... Они - творцы, вот что самое важное! Они важнее и в миллионны  раз
важнее всех этих президентов и канцлеров, что будут им вручать ордена!.. Они
-  сердце  человечества,  а  сердце  важнее,  чем  даже  мозг,  ибо   сердце
приказывает, а мозг лишь придумывает, как лучше это выполнить.
   - Лекция  окончена,  -  сказал  я.  -  В  следующий  раз  -  практические
занятия...
   Мерилин ахнула:
   - Ого! А сейчас что было?
   - Разминка, - ответил я.
   Но когда спускался по широкой мраморной лестнице,  мир  внезапно  померк.
Холодный ветер пронизал кости.  Ощущение  большой  беды  нахлынуло  с  такой
силой, что я растерянно оглянулся: куда бежать,  что  делать,  как  спасать,
ведь мир рушится, надвигается нечто ужасное...
   Почти на ощупь выбрался на улицу. Михаил  вышел  из  машины  и  распахнул
дверь. Глаза с беспокойством обшарили мое лицо.
   - Что-то случилось?
   - Да вроде бы нет...
   - Вы так побледнели!.. Краше в гроб кладут. Что с вами  сделали  за  одну
лекцию?.. Во, вампирюги!
   Не за лекцию,  мелькнуло  в  черепе.  Лекцию  я  читал,  самодовольный  и
напыщенный дурак, громко и уверенно. А  школьники  записывали  за  мной  мои
мудрые, самые мудрые и мудрейшие мысли. Все шло, как я и хотел... Но что  за
ужас ворвался в мою душу и едва не разорвал меня, как пустой пузырь?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 26

   В Шереметьево нас доставил Михаил. Он выглядел сильно  обеспокоенным,  на
Кристину  поглядывал  с  неприязнью.  Известно,  из-за  кого  мужчины  вдруг
начинают совершать несвойственные им поступки... Я вспоминал его  лицо  и  в
салоне гигантского самолета, когда тот заполнялся разношерстным людом, и  во
время полета. Хрен его знает, сколько килограммов динамита пронесли  вон  те
черные на борт и куда потребуют лететь, но мне как-то  все  эти  приключения
уже не интересны.  Мне  бы  смотреть  на  захваты  самолетов  с  последующим
освобождением заложников по жвачнику. Так, взглянуть разок,  переключить  на
Инет, получить почту, снова на сцену штурма... ага,  еще  ломятся,  снова  в
Инет, почитать письма, а к  жвачнику  вернуться,  чтобы  к  финалу:  сколько
убили,  как  выглядят  обосравшиеся  пассажиры...  Чувство   напряжения   не
оставило, даже  когда  колеса  побежали  по  бетонной  полосе  Стамбульского
аэропорта. Мы миновали  контроль,  нас  подхватили  под  руки,  в  роскошном
автомобиле к побережью, но напряжение еще где-то ворочалось,  подозрительное
и тяжелое. И только когда нас передали с рук в руки  на  роскошнейшую  яхту,
узел в желудке развязался.
   - Уф, - сказал я, - ну, надеюсь...
   - Что вас беспокоит, Владимир Юрьевич?
   - Барбос, - ответил я. - Он  так  на  меня  посмотрел,  когда  я  передал
поводок в руки отца! Как будто я его предал.
   - Но ведь только на недельку! - сообщила она мне новость. - Отоспится  на
свежем воздухе, опять белок погоняет на  даче...  Она,  не  замолкая  ни  на
минуту, счастливо щебетала, в каюте не возжелала оставаться ни минуты,  хотя
в такой каюте и короли бы сочли за счастье полежать на диване. Я  застал  ее
на палубе, тонкие пальцы вцепились в поручни, хотя яхта  неслась  по  волнам
совершенно бесшумно и без всякой  качки,  опять  новые  технологии  будущего
поколения, на автостраде и то качнет больше...
   - Разве это не счастье? - спросила она.
   - Счастье на стороне того, - ответил я осторожно, - кто доволен.
   - Я довольна? Тоже мне писатель, слова не подберешь получше!
   - Хе, те только за гроши. Она сказала хитренько:
   - Я готова заплатить хоть вечным рабством...
   - Не начинай, - предупредил я, - а то один из моих  предков  точно  такую
же... в набежавшую волну прямо с яхты!
   - Да после такого счастья...
   - Ну вот и здорово, - определил я. - Всякое счастье уже хорошо.  Почесать
спину ничуть не хуже занятий поэзией, если  способно  доставить  столько  же
радости.
   Она метнула в мою сторону негодующий взгляд. А я  подумал,  что  в  самом
деле должен быть счастлив, ибо сделал счастливой ее. Счастливые  завоеватели
мира основывают свое счастье на несчастьях миллионов людей, то есть  отнимая
счастье у них, а я сам создал и дал  ей  счастье  и  наслаждение...  Гм,  но
что-то мне этого маловато для ощущения счастья. Если бы я  был  ограниченный
пастух или русский интеллигент, этого хватило бы с  головой,  но  я  человек
завтрашнего дня...
   И снова незримый холодный ветерок коснулся моей вдруг ставшей трепетной и
проницаемой души. Нет, моей внутренней  души,  которая  внутри  самой  души.