ставшие  из  ада?...  Ну,  а
серьезно, как эти придурки не понимают, что если математика не  остановилась
на арифметике, а техника  -  на  производстве  паровозов  Черепанова,  то  и
литература не застыла, а живет и развивается! Да,  Толстой  не  писал  циклы
Романов, и Шекспир не писал, но в то время никто не писал, как и женщины  не
смели выйти на улицу в мини-юбках А вот в наше время и Толстой бы набивал на
компе продолжения своих хитов. Что, случайно весь мир помешался на сериалах?
Хоть кино, хоть телевидение, хоть книги, хоть  компьютерные  игры?  Конечно,
придурку приятнее себе говорить, что весь мир  рехнулся,  а  вот  только  он
такой здравый, все еще  гусиным  пером  пишет,  аки  Лев  Толстой,  верность
классике хранит, но мы-то еще не совсем зашоренные!

ГЛАВА 24

   Говорят, что закон: ?Продолжение всегда хуже первого романа?  никто  пока
не отменял. Ну, во-первых, лучше бы выразиться мягче: не закон,  а  правило,
ибо все мы знаем случаи, когда продолжение намного лучше первого романа, а в
этом случае можно  сослаться  на  то,  что  исключение  только  подтверждает
правило, в то время как с законом такую штуку не проделаешь.
   Во-вторых, такое правило или закон никто не устанавливал, оно выведено на
основе большого числа прочитанных книг или просмотренных фильмов. А  большое
число - это всегда среднее число. Сильные авторы - они не средние И понятно,
они всегда вне рамок общих правил. Их продолжения в одинаковой степени могут
быть как более слабыми, так и более сильными.
   Некоторое  время  мы  неспешно  пили  сок,  брови   Томберга   оставались
трагически вздернутыми, но складки у  рта  стали  уже  не  такими  горькими.
Однако голос прозвучал все так же трагически:
   - В Интернете столько романов, повестей, рассказов. Я начал было  читать,
потом .. потом даже не знаю, что это с миром?
   - Мир катится в бездну, - пошутил я не очень оригинально.
   - Это точно, - согласился он  с  жаром.  -  Вы  можете  себе  представить
человека, который в каждом слове делает по ошибке?
   - Могу, - ответил я бодро. - Даже больше, чем одну. Если в слове  ?хлеб?,
сделать четыре ошибки, получится ?пиво?, а если пять - ?водка?.
   - Вы все шутите, - протянул он уныло, - а у меня  все  замерло  внутри...
Как это можно? ?Можно?, - ответил я  мысленно.  Дело  в  пугающей  поначалу,
странноватой  и  в  то  же  время   многозначительной   тенденции   снижения
грамотности. Наверное, нет на свете человека,  кому  она  нравится,  включая
самых  малограмотных,  но  все-таки  она  есть.  Я  могу  проследить  ее  на
собственном  опыте.  Когда  учился  в  школе,  была  такая  дисциплина,  как
каллиграфия. Писали не просто грамотно, но и ?правильно?, то есть с  нажимом
по главной оси буквы, полунажимом  на  второстепенной  и  ?волосяным?  -  на
соединении. Конечно,  большое  значение  придавалось  завитушкам  в  буквах.
Особенно в заглавных. А на уроках немецкого...  кто  в  те  времена  знал  о
существовании английского? - учили два шрифта: простой и готический.  Ладно,
признаюсь, у меня по каллиграфии была единица, я первым в школе...  несмотря
на протесты учителей  -  перешел  на  авторучку,  что  суживала  возможность
каллиграфии, а потом и на шариковую - та  отменила  каллиграфию  вовсе.  При
первой же возможности  с  великим  облегчением  перебрался  на  механическую
печатную машинку: это избавило от муки  выписывать  буковки.  Один  удар  по
клавише - и все! А теперь так и вовсе - комп! Современным школьникам не надо
зазубривать правила склонений  и  всякие  исключения  из  правил:  программа
правописания тут же выявит ошибки и предложит варианты исправления. По идее,
я должен был бы негодовать: я мучился, зубрил, так и вы теперь зубрите,  как
в наше старое доброе время! Но зачем?  Помню,  дед  учил  меня  пользоваться
огнивом и кресалом. Под каким углом бить и как раздувать трут. Но  не  лучше
ли современному человеку не забивать голову  этими  устаревшими  знаниями  -
да-да, знания тоже могут быть  устаревшими,  -  а  заполнить  освободившиеся
клеточки новейшей информацией? То есть мы видим наступление нового мира, где
смысл становится важнее формы. Он  и  был,  но  теперь  не  боится  об  этом
заявлять. Ведь правописание нетрудно проверить в  Word'e,  и,  если  человек
этого не делает, он сознательно пренебрегает правилами вчерашнего дня.
   -  Текст  надо  любить,  -  сказал  Томберг  убежденно.  -   Текст   надо
вылизывать!.. И грамотность, и обороты, и чувствовать музыкальность фразы...
   Ага, возразил я мысленно, вылизывать! Один филолог,  прочитав  мой  ?Гнев
аскета? и вытерев слезы, принес мне с подчеркнутой фразой и спросил,  считаю
ли  я,  что  эта  фраза  написана  верно?   Нет,   отвечаю   честно,   здесь
несогласование времен. Он кивнул, довольный, показывает мне  другую:  а  вот
здесь? Я смотрю, снова киваю: да, ты прав. Здесь подряд  два  слова-сорняка.
Он спрашивает меня: согласен ли я на  основании  этого,  что  мои  романы  -
дрянь? Нет, отвечаю  я  так  же  честно.  У  него  глаза  становятся  как  у
гигантского омара, прямо на стебельках, снова указывает на то же  место:  ну
как? Отвечаю, хреново. Он: так почему же...? Да потому, отвечаю.
   Если выйти на улицу, то люди вроде бы живут в двадцать первом веке.  Дома
дивных конструкций, новые марки машин, эстакады... Если войти в офис, то уже
как будто попадешь в век двадцать второй: компы с плоскими экранами,  факсы,
принтеры, сотовые  телефоны  с  экранами,  Интернет,  оптоволокно,  следящие
телекамеры... Но вот в литературе все  еще  век  тот,  девятнадцатый.  Когда
вылизывали эти фразы.
   Да  ладно,  возьмем  время  ближе,  до   контрреволюционного   переворота
демократов. В тогдашнем  регламентированном  обществе  писатель  мог  издать
только одну книгу в три года Мои книги того периода тоже вылизаны! А что еще
делать целых три года? Да и не  захочешь,  чтобы  редактор,  он  же  цензор,
завернул роман, придравшись к  какой-то  стилистической  мелочи.  Сейчас  же
можешь  издавать  столько,  сколько  напишешь.  Так   буду   ли   вылизывать
незначительные шероховатости в стене моего громадного  могучего  замка,  чье
предначертание совсем в  другом?  Да-да,  его  стены  должны  защищать.  Мне
плевать на затейливый узор,  которым  можно  бы  украсить  каждую  гранитную
глыбу. Я лучше построю еще один  замок!  Еще  выше,  громаднее,  с  толстыми
стенами, высокими башнями. И без узоров на стенах. А пушки  отолью  без  тех
затейливых единорогов и грифонов, что старательно  отливались  на  старинных
пушках.
   - Ужасно, - проник в сознание тихий печальный голос. - Ужасно...  Мог  ли
представить великий Пушкин, что когда-то наступит такой ужас?..
   Мог ли подумать Лев Толстой...
   А что сказал бы великий стилист Бунин?
   Больная тема, подумал я.
   Больная для Томберга тема, именуемая чистотой русского языка. Странновато
только, что  все  лингвисты,  академики,  профессоры,  президенты,  министры
культуры и дровосеки - все на этой стороне баррикады,  а  по  ту  сторону...
вроде бы никого. Или нечто темное, безликое и безымянное. Все с этой стороны
сражаются за чистоту, а с той стороны ни слова, что надо-де язык загрязнять.
Но сражение идет. На иностранные слова, как и новопридуманные... неологизмы,
если кто помнит по школе,  -  идет  охота.  Их  клюют,  топчут,  загоняют  в
неведомые глубины, но они как-то выживают. К тому же появляются новые, тихой
сапой  влезают  в  священный  русский  язык,  исконно  посконный,  чистый  и
незапятнанный... Да бред это, Петр Янович! Какая исконность, неизменяемость?
Попробуйте  прочесть  ?Слово  о  полку  Игореве?  на  родном  языке!  Вообще
полистайте наши российские книги, изданные  до  реформы  русской  орфографии
Петра Великого! Сумеете без переводчика? А ведь  всего  триста  лет  прошло!
Кристина слушала Томберга сочувствующе,  подливала  ему  сок  и  пододвигала
ближе печенье. Я подумал иронически: ?Какой же мерзавец  забрасывает  к  нам
эти макаронизмы?? Этого мерзавца  зовут  русским  народом.  Томберг  считает
русским народом только тех, кто ходит за сохой, а наши  программисты  -  это
кто, марсиане? Все мы здесь - русский  народ.  А  он  принимает  эти  слова,
переваривает, заставляет  служить  себе.  Заимствуя  иностранные  слова,  мы
обогащаем русский язык. Ибо  если,  скажем,  в  английском  driver  означает
извозчика и компьютерную программу, то у нас это уже совершенно разные слова
и значения. Как, скажем, ныне  привычные  славянский  ?конь?  и  печенежская
?лошадь?. И так во всем. Как в компьютерном  мире,  так  и  везде,  где  нас
обогнали  или  просто  прошли  слишком  близко.  Они  вынуждены  брать  свои
привычные слова, расширяя значение одного и того же слова, а мы расцвечиваем
свою языковую палитру. Я пишу письма и  мэйлы,  а  они  только  мэйлы,  хоть
гусиным пером на пергаменте, хоть на Silicon Grafics.
   Спасибо, Кристина, Томберг чуточку отошел. Излил душу и отошел.  На  этот
раз излил не столько мне, как привык, а ей. Женщины вроде бы  добрее...  Эх,
все по старинке, по старинке! Эти добрые запросто ногой  в  челюсть,  а  эта
явно умеет и двумя сразу...
   Люди, сказал я себе  невесело,  которые  ?блюдут  чистоту  языка?,  почти
всегда хорошие люди. Честные и добрые. Искренние. Они в самом деле заботятся
о русском языке. Что еще сказать? Только повториться, что обычно  это  очень
хорошие люди. Ну, а ум не всем даден, как  и  понимание  или  кругозор.  Чин
академика легче получить, чем  еще  одну  извилину.  Ну,  кажется  им,  что,
предохраняя русский язык от сленга или макаронизмов, они  служат  Отечеству.
Вот и предохраняют!  Что  можно  сказать?  Все-таки  не  грабят  прохожих  в
подворотнях, не открывают липовые фирмы...
   Это не в обиду им сказано, я их даже люблю,  не  одного  Томберга,  но  в
защиту тех, кто пишет книги, статьи, очерки. Этих пишущих надо защищать, как
от мерзавцев, так и от  хороших  людей.  Тех,  которые  совершенно  искренне
говорят:  ?Слушай  сюда,  потому  что  все  остальные  -  дураки?.  Я  люблю
Отечество, уже поэтому я прав всегда и во всем.

***

   Кристина взяла на себя оформление документов, как и  все  прочие  мелочи,
включая покупку билетов, а я как мог освежил свои воспоминания  о  годах  на
ВЛК, постарался вспомнить, как именно сам вытесываю  романы...  и  опять  не
успел поработать над  Главной,  Основной,  Единственной  Книгой.  Снизу  уже
позвонил Михаил, напомнил, что пора на лекцию, пятую по  счету  и  последнюю
перед отлетом на симпозиум. Уже знают, подумал я. Ну, там, на острове, у них
руки коротки... Зато туда легко  дотянутся  длинные  руки  спецслужб  других
стран. Впрочем, островок совсем крохотный, я уже осмотрел его  в  Интернете.
Легко следить за всеми,  на  время  конференции  будет  закрыт  доступ  всем
туристам  и  журналистам.  На  самом  островке  не  больше   сотни   человек
обслуживающего персонала. О каждом из них известно  все,  никто  из  них  не
выхватит из-под полы пулемет... На этот раз я снял с руки часы и положил  на
стол. На верхнем табло побежали цифры от нуля, на нижнем  -  сколько  минут,
секунд и долей секунд осталось до конца лекции.
   - Идет страшная информационная война,  -  начал  я.  -  Для  вас  это  не
новость, ведь вы - инфисты. К сожалению, по большей части  мы  все  сражения
проиграли. Враг очень умело создал у нас иллюзию, что борется не против нас,
а против  жестокой  тоталитарной  власти,  которая  нас  угнетает!  Надо  ли
напоминать, с каким  воодушевлением  мы  помогали  нашему  врагу?  Прозрение
наступило поздно,  да  и  то  многие  до  сих  пор  страшатся  или  стыдятся
посмотреть правде в лицо. Ведь это прежде всего признать, что были идиотами,
которых обвели вокруг пальца. На меня смотрели с сочувствием, лишь  Бережняк
кривил губы. Конечно, он не позволил бы обвести себя...  А  то,  что  сейчас
работает на врага, дураку невдомек.
   - Мы не просто в гуще сражения, - продолжил  я,  -  мы  на  острие  атаки
врага!.. Вам сейчас вдалбливают всеми способами, что вы, если  хотите  стать
писателями, обязаны  прежде  всего  ориентироваться  на  красоту  языка,  на
звучание  фразы,  на  подбор  звучащих  в  унисон  слогов!   Вам   увлеченно
рассказывают о величайшем значении аллитерации, стыдят и упрекают, что вы не
готовы отдать этому всю жизнь... Апеллируют к вашей интеллигентности,  давят
на  ваши  комплексы,  всеми  силами  стараются  увести  от  главной   дороги
литературы, где они слабы, где вы  их  легко  побьете.  Я  перевел  дыхание,
сказал горько:
   - На самом деле не побьете никого, если будете  перебирать  слова,  чтобы
выстроить в фразе половчее, еще половчее, а потом  еще  и  еще  половчее.  И
будете в этом крохотном болотце, именуемом красотой русского языка...  хотя,
если честно, как это вас ни покоробит, но русский язык не самый  богатый  на
свете. В том же близком ему украинском больше значений, синонимов, он ярче и
звучнее, но в русской литературе... не в языке,  в  литературе!  -  есть  та
мощь, которой лишены многие языки,  в  том  числе  и  яркий,  как  цыганское
платье,  украинский.  Нет-нет,  о  необходимости  вытютюливать  фразу  будут
говорить не только враги, тайные или явные, но  и  чистосердечные  придурки,
которым это вдолбили в голову  раньше  вас.  Вы  будете  выгранивать  фразы,
добиваясь  чистоты  и  утонченности,  полновесного   звучания,   яркости   и
колоритности, но ежедневно в наш язык приходят  десятки  новых  слов,  часть
остается, и вот уже ваш тщательно  выписанный  роман  смотрится  устаревшим,
старинным, неинтересным. Ибо выстроен на красоте и звучности языка,  который
уже через пару лет начнут относить  к  тургеневской  эпохе...  а  кто,  если
честно, читает даже великого Тургенева? Вас таким образом сразу выбивают  из
рядов будущих сильных писателей Выбивают, дав ложный след. Отныне вы уже  не
соперники.  Им  и  тем,  кого  проталкивают.   Это   очень   хороший   прием
информационной войны, в которой, в отличие от реальной, вы  не  видите,  кто
друг, кто враг, и потому не можете дать отпора.
   Их лица были серьезными. Может быть, еще и  потому,  что  сам  я  говорил
очень серьезно, не ерничая, как в прошлые разы.
   - Самое важное, - сказал я с нажимом, - над чем должны  работать,  это  -
новизна темы, идей или хотя бы образов. Образ - на последнем месте, понятно,
тема или идея важнее, но все же как трудно найти  новый  образ!  Зато  когда
найден и удачно прописан, то достаточно  произнести  лишь  слова  ?Обломов?,
?Отелло?, ?Дон Кихот?,  ?Дон  Жуан?,  чтобы  сразу  встали  образы  во  всей
титанической мощи!.. Человека можно назвать хоть  лодырем,  хоть  обломовым,
всяк поймет, что имеется в виду. А сколько прекрасных образов с точки зрения
профессионала вывел Гоголь? Собакевич, Чичиков, Манилов, Плюшкин, Хлестаков,
Коробочка, Тарас Бульба... Хотите задачу? Как-то в конце не то 60-х, не то в
начале 70-х, на совещании детских писателей  один  из  князей  литературы  с
трибуны обещал золотые горы тому,  кто  придумает  образ  русского  детского
героя. Ведь  косяком  идут  по  России  английские  Винни-Пухи,  итальянские
Чипполино, шведские Карлсоны, всякие там буратины и пиноккио...  Чуть  позже
какой-то Чебурашка появился  из  восточных  стран,  подозрительно  прижился,
шпи„н проклятый, с чужим крокодилом дружит, мог  бы  с  русским  медведем!..
Словом, тому, кто придумает своего детского героя, тому  лауреатствы  любые,
ордена и премии сам выбирай: какие хочешь и сколько хочешь. Квартиры,  дачи,
машины, баб и прочую мелочь - без счета! Бери, пользуйся, только дай своего,
национального. Я оглядел их заинтересованные лица, закончил грубо:
   - Помню, как идиоты ломанулись! Нахрапом  хотели,  за  один  вечер...  Но
задачка, кстати, так и не решена. И хотя Советская власть рухнула .. но  при
чем тут, какая власть? Своего героя стоило бы создать в любом случае. Теперь
понятно, что такое удачный образ? И  как  легко  его  найти.  Я  видел,  как
загорелись глаза у одних, как у  других  вздулись  желваки  под  кожей,  как
сдвинулись красивые стрелки бровей у Мерилин Монро - все явно решили в  этот
момент, что уж они-то сумеют, создадут, сделают. Любой материал сдается, это
я сам им сказал. Надеюсь, сказал убедительно. Я прошелся вдоль стола, справа
- аудитория, а впереди дверь, слева - огромная черная доска, к которой еще в
первый приход испытал нежность. Сколько раз стоял возле нее, писал,  стирал,
снова выводил сложные формулы из физики и  химии,  решал  что-то  жуткое  из
математики... Пора как-то использовать и доску,  не  зря  же  висит.  Должна
когда-то выстрелить. Или хотя бы завалиться в самый торжественный момент.
   -  Вообще-то,  -  сказал  я,  -  правило,   которое   хочу   сейчас   вам
представить... если следовать классическим правилам  педагогики,  стоило  бы
забросить подальше, к концу всего цикла лекций.  Туда,  где  речь  пойдет  о
доводке текста. Но если в год по чайной ложке,  то  кому-то  надоест  только
базовое  да  базовое.  Кто-то  уже  крут:  если  сейчас  не  поправит   свое
замечательное, то завтра с утра понесет в издательство.  Так  что  для  него
надо хоть по капле, но давать то элементарное, что можно усваивать попутно с
базовым.  Еще  раз  повторим:  не  вешать  на  каждое  дерево   табличку   с
надписью:  ?Дерево?.  Более  того,  раз  уж  повесили,  то  снять.  То  есть
вычеркнуть длинное и занудное объяснение, без которого и  так  все  понятно.
Все эти объяснения, которые так часто, к  сожалению,  встречаются,  попросту
раздражают. Никто не любит, когда его принимают за идиота. Но  главное,  это
вредит самой ткани произведения, снижает динамику.  Это  напоминание  насчет
дерева  стоит  вообще  повесить  перед  глазами,  чтобы  время  от   времени
натыкаться, спохватываться, отыскивать в  своем  замечательном  произведении
эти таблички - а они обязательно будут,  каждый  их  вешает,  но  не  каждый
снимает! - и снимать, снимать, снимать...
   Я проследил, как двигаются их пальцы, хорошо, заносят в памятки.
   - То же самое, - сказал громче,  -  и  в  языке.  Убирать  многочисленные
сорняки, которые понимающего раздражают,  а  непонимающему  попросту  портят
впечатление. Перечислить их все немыслимо, укажу на один, едва ли  не  самый
частый, и по нему можно понять, что я пытаюсь объяснить.  К  примеру,  когда
начинающий хочет написать фразу: ?Он сунул  руку  в  карман?,  то,  умничая,
обязательно уточняет: ?Он сунул руку в свой карман?, из чего сразу  понятно,
какой честный, не полез шарить по чужим карманам. Или:  надел  свое  пальто,
взял свой зонтик и так далее и пр., что понятно англичанину, у них эти his и
her обязательны, но  вам-то  зачем  подражать  гнилому  Западу,  который  не
сегодня, так завтра вообще затопчем? Если умничающий новичок хочет написать,
что кто-то кивнул, то обязательно уточнит, что  кивнул  головой,  как  будто
можно кивнуть  чем-то  еще!  Есть  умельцы,  которые  составляют  фразу  еще
круче: ?Он кивнул своей головой?. Такие книги можно сразу  отбрасывать,  ибо
по сиим перлам виден общий уровень творения.  Иногда  встречаются  чемпионы:
?Он кивнул своей головой в знак согласия?! Здорово? Но и  это,  как  говорит
одна на телевидении, еще не все. Однажды я встретил вовсе шедевр: ?Он кивнул
своей  собственной  головой   в   знак   согласия,   соглашаясь   со   своим
собеседником?! Ну, тут уж унтер Пришибеев  с  его  утопшим  трупом  мертвого
человека - вершина стилистики. Кстати,  тот  стилист  на  очередном  Росконе
фантастики еще и премию  получил!  За  литературное  мастерство,  а  вы  что
подумали?  Они  откровенно  ржали,  даже  Бережняк  изволил   снисходительно
улыбнуться. Мол, что  за  географические  новости,  Америку  открыл,  Швецию
затоптал...
   - Буквы, - продолжил я, - как известно, собираются в слова. Слова  бывают
как обиходные, которыми пользуемся, так и диалектные, жаргонные,  сленговые,
канцелярские, макаронизмы, официальные